###
Когда он впервые проснулся, он не стал открывать глаза. Вместо этого у него были ощущение энергии эмоций, которые говорили ему больше информации, а вот открытие век наверняка бы выдали его бодрствующее состояние. А пока он якобы спит, этим стоит пока что пользоваться. Он не знал точно, сколько уже пролежал в больнице без сознания, но по внутренним часам, примерно десять суток. Может возникнуть вопрос, откуда он знает, что он в больнице? Ну, если к тебе за целый день три раза приходят некие пони, в эмоциях которых стоит искреннее сочувствие, сопереживания и желание помочь, и при этом проговариваясь о том о сëм, в частности о своей работе, то некоторые выводы уже составить можно. Открыл глаза он лишь в один момент, когда все предположительно спали, ночью. И первым делом он осмотрел свои раны. Теперь, на его руке красовались неплохие такие шрамы, шерсть на которых даже не выросла. Раны на пальцах тоже затянулись, но на их месте были уже шрамы поменьше. Ногу осмотреть не получилось, потому что она пока ещё была в бинтах. На животе же и вовсе ничего не осталось. Медики тут явно едят свой хлеб не даром, а тело выглядело достаточно здоровым, чтобы в случае чего сбежать. Конечно, исцеляющая магия единорогов в прямом смысле способна творить чудеса, но такое быстро заживление было не только одной лишь магией. Обилие эмоциональной энергии в больнице было в избытке, чтобы естественная регенерация так же усердно тратила вечно восполняемые силы организма. Ну и лекарства и средства медицины, куда же без них. Далее хотелось осмотреть комнату, где он находится, но ничего такого он не приметил, кроме того факта, что его палата рассчитана на одного пациента, и представляла собой комнату среднего размера. Из удобства только тумбочка у кровати, да стулья у стены. На этом, глаза можно и закрыть. После этой ночи, глаза он больше не открывал, и днëм так же продолжал имитировать сон, как и вчера. А в голове он обдумывал свою отнюдь не лучшую ситуацию. Что-то местных тварей встретить он не ожидал. Животных — да, но их хоть спугнуть можно обычным выстрелом огнестрела, а тут… Просто недооценил угрозу. Впрочем, поганого сильного ветра он тоже не ожидал, а тот откуда-то взялся. Но это беспокоило не в первую очередь, да и в принципе уже не заботило. Обычно, инфильтраторы проникают в чужое общество двумя способами. Первый способ: это уже иметь на руках готовую личность, с личным делом и историей. И пока инфильтратор не выучит историю и дело — его не допустят к операции. Удобств от этого способа много. Взять хотя бы, что другие агенты уже будут знать, кто их коллега, и наладить с ним связь будет проще. Да и другой мороки тоже меньше. А есть второй способ, «способ по старинке», как говорят некоторые. Но он тоже постоянно дорабатывается и тоже нередко может использоваться, если того требует ситуация. Инфильтратор при таком способе ищет жертву, которую будет замещать. После того, как жертва подобрана, её похищают в удобный момент. И вот тут, инфильтратор должен использовать все свои умения в магии разума, чтобы полностью скопировать память и образ жертвы. А дальше всё проще. Жертву устраняют, свидетели то не нужны, а инфильтратор проникает в общество. К чему это всё? А к тому, что он готовился к первому способу, а в итоге пришлось резко переключаться на второй, и тот в итоге он сделал не до конца. Он наконец-то вспомнил, что забыл считать память, хотя бы частичную, а значит, у него могут быть проблемы, если его о чём-либо начнут спрашивать. Но не только в этом была беда. У него была личина ребёнка. И если с памятью у него из вариантов только притвориться, что у него амнезия, то вот с телом проблема, потому что ребёнку мало куда есть доступ, что тоже ставит всю его задачу под тень стремительно надвигающегося провала. И это не считая всяких родных этого самого ребёнка. А ещё, если он и правда провёл без сознания столько, сколько и прикинул, то сроки выхода на связь он тоже похерил, и его уже записали в пропавших без вести или погибшим. Саму связь он тоже потерял, впрочем. Помощи ждать неоткуда, он теперь полностью сам по себе. И вот надо было ему быть единственным полевым агентом в этом регионе то а… Агенты Великого Никто были почти в каждом крупном северо-западном городе Эквестрии, однако чем ближе к столице и чем восточней и южней они старались протянуть свою агентурную сеть — тем больше встречали своих параноидальных коллег с противоположной стороны. Пока, ещё не было зафиксировано ни одного случая поимки агентов. Но быть первым в данном конкурсе веселья как-то никому не хотелось, да и руководство понимало, что если действовать слишком агрессивно, то они разворошат очень большое осиное гнездо. А потому, он и должен был быть авангардом сети, должен был разведать местность, и по возможности, закрепиться, дабы у новых агентов уже была точка опоры, и доложиться через специальную рацию и коды связи. И эта задача была провалена. Какой позор, стыдно будет даже посмотреть в глаза королеве… Так. Стоп, отставить отчаиваться. Он попробует найти выход из этой щекотливой ситуации. Его не просто так отделяли от ментальной связи с ульем, чтобы он просто так сдался! А сдаваться было нельзя, это первое, что ему говорили инструктора! Первым делом, после такого, безусловно мотивирующего, маленького монолога, славный герой своей эпохального истории решил резко открыть глаза. Чтобы встретиться взглядом с нависающей над ним бежевой пони, и случайно её этим напугать. Славное начало, но это явно не было в его планах. Размышляя над своими проблемами, он, хоть и следил параллельно за окружающими его энергиями эмоций, но внимания им не придавал, потому что угрозы для него лично он не чувствовал. А потому, он и забыл об медсестре, что пришла проверить пациента, и конечно же, фонтанировала доброжелательностью по отношению к нему. А этих доброжелательных эмоций тут было пруд-пруди, и разумные вполне себе могли потеряться в его поле «зрения», пока не начнут чувствовать какие-нибудь другие эмоции. Медсестра же, к счастью, быстро оправилась от мимолётного испуга, и сразу же побежала звать старшего врача. Уже через минут пять она вернулась, неся в руках поднос с горячей едой, а за ней шёл голубого цвета единорог. Первым делом, врач начал сканирование пациента магией на наличие каких-либо новых проблем со здоровьем, а медсестра же начала раскладывать столовые приборы на тумбочке, что была справа от пациента. — Бинты можно снимать — Промолвил единорог в никуда, но медсестра знала, что это предназначалось ей, и потому после раскладки сразу же начала развязывать бинты на ноге. Сам же пациент почувствовал облегчение, когда нога начала «дышать», после того, как эти самые бинты ему развязали. Единорог же, не найдя ничего нового, точнее ничего плохого нового, закончил своё сканирование, сел на стул у стены, и обратился к юному жеребчику. — Болит ли что-нибудь, как себя чувствуете? — Не всегда магия могла дать точный ответ, всё ли в порядке с пациентом, а потому такие, вроде бы формальные вопросы, были отнюдь не формальностью, и иногда тоже спасали жизни. — Ну, всё хорошо. — Почти уверенно прозвучал тонкий, но уже ломаный голос парня. — Точно? Не болят ли шрамы? — Продолжил задавать вопросы врач, кивая заодно медсестре, что та свободна. — Ну, я ничего такого не чувствую. — Вновь отозвался парень. — Ну, раз так, то это очень хорошо. — Облегчённо выдохнул врач, после чего продолжил. — Что ты помнишь последним? — Я… Помню темно было… — Начал заливать свою импровизацию в уши доктору подставной жеребёнок. — Я… Искал выход из леса… Помню, на меня нападали волки… Большие такие, страшные… Я вроде бы бежал от них… И когда убежал, помню свет… А потом ничего. — Сложно сказать, врал ли он сейчас, или нет, ведь это даже и выдумывать особо то не пришлось, однако этого уже хватило доктору. — Так, хорошо. А что ты помнишь до того, как искал выход? — Задал уже другой вопрос врач. — Я… Я… Не знаю… — Откуда ему было знать, чем этот подросток занимался в лесу до его прилёта? Эх, если бы он тогда не так сильно торопился, да считал память поверхностно… — Ладно. А ты помнишь, как тебя зовут, или своих родителей? — Осторожно спросил единорог, надеясь услышать положительный ответ, но положительный ответ быть услышанным не пожелал. — Нет. — Спустя минуты две чуть более твёрдо ответил жеребёнок, в глазах которых был пустой взгляд. — Понятно. — Единорога это немного расстроило. Всё же, какие-то проблемы у пациента были, но с такими он сделать ничего уже не мог. Оставалось надеяться, что это лишь краткосрочная потеря памяти в связи с неприятными воспоминаниями, а не полная потеря памяти. — Что ж, поздравляю. Физически ты здоров, так что самостоятельно есть ты можешь. Но если чувствуешь слабость, то не молчи об этом. — Известил пациента врач. Пациент, в ответ, бодро, но осторожно, поднял свою правую руку так, чтобы потом опереться об кровать и сесть. Доктор хотел было поспешил помочь ему, но видя, как тот уже спокойно сидел и собирался приступать к еде, что заждалась и поостыла, остановился, хмыкнул, будто с облегчением, и вышел. Первой физической едой инфильтратора за последние сутки стал какой-то простенький суп из картошки с салатом, да пара кусков хлеба. Не сказать, чтобы он сильно хотел есть, потому что достаточно насытился местными силами эмоций, однако его организм мог черпать энергию и от физической пищи. Благо, организм чейнджлинга умел переключаться на вид еды, и если в его организме была как раз еда физическая, то он в первую очередь переваривал её, дабы не случалось перееданий, и у самого чейнджлинга не выходило конфузов с маскировкой. Так что, если надо поддерживать образ, то придётся ему этот суп съесть. Было бы странно для врачей, если бы он ничего не съел. Пара моментов агента всё же смутили. Каким образом медсестра так быстро достала горячую пищу? Они же тут не могли постоянно ждать, когда он проснётся, или же нет? А может, он просто параноик, и это всё происки магии местных, или их новых магических штуковин? Хотя, возможно ему просто повезло, и его палата находилась рядом с кухней. Начав неспешно есть, можно было о чём-нибудь отвлечённом подумать. Торопиться пока некуда, а врача спросить, сколько ему тут сидеть, он забыл. Да и всё же, версия с необычной магической машиной, что подогревает еду, была бы вполне себе жизнеспособной. Потому что вот уж что-что, а маг-технологии пони развили лучше остальных народов. Ведь почти каждый шестой-седьмой из пегасов или земнопони — это одарённый, способный не только чувствовать магию, но и, пусть и топорно, этой самой магией манипулировать. Но в отличии от единорогов, они зачастую не могут использовать большинство школ магии, и ограничены уже своими предрасположенностями к определённым школам. Но даже среди них есть редкие энтузиасты, которые пытаются развить в себе что-то новое, не смотря на ограничения. А уж что говорить и о самих единорогах, которым был каждый третий в каждом поселении, и которые могли с этой магией делать невероятные, даже невозможные вещи… К счастью для многих стран и рас, большинство пони не желают тратить кучу времени на полное постижение магии, и остаются довольными тем малым, что захотели или могли развить в понравившимися им школах магии. Страшно было бы видеть у себя под боком армию непобедимых магических монстров, особенно если это твой сосед. Хотя, ходят слухи о некой секретной, личной ультрамагической спецгвардии Королев… Большинство одарённых, в отличии от единорогов, которые полезны в принципе везде, уходят в армию, или изредка, но подаются в учёные. Эквестрия специально создала для них лучшие условия именно в этих отраслях. И если с армией всё предельно понятно, зачем и что они там делают, то вот что твориться в науке — до конца не ясно, но кое-какие слухи были и есть. Специалисты и аналитики очень давно предполагали, что в научном обществе Эквестрии десятилетия лет назад был застой и полная зацикленность на маг-технологиях, из-за чего дальнейшее развития обычных, не магических технологий встало колом. На самом деле, по факту ничего нового и прорывного, за очень редким исключением, у пони изобрести не вышло, они просто смогли первыми собрать и развить до совершенства магические аналоги тех вещей, которые были на тот момент прорывными. А потом ещё и сделали аналоги того, что прорывным не было, но пусть тоже будет, ведь тогда это было всемирной модой. Среди этих аналогов не было даже принципиально свежих идей. В итоге, когда маг-аналоги всего и вся были сделаны, и даже завоевали некую планку качества, научному сообществу оставалось лишь оптимизировать то, что есть, потому что маг-технологии как ни крути, а штуки весьма дорогие и сложные сами по себе, и расходуют свою энергию весьма быстро, а расходники-батарейки для них тоже дороги. А перестроиться на что-то иное и простое не получалось, общество Эквестрии само же и застряло в моде своих маг-технологий, где напечатанная приставка «маг» перед словом — уже было гарантом наилучшего качества и надёжности, по сравнению с другими технологиями и идеями, даже если это было не так. Только паровые поезда везде крупно котировались, и то лишь потому, что их магическим аналогам цена была бы выше Луны и Солнца, а у Эквестрии нет столько ресурсов. Однако, недавнее, всего лишь одиннадцать лет как, восстание Сталлионграда, дало пинок этому самому научному сообществу своими новыми идеями, и начало потихоньку опрокидывать моду на маг-технологии в Эквестрии. Ведь вышло то как, у будущих сталлионградцев, на начало подготовки к восстанию, не было никакого преимущества перед всей остальной Эквестрией, а сам регион был весьма беден экономически. Те предприниматели, кто в далёкие времена застраивал большую часть земли шахтами и заводами, уделили наименьшим внимание снабжение региона даже банальным продовольствием. По всей видимости, тогда они больше думали о предполагаемой прибыли, чем о трудящихся там пони. К чему это всё привело и так известно — регион медленно, но верно, скатывался в пучину массового голода и бедности для всех, кто там проживал. А пони там были очень неглупыми, потому как половина населения там трудилась на заводах, а для этого всё же нужны были кое-какие инженерные знания и мозги, чтобы следить за работой механизмов, и потому осознавали, к чему рано или поздно может всё прийти. И потому, когда началась подготовка к восстанию, и начал вставать вопрос об начальном преимуществе, толковые инженеры посмотрели сначала на большинство магических механизмов, посмотрели, какую работу те выдают на выходе, прикинули, как они могут получить тот же результат без магических способов работы, и начали сооружать свои, новые и прорывные механизмы. Так, сначала посмотрев на мощные и редкие маг-мушкетоны эквестриской гвардии, которые всё равно давали тем большое преимущество перед обычными луками и арбалетами, начали думать над своим дешёвым аналогом. В итоге, додумались использовать порох, потом за полгода придумали пули-расходники, клепать которые заводы могли почти безостановочно и сотнями, а после ещё через полгода придумали и собрали прототип, из чего эти пули будут вылетать. Первая нарезная винтовка, которая получилась у новоявленных оружейников, не была произведением искусства, но она была простой в производстве и достаточно дешёвой, чтобы её так же могли десятками выпускать заводы. И вот, к моменту начала революции, у них получилось массовое оружие, которое помогло в будущем теснить гвардию. И всё это производилось раза в четыре дешевле одного маг-мушкета, а количество винтовок было в три раза больше, чем магических мушкетов гвардии! Единственные различия между оружиями были лишь в том, что винтовки не могли пробивать каменные, или толстые стальные стены, но зато они стреляли дальше на сто пятьдесят-двести метров, и были достаточно убойны, чтобы валить на повал с первого попадания даже на максимальном расстоянии. Точность так и вовсе была запредельной на тот момент времени — восемь попаданий из десяти на расстоянии четыреста метров. После успешного восстания Сталлионграда, Эквестрия, к слову, тоже заимела в своём арсенале свою нарезную винтовку, рассмотрев принцип работы трофеев, и отдав магические в спецбатальоны. А Сталлионград на винтовках и не думал останавливаться. Когда революция закончилась, то начали разбираться с экономическими и продовольственными проблемами. Так, встал ещё вопрос об дороговизне маг-технологий. для экономики они были дороги, регион не был особо богат, особенно на естественные магические кристаллы, и поддерживать работоспособность всего и вся было попросту невозможно, потому что Эквестрия вряд ли даст расходники и запчасти на обслуживание. Как итог, стали пытаться изобретать эффективные, и даже превосходящие в качестве и надёжности аналоги, лишь бы вытеснить маг-технологии с концами. И у них почти получилось, и почти блестяще! Конечно, полностью вытеснить магическую технику не удалось, кое-где она была всё же необходима, но в большинстве своём у них вышло, и экономика могла вздохнуть спокойно. Они даже смогли придумать что-то новое, и что-то иное в других сферах технологий, что уже заинтересовало остальные страны. А Эквестрийское научное, и уже даже промышленное, общество потихоньку начало засматриваться на такие эффективные, такие новые и такие дешёвые технологии сталлионградцев. Стали думать над своими разработками, вытаскивали из архивов старые идеи, которые были забыты как неконкурентоспособные с магическими изделиями, стали взращивать новых учёных, что дадут свежей крови и новых идей. В общем, страна готовилась перестраиваться и двигаться вперёд. Но шло дело крайне медленно, и виной тому то, что большая часть население, обычные обыватели и аристократия, с крайним скепсисом относилось к новым веяниям, всё ещё рассматривая аксиому: «Магическое — значит лучшее». Особенно сильно возмущались консервативные аристократы, которые пытались задавить часть идей в стиле: «А придумали это всё кто? Злобные Коммунисты, которые восстали против Гармонии! А значит что? Правильно, эти технологии злодеев недостойны быть частью нашей культуры!». Звучало это нелепо, но массы это заглатывали, не задаваясь пока лишними вопросами, хотя и ясно как день, что рано или поздно пластинка работать перестанет. А параллельно, всё же пытались сделать что-то новое на основе магии, и что-то даже получалось. Так что с трудом, но лишь те технологии, которые не предлагали замену, а лишь вносили что-то ещё, внедрялись в страну. Например, электростанции на основе бойлеров, свет на лампах накаливания, развитие телеграфии и прочие бытовые мелочи, которые хоть и вносили в жизнь пони что-то новое, но пока не особо сильно что-то изменяли в обществе. Да и касались эти изменения пока только городов, за редким исключением, как например Понивиль. Пока он лежал и вспоминал весь этот микро ликбез по истории, уже прошло часа два, на вскидку. Еду он уже давно закончил есть, оставив пустую тарелку, и теперь откровенно скучал. В палату к нему никто не заходил, а мог ли он выйти — он не знал. Хотя, наверняка можно, доктор же сказал, что он здоров. Именно с такими мыслями инфильтратор уже хотел встать и выйти из палаты, как почувствовал, что кто-то уже стоит за дверью. Спустя секунду, этот кто-то эту самую дверь открыл, и это оказалась розовой пегаской в жёлтом длинном платье и корзинкой в руках. Интересно. Флаффи с подругами усердно старались. Флаффи с подругами долго пытались. Но получить какой-либо информации об родителях жеребёнка, которого они спасли, не вышло. Телеграмма в ближайшие поселения и города, с вопросом, зарегистрирован ли у них такой ребёнок, давали отрицательный ответ. А это означало, что его родной регион мог быть ещё дальше, чем регион Кантерлота. Доктор уже сказал Флаффи, что ребёнок, предположительно, потерял память в краткосрочной перспективе, хотя в остальном здоров, и выписывать его будут уже завтра, а так как родных или близких, которые могли бы поручиться за мальца нет, то они полностью доверят его в руки представителя детского дома. Флаффи информацию приняла, а после попросилась навестить того. Доктор против не был. И вот сейчас, когда она зашла, на неё изучающе смотрел красноглазый тёмно-серый земнопони с синей гривой, что было неожиданным сочетанием цветов. Выглядел он гораздо лучше, чем когда она увидела его в первый раз, но вид шрамов её всё равно поражал, навевая неприятные воспоминания. На вид ему можно было бы дать шестнадцать-семнадцать лет, что подтверждается и словами доктора, который дал точно такую-же оценку. Найдя стул, она пододвинула его ближе к его кровати, и села. И так, первым делом, это приветствие и дружелюбность. С этого и стоит начать. — Привет малыш, меня зовут Флаффи, а как зовут тебя? — Спросила кобыла звонким, ласковым голосом, улыбаясь. — Я не знаю — Прозвучало в ответ несколько поникшем, но явно не расстроенным голосом, будто не определившись, беда это, или нет. Такой ответ Флаффи несколько опечалил, но вида она не подала. Что ж, остаётся и дальше надеяться, что память малышу вернётся. — Это плохо, но я уверена, память к тебе ещё вернётся. — Сказала кобыла жизнерадостным и уверенным голосом, стараясь поддержать своего молодого собеседника. — Давая я тогда расскажу, зачем я к тебе пришла. Но для начала, я бы хотела спросить тебя, ты правда ничего не помнишь, хотя бы, сколько тебе лет? — Закончила Флаффи, надеясь, что хоть чуть-чуть память вернётся к ребёнку. — Нет, ничего. — Всё тем же голосом ответил тот. Надежда оказалась ложной, а тон его голоса ещё более расстроил. Она ждала хоть каких-то эмоций. — Ну, тогда я продолжу. — Флаффи глубоко вздохнула, и только после этого продолжила говорить, решив не утаивать от него всей информации. Дети ценят честность. — Видишь ли, я из понивильского детского дома. Мы пытались найти твоих родных, или близких, но в ближайших деревнях и городах их нет. Я знаю, что скорее всего, тебе может быть тяжко это осознавать. Но знай, что я сопереживаю тебе, и всегда готова тебя поддержать, если тебе будет плохо. Флаффи решила перевести дух ещё одним вздохом, попутно обратив внимание на лицо парня. То не выражало вообще ничего. С одной стороны, это радовало, что тот не впадает в уныние, но с другой… В душе Флаффи немного щемило от этой картины. Ей страшно было представить, если бы она попала в такую же ситуацию, как этот малыш. — Но врачи сказали, что твоя память является краткосрочной, и скоро она к тебе вернётся, и ты сможешь сам нам сказать, кто твои родители и где ты живёшь. Но до тех пор, завтра я тебя заберу в наш детский дом, чтобы пока разместить тебя там. Скажи, как ты себя чувствуешь? — Снова участливо спросила Флаффи, улыбнувшись в конце. — Не знаю. Вроде нормально. — Снова ответ, и снова такая же интонация. Это давило на кобылу. Она всегда видела эмоции детей и к этому привыкла. И было не важно, подросток это, или нет, они не могут по другому, они не могут не выражать себя. Но тут, она говорит с потеряшкой, который словно сам не осознаёт своего потерянного положения. — Ну что ж, это хорошо… А, вот, это тебе. Поправляйся, завтра ещё увидимся. — С этими словами, Флаффи положила ему на тумбочку четыре яблока, которые она достала из своей корзинки, встала, и вышла из его палаты. Разговор бы увяз, продолжи она дальше, и она это понимала. Инфильтратор же снова погрузился в бездны раздумий. Детский дом, значит. Сначала он было обрадовался, хоть и не подал виду, что оказывается, родных тут не имеет, и ему повезло. А потом осознание дальнейших перспектив его расстроило. Сколько лет этому телу? Пятнадцать? Шестнадцать? Он не разбирался в возрастах детей, особенно пони, поэтому представить, сколько ему придётся гостевать в местном детском доме он не мог. Ну, ладно, года два точно. А если больше? Наверняка ведь за ним там будут следить, это ясно как светлый день, или светлая ночь, как тут вообще это принято говорить-то? Его долгая миссия может затянуться на ещё более, чем два год. Как он тут будет потом искать агентов? Как ему дать знак, что он свой? А если их не будет, что тогда? Что ж, ладно. Спокойствие. Если так задуматься, то не так всё плохо. Пока что. Будь у него «родители», было бы не проще. А так, сразу, какие плюсы можно из всего этого извлечь? Он постоянно будет тут. То есть, никто с ним переезжать никуда не будет, что могло бы быть, будь у тела тут родные. Это первое. Второе, у детей-сирот есть, вроде бы, некие привилегии в стране, и этим тоже можно будет воспользоваться. То есть, менять личину пока не совсем выгодно. Ну и третье, чисто теоретически, с его то знаниями и возрастом, можно попробовать пробиться в какие-нибудь верха, получив местное образование. Не сказать, что так не делали до него, и даже были уже попытки под видом детей пробиться в Ванхувере, но успехом они не увенчались. Банально была большая конкуренция, сделать с которой ничего не смогли, потому что агенты Королев тоже не спят. Поэтому, не факт, что получиться и у него, но он сделает всё возможное, чтобы получилось. Другого выхода особо то и нет. Пока с плюсами всё. К одному большому минусу, в придачу к уже и так ясной слежке и большой потере времени, придётся добавить то, что он будет всё это время сидеть в детьми. И он либо от скуки с ними сдохнет, сам, застрелившись из walter-а из-под кустов, либо сбежит окончательно. Вот настолько он не представлял, что он будет там вообще делать. Учиться, вестимо. Остаётся надеется, что там хотя бы выпускают гулять, и доступ в библиотеку есть. Единственное, что могло попортить далеко идущие планы, так это то, что его может кто-то усыновить. Но этого точно не будет, пока до всех не дойдёт, что он «потерял» свою память окончательно. Значит, нужно будет иногда делать «просветление», делая вид, что память по чуть-чуть, но возвращается к нему. Как только обдумывание ситуации закончилось, он всё решил откусить одно из яблок. В конце концов, почему бы и нет. Он их давно не ел. Всё могло быть и хуже.###
На душе Флаффи не всё было спокойно до сих пор. Она сидела дома и пила чай, пытаясь приободриться. Недавняя встреча с будущим, новым жителем детского дома, её не отпускала. То, как он почти без эмоций воспринял все её слова, воспринял всю свою ситуацию, потихоньку скребло её нежную душу. Ей было просто очень жаль жеребёнка, что попал в сложную ситуацию. Казалось бы, подумаешь, у тебя весь дом таких детей, сопереживай им всем! И она сопереживает, но они… Все эти дети ничего не теряли. Точнее не так, нет. Они теряли родительскую любовь с самого детства, потому что они все попали в детский дом в младенчестве, подброшенные или отданные по тем или иным причинам. Но, они напрямую родителей не теряли, в привычном понимании, просто потому, что у них их не было с самого начала. А ещё они не теряли их в осознанном возрасте, когда ты уже запоминаешь, кто твоя Мама, кто твой Папа, и как они выглядят, как разговаривают с тобой, как заботятся о тебе, как проявляют к тебе свою любовь, а ты свою к ним… И они не теряли себя. И если кому-то из этих детей повезёт, то возможно, они даже обретут своих родителей, и никогда не познают, каково это, потерять близкого человека в раннем возрасте. Но вот он — всё же иной случай. Они у него были. И Софт даже сказала, куда они могли подеваться. Но Флаффи не хотела верить в такую жестокую судьбу. Но услышав ещё и от врача, что память могла быть заблокирована как раз из-за последних неприятных воспоминаний в его памяти, защищая тем самым хрупкий детский разум… Она сначала не поверила. Всё равно не хотела верить. И она всё ещё надеется, пусть уже и не так сильно, что он однажды вспомнит своих родных, и они просто окажутся в соседнем регионе, или ближайшей деревне и обязательно за ним придут. Но прокручивая уже в своей голове дома весь свой с ним диалог, медленно но верно, она будто бы ощущала, что Софт была права. И становилось ещё более грустно, и ещё более погано на душе. Вот бы он не вспоминал своих родителей. В горле чуть встал горький ком от всех этих размышлений. флаффи хотелось было запить этот самый комок грусти, но чай в чашке кончился. С ещё чуть большей грустью посмотрев на пустое дно чашки, она взяла фарфоровый чайник и налила себе ещё горячего чая, после его поставила чайник обратно, а чашку чуть в сторону, и стала ждать, пока чай остынет. Уже сильно слабая, но оставшаяся надежда, что ещё осталась в её душе, пыталась твердить что она просто всё преувеличивает, и что на самом деле, всё могло быть лучше…