I can't see the stars anymore living here Let's go to the hills where the outlines are clear Bring on the wonder, bring on the song I pushed you down deep in my soul for too long
Susan Enan — Bring on the wonder
Практически готов идеальный финал? (Да-да-да-да-да) До смешного близок мечтаний предел? (Да-да-да-да-да) Оправдана уйма стараний и сил? Неизбежно верен счастливый прогноз –
Вдруг откуда ни возьмись гул? На секунду мир замер. Звук, как будто грядёт страшный суд: Над бухтой цунами.
Oxxxymiron — Цунами
Это было уже слишком. Лера бежала, отталкивая от себя людей, которые все вырастали и вырастали, как из-под земли. Ей надо было срочно уйти с этой площади, уйти куда угодно, лишь бы подальше. На площадь тем временем прибывало все больше и больше народу — они струйками стекались в центр, прямо туда, откуда Лера отчаянно пыталась выбраться. Этого не могло произойти. Просто не могло. Лера же просто ждала подругу, никого не трогала на этой чертовой Сенатской площади. Она пила кофе — мятный латте с китайской печенькой-предсказанием, ничего необычного, таких вокруг была половина собравшихся. Все как на подбор студенты с цветными волосами, с пирсингом, в оверсайз толстовках и драных джинсах, они стояли и общались, слушали современный реп и смеялись. Лере было среди них уютно, хоть она и не была активной частью молодежной тусовки, да и Катя должна была прийти совсем скоро и прогуляться с ней по исторической части города. Банальнейшее свидание, хуже только кино с билетами на задние ряды, но у Леры после выплаты по кредиту денег на большее не хватило бы. В планах было завернуть в какую-нибудь кондитерскую, покормить Катю круассаном, неловко смахнуть крошку у нее с уголка рта — полный романтик, в общем. И надо было этому обрыганцу притащиться туда же! Мог бы пройти мимо, мог бы завернуть в другое место, мог бы подождать, пока Лера уйдет оттуда — а она бы ни за что не задержалась. Но нет, он пришел именно в это время, спутав все карты, и заставил позорно сбежать. Лера почуяла его сразу же: его мысли грозно нависали над этим местом, проникали ей в сознание и не давали укрыться, сколько бы она ни переходила с места на место. Мужчина, одетый в драную куртку, грязную клетчатую рубашку и облеванные джинсы, моментально занял все ее внимание. Он шел по площади медленно, словно охотник, загоняющий жертву, и в голове у него набатом звенела одна лишь мысль: «Убить!» Лера принимала этот сигнал, словно у нее был радиоприемник вместо стандартного человеческого мозга, и переключиться не выходило. Она бездумно вертела головой, пытаясь понять, кого так сильно ненавидел этот мужчина, кому хотел смерти, но все прохожие слились в единую яркую массу, и выделялся только он. Он не был вооружен — как минимум Лера не заметила у него в руках ни ножа, ни пистолета. Она отошла с траектории его движения, чтобы не дай бог не сталкиваться с ним лицом к лицу. В голове грубым, абсолютно безумным голосом озвучивались обвинения в неверности, в неоправданных надеждах, еще в чем-то, что Лера толком не разобрала. Ей не нравилось слушать других людей — она будто вторгалась в их личное пространство, переписки там читала или в сумочке рылась — но и отключить это она никак не могла. Словно проклятие какое-то. Волосы у мужчины были спутанными что на голове, что в неухоженной длинной бороде, скатавшейся уже несколькими колтунами. Все лицо пестрило ссадинами и синяками, какими-то пятнами, без пяти минут трупными. Смотреть на него было неприятно. Будь Лерина воля, она поместила бы его фотографию напротив заголовка «Что с людьми делает пьянство». Воняло еще на всю площадь. Он все продолжал думать, как кого-то конкретного убьет. Лера не придавала этому значения: сколько бы люди ни клялись и ни божились в порыве гнева совершить подобное, на ее памяти угрозы никогда еще не переходили к действиям. Мать, например, обещала устроить отцу кару божью раз десять за последние полгода — и все равно ведь живут душа в душу, на шашлыки ездят да о третьем подумывают. Мужчина продолжал думать об убийстве, в красках представляя, как теплая вязкая кровь польется по скрюченным сухим пальцам, как у него на фалангах останется частичка ее тела, такого желанного, недосягаемого и бесконечно порочного. Он представлял, как его пальцы войдут следом за ножом в рану, как когда-то входили в ее лоно, как он снова окажется в плену ее тесных и гладких органов, словно и не было этих двух лет, и растворится в ней весь до остатка. Или это уже Лера думала? Она будто сливалась с этими мыслями, невольно продолжала их, сжимала-разжимала пальцы в такт замедлившемуся сердцебиению. Когда мужчина бросился в компанию молодых девушек, Лера встала как вкопанная. Мысли продолжали путаться, она уже совсем не разбирала, где ее реплики, где — чужие, кто-то кричал, по серой плитке потекла кровь, совсем рядом с Лерой, буквально в пяти шагах. Поначалу никто не ринулся оттягивать мужчину — но несколько человек достали камеры и начали комментировать происходящее, пока Лера отсутствующим взглядом наблюдала за маленькой лужицой, которая текла с каждой секундой все дальше, и кровь заливала неаккуратные межплиточные швы, пачкая. Мужчина продолжал восхищаться теплым влажным лоном ее тела, и Лере даже не хотелось представлять, где именно оказались его пальцы. Единственное желание — бежать отсюда, причем бежать как можно скорее, пока не натекла толпа, пока люди не поняли, что она знала с самого начала, что она могла помочь, остановить, воспрепятствовать или хотя бы затормозить его, пока ее не обвинили, пока не поймали… надо было бежать. Сейчас. Лера споткнулась о криво положенную плитку и чуть не пропахала носом землю, но вовремя села на соседнюю лавочку. — Все в порядке? — испуганно спросила девушка рядом. Она подсела к кому-то? Не имело значения. Надо было бежать. Она знала, знала с самого его появления на площади и ничего, совсем ничего не сделала. Бедная девушка скорее всего была уже мертва или как минимум находилась на грани, а Лера же клялась спасать людей! Не просидев и минуты, она рванула дальше, на ходу чуть не падая. Толпа и правда стягивалась. Как единый организм, она замыкалась плотным кругом вокруг одной-единственной Леры и пыталась протащить ее обратно туда, где лежало посреди площади свидетельство ее никчемности как человека. Кирилл рос никчемным человеком? Как бы не так, мам, твоя дочь уже выросла совершенно никудышным представителем рода Homo sapiens. Вся эта ситуация была… слишком. Раньше ее небольшая странность не мешала жить. Она просто была, и ее вполне можно было игнорировать, будто ее и не было никогда. Повторять себе, что это просто переутомление и никакие некрологи с ней не разговаривают, а трупы в морге клиники не могут мыслить. Что ей просто кажется — и плевать, что происходит такое каждый чертов раз, стоит доктору Рубинштейну послать ее за какими-то бумажками на цокольный этаж. К трупам. Лера была нормальной. Мать растила ее нормальной, в школе ее воспитывали нормальной, в колледже — тоже. Она же не была похожа на пациентов доктора? Нет. Те шугались каждого шороха, могли впасть в истерику от скрежета, в припадках бились и несли откровенную чепуху про монстров-санитаров. Они хватали Леру за руки, тянули ее пальцы к своим вискам и просили нащупать шрамы, а когда она ожидаемо находила там только волосы, рыдали и повторяли, что не врут. Нет, с ними у Леры не было ничего общего и быть не могло. Лера была нормальной. Всегда. Она должна была быть нормальной ради своей семьи, которой и так нелегко с бесконечными кредитами, коллекторами и катастрофической нехваткой денег на банальное обновление гардероба для быстро растущего Кирилла. Она просто не могла себе позволить быть ненормальной. Никогда, никогда Лера не даст им повод в себе сомневаться. У них есть проблемы серьезнее, им нужна опора, а дочь-шизофреник ей точно не будет. Поэтому она нормальная. Катя верила во всякое мистическое дерьмо, натальные карты за сто рублей чертила и за триста расклады делала. Лера никогда в это во все не верила, так как прекрасно знала когнитивные ошибки, приводящие к подобным заблуждениям, но… но не идти же к мозгоправу? При всем уважении к Вениамину Самуиловичу, он отбил всяческое желание обращаться к врачам этой сферы. Классе в девятом Лера подумывала стать психиатром и помогать обездоленным, потерявшим самих себя людям, но уже давным-давно передумала. Она стала бы офтальмологом или кардиологом, но мать каждый раз вставала в позу, стоило поднять эту тему. Мол, образование уже есть, престижная работа в кармане, да и что Лере вообще от этой жизни еще надо. Посему, может, пришло наконец время пересмотреть свои закостенелые взгляды. Тем более Катя еще и контакт своего друга дала — победитель битвы экстрасенсов, это вам не хухры-мухры. Как только Лера ушла от площади на безопасное расстояние, она открыла мессенджер. Непрочитанным висело одно сообщение от Кати, и чувство вины затопило сразу же, стоило его увидеть: она же сбежала с места встречи. Может, девушка до сих пор ждала ее рядом с трупом, пока Лера наблюдала за безмятежной Невой в мраморном одеянии. Но в сообщении содержалась всего одна фраза: «Прости, я не приду». Ни объяснения, ни деталей — Лера так и осталась с телефоном в руках гадать, что же стало причиной. Не выдержав, она написала свой вопрос ответным сообщением, но оно так и осталось непрочитанным. В принципе, ничего нового. Она бы больше удивилась, если бы свидание удалось. К своим двадцати двум годам она так и не побывала ни на одном, так что, может, пора было уже сдаться и завести несколько котов. Хотя у матери была аллергия на шерсть. С котами Лера тоже была в пролете. Лера вытерла одинокую непрошенную слезу и написала сообщение этому экстрасенсу — Феропонту, как гласила плашка в телеграме. Ну ничего, как будто в первый раз подобное произошло, ей-богу! Всего лишь еще один отказ. Лера еще полтора года назад плакать перестала. Не везло и не везло. Только вот у них с Катей все так хорошо складывалось! Девушка смеялась над ее шутками, любила играться с короткими волосами и ласково гладить предплечье, когда они зависали в библиотеке, где и познакомились. Она Лере улыбалась всегда, да так лучезарно и искренне, что Макарова была вне себя от радости, когда Катя согласилась на свидание. Именно так: на свидание. И сказала еще, что долго ждала этого предложения. А теперь — «прости, я не приду». Словно пощечина. Почему-то ее отказ принимать было гораздо сложнее, чем от ворот поворот от популярных мальчишек-козлов, на которых Леру упорно тянуло в течение всего обучения в колледже. Ферапонт ответил сразу же. Сообщил, что запись у него плотная и от клиентов отбоя никакого, но вот прямо сейчас у него внезапно освободилось местечко специально для Леры и ее проблемы. Да и цена была сравнительно небольшой — всего-то косарь за консультацию, потянуть можно было. Так что Лера, собрав все силы и всхлипнув в последний раз, направилась к метро. Покорять доселе неизведанный мир мистических чудес Леру понесло в квартиру на окраине. Спальный район с ничем не примечательными многоэтажками и без какой-либо зелени встретили ее абсолютной тишиной, даже дети не играли во дворе. Да им, в принципе, и негде было: ни одной детской площадки видно не было, никаких садиков или хотя бы ухоженного угла земли с цветами. Местный пейзаж выглядел жалостливо-грустным даже в самом начале лета, когда весь город наоборот преображался. Вполне можно было назвать чудом, так что как минимум одно Лера уже нашла. Наушники разрядились. Лера от скуки перепрыгивала через каждую мелкую ямку и представляла, что таким образом может перемахнуть через каждую из своих проблем. Большая пробоина посреди тротуара — отцовские кредиты, ровным квадратом вырезанный кусок асфальта — нелюбимая, абсолютно отвратительная работа, небольшой скол возле поребрика — один огромный провал на любовном фронте длиною в жизнь, гигантская лужа прямо перед парадной — дебильные голоса в голове, от которых не спрятаться. В последнюю она со всего маху прыгнула, забрызгав открытые икры и подол маминой юбки. Она прыгнула еще несколько раз, и вода залила тонкие босоножки. Зато легче стало. Открыли сразу. В парадной сильно несло плесенью и жареной курицей, и Лера, вздохнув, пошла на нужный этаж. Дверь ничем примечательным не отличалась. Конечно, Лера не ждала привратника в длинном черном плаще или огромных готических дверей с рельефом, но все-таки экстрасенс же. Мог и обозначить род деятельности, оберег там повесить или круг солью начертить. Лера нажала на кнопку звонка и услышала какой-то утробный жуткий звук, будто перекочевавший из самых дешевых ужастиков. Вот и знак любому, завернувшему сюда по ошибке. За дверью обнаружился парень едва ли старше ее самой. Его черные волосы топорщились, словно их электричеством шандарахнуло накануне, вокруг глаз была размазана вся темная палетка, а поверх нескольких слоев вязаных вещей висела огромная воронья морда под серебро. Из коридора за его спиной на Леру недовольно смотрело чучело черного ворона, чья морда была меньше, чем эта подвеска. — Ферапонт? — неуверенно спросила Лера. Сомнений не было никаких, но удостовериться все равно надо было — мало ли, их несколько таких тут. — Я Валерия. — О, Валерия! — вскликнул парень и сложил руки в молитвенном жесте. — Вижу, вижу… вижу, дорога далась вам тяжело. «Еще бы, — подумала Лера, — ты живешь не пойми где, до тебя доехать — подвиг». — Вижу! — продолжал тем временем Ферапонт, зажмурившись так сильно, что Лера начала переживать за его глаза. — Тяжелый день был, душенька? Ну ты проходи, располагайся. Лера вежливо кивнула и улыбнулась. Парень с его колдунством доверия пока не вызывал, но она успела пообещать себе, что хотя бы попробует. К тому же, не могла Катя верить во все это без оснований — она была умной, потрясающей девушкой, могла поговорить на любые темы, и вообще Лере с ней легко было. Макарова поникла моментально, вспомнив о сорвавшемся свидании. Не надо было о ней так много думать, было и было. В квартире чучел больше не было, только ворон смотрел все так же осуждающе, будто знал, что Лера его хозяина идиотом считает. Зато все стены были увешаны пучками трав, ловцами снов, камушками на веревках, и рассматривать все это обилие деталей было сплошное удовольствие. На тумбе рядом с ключами стояла чугунная рука с какими-то рунами, от ручки к ручке тянулась красная нить, захватывая всю мебель в комнате, а крючок рядом с куртками был отведен под подвески с клыками разных размеров. Все это создавало красивую, даже слегка мистическую картину, и Лера даже восхитилась бы, если бы тут и там не торчала всякая одежда, которую явно небрежно затолкали в первое попавшееся место, да и обои в цветочек не работали на атмосферу. В большой комнате царил полумрак. На стенах висели тяжелые насыщенно-бордовые шторы, стелясь по паркету. Прямо посередине на одиноком круглом столе стоял стеклянный шар с какой-то дымкой внутри, и Лере очень захотелось ее потрясти. Всякие портреты в тяжелых рамах тоже привлекали внимание, как и вездесущие растяжки с травами, пучки которых так и норовили зацепиться за волосы. Лера бы никогда не подумала, что в подобном районе могла быть такая комната, если бы своими глазами ее не увидела. Век живи — век учись, как говорила София Николаевна. Мужчину она заметила не сразу. Он не то чтобы сливался с общей обстановкой, но точно из нее не выбивался. Огненно-рыжий, в солнечных очках, он сидел на кресле в дальнем углу и смотрел непонятно куда. Лере казалось, что его взгляд вперился прямо в нее, что он осуждает ее за происшествие на площади, но она точно додумывала. Он никак не мог знать. Вообще, этот мужчина странным был. Издалека его можно было спутать с девушкой — слишком миниатюрный, с тонкими чертами лица, в большой белой рубашке. Если бы Лера не работала так тесно с людскими телами, точно перепутала бы. Мужчина вертел серебряное кольцо, не снимая его при этом. Он вообще был весь в украшениях: Лера сходу насчитала две подвески и как минимум шесть браслетов, а также пять колец. Интересно, как он таскал на себе столько металла? Больно уж субтильным выглядел. И каре это его рыжее. Лера никогда не видела такого насыщенного цвета: его волосы вились и переливались, будто жидкое пламя, и даже без солнечного света сияли ярче местной лампы. Мужчина был слишком притягательным. Слишком красивым. Лере нельзя было сталкиваться с такими — нечего там было ловить, кроме очередной порции боли. Такие в ее сторону даже не смотрели, так что внимательный взгляд она явно себе придумала. — Золотце мое, не обращай на Сергея внимания! — как из-под земли вылез Ферапонт, и Лера аж вздрогнула. — Он благодушно согласился пропустить прекрасную даму вперед и не будет нам с тобой мешать. Присаживайся, душа моя. Лера неохотно присела на стул перед единственным столом. Сергей не подавал каких-либо признаков недовольства, да и вообще никак на них не реагировал. Он просто изредка вертел головой где-то на фоне, и Лера никак не могла отделаться от его присутствия в этой комнате и, следовательно, расслабиться тоже не могла. — Золотце, с чем пришла? — Я… — начала Лера, но сразу же осеклась. Говорить о своих проблемах при свидетеле было решительно невозможно — ей упорно казалось, что этот Сергей ее осуждает, причем сразу за все ошибки. Она неопределенно дернула головой в его сторону, но Ферапонт просто всплеснул руками и мило рассмеялся: — Хорошая моя, милая, тут тебя никто не осудит, — доверительно поделился он, а потом наклонился и добавил тише: — Даже если ты приворот сделала. — За себя говори, — тихо, но уверенно вставил Сергей, и Лера поразилась его голосу. Он был высоковат для мужчины, сипловат, но при этом он говорил размеренно, спокойно и заразительно весело, будто гипнотизировал. Стало очень неуютно. — Лично я осужу. Но меня и правда не стоит бояться. Лера неуверенно сглотнула и прочистила горло. — Я… мне кажется, я иногда слышу чужие мысли. Ферапонт грациозно вытянул вперед руку, клацнув кольцами, и поводил ей по воздуху. Он махал и махал, а потом схватился за шар и начал сосредоточенно мычать. Лера честно пыталась поверить во все это, проникнуться, но, если бы не общее напряжение, она бы точно рассмеялась — больно уж сосредоточенно парень напротив хмурился. — Смотри-ка, имени соответствует, — еле слышно хмыкнул Сергей. Ферапонт, похоже, его не услышал, так как продолжил блаженно вертеть шар, а вот Лера кинула на него короткий недоуменный взгляд. То есть он не верил. Но что тогда тут делал вообще? — Вижу! — крикнул Ферапонт и резко вскочил. Лера моментально растеряла все мысли, уставившись на него. — Вижу страшное семейное проклятие! Золотая моя, да как же ты живешь с таким? Слышать голоса своих предков, что тянут тебя к себе на ту сторону… Он продолжал сыпать восторженными описаниями ее смелости и страшными подробностями проклятья, а Лера не могла и слова вставить. Однако не то чтобы она вставила бы хоть одну конструктивную ремарку — она смотрела на Ферапонта во все глаза и никак не могла понять, верит ли он сам во все, что говорит. А он все руками размахивал и жути нагонял. — Проклятье надо снимать, — сказал он в итоге, но на стул обратно не сел. Лере приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо. — Причем снимать как можно быстрее. Я бы начал уже завтра, а то у тебя, красавица, смерть не за горами. Она тебе в спину дышит голосами твоих мертвых родственников, она затащит тебя в свои объятия с их же помощью. Золотце, действовать надо быстро! Пять тысяч — и завтра же начнем. Там простейший заговор, я дам тебе полыни, надо будет сжечь пучок в изголовье кровати и посыпать пеплом порог. Сергей громко рассмеялся. Справедливости ради, он тихо прыскал уже какое-то время, но Лера старалась его игнорировать. — Вау! — воскликнул Сергей, громко хлопнув в ладоши. — Такой херни я давно не слышал. Вот спасибо! Ферапонт не сразу отреагировал. Он помолчал пару минут, но потом продолжил вещать, словно ничего не произошло, но Сергей затыкаться не планировал: — Ну какое проклятье, Алексей? — Алексей? Лера нахмурилась, потому что, ну, это же Ферапонт, нет? — Ну не вешайте вы бедной девушке лапшу на уши! Никакие мертвые за ней не бегают, никуда ее не затянет. Она обеднеет на пять тысяч, а проблема никуда не денется. А она ведь могла потратить эти деньги на толкового врача, не находите? Лера вскочила. Это изначально было очень плохой идеей. Она сразу не хотела связываться со всем этим вот, ну не верила она в это, а теперь вот какой-то рыжий мужик а-ля цыганская гадалка назвал ее сумасшедшей! Ну это ни в какие ворота уже. Трясущимися руками Лера убирала телефон в сумочку, пока Ферапонт снова и снова пробовал впарить ей свое «снятие проклятия». Ну уж нет, она не будет дурой, ни в коем случае! Эти пять тысяч можно потратить на более важные вещи, да хотя бы индейки купить или лишнюю пачку риса при следующей закупке на неделю. — Золотце, ты умрешь! — взмолился Ферапонт. Его актерским навыкам можно было только позавидовать — настолько жалостливым он в этот момент выглядел. — Мы все рано или поздно умрем, — буркнула Лера и подорвалась в коридор. Ферапонт пошел следом, не переставая перечислять все преимущества снятия проклятья. Лера старалась его не слушать, изредка закатывала глаза, чуть не кинула в него босоножкой, как в надоедливого комара — парень был слишком настойчивым ради проклятых пяти тысяч. За дверь Лера почти вылетела, зацепилась рукавом кофты за ручку и почти выругалась, но вовремя прикусила язык. Мама не любила, когда она материлась, говорила, что это не по-женски и ее поэтому мужчины и не воспринимают как потенциальную партнершу. Она в это не верила, но все равно старалась соответствовать, потому что ну мало ли, вдруг поможет? — Задержись, пожалуйста! — крикнули откуда-то сверху, когда она побежала вниз по лестнице. Лера обернулась, только чтобы увидеть Сергея, перегнувшегося через перила. Его волосы свисали и красиво обрамляли лицо, но из-за солнечных очков все еще было непонятно, куда именно он смотрел. — Я объясню кое-что. Лера помотала головой и побежала дальше, но уже на выходе из парадной ее схватили за руку. — Да подожди ты! — слегка запыхавшись, попросил Сергей. — Я знаю, что с тобой происходит. Ты не умираешь, не болеешь, не сошла с ума. Ты медиум. Лера неверяще смотрела на него пару долгих секунд, но Сергей так и не перевел все это в шутку. Он стоял с абсолютно серьезным лицом, и Макаровой показалось, что она попала в какую-то дешевую пранк-комедию. — Ну а вы тогда вампир. Мы же пытаемся друг друга обвинить в несуществующих вещах? — Увы, я человек, — игриво хихикнул Сергей, тряхнув своей шикарной карешкой. Лера, может, тоже себе когда-нибудь такое отрастит. — Всего лишь смертный мешок из плоти и крови. И я тоже медиум. — Вот как. Возможно, Сергей, дискредитировав Ферапонта в ее глазах, теперь пытался впарить ей собственные услуги. Катя рассказывала про подобные тактики уровня пятиклашек на всяких магических форумах, а мужчина как раз смахивал на квалифицированную гадалку, так что она бы не удивилась. — Давай так: что ты слышишь? — Лера не ответила, только глаза слегка закатила. — Ладно, не надо, я угадаю. Ты из дневных, да? Ты слышишь громкие, навязчивые мысли других людей, те самые, которые занимают их сознание настолько, что выливаются за его пределы и до тебя доходят. Ставлю еще на то, что ты слышишь отголоски уже мертвого сознания, но призраков вряд ли видела, да? Иначе пришла бы именно с этим. Лера тяжело вздохнула. Ей не хотелось продолжать этот разговор, но Сергей все еще держал ее за руку и был весьма настойчив. Ну что ж, придется его послушать. — Ты родилась такой. А вот порча — это штука приобретенная. — И что за порча на мне? — издевательски спросила Лера, перебив. То проклятье, то порча — такими темпами у нее скоро третью ногу найдут. — На одиночество, разумеется. Она тебя не убьет, но отношения не построишь. Тебе хоть кто-то взаимностью отвечал, девочка моя? — Лера поморщилась. Если Сергей еще и в душу ей залезть собирался, то нет, спасибо, ее еще дежурство ждало. Для дежурства надо было держать сознание стабильным, потому что его точно расшатают пациенты доктора. Сергей как-то даже грустно выдохнул после непродолжительного молчания: — Вижу, что нет, милая, но эта ситуация поправима. А вот с натурой медиума тебе бы подружиться — она с тобой на всю жизнь, к сожалению или к счастью. Лера недовольно уставилась на него. Все-таки рыжее подобие цыганки решило впарить ей свои услуги, потрясающе. Пора было заканчивать балаган. — Послушайте, мужчина… — Ух ты! Обычно ко мне обращаются иначе, — весело вставил Сергей и коротко рассмеялся до кучи. — … мне неинтересны ваши потрясающие услуги. Проклятья, порчи, медиумство, не знаю, что еще, привороты там, отвороты, подвороты — меня не заботит. Я не буду платить, не буду тратить на эту бесполезную пургу свое время, так что пожалуйста, пожалуйста, оставьте меня в покое. Я и так задержалась. Сергей, к ее огромному удивлению, настаивать не стал. Он отпустил ее руку, поднял очки на лоб, заправил за ухо выбившуюся прядь и мило улыбнулся. Лера зависла на пару секунд, залипнув на приподнятый уголок рта и ясные голубые глаза. На его нижних веках красовались маленькие черные точки, а с уха свисала не только серьга с огромным куском идеально прозрачного камня, но и три серебряные цепочки изящного каффа. Этот мужчина был слишком в Лерином вкусе, так что она уже надеялась, что больше они никогда не пересекутся. Нечего тешить себя напрасными надеждами: такие или уже заняты, или твари последние, чувствующие полную безнаказанность, дарованную конвенциональной красотой. Люди способны отмазывать даже массовых убийц, если они достаточно красивы. Сергей был опасным, а Лера предпочитала безопасность и стабильность. — Я оставлю тебе свой номер, — Сергей продолжил строить щенячьи глазки, которые становились еще выразительнее из-за чертовых точек под ними. — Это ни к чему не обязывает, но если поймешь, что я прав, перезвони. — А вы настойчивый, — с некоторой долей восхищения воскликнула Лера, но телефон доставать не стала. Сходил бы Сергей… подальше со своим номером, пусть ищет другую идиотку. Она сложила руки на груди и встала так, чтобы источать всем своим видом полную уверенность. — Пожалеешь ведь, — грустно вздохнул Сергей, моментально поникнув. — Так вы еще и будущее предсказываете? Какой широкий профиль. А котиков с деревьев не снимаете? — Дорогая, я огневик, а не пожарный. — А я тогда кто? Водник, а не водолаз? Землевик, а не землекоп? — Земельщик, — хихикнул Сергей и потянулся к своей серьге, которую Лера уже приметила как непропорционально массивную для его утонченного личика и образа городской богемы. — У тебя уши проколоты? Сначала она машинально кивнула, и только когда Сергей протянул ей снятую серьгу, резво отпрянула. Кусок камня ее не напугал, нет, гораздо больше вгоняла в фрустрацию сама ситуация: малознакомый мужчина, с которым они встретились на приеме у экстрасенса, секунду назад впаривавший какую-то пургу про порчу и медиумов, предлагал ей нацепить его же украшение на себя. Вау. Чтобы еще хоть раз она пожаловалась на скучную жизнь! — Антисанитария, — шикнула Лера, но Сергей на растерялся: — Тогда просто в руку возьми. Мало, конечно, но будем верить в лучшее. Лера пыталась себя убедить, что потакать этому мужчине нельзя ни в коем случае, что она вообще-то торопилась домой поспать перед ночным дежурством, что все это абсолютный антинаучный бред, не имевший ничего даже отдаленно общего с ее проблемой. Но крохотный огонечек любопытства, засвербевший где-то в животе, заставил послушаться. Хоть Лера и похмурилась для виду, чтобы Сергей ненароком не подумал, что она тут резко уверовала. Стоило взять серьгу в ладонь, как она сразу почувствовала ее вес. Должно быть, таскать такую штуку в ухе было не совсем приятно — она бы и для шеи была тяжеловата. Лера уставилась на камень. Некоторое время ничего не происходило — кристалл и кристалл, с минимальной шлифовкой — а потом прожилки, бывшие до этого идеально белыми, затопило насыщенным нефритовым цветом. Зелень распространилась не сразу, она будто разлилась по прожилкам, как кровь распространяется по венам или импульс идет по нервам, и запульсировала в такт Лериному сердцебиению, красиво светясь. Только Лера открыла рот, чтобы задать вопрос, как зелень стекла обратно в центр и совсем пропала. В шоке она закрыла рот обратно. — Ты древесник, девочка моя, причем очень сильный, — улыбнулся Сережа, забирая серьгу. В его руках прожилки затопило насыщенным рыжим, сиявшим так ярко, словно внутрь хрусталя каким-то образом засунули самый дорогой в мире янтарь. Пока он надевал украшение и возился с застежкой, рыжина сошла на нет, но далеко не так резко, как Лерина зелень — она схлынула так же плавно, как и появилась. — У тебя ведьмы в роду были? — Нет, — ответила Лера раньше, чем до нее дошел смысл вопроса. Какие еще ведьмы? — Неудивительно, что ты из дневных, — продолжал тем временем Сергей, и Лера совсем потеряла смысл разговора, — не представляю, как можно увязать дерево с той стороной. Вот и мироздание, видимо, не справилось, но это пока. Ты больше тяготеешь к камню, значит, к земле, а с ней попроще будет. Почему же ты древесником родилась, милая? Это даже для мироздания слишком нелогично. Что ты вообще с таким набором делать должна? Предотвращать переходы? Да не, бред голимый. Поиском заниматься? Но поиском чего? Не понимаю. Лера тоже ничего не понимала. Мозг отказывался соображать, как с куском хрусталя произошло то, что произошло: она же держала его в руках, никаких кнопочек для включения и переключения цвета не было, да и камень это, а не лампочка. Может, свет так преломился? Но там же радужный спектр, а в камне было всего два цвета, причем не одновременно. Сергей тем временем вслух рассуждал, стоит ли привлекать какого-то там Петю и неназванное общество, и Лере стало особенно не по себе. — Слушайте, мне пора, я и так опаздываю, — севшим голосом промямлила она, а потом сразу же рванула в сторону остановки. Она обдумает все это позже, когда останется одна или хотя бы в компании знакомых людей. То есть, наверное, завтра? Как только выспится после дежурства. — Валерия! — крикнул Сергей и подорвался следом, но за руки хватать снова не стал. — Поверь, ты захочешь меня найти! Просто номер! Удалишь потом, если что! Лера не обернулась. Нет уж! Ничего общего она с этой чертовщиной иметь не будет — у нее и так проблем было по гланды. Уже стоя на остановке, Лера наблюдала, как Сергей напечатал что-то в телефон, потом походил кругами. Прежде, чем приехал нужный автобус, она увидела, как он садится в черный гелик, причем не сам. С водительского выскочил массивный бородатый мужик, открыл перед Сергеем заднюю дверь и даже руку подал — а Сергей принял и изящно забрался в салон. Последним, над чем она размышляла в контексте Сергея, был заработок всяких эзотериков. Для роскоши в виде личного водителя на самой стереотипной бандитской тачке надо было зарабатывать прилично, так что Лера у него явно была не единственной дурочкой. Древесник-медиум с порчей, прости господи! Большего бреда она в жизни не слышала. Еще и ведьмы — всех собрал. На дежурство Лера еле успела. Проспав, она наспех напялила на себя что под руку попалось, лишь бы уложиться со сборами в десять минут. В такие моменты она благодарила себя прошлую за решение делать короткую стрижку, не требовавшую серьезной укладки. Папа отказался давать ей машину, прекрасно зная, что она не вернется к нему до утра завтрашнего дня, так как застрянет на острове. Его можно было понять: мать надо было везти домой с работы, Кира надо было везти на занятия в новую секцию. Это и правда было хорошее решение, но Лера позволила себе пару злобных высказываний, пока бежала по мосту. Центральная психиатрическая клиника имени Снежневского под руководством Лериного блистательного начальника доктора Вениамина Самуиловича Рубинштейна находилась на отдаленном острове посреди Финского залива. По рассказам сторожил вроде охранника дяди Вити, раньше этого длиннющего моста не было, и приходилось сначала работать вахтовым методом, потом — обслуживать паром, который ходил туда-обратно дважды в день. Так что Лере даже повезло — она устроилась сюда медсестрой почти сразу, как мост ввели в эксплуатацию. Тем не менее добираться до клиники было сплошным гемором. Вениамин Самуилович жил в небольшой пристройке прямо на острове, как и Софья Николаевна, и предлагал Лере двухкомнатную квартирку справа от своей. Макарова даже посмотрела ее любопытства ради: апартаменты были шикарными, просторными, светлыми — но в тот же день ей почти откусил от шеи кусок мяса один из пациентов, и она уверенно отказалась от предложения. На этом острове совершенно не было желания находиться дольше необходимого. Мост был длиннющим. Его держали опущенным только в часы посещения, но посетителей обычно не было, так что им пользовались исключительно сотрудники. Ночью его всегда поднимали, но не ради кораблей, а чтобы местные особо опасные пациенты не сбежали не дай бог. Подъем должен был произойти буквально через пятнадцать минут, и Лера выжимала из себя последние силы, чтобы бежать, потому что оказаться между двумя подвижными пролетами значило подписать себе приговор: на работу не явится и будет куковать тут до начала часов посещения, то есть до двух дня. Лера, пробежав последний подвижный пролет, кое-как затормозила и сразу согнулась в три погибели. Руки скользили по юбке, потом — по голым коленям, пока она пыталась восстановить дыхание и еще раз мысленно вернуться к преимуществам работы здесь. Большая заработная плата, повторяла она себе, очень большая как для обычной медсестры, а им надо было отдавать долги и что-то кушать. Мама работала учительницей в школе на окраине и не могла похвастаться большим окладом, отец с инвалидностью найти работу не мог — вот и надо было держаться за такую возможность. Ей дико повезло утроиться сюда, и никакие проклятые мосты этого не испортят. Дядь Витя подбежал к Лере и мягко погладил по плечу. — Что ж ты так, милая моя, себя не бережешь? — ласково спросил он, протягивая бутылку воды. — Я ж тебя видел, неужто запер бы? Да что я, изверг какой, что ль? Лера попыталась улыбнуться, но закашлялась. После колледжа пришлось оставить кендо, чтобы брать дополнительные смены в клинике, так что ее физическая форма чуть подыстрепалась. Она все хотела записаться в зал или хотя бы начать бегать по утрам, но что-то постоянно мешало: то мать не успевала готовить завтрак, то Киру надо было допоздна математику разжевывать, то ей приспичивало готовиться к вступительным в вуз. Лера все никак не могла отпустить детскую мечту стать полноценным врачом. Может, когда-нибудь, когда с долгами будет покончено, Кир встанет на ноги и тоже начнет помогать родителям, а сама она обзаведется надежной опорой в виде партнера, она сможет наконец поступить и отучиться. А пока этого не случилось, приходилось работать здесь. Лера благодарно отхлебнула и выслушала последние новости. Вчера она была выходной, так что не стала свидетелем перфоманса Анастасии Витальевны, которая сначала залезла на стол танцевать под игравшую только у нее в голове музыку, а потом взяла санитара Мишу в заложники, приставив к горлу пластиковый нож, и требовала миллион долларов и автомобиль. Больше, вроде, ничего критичного не произошло: пациенты ходили по процедурам, медперсонал занимался своими делами. У входа Леру встретила Софья Николаевна. Она держала в руках свой вездесущий планшет с кучей листов, половину из которых ветер так и норовил унести в море. — Опаздываем, Валерия Викторовна? — строго спросила она, складывая все листы и опуская планшет. — А у меня для вас как раз особенное задание. Лера рассыпалась в извинениях, но перед Софьей Николаевной не задержалась, а сразу пошла переодеваться. Скинув плащ и накинув свой любимый халат с синими вставками, она побежала ловить начальство. Мимо медленно прошел Юрий Иванович — их местный юродивый, самый безобидный и вежливый из всех пациентов, и Лера с улыбкой кивнула в знак приветствия. Коридоры клиники напоминали скорее комнаты древнего замка, чем современного медицинского учреждения: серые, из массивного кирпича, они давили на любого, кто здесь оказывался. Лера не была профессиональным психиатром, но даже ей казалось, что выздоровлению пациентов такая обстановка не способствовала. Но если Вениамину Самуиловичу все нравилось, значит, так все и должно было быть. Кто Лера, в конце концов, такая, чтобы критиковать светило отечественной психиатрии? — Валерия Викторовна! — недовольно позвала Софья Николаевна с другого конца коридора. Лера, иногда переходя на бег, поспешила к ней. — Ну сколько можно переодеваться? Ваша смена уже началась. — Бегу! — воскликнула она и наконец поравнялась с начальницей. Софья Николаевна была потрясающей, но до чертиков пугающей женщиной. Она жила здесь, но, кажется, никогда и не бывала в своей квартире. На какое бы время Лерина смена ни выпадала, Софья Николаевна всегда была непосредственно в здании клиники: или ходила хвостиком за Вениамином Самуиловичем, выполняя все его указания, или сама раздавала задания и отчитывала сотрудников за малейшие промахи. Она любила порядок до неприличия, одного санитара даже уволила за опоздание на пятнадцать минут — дядь Витя звал ее вечной грымзой, потому что сама она никуда уходить с этой должности, видимо, не собиралась. — Вениамин Самуилович в отъезде, — деловито сообщила Софья Николаевна, поправив очки в тонкой оправе, — поэтому я сегодня за главную. Тебе придется взять Мишиных пациентов вдобавок к своим: он взял отгул в связи с вчерашним происшествием, дармоед. Самый главный из его подопечных — Стрелков Евгений Борисович. Он у нас проходит принудительное лечение. — Я же не работаю с преступниками, — нахмурилась Лера. — А больше некому, — отрезала Софья Николаевна. — У меня своих достаточно, у остальных — тоже. Только ты и осталась. Лера против воли поежилась. Вся клиника знала, кем был Стрелков и что он делал. Новостные издания не смолкали несколько дней, когда его признали невменяемым, призывали к правосудию. Они, наверное, думали, что клиника имени Снежневского была подобием курорта, да даже Лера так думала, пока не начала тут работать. Любая тюрьма была лучше этого места, так что насильнику и убийце было здесь самое место. Только вот видеть его от этого больше не хотелось. Напротив, Лера еще при собеседовании попросила Вениамина Самуиловича избавить ее от необходимости работать с преступниками. Все-таки неадекватные убийцы составляли даже не большинство пациентов, и доктор тогда с радостью согласился на это условие, а теперь вот Софья Николаевна плевать хотела на его распоряжения. — Не волнуйся, — попыталась утешить Софья Николаевна, но прозвучало это так безразлично, что лучше бы она вообще ничего не говорила. — Там всего пара уколов, да и Евгений Борисович не буйный. Указаниям следует, на контакт идет. Все будет нормально. Пойдешь к нему первому: отстреляешься — и навещай спокойно своих постинсультных бабулек с деменцией. Лера хотела заметить, что подобное неуважительное отношение к пациентам совершенно неуместно, а Софья Николаевна вообще-то главная медицинская сестра. Ее так называемые «постинсультные бабульки с деменцией» были несчастными женщинами, которым необходимо было просто немного тепла, пусть и от малознакомой девушки с утками и шприцами. Их засунули сюда уставшие родственники, не навещали, не связывались, да и персонал о них особенно не заботился — так, раз в пятилетку водил на процедуры да какую-никакую жизнь поддерживал. Они никому тут не были нужны, кроме Леры, и Лера готова была за них цапаться даже с начальством. Но Софья Николаевна продолжать разговор на эту тему не стала. Она перечислила все требования и отправила Леру искать Стрелкова, а сама ушла по своим делам. Первым делом Лера проверила его палату, но внутри никого не оказалось. Вообще-то, у Стрелкова не должно было быть права на свободное перемещение по клинике, и по-хорошему его должны были тут запирать и выпускать максимум на процедуры. Но то ли он шел на поправку, то ли был на хорошем счету у Вениамина Самуиловича — его вообще почти не контролировали. Лера пару раз пересекалась с ним в коридорах и в столовой, и этот монстр ей улыбался. Говорят, физиогномика есть лженаука и по внешним признакам нельзя определить склонность человека к совершению жестоких преступлений. Тем не менее, стоило лишь единожды увидеть Стрелкова, заглянуть в его синие глаза, посмотреть на его довольное выражение лица объевшегося сметаной кота, который ни о чем не жалеет, как возникали некоторые сомнения. Стрелков был пугающим до чертиков. Может, Лера просто заранее знала, что именно он сделал, но ей как будто сразу было понятно: вот этот человек убивал и убивал жестоко. Он всегда находился в стороне от общего балагана, не общался с пациентами, зато поддерживал активный диалог с персоналом. Словно каким-то хозяином положения себя чувствовал. Лере было не по себе от одного его взгляда, поэтому она будто шла не ставить ему в жопу шприц, а сразу на плаху. В общей его тоже не было. Там пациенты играли в карты и в шахматы, кто-то смотрел телевизор. Они казались обычными, совершенно нормальными людьми, но Лера знала, что это ощущение обманчиво — в любой момент кто-то из них мог сдернуть штаны и начать размахивать членом или пойти устраивать революцию, возомнив себя Лениным. И эта их мимикрия под «нормальных» тоже пугала: вот кто знает, сколько еще таких людей ходит по улицам? Сколько не добралось до психиатров? Ну вот как минимум она. Обработав эту мысль, Лера встала посреди зала как вкопанная. Нет. Нет, вот она-то как раз нормальная, она не одна из них и никогда ей не будет. Все психи так думают? Хах! Нет. Лера просто обязана была быть нормальной. Постояв так пару минут, она продолжила свои поиски. Стрелков не мог быть за пределами клиники, но в общественных пространствах не было и следа их знаменитого пациента. Лера даже сверилась с графиком его процедур — нет, у него сейчас было свободное время перед отбоем. Оставался только старый корпус, но он сейчас был закрыт на реставрацию. Подойдя к переходу, Лера удивилась: охраны не было. У перехода должен был дежурить кто-то из персонала, чтобы отваживать пациентов, за которыми не уследили медсестры и санитары. Но коридор пустовал, только кусок полиэтилена одиноко свисал с одной из створок массивных дверей. Лера неуверенно толкнула дверь. Та поддалась не сразу, пришлось приложить побольше сил. Странно, что она вообще поддалась — она должна была быть заперта. Внутри перехода было тихо. Пахло сыростью — но сыростью тут пахло везде, а еще уже доставшей морской свежестью. Лера после этого места на дух не переносила освежители с этим запахом, даже если он и близко не напоминал реальный бриз. В тишине скрипели только ее прорезиненные тапочки. Вторая дверь была плотно закрыта. Из-за толстого дерева слышалась какая-то возня и чьи-то голоса, так что Лера, собрав остатки воли в кулак, толкнула створку. Она не поддалась. Со второго раза — тоже. Кто-то закричал, и Лера в панике уронила лоток со шприцами. Он неприятно лязгнул, столкнувшись с каменным полом. За дверью раздался еще один крик, потом — неприятные булькающие звуки, хруст, стоны, плач. На помощь звать было некого: Лера прикинула, что до ближайшей комнаты персонала бежать придется пару минут. Так что она с чистой совестью пнула дверь около ручки в попытке ее выбить. Проклятая деревяшка снова не поддалась, только жалобно скрипнула, вторя еще одному крику. Ни со второго, ни с третьего раза выбить не получилось. Лере казалось, что она не двигается ни на сантиметр, но она продолжала долбиться, теперь уже попеременно ногой и плечом. В конце концов дверь поддалась, и Лера ввалилась внутрь, чудом оставшись на ногах. Первым, что она увидела, была разлитая белая краска. Огромная лужа растекалась по полу, заканчиваясь прямо у Лериных ног, а в ней тонуло битое стекло, окровавленные ошметки строительных лесов и куски человеческой плоти. Свет кое-как проникал через завешенные окна, и он падал прямиком на верхнюю половину тела одного из охранников. Вторая половина валялась совсем рядом с Лерой, из нее вытекала кровь, вываливалось месиво из разорванного кишечника и остальных органов. Посреди всего этого в луже краски стояла девушка. Игнатова Марина Федоровна — одна из Лериных пациенток. Почему-то абсолютно босая, с влажными спутавшимися волосами, она как хищник ходила по просторной комнате и рычала, задерживалась в некоторых местах, принюхивалась. Первым Леру заметил Стрелков. Он сидел на полу в позе лотоса в другой стороне помещения, возле застеленного полиэтиленом кресла, и с улыбкой наблюдал за девушкой, изредка кивая. До него не дотекла краска, его каким-то образом не запачкало кровью, так что он в идеально белой одежде хлопал в ладоши каждый раз, как слышал утробный рык. Лере он помахал. Помахал. Марина Федоровна сразу обратила на нее внимание, стоило Стрелкову это сделать. Сначала она как-то неестественно выгнула голову до хруста костей, изучая Леру безумными глазами, а потом удовлетворенно оскалилась. Лера попятилась. План был прост: как только Марина Федоровна на нее кинется, она захлопнет дверь прямо ей в лицо, благо ей хватило ума не заходить сильно глубоко в комнату. Но Марина Федоровна все не кидалась и не кидалась — наоборот, подходила медленно, плавно ступая по краске, которая смешивалась с кровью прямо у нее под ногами. Что здесь делал Стрелков? Почему его она не трогала? Она же точно его видела, раз обратила на Леру внимание только вслед за ним. Так какого черта? Лера не хотела упускать ее из виду, но приходилось вертеть головой, чтобы так некстати не упереться во что-нибудь спиной. Сердце стучало где-то в глотке, и из-за этого было сложно сконцентрироваться на окружающих звуках. Там Стрелков рот открывал, в ладоши хлопал, но Лера упорно слышала только стук у себя в висках. Марина Федоровна кинулась. Она побежала с бешеной скоростью, и Лера ни за что не успела бы воплотить свой план, если бы не одно «но»: стоило девушке пробежать пару метров, как ее голова повернулась на сто восемьдесят градусов. Вот так просто. Одно мгновение — и Лера как сквозь толщу воды услышала хруст позвонков, а следом закричала. Марина Федоровна упала замертво, и голова ее выгнулась под каким-то совершенно фантастическим углом. Она даже не вздрогнула, так и осталась там лежать с согнутыми ногами. Лера все еще кричала. Стрелков говорил. Лера не слушала, слушать не хотела, но воздух закончился, и кричать больше не было сил. Она захрипела. — … энтропия! — воскликнул он, и Лера не знала, как умудрилась его услышать. — Хаос! Наконец-то!