cherry eclipse

наблюдать за кем-то — простое и легкое занятие, которое не требует излишних сил, возможностей. наблюдение вообще не нуждается в чем-либо, кроме взгляда, прикованного к объекту, за которым оно необходимо. у чонын зверские глаза, злобный взгляд и вишневый эклипс в кармане, когда она сидит на скамье под каким-то высоким деревом, шуршащим время от времени из-за ветра, который поднимается нежданно и негаданно, и ты вообще не можешь предугадать, когда и куда ему захочется направить свои порывы. а еще у чонын любовь где-то под сердцем трепещет: она воет и ноет, плачет и ругается, стонет и хнычет, лишь бы выбраться наружу, но позволить ей этого никто не может. чонын всегда считает себя идиоткой, помешанной, зависимой от хиджин. настолько, что начинает игнорировать ее существование. просто избегает мест, в которых чон может находиться, убегает подальше, в другие районы, общается с джинсоль и джиу, которые частенько тащат ее на окраины города, туда, где как раз хиджин и может находиться. они же специально это делают, вот только не говорят чонын, чтобы не получить по шапке за свои проделки. еще чонын любит виниловые пластинки, которые ей подарила хиджин. любит брать одну, совсем тихо доставать ее из шкафа, протирать какой-то тряпочкой и настраивать виниловый проигрыватель, и вновь и вновь прослушивать один и тот же альбом ланы дель рей, который хиджин просто обожает. каждая песня в альбоме born to die окликается только голосом чон: таким низким, иногда повышающимся, бархатным и мурчащим, изредка хрипящим. и чонын не может ничего с собой поделать, когда ловит себя на мысли о том, что чувствовать хиджин рядом — это нечто волшебное, нечто таинственное, нечто запретное. в шкафу — коллекция клетчатых рубашек, вкладышей от жвачек «love is..», виниловых пластинок и скейтборд в черно-белую клетку. хиджин любит слипоны, вансы и всегда носит только их, игнорируя наличие дома конверсов и джорданов, а чонын любит джорданы, любит найки и ненавидит завязывать шнурки. только хиджин могла справиться с привычкой ким их заправлять внутрь: она послушно усаживалась перед ней на одно колено и ловко зашнуровывала сначала одну ногу, затем вторую, завязывала туго шнурки и улыбалась, смотря на чонын снизу вверх, пока ким требовала от нее взглядом поцелуй в губы со вкусом мятной жвачки. комната хиджин и чонын — это нечто особенное, то, что понимают только они сами. разбросанные скомканные в порыве злости и раздражения бумаги, книги о космосе, валяющиеся на кровати, плакаты рок-групп на стене, разрисованный черными красками потолок — все это делает особый шарм их жилищу. чонын любит рассматривать потолок, которого касались пальцы хиджин. она сама его разукрашивала то кисточками, то пальцами, звонко смеясь и попивая мартини прямо из горла, ведь счастья для нее нет совсем. а для чонын есть. хиджин и есть ее маленькое счастье. они сидят друг напротив друга в полной тишине. на столе горит какая-то лампа, направленная в сторону стены. этого света вполне себе хватает для того, чтобы чонын видеть хиджин, а хиджин видеть чонын. чон иногда почесывает свою шею, чуть ли не до покраснения впивается в нее ногтями, желая что-то сказать. чонын понимает ее: молчит в ответ и губы облизывает, стоит взгляду хиджин упасть куда-то вниз, ведь чонын в майке без рукавов с широким горлом, а еще в штанах, принадлежащих хиджин. возможно, по этому поводу она и хочет возмутиться, но молчит до последнего, выжидая чего-то. хиджин очки поправляет и пальцами касается воротника своей белой рубашки, помятой в некоторых местах, в особенности на рукавах и на сгибах в локте. чонын бережно относится к вещам хиджин: часто их гладит, перебирает, аккуратно складывает в шкафу, пока хиджин удивленно раскрывает шкаф и полки осматривает, не понимая, откуда там берется порядок. сама втайне берет у хиджин вещи, носит их, пока она этого не замечает (но хиджин замечает, только молчит, ничего не говоря чонын, ведь то, как она выглядит в ее вещах — сексуальнее женщин на обложках журналов плейбоя). для чего они вообще сидят друг напротив друга? хиджин не знает, но и чонын тоже понятия не имеет. ей просто нравится чувствовать хиджин рядом, совсем близко, когда они касаются коленками друг друга. чонын громко вздыхает и садится еще ближе к чон, кладет свою голову ей на плечо и просто прикрывает глаза в надежде, что хиджин не задаст ей лишних вопросов. но она не задает. только молча касается пальцами лица ким, ее мягкой щеки, поглаживает кожу и большим пальцем трогает влажную нижнюю губу. — знаешь, — начинает хиджин, из-за чего чонын голову поднимает, чувствуя мимолетное касание к своей ладони. мурашки бегут по всей спине, и чонын задерживает дыхание на какое-то время, лишь бы томно не выдохнуть. — а ведь когда-нибудь мы уедем отсюда... — ты так сильно хочешь этого? — чонын прокашливается куда-то в сторону, пока хиджин наигранным смехом заливается и назад отбрасывается, спиной касаясь холодной изрисованной стены. на этой стене были разные рисунки: граффити, пистолеты, всякие грустные фразы по типу «вселенская грусть и белые стены», персонажи аниме, сплошной полет фантазии хиджин. чонын любит ее творчество, любит видеть хиджин счастливой, хоть и под действием алкоголя. просто любит видеть ее лучезарную улыбку во все тридцать два. — хочу, но есть одно «но», — хиджин глаза прикрывает, пока приятная прохлада обволакивает всю ее спину, заставляя мурашками покрыться и легонько вздрогнуть, привлекая к себе внимание чонын. — какое еще? — как-то не хотя спрашивает чонын, вымаливая ответ у хиджин своим взглядом. не диким, не отрешенным, не радостным и не грустным. таким, каким молят о пощаде. — я не смогу находиться рядом с тобой, чонын, — чон мягко улыбается, а чонын не совсем понимает, о чем она говорит. вот только потом до нее доходит вся суть этой фразы. чонын винит себя в том, что не смогла правильно сформулировать эту мысль. винит в том, что промолчала, хотя ей было, что сказать. с тех пор она и избегает хиджин и своих желаний, игнорирует ее существование, живет с собственными мыслями и чувствами, как в клетке, не чувствуя по отношению к себе совсем ничего. она продолжает носить одежду хиджин: носит ее футболки и рубашки, носит штаны и джинсы, надевает ее кожаные куртки и ветровки, носит кольца и пользуется ее древесными духами. хиджин замечает это, особенно тогда, когда просыпается, ощущая свой запах. замечает тогда, когда видит, какой у нее на полке порядок. видит, потому что отсутствие одной из шести клетчатых рубашек в шкафу сильно заметно. хиджин хочет поговорить, но никак не может этого сделать: выловить чонын было куда сложнее, чем ей казалось. мало того, что ким приходила в комнату уже тогда, когда хиджин спала, так еще и уходила куда раньше положенного времени, несмотря на то, что ей нужно было ко второй паре только по средам и пятницам. но с помощью джинсоль и джиу, которые сами отозвались помочь, она смогла узнать, в каких местах находится частенько чонын, а затем просто явилась туда со скейтом, рюкзаком и разбитыми очками. чонын, сидя на качелях, смотрит на хиджин с минуту, после встает и быстрым шагом подходит к ней, лицо ее рассматривает, потому что переживает, как бы стекло от линз не попало ей в глаза. хиджин нравится забота чонын, но здесь она нуждалась в чем-то другом. — мы можем поговорить? — чон немного морщится, носом шмыгает, и чонын замечает на ее щеке две ссадины, еще ниже — синяк, а еще подрагивающую нижнюю губу, по которой сочится алая кровь. — сначала ответь на вопрос о том, что с тобой произошло, затем скажи, как ты узнала, что я здесь, а в конце концов объясни мне, почему ты здесь, — чонын заваливает хиджин вопросами, и вторая морщится, когда первая касается ее переносицы. хиджин не курит, совсем нет, но когда джинсоль ей предлагает, она с радостью берет дрожащей рукой сигарету и, чувствуя, как кровь стекает с ее носа вниз, подносит ее кончик к зажигалке, которую держит джиу. она делает всего одну затяжку и кашляет в сторону, пока девушки втроем молчат. джиу ногами болтает туда-сюда, чонын бедрами прижимается к железке от турника позади себя, а джинсоль стоит, засунув руки в карманы джинсов. хиджин не может признаться в том, что с помощью джиу и джинсоль она оказалась здесь, потому как именно они назначили встречу с чонын прямо тут, на этой детской площадке. конечно, по пути сюда хиджин снова столкнулась с обидчиком чонын, который от нее не отстает уже год, но она послушно продолжает с ним бороться. — опять подралась, — чонын цыкает, поняв это по разбитым очкам, но не возмущается, достает из кармана припасенные салфетки и подходит к хиджин, у которой из рук выпадает сигарета, и она резко на нее наступает своими вансами, чтобы потушить. касания чонын аккуратные, нежные, от них совсем боли не чувствуется. ким кровь вытирает с чужих губ, засматривается на верхнюю, затем на нижнюю, думает о чем-то и морщится, не позволяя себе летать в облаках. хиджин закатывает глаза. не то от наслаждения, не то от осуждения. — так ты ответишь, почему ты здесь? — чонын снова пытается вывести серьезную хиджин на разговор, но она по-прежнему молчит, приоткрыв собственные губы, чтобы чонын вытирала кровь с них. — я просто хотела поговорить и увидеть тебя, — хиджин отводит свой печальный взгляд в сторону, подальше от чонын, чтобы не видеть ее, не сталкиваться с нею взглядами, чтобы снова не пропадать на множество световых лет. глаза чонын красивы, в них собираются огромное количество вселенных, которых хиджин пытается пересчитать. ей никогда не хватало на то сил и времени, но всякий раз, стоило было ей заглянуть в эти бездонные зеркала огромной доброй души чонын, она просто испарялась. забывала о времени, переставала о чем-то думать, ведь весь ее разум, вся голова хиджин была забита одной чонын: тем, как она смотрит на чон, как она анализирует каждое ее движение, как засматривается на определенные части тела, как сама что-то делает, пишет, спит или читает, лежа на кровати. хиджин уже давно все поняла, и она скрывала то, о чем они с чонын еще ни разу не говорили. — но драться же было необязательно, — чонын тяжело вздыхает, обреченно взмахивая руками и расслабляясь. хиджин заключает ее сразу же в объятия, не давая обнять ее в ответ, но чонын находит выход, высвобождая свои руки и обвивая ими шею хиджин. ее руки горячие, несмотря на прохладу на улице. они приятно щекочут затылок хиджин, а ногти царапают кожу у волос. чон мурчит, и чонын бесшумно усмехается, губами касается виска девушки напротив и продолжает изучать ее затылок и макушку пальцами, взъерошивая волосы. джинсоль и джиу все-таки сошлись на мнении, что они здесь лишние, потому и свалили втихаря, не тревожа ни чонын, ни хиджин, которые сейчас стояли друг с другом, наслаждаясь объятиями. их могло бы и не быть, если бы не хиджин, проявившая инициативу первой. хиджин молчит и носом касается плеча чонын, вдыхает запах кокоса и перебирается к ее оголенной шее, чувствуя там запах шоколада. она неловко слизывает этот вкус, заставляя ким вздрогнуть и поморщиться, встать, как вкопанную, не понимая, как ей на это реагировать. — давай поговорим, — просит чонын, и хиджин, поджав свои губы, убирает руки с чужой талии. теперь они перемещаются в задние карманы джинсов чонын, которая удивленно выгибается, сильно к чон жмется. хиджин усмехается. — ну так о чем? — судя по всему, хиджин уже не особо хочется разговаривать. она руками сжимает ягодицы чонын, и ким носом прижимается к ее душистой шее, вдыхает запах ее грубоватых духов и кашляет, чувствуя сильнейшее напряжение. — о нас, — чонын чуть ли не задыхается, губы облизывает, пока хиджин у нее в карманах роется, потому что знает, что чонын ее не оттолкнет, а только прижмется ближе. хиджин убирает свои руки от тела чонын. убирает потому, что хватает ее за руки и ведет как можно дальше от этой площадки, которая ужасно давит своей некомфортной атмосферой на хиджин. то, что между ними происходит, очень странно: ни чонын, ни хиджин понятия не имеют, как им понимать свои чувства. пока хиджин крутит какие-то интрижки в стороне, ходит в бары и прогуливает пары, приходит в засосах на шее, с опухшими губами и рассеченной бровью, из которой кровь течет и попадает на веко, чонын с осторожностью помогает ей вытереть кровь и даже заклеить пластырем маленькие ранки, перебирает вещи хиджин, забирает себе две черные футболки и спит с ними в обнимку, вдыхает тяжело их запах, касается невесомо своего тела там, где хотелось бы, чтоб ее трогала хиджин, вздрагивает от тепло, проходящего по всему ее телу, а еще от образа нависающей над ней хиджин; сидит дома и читает книги, стоящие у чон на полке. они пылятся, пыль с них чонын тоже сама вытирает, не дожидаясь, когда хиджин явится в их комнату и упадет на кровать лицом вниз, простонет что-то и опять заплачет со словами о том, что она не знает, куда себя растрачивает. вроде бы, все началось с того, что хиджин сдуру предложила чонын поцеловаться. это было поздней ночью еще задолго до всех этих проблем и натянутых отношений, из которых они пытаются сейчас выбраться. чонын никогда не забудет то, что хиджин ей сказала: — чонын, — хиджин окликает чонын, сидящую за рабочим столом и пишущую очередную статью, которая должна будет отправиться к ее начальнику. в комнате горит только лампа, освещающая стол, а еще гирлянда, криво повешенная на стене. — что такое? — сначала чонын мычит, затем, не дожидаясь ответа от хиджин, отодвигается от стола и поворачивается к ней лицом. хиджин сидит на кровати, поправляет очки за дужку и усмехается себе под нос. — я уже который день смотрю на твои губы и понять не могу одного: какие же они на вкус? ты часто используешь эклипс с вишней. мне кажется, ты сама похожа на вишню. у тебя... действительно красивые губы, и я думаю... что они очень сладкие на вкус, — хиджин не смотрит чонын в глаза, только отводит взгляд в сторону и губу кусает. — хиджин, — чонын, внутренне пораженная такими словами, облизывает свою нижнюю губу, мягко проходит по ней своим языком, при этом тепло улыбаясь. — если хочешь попробовать, то... почему бы и нет? — то есть... можно? — чон глаза поднимает, а ким, смотря на нее сквозь тьму, кивает. хиджин чувствует, будто бы ей дали толчок, пнули в спину и заставили резко подняться. она хватается за деревянную поверхность своей кровати, встает, придерживается за угол и, прихрамывая из-за неудачного падения со скейтборда, подходит к чонын. чонын и сама легонько приподнимается, чувствует, как хиджин опирается на мягкие пластиковые подлокотники и подрагивает, волнуясь и нервничая. — все в порядке, не волнуйся, — чонын старается расслабить хиджин, обхватывает ладонями ее запястья и ласково их поглаживает, между пальцами кончиками ногтей задевает изредка перепонки и круговыми движениями оглаживает поцарапанные костяшки. хиджин приближается неловко к чонын, совсем боязливо, губы свои облизывает и нижнюю прикусывает. чонын видит: хиджин думает о чем-то своем, наверное, изучает лицо ким под тусклым освещением. и хиджин правда это делает. она смотрит на пухлые губы чонын, хочет потянуться к ним рукой, но только вздыхает и приближается к ней как можно ближе. чонын ощущает горячее дыхание хиджин, а еще запах клубники, исходящий от ее тела. иногда они делят один гель для душа, еще чаще — пользуются шампунем друг друга. хиджин сама берет его, пользуется им без спросу, а чонын потом удивляется, почему у нее осталось так мало геля или шампуня, поэтому она стала делать это в отместку хиджин. как итог: они пользуются вещами друг друга. чонын расслабляется, когда хиджин останавливается. она ждет ее какое-то время с прикрытыми глазами и приоткрытым ртом, которым изредка воздух глотает. от хиджин жар исходит, и она резко вперед поддается, целуя чонын в ее пухлые губы. аккуратно, с особой осторожностью сминает их, даже не кусается, не углубляет поцелуй, совсем тихо причмокивает. ким руки свои кладет на ее шею, убирая волосы за уши, а после причмокивает в унисон вместе с ней. хиджин краснеет, хочет оторваться, но вовремя себя останавливает от этой затеи: льнет снова к чонын, сладко целует ее, пробует, изучает. чон и вправду чувствует привкус вишни, потому и хочет большего. она целует и целует чонын, с каждым поцелуем напор свой увеличивает, переходит на покусывания, из-за которых чонын чувственно постанывает и выдыхает, томно и горячо в чужие губы. хиджин изголодалась, как и чонын. они с звонким чмоком отрываются друг от друга, и чонын прижимается своим лбом ко лбу хиджин, томно дышит и усмехается, пока чон языком проводит по своим губам, слизывает с них сладость губ ким. — сладкие? — чонын со странным блеском в глазах смотрит на хиджин, и та кивает ей в ответ. — очень, — низко (что было непривычно для нее самой) отвечает чон и прочищает горло, отвернувшись от чонын. — хочешь еще? — хочу... — тогда поцелуй меня. с тех пор они целуются везде, где только можно, испытывая при этом сильнейший прилив адреналина и серотонина в крови. хиджин начинает, а чонын подключается. иногда наоборот: чонын заводит, а хиджин не может устоять. целуются и целуются, кусаются и кусаются, томно дышат друг другу в губы и не переходят границы дозволенного. у чонын есть свои принципы, но у хиджин их никогда не наблюдается, потому она и делает первый шаг, когда впервые прижимает чонын к себе за ягодицы, крепко их сжимает своими руками и заводит чонын до ее собственного предела. ни хиджин, ни чонын не говорят об этом. они просто молчат, и когда кто-то из них хочет поцеловаться, то они просто делают это, даже в душе, хотя обычно не ходят вместе. с тех пор это вошло в привычку: хиджин не видит смысла идти в душ, если там не будет чонын, с которой они могут целоваться под жгучим напором воды. простая детская забава перерастает в нечто большее, о чем чонын молчит. она спокойно целует хиджин, позволяет ей трогать себя, проникать под футболку ладонями, касаться пальцами ребер и пересчитывать их снова и снова, разрешает ей усаживать себя на стол и прижиматься к ее чувствительной точке своим пахом, а еще опускаться поцелуями ниже, чтобы раззадорить себя. хиджин позволяет все это потому, что с ума сходит, а чонын как раз этим и пользуется: ее запах настолько пленит разум хиджин, что она спать не может, если не будет ощущать чонын рядом. жизнь без чонын наполняется черными и серыми красками, в ней нет ничего хорошего и теплого, уютного и мягкого, в ней нет той самой отдушины, которую хиджин находит в чонын. и кажется, что все это взаимно, пока хиджин не начинает понимать, что возможно, чонын не чувствует того же самого к ней. чонын думает о том же самом: без разговора с хиджин у нее нет ответов на многие вопросы (почему хиджин гуляет по барам, поздно ночью возвращается в кровать к чонын; почему она вообще позволяет людям касаться себя, когда ее чувства к чонын очевидны, но ведь чонын многого не знает, потому что хиджин сторонится разговоров о засосах и испачканной в траве рубашке), колышущие ее бедную голову, замученную от духоты. — слушай, чонын, — хиджин останавливается прямо под ярким фонарем, свет которого падает в определенную область. в ней сейчас девушки и находятся. чонын немного отходит в темноту, но позже возвращается обратно, сделав шаг вперед. — почему ты остановилась? — как ты думаешь, все то, что было меж нами — ошибка? — хиджин смотрит на чонын через линзы своих разбитых очков, которые легонько поправляет за мостик и поджимает пересохшие губы. — ты о чем? — чонын недоумевающе смотрит на хиджин и брови хмурит, съеживается от холода и выдыхает совсем не видный клубочек пара. — о поцелуях, — решительно произносит хиджин, пока чонын виновато опускает глаза. — почему ты заговорила об этом? — потому что я хочу знать правду, чонын. — я... не знаю... то есть, я знаю... но... нет, — чонын, стушевавшись, потирает свою шею, шкрябает по ней своими отросшими ногтями и шипит, царапая себя там, где у нее выпирает позвонок. — вот как, — чон, поджав губы, тоже хмурит свои брови и облизывается. — тогда это была ошибка. — погоди, я же... — чонын смотрит на то, как хиджин сжимает руки в кулаки от отчаяния, поджимает свои губы и сдерживает резкий наплыв отрицательных эмоций, начиная от досады и заканчивая гневом, а чонын, пытаясь сообразить, что ей делать дальше, делает резкий шаг вперед, к хиджин, снявшей и выбросившей сломанные очки. — я же еще не ответила, хиджин! хиджин всегда и все воспринимает в штыки. она никогда не хочет разбираться с чем-то, ей проще принять все близко к сердцу, а потом страдать от своего недопонимания. чаще всего это случается с чонын, которой потом приходится распинаться, и она делает это день за днем, когда случается подобное. чонын вздыхает. понять и простить — легче легкого, но куда проще просто взять и поговорить. только когда? чонын смотрит на хиджин, стоящую напротив нее. ким берет чужие руки в свои, расправляет кулаки и ладони кладет к себе на талию. чувствует касания хиджин к своему телу, на которые бесстыже реагирует, прикусив нижнюю губу. — ты хотела поговорить? давай поговорим, хиджин. — может... вернемся в общежитие, а потом поговорим? я устала... — хиджин хнычет куда-то в плечо чонын, и чонын, растаявшая от чужой усталости, тяжко выдыхает, кивая. — хорошо, давай вернемся обратно, — чонын хоть и обижена на хиджин за ее кратковременные романы, но она понимает, что поделать с ней ничего не может. только разговор и вишневый эклипс помогут этому делу. когда хиджин отстраняется от тела чонын и тянет ее к себе за руку, чонын невольно обхватывает чужую ладонь, переплетает пальцы и тянется самостоятельно к девушке. прижимается всем своим телом, обнимает ее руку и тяжело вздыхает, пока хиджин не достает из кармана нечто шуршащее, похожее на жвачку. у хиджин в руках вишневый эклипс, скомканный странным образом в модель, похожую на рнк. эти жвачки она нашла еще пару дней назад, но все никак не могла сказать об этом чонын, хотя она прекрасно знает, насколько сильно чонын приелся и полюбился этот вкус. они смотрят то друг на друга, то на эклипс, который хиджин зажимает меж своих пальцев. затем, ей в голову бьет одна странная мысль, которую она хочет воплотить в жизнь и сразу же делает это. она достает одну розоватую пластину и долго смотрит на нее. чонын следит за каждым движением хиджин, облизывая свои пересохшие губы. хиджин приоткрывает рот и зажимает меж зубов ту самую пластину, вплотную оказывается напротив чонын, отпрянувшей легонько назад из-за напора чон. чонын смотрит то на губы хиджин, то ей в глаза, опущенные вниз. до чонын доходит не сразу: ей нужно было обдумать все, что происходит. хиджин приближается к ее лицу все ближе и ближе, и чонын приоткрывает свой рот, зубами хватается за пластину и касается своими губами губ хиджин, которая делает резкий кусь и откусывает свою половинку, но от губ чонын не отстраняется. чонын остаток жвачки принимает, а затем целует хиджин, одаривает ее просто чмоком, и чон удивленно пытается отстраниться, но чонын перехватывает крепко ее руки, тянет к себе и вжимается в ее тело своим полностью. целоваться с жвачкой во рту не самая лучшая идея, но чонын чувствует, что ей хочется именно этого. вкус вишни приятно щекочет губы, и чонын языком проводит по нижней губе хиджин, прикусывает ее и слабо оттягивает, заставляя чон совсем тихо простонать. хиджин это не нравится. она пытается отстраниться и делает это со звучным чмоком, из-за которого ее щеки краской заливаются, а глаза неуклюже начинают бегать по всему, чему только можно, но не остаются на чонын, находящейся напротив. хиджин сплевывает часть пластинки куда-то в сторону (чонын фырчит, потому что хиджин сделала это не в мусорное ведро), и чонын делает то же самое, только не на землю и не в траву. они снова находятся вплотную друг к другу, лбами вжимаются, и хиджин горячо выдыхает на губы чонын. — может, поцелуешь меня все-таки? — чонын настолько ненасытная, что начинает эту игру первая. хиджин усмехается и потирает свою шею, прикрыв вскоре глаза. — эклипс на твоих губах слишком хорош, — хиджин улыбается и целует чонын, моментально углубляя поцелуй и не дожидаясь как такового ответа. чонын застывает в легком ступоре, пока руки не перекладывает на шею хиджин и ногтями не начинает царапать ее бледную кожу с россыпью родинок, хаотично разбросанных по всему телу и бледной коже. хиджин кажется, что она вот-вот провалится под землю из-за резкого наплыва чувств и эмоций. у чонын губы сладкие, со вкусом вишни, а у хиджин горькие, даже сладость жвачки их не меняет. свет фонаря поглаживает их макушки, а ночная тьма приятно окутывает замерзшие тела, которые согреваются от прикосновения друг к другу. хиджин, услышав какие-то шорохи в стороне, давит на поясницу чонын и ведет ее прямо в глухой закоулок, в котором прижимает девушку к кирпичной холодной стене и нависает немного сверху. они не целуются уже, а только носами, их кончиками, касаются друг друга. — и все-таки... — чонын облизывает свои губы и смотрит сквозь тьму на хиджин, совсем тихо шепча. — что между нами? — бесконечная дыра чувств в сердце и... — хиджин берет чонын за руку, сплетая их пальцы. — и вишневый эклипс. — ам... д-да, хах... — хиджин неловко потирает свободной рукой свой затылок и улыбается, когда чонын обвивает ладонями ее шею и прижимает крепко-накрепко к себе. хиджин в прошлом крутила множество интрижек за спиной у всезнающей чонын (чувства к которой принять не может), но еще ни одна девушка не сравнилась с ней, еще ни одна девушка не переплюнула ее, еще ни одна не дала столько, сколько дает чонын. хиджин — побитый, раздавленный человек, переживший многое за свою жизнь, а чонын человек, способный воскресить ее чувства и любовь к этой жуткой жизни. в этом темном закоулке рождаются новые слова любви, не слышимые ранее четырем стенам их маленькой комнатушки. а позже раздаются звуки поцелуев, совсем-совсем тихо, только для них двоих.