Разве вампиры бывают милыми?

      Разве вампиры бывают милыми?              В фильмах их обычно изображают пугающими: с длинными когтями, такими же длинными острыми клыками, светящимися глазами, зачастую разодетых в старинную одежду, обязательно с рюшами и плащом. Адские порождения, прячущиеся в ночи, крадущие детей прямо из колыбелей, когда уставшая от бессонных ночей мать прикрывает глаза буквально на секунду. Убийцы, восседающие на горе из обезображенных трупов. Проклятые навечно нечестивые создания. «‎Сумерки» в этом плане вышли совершенно на новый уровень, изображая вампиров ужасно красивыми, но тем не менее все еще очень опасными хищниками.              Тэхён смотрит на Чонгука, что сидит на диване в полутора метрах от него. Руки на коленях, ровная спина, чинная поза. У него вовсе не бледная кожа, наоборот, младший очень загорелый, будто каждые выходные гоняет поваляться на пляжах Бали. И одевается он совсем не в рюши и плащи, а предпочитает довольно-таки обычную одежду – огромные худи или футболки со свободными спортивками. Наверное, это потому, что обратили его совсем недавно…              А еще где вы видели вампиров с таким количеством пирсинга, как у Чонгука?              Уши, бровь, губа и бог знает что еще скрывается под одеждой. Тэхён не успел еще проверить. Но, видимо, ему таки предоставляют шанс, иначе зачем Чонгук, Чонгук, с которым они встречаются уже довольно долгое время и который за все это время так ни разу и не пригласил Тэхёна «‎на рамен», вдруг решил попросить старшего привезти его к себе домой?              Дом Чонгука, к слову, немного разочаровывает. Тэхён бы очень-очень хотел оказаться в викторианском особняке наподобие того, из «Мрачных теней‎», где извечный мрак царит внутри, гробы на каждом шагу и кровавые отпечатки пальцев на стенах. Очень антуражненько, вы не находите?              Классно было бы провести в такой обстановке фотосет для журнала. Чон Хосок, главред и непосредственный начальник, визжал бы от радости и потом еще месяц таскал Тэхёну кофе по утрам. А может даже и премию выписал…              – Так чем мы займемся? – интересуется Тэ, когда неловкое молчание затягивается.              – А чем бы ты хотел?              Старший отклоняется в сторону, опираясь при этом на подлокотник. Пальцы задумчиво касаются подбородка. Нет, все-таки это красное чудо, не то диван, не то гигантская оттоманка, совершенно не вписывается в интерьер. Впрочем, если приглядеться, то можно заметить, как на полках в гостиной и кухне, совмещенной со столовой (дальше Тэхёна пока не заводили), тут и там притаились разнообразные, далеко не современные предметы. Будто хозяин этой многокомнатной квартиры все никак не мог избавиться от привычки коллекционировать всякий хлам. Ой, простите, раритет, конечно же. Винтаж.              – Чем-нибудь очень... – Тэхён нарочито медленно прикусывает большой палец на руке. – ...интересным.              Чонгук тут же отводит взгляд, его кадык дергается, а коленки тесно прижимаются друг к другу. Сущее очарование, готовое в смущении спрятаться даже от такой невинной выходки.              – Что это на тебе, кстати? – натянутым голосом спрашивает он, пока пальцы нервно впиваются в мягкую обивку дивана.              – Ах, это? – Тэхён с притворным равнодушием поправляет пышную оборку на воротнике своей белой рубашки. После расстегивает манжеты. – Реквизит, не успел снять. Сегодня снова пришлось попотеть для Намджуна. – Он стреляет глазами в сторону младшего. Тот предсказуемо поджимает губы. – А что, не нравится?              Чонгук медленно качает головой, все так же не смотрит в глаза.              Тэхён отталкивается от подлокотника и неторопливо подается ближе, опираясь рукой аккурат возле чужого бедра. Тихо рокочет:              – Не нравится рубашка... или Намджун?              Их взгляды, наконец, встречаются, когда Чонгук вскидывает голову. Возле зрачков на радужке появляются красные прожилки – верный признак сильных эмоций. И если насчет рубашки все понятно – младший просто терпеть не может все эти клишированные образы вампиров из фильмов, а потому шипит на все, что хоть мало-мальски на это похоже, то настрой против Намджуна вызывает множество вопросов. Тот ведь такой добряк-здоровяк с милыми ямочками, как его можно не любить?              – Не ответишь? – Тэхён с улыбкой щекочет подбородок Чонгука.              Вампир даже не замечает этого. Перед глазами всплывает образ их штатного фотографа с этими его крутыми солнечными очками, голливудской улыбкой и всегда идеальной укладкой. Да, пусть он и абсолютный профессионал в своем нелегком деле и даже на самую задрипанную мыльницу‎ может сделать кадр, достойный всех возможных наград, но…              Чонгуку рычать хочется всякий раз, когда он слышит, как во время фотосета Намджун безостановочно осыпает Тэхёна фразочками вроде «Yes, baby‎» и «‎О даа, это секси». А после завершения съемок всегда обнимает старшего, благословляя своей белоснежной улыбкой, отчего тот смущенно смеется. И, хоть это и очень мило – видеть, как щеки любимого хёна алеют, Чонгук считает, что это позволено только ему.              Он ведь даже уйти на время фотосъемки не может, поскольку в «Passion Fashion‎» занимает роль мальчика на побегушках, что должен помогать фотографу устанавливать необходимое оборудование, а модели – обеспечивать полный комфорт. И все бы ничего, Чонгук уже привык к своим обязанностям, но иногда у них происходит накладка с моделями (кто-то опаздывает, застрял в пробках, сидит с сожравшей какую-то гадость собакой или просто не в творческом настрое), а дедлайны сгорели еще позавчера, и тогда Тэхён неизменно приходит на помощь. Ведь от этого, в первую очередь, зависит, не лишится ли он своей зарплаты.              – Так что, мне снять рубашку?              – Что? – Чонгук с трудом фокусирует взгляд. Глаза его комично округляются, когда он наблюдает за тем, как старший все так же неторопливо расстегивает верхнюю пуговицу.              – Ну, она же тебе не нравится, разве нет? – Тэхён снова ухмыляется. Взгляд младшего неотрывно следует за его пальцами, которые тянутся к следующей пуговице. Его рот приоткрывается. Острые ключицы манят собой, как и бьющаяся жилка на шее, к которой хочется прижаться губами, ощутить тепло кожи, почувствовать, как пульсирует кровь.              – Нет! – Чонгук подскакивает, принимаясь поспешно махать руками. – Нет, оставь ее, хён! Эта рубашка очень даже... классная.              – Да? – Тэхён тактично делает вид, что не замечает, как чужое лицо перекосилось от судороги. – Ну, ладно.              Младший только-только успевает с облегчением выдохнуть, ведь успел остановить старшего до того, как тот разденется (если это случится, то Чонгук потеряет вообще все связи с реальностью, залипая взглядом на тело хёна, чего ни в коем случае нельзя допустить, потому как у него планы на сегодняшний вечер), когда Тэхён вдруг снова активизируется.              – Чонгукки? – тянет тот ласковым тоном, и вампир млеет от любимого голоса, низкого и вязкого, словно мед. Следом на затылок опускается рука, принимаясь почесывать, и будь Чонгук котом, его мурчание было бы слышно на Марсе. Поэтому подвох он замечает не сразу. Приходится даже переспросить для верности.              – Ты хочешь, чтобы я сделал что?              – Надел такую же рубашку. – Тэхён весь светится от своей идеи. – Мы сфоткаемся, и я выложу это в инсту. Я знаю, что у тебя завалялась одна, после того фотосета в пентхаусе.              – Но, хён, – тянет Чонгук жалобно, – ты же знаешь, что я…              Чужая рука вдруг несильно оттягивает за волосы назад, так что младший даже замолкает, а после перетекает на спину, где с нажимом пересчитывает выступающие позвонки, и останавливается лишь в районе поясницы.              – Я знаю, что ты послушный мальчик, Куки. – мягким баритоном говорит старший, заставляя уши и щеки Чонгука пылать. – Так ведь? – в одно мгновение оказавшись совсем близко, шепчет он. И после того как младший мелко кивает, прикусывает мочку уха, пересчитывая языком вереницу сережек-гвоздиков. Чонгук от этого рвано выдыхает, прикрывая глаза.              Конечно, он послушный мальчик. Порой это жутко вымораживает и доставляет кучу проблем, особенно, когда хёну в голову взбредает очередная сумасбродная идея, во время исполнения которой Чонгук неизменно краснеет от неловкости. Но… он ведь просто не может ослушаться старших, верно?              Тэхён это прекрасно знает, а потому лишь ухмыляется, когда младший понуро плетется в свою комнату. Мимоходом закрадывается мысль, что, пожалуй, ему не стоит перегибать палку, а то Чонгуки больше никогда не позовет беспардонного хёна в гости. А это в его планы явно не входит.              Неловкое покашливание со стороны дверного проема привлекает внимание. Тэхён вскидывает голову и в первое мгновение едва не подскакивает с дивана, до того образ младшего похож на тот, с которого все и началось…              «Passion Fashion‎» устраивал тематические фотосъемки два раза в месяц. Обычно разработкой их концепции занимался Тэхён, как самый креативный креатив всея журнала. И вот, однажды ему в голову взбрело отгрохать гигантский фотосет в вампирской тематике. Это должно было вызвать ажиотаж и привести аудиторию журнала в полнейший восторг, ведь вампиры все такие горячие, богатые красавчики на дорогих тачках, кто еще сможет украсть падкие на влюбленность девичьи сердца? Разве что древнекитайские, точеные словно нефрит, статные и высокообразованные красавцы.              Целый день работы, десять моделей, яркий макияж, потрясающие образы (их костюмер-модельер-кутюрье и кто он там еще Сокджин просто превзошел самого себя, так что даже от одного фото вся женская половина трудового коллектива падала в обморок) и даже арендованный для съемки целый пентхаус с потрясающим видом на город и закат, иииии…              – Твою мать, еще два разворота!!!              …едва не вырывающий свои персиковые волосы Тэхён. Небольшой просчет – у «Passion Fashion‎» в этом месяце юбилейный сотый выпуск, поэтому в связи с особой датой количество страниц было увеличено. И Ким узнает об этом только сейчас, когда уже практически отправил сверстанные развороты на утверждение.              Выбора особо нет, он пробегается по всем комнатам, выискивая хоть кого-нибудь, кто еще не ушел со съемочной площадки. Дело, на самом деле, дрянь, уже давно даже не за полночь, а много больше, и все уставшие бедолаги разъехались на такси по домам.              Один только остался. Мальчик на побегушках, которого в журнал пристроил сам Чон Хосок и который вынужден был бродить по комнатам, собирая брошенный реквизит и разнообразные насадки с цветными фильтрами для камеры, а также остатки еды после моделей.              – Эй!!! – кричит Тэхён, силясь вспомнить имя бедолаги, что испуганно подпрыгивает и оборачивается, являя идеально круглые глаза. – Чонгук, верно? Пойдем, поможешь мне, быстро! Срочно!              Младший даже сообразить ничего не успевает, как его хватают за руку и тащат в дальнюю комнату, где нет ни единого окна и ужасно душно из-за света, так что мозг разом отключается. Ему в руки впихивают камеру с множеством кнопок, а сам Тэхён принимается поспешно раздеваться, чтобы натянуть на себя белую рубашку с воланами и широкими рукавами. Вероятно, он выглядит ужасно заебанным всей этой жизнью, но не все же вампиры красивые, как боги, верно? Есть же наверное и средненькие…              Озарение вдруг посещает его светлую голову.              Чонгук, дотоле поспешно отвернувшийся, чтобы не глазеть на чужую наготу, и сейчас как раз пытающийся разобраться с камерой, становится жертвой Кима. Не говоря ни слова, старший едва ли не набрасывается на него, силясь раздеть, но встречает неожиданно ярое сопротивление.              – Аудитория уже меня в лицо знает, Чонгуки, – наконец, все же объясняется он. – Уверен, я им уже надоел и поперек горла костью просто сижу. Поэтому моделью должен быть ты, Чонгуки. Новая, свежая, молодая кровь.              На слове «‎кровь» младший как-то странно рефлекторно сглатывает, а Тэхёна вновь осеняет:              – Точно, кровь! Такого у нас еще не было! Ты будешь вампиром, что упивается кровью своей жертвы, понял? Сейчас принесу реквизит.              Он поспешно удаляется в сторону кухни, где в холодильнике видел парочку пакетов с бутафорской кровью, а потому не замечает того, в каком ужасе Чонгук хватается за голову, пока его глаза спешно оглядывают окружение. Может, сбежать? Но тогда он, скорее всего, точно лишится работы, а этого ни в коем случае нельзя допускать.              В конце концов, пока старший красит его по мере своих возможностей, Чонгук пытается убедить себя, что ничего страшного просто не может произойти. Всего лишь пара фото, верно?              Ох, как же он ошибался.              Тэхён впадает в какой-то маньяческий экстаз, решая, видимо, установить рекорд мира по количеству ракурсов, чтобы попасть в Книгу Гиннеса.              Просто дело в том, что из младшего получается очень притягательная модель, которая смотрится интересно с любым светом.              При жестком свете, вальяжно развалившись в кожаном кресле и поигрывая крашеной водой в бокале (претензия на виски), он был похож на того, кто вертит весь этот гребаный мир, а по вечерам любит неспешно сыграть в бильярд, пока где-то в стороне для него устраивают показные игрища три распутницы. В общем, Тэхён был несказанно рад, что сегодня на нем широкие штаны и длинная мешковатая рубашка, потому как от собственных мыслей начинало знатно припекать. Чужая зачесанная назад челка и нахмуренные брови только усугубляли ситуацию.              В мягком же свете… ох. Чонгуки был похож на несчастного ребенка, которого вероломно укусили под покровом ночи. Мягкая челка закрывала лоб и пушилась во все стороны, черные глаза-пуговицы смотрелись трогательно. Тэхён в итоге заставил его переодеться в голубую пижаму в горошек и взять в руки плюшевого медвежонка, чтобы воплотить в реальность свои немного извращенные фантазии. Но строптивый Чонгуки начал ворчать и капризничать, так что удалось сделать всего несколько фото, а потом все же предпочел вернуться к меньшему из двух зол – к идиотской рубашке с рюшами.              – Теперь добавим крови! – вновь включает режим маньяка старший, бросая пакеты с красной жидкостью младшему. Тот нехотя ловит их. Нерешительно мнет пальцами, будто, если он будет тянуть достаточно долго, Тэхён позабудет об этой дурацкой идее. Но нет. – Ну чего ты, Чонгуки? Ножницы дать?              Младший лишь бросает на него колючий взгляд, а после разрывает пакет прямо так, чем вызывает восхищенный свист. Алая жидкость окрашивает его пальцы, просачивается меж, звучно капает на пол. Каждый такой удар набатом отдается в голове, пока Чонгук прикладывает ладони к шее, как ему велит старший, а после начинает поглаживать себя. Его мысли сильно туманятся, мешая думать, а сердце заходится в рваном ритме, руки отчего-то дрожат, дыхание сбивается. Сладкая нега разливается во всем теле, что ощущается гигантским куском пушистой ваты. Жарко, жарко, так невыносимо жарко…              Тэхён присвистывает себе под нос от удивления, еще некоторое время смотрит в видоискатель, а потом отнимает камеру с увесистым объективом от лица.              Чонгук завораживает его, полностью пленяя сердце.              У младшего взмокшая челка, липнущая ко лбу, глаза прикрыты, широкие брови сошлись на переносице. Приоткрытый рот влажно поблескивает, когда Чонгук облизывает пересохшие губы. Вся рубашка в пятнах крови и местами липнет к телу, являя довольно-таки заметные мышцы. Он весь похож на вампирского принца, такого юного и опасно красивого…              Младший вдруг приоткрывает темные глаза, что смотрят с поволокой из-под расслабленных век, косметика на которых давно растеклась, а сердце Тэхёна словно пропускает удар, до того прекрасное зрелище открывается лишь для него одного.              Сам Чонгук же неожиданно понимает, отчего его всего так развозит, будто от бутылки шампанского, в голове ноль мыслей, а в теле приятная легкость. Кровь оказывается настоящей. Ее запах заполняет собой тесную комнатку, а жар от трех источников света лишь усугубляет ситуацию. Похоже, он что-то напутал, когда заказывал реквизит на китайском сайте. И даже кривой переводчик не помог разобраться.              …На следующий день, когда выпуск выходит в печать, до Тэхёна доходят кое-какие слухи. Некоторые модели явно недовольны тем, что какого-то неизвестного мальчишку на побегушках он поместил на главные развороты, тем самым отдав ему главенствующую роль в фотосете. Да еще и, по всей видимости, не заставлял весь день проходить в неудобных накладках с клыками, что вечно некрасиво выпирали или и вовсе норовили выпасть изо рта, так что даже утолить жажду было затруднительно.              Последнее особенно привлекло внимание Тэ, поэтому, запершись в своем кабинете, он поспешил открыть папку с вчерашними фотками, самым тщательным образом изучая те, на которых снимал лицо Чонгука крупным планом. И действительно, маленькие клычки смотрелись так гармонично, будто всегда здесь были. К последним же фото их длина существенно увеличилась, вот только…              Когда возился с ретушью и цветокоррекцией в фотошопе в пять утра, Тэхён совсем позабыл об этих злосчастных вампирских клыках, ведь все его мысли занимало то, каким же образом сверстать еще несколько разворотов за пятнадцать минут, чтобы успеть отправить их на утверждение, а после – в печать. И посему выходит, что…              Решительным образом отодвинувшись от стола на кресле, он поднялся на ноги и отправился на поиски Чонгука. Мысль, что он просто мог позвать младшего к себе в кабинет, закралась многим позже.              Чонгук обнаружился в кафетерии на первом этаже. Он сидел так одиноко, пока все вокруг переговаривались и хихикали над чем-то, что у Тэхёна от боли сжалось сердце. Поэтому он подождал, когда младший закончит пить свой милкшейк и лишь после этого утянул того в подсобку. Пальцы сжали чужое лицо, заставляя приоткрыть рот, а маньяк Ким внимательно всмотрелся в белые зубы.              – Тэхён-ши, что вы делаете? – с подозрением поинтересовался Чонгук. Чувствовал он себя донельзя странно. Не каждый день начальники заглядывают ему рот. Хорошо хоть, не ел ничего, а то было бы жутко неудобно.              – На фотках у тебя были клыки. – без обиняков приступил к дознанию старший. – И, ты знаешь, я не фотошопил их.              Глаза младшего испуганно расширились, но он тут же взял себя в руки.              – Ну, наверное, это Намджун-ши.              – Неубедительно, Чонгуки. – с улыбкой уличил его Тэ. – Намджун не занимается обработкой для тематических фотосетов. Это делаю только я.              Чонгук опустил голову, и было слышно, как он гулко сглотнул. Отчего-то вновь стало его жалко, такого несчастного, дрожащего, нервно кусающего губу. Поэтому Тэхён мягко взял младшего за руку и постарался заверить, что он никому не расскажет его тайну, будет бережно хранить ее, Чонгуки совсем не о чем волноваться.              О том, что Чонгуки запросто может перегрызть ему глотку, Тэ совсем не подумал.              Он едва выждал, когда младший немного успокоится, чтобы тут же наброситься с расспросами, потому что просто не мог сдержать внутренний восторг. Вампиры – это же так интересно! Он задал сто миллионов самых глупых вопросов, так что Чонгук в итоге совсем засмущался от такого пристального интереса к собственной сущности. Однако время обеденного перерыва близилось к концу, и младшему жизненно необходимо было вернуться к своим повседневным обязанностям мальчика на побегушках.              Впрочем, Тэхён подмигнул ему и пообещал, что непременно позовет завтра вечером выпить кофе, потому что еще не в полной мере утолил свой интерес. Однако Чонгук, как неожиданно, отказался. Сморщив свой очаровательный кроличий нос, поведал, что терпеть не может кофе, он просто отвратительно горький. А вот от пары молочных коктейлей не отказался бы.              Эти их молочно-кофейные посиделки несколько раз в неделю затянулись. Чонгук был бы рад отказать, но ведь нельзя, как никак, сам начальник, а потому покорно сносил чужой восхищенный писк, ведь старший был в восторге буквально от каждого его действия, даже самого обычного. Все в Чонгуке казалось ему до невозможности крутым: и мягкие волосы, которые младший иногда подкручивал неопытной рукой, а оттого прядки мило торчали во все стороны, и его полностью увитая татуировками рука, в каждой из которых наверняка был заключен какой-то глубокий смысл, это ведь Чонгук, быстро прославившийся на весь коллектив тем, насколько идеально выполняет свою рутинную работу, умственных способностей ему не занимать. А уж от пирсинга Тэхён был и вовсе без ума, все без конца разглядывал, чем смущал младшего, в конце концов перейдя к терзающему его вопросу – что будет, если заменить медицинскую сталь на серебро?              – О чем задумался, хён?              Ким моргает несколько раз, и задумчивое наваждение спадает. Чонгук стоит прямо перед ним, руки в замке, неловко переминается с ноги на ногу. Все-таки, в таком одеянии ему жутко некомфортно, а оттого и половина уверенности в себе куда-то мигом девается.              А Тэхёну вот жутко нравится, возможно даже, у него такой фетиш – на младшего в тонких рубашках с рюшами. Поэтому он хватает Чонгука за руку и тянет к себе на колени. Младший пищит, барахтается, пытается выбраться, а старший лишь гогочет громче, вцепляясь в любимое тело, опутывает всеми конечностями, притирается щекой к чужой шее. Тепло, уютно, мягко. Комфортно. С Чонгуком всегда комфортно.              Кто бы мог подумать, что, как только они начнут довольно неловкие отношения, младший тут же начнет украдкой таскать ему свою любимую лимонную комбучу; обеды, если Тэхён был завален работой и за целый день даже не успевал спуститься перекусить что-нибудь в кафетерий. А по вечерам будет пробираться к нему в кабинет, даруя самый потрясающий в мире массаж плеч, от которого у Кима прибавлялось немного энергии и он добивал работу. Иногда Чонгук засыпал на диване, не дождавшись. В такие моменты Тэ готов был постыдно пищать, ведь младший так мило сжимался в пушистый комочек, прикрывшись клетчатым пледом. Совестно за это тоже было, ведь Чонгуку раньше вставать на работу и дальше ехать. Поэтому Ким обычно забирал его к себе домой. Он жил совсем рядом, благодаря чему младший мог позволить себе лишний час сна.              – Мне так много времени потребовалось, чтобы узнать тебя, Куки. – шепчет Тэхён сокровенно, пока осторожно поглаживает кончиками пальцев чужой живот. Тонкая ткань вообще ничего не скрывает, позволяя в кои-то веки тактильно полюбоваться прессом младшего. Тот ведь такая бука, что обычно свой пресс прячет, ни разу не вышел из душа в одном лишь полотенце на бедрах, всегда предварительно натягивает одежду на влажное тело. Только во время взаимной ласки по выходным представляется шанс поглядеть на сокровище Чонгука. Поэтому сейчас Тэ едва ли не ощущает себя вором.              – И сейчас мы даже доросли до того, что ты позвал меня к себе домой. – с улыбкой говорит он.              Чонгук оборачивается на него через плечо:              – Я думал, может, ты повысишь мне зарплату, если я буду продолжать приходить «на кофе»‎.              – Ах, вот как? – Ким вздергивает брови. – К твоему сведению, такими вопросами занимается Хосок. И он не дает повышение только лишь за красивые глаза.              – А ты пытался, что ли? – со смешком отзывается младший и снова глядит в пол-оборота. Судя по тому, что старший не отвечает, лишь недовольно выпячивает губы, все так и есть. Похоже, пытался первое время, ведь всем известно, что босс просто обожает симпатичных мальчиков в своей постели, ни капельки не скрывая своих увлечений. Однако же быстро был осажден с небес на землю. Повышение в «Passion Fashion‎» можно было заслужить только потом, кровью и слезами.              Чонгук закусывает губу. Жутко не хотелось признавать этого, но со временем он стал зависим от их непринужденного, легкого общения, впоследствии щедро разбавленного только им понятными шутками из аниме и тик-тока. Тэхён сказал бы, что это из-за совсем недавнего обращения, ведь, будь младшему не двадцать три, а много больше, о чем бы они могли разговаривать? Да, Тэ любит импрессионизм, джаз и Жюль Верна, но его познания в этом не так глубоки, а обсуждать распутную, инфантильную молодежь и свои болячки вообще не весело. Хотя порой Чонгук брюзжит как самый настоящий дед.              Поэтому старший просто счастлив, что ему достался не древний вампир, а совсем молоденький, так сказать. И он готов принимать даже чужое дедовское брюзжание, потому что просто без ума от Чонгука. Ему нравится абсолютно все в нем, а уж тот факт, что впервые младшего удалось заманить к себе домой только после того, как Тэ пообещал, что даст погонять в свою обожаемую приставку, он находит безумно милым.              Чонгуку же нравилось чужое внимание, только со временем, правда. Нравились их затянутые допоздна посиделки, когда собирались посидеть буквально полчаса, а в итоге расходились спустя лишь несколько часов. Потом, по прошествии долгого времени, и сам Тэхён понравился.              Он был нереально крутым, совмещая в себе миллион должностей и обязанностей. Старший креативил идеи фотосетов, начиная зомби в картье и тиффани (слоган: ваши бриллианты будут сиять даже после апокалипсиса) и заканчивая косплеем на секс-игрушки (Чонгук тогда всю съемку провел с закрытыми глазами, потому что смотреть на этот кринж было просто невозможно). Ретушировал фотки и верстал развороты, после шипя адским котом из-за бесконечных правок. Снимал моделей и сам принимал участие в фотосетах, если вдруг обнаруживалась недостача одной кандидатуры. Умел неплохо красить и крафтить одежду из подручных материалов, чему обучился у синеволосого Сокджина со стрелками до ушей. И, в конце концов, почти единственный мог умаслить Хосока отложить свои блядские дедлайны, так что весь коллектив дружно откладывал в сторону мыло с веревкой и шел ебашить дальше.              А еще Тэхён умел делать горловой минет, но об этом знал только почти откинувшийся от потери сознания, красный, как кока-кола Чонгук, которого старший высосал так, будто это он здесь был вампиром. И, определенно, этот небольшой фактик был вишенкой на многоярусном торте способностей Тэхёна.              Потому что, когда дело доходило до постели, всегда немного робкий и легко смущающийся Чонгук каким-то совершенно неведомым образом обращался в самого настоящего похотливого кролика, которому всегда и всего мало, пусть даже они устроили целый многозаходный секс-марафон с краткими перерывами на сигарету и еду. Так что под конец Тэхён едва ли не умолял младшего прекратить мучения его истерзанного члена. Хорошо хоть, сверху Чонгук предпочитал быть очень редко, иначе задница старшего, чувствуется, болела бы двадцать четыре на семь от чужой явно повышенной половой возбудимости.              Поэтому сейчас, когда Тэ так беззастенчиво поглаживает чужой пресс, он рискует нарваться на неприятности в виде очень спонтанного секса. Хотя, возможно, именно этого младший и добивается, раз они сегодня вечером здесь, у него дома.              – Чонгукки, – осторожно тянет Тэхён, пока кончиками пальцев оглаживает аппетитные ляжки, плотно обтянутые черными джинсами, из-за чего младший тут же крепче сжимает колени, слегка ерзая. Или намеренно притираясь? – Зачем я сегодня здесь?              – Ну, мы встречаемся уже так долго… и я подумал, что, наверное, стоит уже позвать тебя в гости, хён…              – Звучит как-то неубедительно. – с ухмылкой повторяет старший свою излюбленную фразу. А сам весь льнет ближе, прижимается крепче, и гладит, гладит, гладит везде, куда только можно дотянуться, порой несдержанно сжимая, чем вызывает рваные вздохи и шумное дыхание. – Скажи мне правду, крольчонок, зачем ты решил заманить меня в свое логово, мм? Неужели ты хочешь связать меня, опоить любовным зельем и грязно воспользоваться?              – Ах, хён-н, что ты несешь… – сквозь тихий стон отзывается Чонгук, ведь через тонкую ткань этой чертовой рубашки чужие прикосновения ощущаются так ярко, будто ее и нет совсем. – Я хотел совсем не этого…              – Очень жаль, а я надеялся на небольшую ролевушку. – с некоторым разочарованием отзывается Тэхён. В один миг он ссаживает раскрасневшегося младшего, лицо которого приобретает очень удивленное выражение, с коленей на диван и невинно интересуется: – Чем займемся тогда? Может, посмотрим фильм? Хочешь?              – Да… – слабо отзывается младший, пока усиленно пытается соображать.              – «Реальные упыри», идет?              – Да… – вновь положительный ответ, и это несмотря на то, что Чонгук терпеть не может фильмы про вампиров, а уж тем более совершенно идиотские комедии.              – Тогда пойдем к тебе в комнату?              – Нет!!              Чонгук даже за его запястье хватается, будто Тэ может рвануть в комнату младшего в любой момент, а его резкий вскрик заставляет вздрогнуть. Старший поднимает ничего не понимающий взгляд.              – Если у тебя там бардак или порно скачивается, то ничего страшного, я переживу. – он на мгновение замирает, после испуганно вскидываясь. – Там же не труп разделанный, я надеюсь? Пакетов с кровью не валяется?              – Нет! – поспешно машет руками младший. – Ничего такого там нет…              – Тогда пойдем?              Чонгук еще несколько мгновений мнется, кусает губу, словно усиленно о чем-то раздумывает, но все же мотает головой. Тихо говорит: «Нам лучше остаться здесь‎»‎ – и на любые вопросы больше не отвечает, лишь подбирает ногу под себя. Тэхён некоторое время разглядывает его носки со смешными зелеными пивозаврами, меж бровей залегает хмурая складочка. После кратких раздумий подается вперед, чтобы осторожно взять ладонь младшего в свои.              – Чонгукки, ты ведь знаешь, что можешь полностью довериться мне. Можешь рассказать обо всем, что тревожит душу. Ведь я принимаю тебя, – всего тебя, – любые проявления твоей сущности, пусть пока и не во всем разбираюсь…              – Спасибо, хён. – немного погодя отзывается младший и смотрит отчего-то смущенно, но с теплотой. Сам тянется ближе, легко прижимаясь губами к губам, мягко целует несколько раз. – На самом деле, я хотел бы кое о чем тебя спросить …              Он вновь закусывает нижнюю губу, а Тэхён не может оторвать взгляда от аккуратных небольших клычков, очень красивых и даже милых.              – Можно… Можно мне укусить тебя?              Младший опускает голову и жалобно смотрит исподлобья, его щеки горят так, будто он сейчас предложил не что-то столь почти невинное (и необычное, нужно признать), а попросил о какой-то жутко развратной по его меркам вещи, вроде шибари и красного горячего воска.              Тэхён весь внутренне подбирается на мгновение, ведь взамен явно сильно смущающего Чонгука предложения может выторговать практически что угодно, и даже возможность попробовать что-нибудь из легкого BDSM. Стек, например, или, может быть, кляп, на котором после непременно остались бы следы от клыков. Тэ мог бы связать младшего по рукам и ногам и неторопливо, любовно пройтись по его телу мягкими хвостами плети, кажется, она называется флоггер. О, он был бы исключительно нежен, затягивал бы прелюдию донельзя, так, чтобы Чонгуки трясся от перевозбуждения и молил вставить ему.              Однако все эти сладкие, туманящие рассудок мысли приходится задвинуть в нижний ящик, где они смиренно будут дожидаться своего воплощения, ведь сейчас…              Сейчас младший, сверкая увлажнившимися глазами, пытается забраться к старшему на колени, чтобы обнять и уткнуться носом в шею. Будто Тэхён уже отказал ему. Будто Чонгук пытается извиниться за свои странные желания.              – Ну-ну, малыш, ты чего? – Тэ зарывается пальцами в мягкие темные волосы. – Все в порядке, ты не сказал ничего такого ужасного. Ты… можешь сделать то, что хочешь.              – Правда? – глухо спрашивают прямо ему в шею.              – Да, да, только… если сделаешь что-нибудь милое.              Тэхён сам не думает, что говорит, знает только, что все мысли заняты давно интересующим вопросом: «Бывают ли вампиры милыми?». Эти кровососущие, адские создания с острыми клыками и когтями, что разрывают своих жертв не глядя, упиваются чужими криками и слезами.              И он чувствует, если не узнает, то этот вопрос просто сожрет его самого, не даст покоя ни днем, ни ночью, будет преследовать целую вечность.              – Милое? – абсолютно застигнутый врасплох Чонгук отстраняется. – Что, например? Что я должен сделать?              Однако старший лишь ухмыляется, совершенно нагло отмалчиваясь, и не дает совсем никаких подсказок. В голове неожиданная паника. Что, что Тэхён считает милым? Чего ему будет достаточно? Может, сделать эгьё? Или спеть какую-нибудь детскую песенку? Надеть ободок с кошачьими ушками?              Тэ закусывает губу, чтобы спрятать свою улыбку. Выражение отчаянных размышлений делает лицо младшего почти жалобным, так что хочется потрепать его за щечки и посюсюкаться. Однако не успевает он даже руку поднять, как Чонгук вскакивает с него на пол, а сам усиленно роется в телефоне старшего, потому что его мобильник как обычно валяется черт знает где на беззвучном.              В следующее мгновение раздается жутко знакомая мелодия, в которой погодя угадывается песенка Nyan Cat, и Тэхён готов упасть с дивана только из-за этого. Чонгук, смущенный, бедный Чонгук, с усердием принимается исполнять танец маленьких утят. Сочетание музыки и движений до того абсурдное, что Тэ, не выдержав, все же хохочет в голос, в итоге едва не скатываясь со скользкой обивки дивана на пол.              – Хён? – младший останавливается и недовольно хмурится, ведь его совершенно очаровательную постановку посмели прервать, а он только-только вошел в роль неуклюжего утенка. – Ну что ты ржешь, хён? Разве это не было мило?              Тэхён не отвечает, ухохотываясь лишь сильнее, ведь теперь просто не может не представлять Чонгука в костюме маленького утенка, за которым всюду тянется хвост из радуги. Так что в итоге он хватает несколько чужих несильных тумаков. Младший же после этого отсаживается как можно дальше от него, скрещивает руки на груди и дует губы.              – Ну-ну, не дуйся, Чонгукки, безусловно, это было мило. – пытается примириться Тэ, но когда ничего из этого не получается, добавляет будто бы по секрету. – Знаешь, что бы ты ни сделал, это все равно было бы мило. Ведь ты сам по себе очень милый, Чонгукки.              – Я не милый! – младший тут же возмущенно вскидывается. – У меня тату и пирсинг, и… и… очень, очень брутальная заставка на телефоне!              – Эта та картинка с D.Va, где позади нее какой-то робот? – Тэхён усмехается. – Но она же милая.              – Вовсе нет, она крутая! У ее меха две атомных пушки!              Старший лишь вздергивает брови, но все же больше ничего не говорит. Пусть Чонгук остается при своем мнении, он же будет продолжать думать, что у этих двоих определенно есть что-то общее. Например, они оба очаровательные ушастики.              – Чонгукки, – вместо этого тянет он, намеренно понижая голос до бархатных ноток, и медленно садится. – Ты, кажется, хотел что-то сделать.              Кадык младшего заметно дергается, а его взгляд намертво цепляется к пальцам старшего, что неторопливо расстегивают пару верхних пуговиц на рубашке. Тэхён поправляет ворот, чуть одергивая шелковую ткань назад. Смотрит из-под ресниц. Тягуче, пристально, с ожиданием. После проходится кончиком влажного языка по сухим губам. Волнуется, хоть и не показывает этого.              Потому что совершенно не знает, что его ждет. Потому что взгляд Чонгука туманится и плывет. Потому что его тело приятным грузом оседает сверху, тесно прижимаясь к бедрам. Младшего и самого немного потряхивает, его тяжелое дыхание словно пленкой оседает на коже, а клычки, всегда такие милые и аккуратные, начинают вытягиваться. От этого только страшнее, и Тэхён отводит взгляд, через некоторое время и вовсе прикрывая глаза. Его руки нервно впиваются в ткань на спине Чонгука, и тот улавливает тихий треск чутким слухом.              Обычно он старается не вслушиваться во все, что видит и чувствует, иначе просто с ума можно сойти от постоянного шума в голове. Предпочитает настраиваться только на сильно интересующий звук. И больше других заглушает шум, что издает кровь старшего, когда стремительными толчками перемещается по его венам и артериям. Старается не вслушиваться в ритмичный стук сердца.              Иначе, если все же позволит своей сущности взять контроль над собой, он просто не сможет остановиться. Ведь, когда Тэхён настолько близко, когда дышит так тяжело и загнанно, Чонгук едва не рычит, утробно, совершенно по-звериному, от того, какой старший под ним горячий и податливый, совершенно безропотно позволяет выцеловывать себе шею, изредка поскуливая от ощущения довольно острых клыков, что проходятся пусть и нежно, но весьма ощутимо.              Он весь напряжен, пальцы по-прежнему цепляются за чужую рубашку, а ноги чуть сгибаются в коленях, будто Тэхён инстинктивно пытается сжаться в позу эмбриона, из-за чего Чонгук оказывается чуть выше, практически идеально напротив шеи. Он знает, что если мышцы напряжены, то будет только больнее, поэтому мягко шепчет старшему слова утешения, просит расслабиться, зацеловывает все лицо и уши, пока хён не выдыхает тяжело, сбито, вмиг делаясь будто разваренной макарониной. От былого напряжения остаются только крепко зажмуренные глаза с подрагивающими ресницами.              Чонгук же неожиданно ощущает в себе охотничье превосходство, пусть и отождествлять Тэхёна с жертвой для него почти кощунственно. И эти самые охотничьи инстинкты словно помогают ему, направляют в нужную сторону, поэтому он склоняется ближе, чтобы рукой осторожно сдвинуть ворот в сторону, предоставляя себе больше места. Кожа старшего загорелая, медовая, от нее чуть горько пахнет имбирным одеколоном. Касаться ее губами сплошное удовольствие, проходиться мокрым языком тоже, но все же чужая испарина несколько скрадывает впечатление.              Чонгук ведет кончиком носа по коже вверх, заставляя старшего запрокинуть голову назад. Губами прижимается к бьющейся сонной артерии и мычит от удовольствия, потому что ритмичная пульсация крови действует на него сильнее, чем однажды попробованный виски. Ее тихий шум звучит в унисон с шумом в его голове. Это словно личный оркестр.              Осторожно прихватив кожу, младший старается не причинять боли заострившимися клыками. После, вдоволь насладившись этим ощущением, о котором мечтал так долго и так упоенно, он возвращается к местечку в основании шеи. Долго кружит рядом, вновь пытаясь отвлечь ласковыми прикосновениями к плечам, путается пальцами в пшеничных прядях.              Тэхён чувствует себя так, будто залпом выхлестал две банки энергетика. Сердце колотится как бешеное, заглушая вообще все окружающие звуки, а собственное тело словно ватное, не его вовсе. Но сколько бы он ни пытался расслабиться и отвлечься, непокидающее его чувство, что вот-вот будет жутко больно, довлеет над ним острым мечом. Пожалуй, стоило все же накатить чего-нибудь с градусом…              Боль вдруг обожгла шею, следом послышался чавкающий звук, от которого тут же замутило. Тэхён старался абстрагироваться, старался зацепиться взглядом за статуэтки на полке над телевизором, чтобы не вслушиваться в собственные ощущения. Но когда осознал, что это вовсе не так больно, как он успел себе навоображать, отпустил все чувства на волю.              Болезненно и неприятно, но не так, как было после перенесенной операции (ему вырезали аппендикс несколько лет назад), ощущения скорее такие, будто бьют тату. Что-то царапающее, ноющее.              Пока Тэ зачем-то анализировал ситуацию, Чонгук совершил еще несколько движений челюстью, а после несколько раз прошелся по месту укуса широким мазком языка. Его слюна не обладала заживляющими действиями, но выступала в роли неплохого анестетика. По крайней мере, так должно было быть в теории.              – Как ты, хён? – младший отстранился, чтобы участливо заглянуть в глаза. Его рука при этом скользнула к жилке на шее, мимолетно проверяя пульс. Сердце старшего всего несколько мгновений назад бешено колотилось, совсем как вечный двигатель, сейчас же пульс заметно снизился. Похоже, все из-за той же слюны.              Тэхён что-то невнятно промямлил, потому что разговаривать был не в состоянии. Голова кружилась, все еще подташнивало и в теле царила общая слабость. Будто только что с американских горок сошел. Хвала Коко Шанель, Чонгук дал ему время отдышаться и прийти в себя.              Они так и сидели в тишине, разбавленной лишь мерным гудением холодильника, пока младший не коснулся осторожно запястья старшего, привлекая его внимание. Тот выглядел уже не таким бледным, лишь слегка дезориентированным.              – Хён, мы вместе уже довольно долгое время, я люблю тебя безумно, и… я укусил тебя, чтобы показать, что…              Чонгук вдруг замолкает, опуская голову и прячась за челкой, но его стремительно порозовевшие щеки просто нельзя не заметить. Он кусает губу и мнется, очевидно, сильно смущаясь продолжать свое признание. Выглядит это, безусловно, мило, но Тэхён все еще жаждет услышать продолжение. А потому подается вперед, берет ладони младшего в свои и безмолвно просит договорить.              Тот приподнимает голову, на лице дикое смущение.              Однако в следующее мгновение оно сменяется ужасом, глаза испуганно расширяются, а сам Чонгук замирает зайцем, оглядываясь на входную дверь. С дивана в широкую арку отлично видно коридор.              Тэхён смотрит туда же. Не происходит ровным счетом ничего, там не наблюдается никаких кровавых маньяков, страшных демонов или пугающего лично его до чертиков слендермена. Тэ хмурится, подумывая, что таким актерским образом младший пытается свернуть свою неудавшуюся речь.              Но нет. Дверь все же распахивается, отчего из общего для этажа коридора доносится несколько голосов, а после Тэхён, к своему огромному удивлению, встречается взглядом с собственным начальником.              Чон Хосок стопорится лишь на мгновение, отчего его лицо забавно вытягивается, однако поразительно быстрым образом возвращает себе образ галантного джентльмена, что подает руку одному молодому человеку, а со второго отточенным жестом снимает укороченное меховое манто.              – Проходите пока в мою комнату, мальчики. – голос елейный и вкрадчивый, разительно отличается от того сурового, приказного тона, какой Тэхён привык слышать на работе.              Он провожает взглядом две яркие макушки, пудрово-розовую и мятную, спустя некоторое время признавая в них моделей, которых видел на прошлой неделе. Чимин и Юнги, кажется. После внимание привлекает Чонгук, что неловко сползает с коленей, отсвечивая при этом красными донельзя щеками, и потупленно замирает рядом с диваном.              Расстегивая запонки и закатывая рукава, Хосок размеренным, чеканным шагом направляется прямо к ним. Тэхён не знает, что и думать, что и делать, как сейчас повести себя? В голове крутится только один вопрос, какого черта Чонгук и его начальник живут вместе. Хосок явно не вдвое старше, на роль отца не тянет, так какого?              – Что я вижу, Чонгукки? Ты, наконец, решился привести своего избранника к нам домой? Мой мальчик совсем вырос…              И пока Хосок похлопывает младшего по плечу, утирая при этом скупые слезы, Чонгук охреневает не меньше самого Тэхёна, что все же принимает более приличную позу. Начальник все-таки.              – Я рад, что твой выбор пал именно на Тэхённи, он прекрасный специалист, да и как человек хорош, поэтому, может, поужинаем все вместе в субботу? Тебе давно пора было перестать скрывать его от меня, я уже давно знаю, что ты раскрыл наш маленький секретик, Чонгукки.              – Знаешь? – упавшим голосом спрашивает младший.              – Да. И, знаешь, в порядке исключения, я бы не стал убивать его, больно уж ценный для моего детища кадр. Журнал без него, увы, потеряет очень много. – Хосок разводит руками. И, пока Чонгук все еще пребывает в некой прострации, ведь столько времени ему приходилось придумывать убедительные отмазки, почему иногда по ночам его не бывает дома, скрывать их отношения и при старшем не сметь взгляд на Тэхёна поднять, Хосок улыбается ему: – Я позаимствую ненадолго твоего ненаглядного, Чонгукки. Не бойся, обижать не буду, всего лишь перемолвимся парой словечек.              Тэхён смотрит на младшего абсолютно потерянно, но тот по-прежнему где-то не здесь, а потому от пугающего разговора спасти не может. Приходится на негнущихся ногах последовать за Хосоком на застекленный балкон. Распахнув окно, тот протягивает сигарету, и, не забудь Тэ свои в куртке, ни за что не решился бы принять столь дорогой дар. Тут одна пачка, кажется, стоит всю его зарплату.              – Вы тоже… – вырывается помимо воли. – …как Чонгук?              Его собеседник удивленно вздергивает брови, а после, быстро выдохнув дым, расплывается в улыбке. Из-за клыков, честно говоря, больше похоже на звериный оскал, и от этого кожа покрывается мурашками. Клыки Хосока вовсе не милые. Они пугающие.              – Знаешь, обычно вампиры кусают своих жертв в запястье. И я в этом вопросе не исключение.              Тэхён вспоминает цветастые пластыри на руке одного из парней, у второго же вдоль сухожилия на предплечье красовались четыре маленькие точки, две нижние были почти незаметными. Тэ машинально касается шеи. Наверняка у него теперь точно такие же…              – Обычно? – спрашивает он.              – Да. Как правило, мы стараемся избегать укусов в шею. Ведь… – Хосок делает долгую затяжку, чертов интриган. – …для нас это обозначает очень близкие, сокровенные отношения. Это сродни браку в вашем мире. Официально донельзя. – он криво усмехается.              А у Тэхёна на мгновение пол с подогревом из-под ног уходит. Становится предельно понятно, отчего Чонгук так нервничал тогда, после укуса. Закусив губу, он обещает себе зацеловать младшего до смерти, как только подвернется возможность. А подвернется она, видимо, только завтра. Чонгук наверняка слышит весь из разговор, пусть даже ему этого совсем и не хочется, ведь готов сорваться на защиту любимого при любой угрозе. А потому, скорее всего, носа из своей комнаты не покажет, даже не попрощается привычным ласковым поцелуем. Потому что Хосок сейчас выдаст его с потрохами.              Он рассказывает, что укус вампира обозначает верность выбранному человеку, верность до самого конца, поскольку в тело вампира попадает кровь его избранника. Раньше таким образом некоторые высокопоставленные люди делали из вампиров своих верных псов, готовых прибежать на зов ненавистного хозяина. Однако убить своих хозяев они не могли, не смогли бы пойти против чужой крови.              – И, нужно заметить, Чонгук пошел на некоторые жертвы ради тебя, ведь с непривычки настоящая человеческая кровь может вызвать сильное отторжение.              – С непривычки? – переспрашивает Тэхён и совсем ничего не понимает. Он полагал, что младший питается кровью из пакетов, как это обычно показывалось в фильмах. Они, правда, этот вопрос никогда не обсуждали. Это было чем-то очень личным для Чонгука, слишком интимным. Поэтому Тэ деликатно не затрагивал тему питания младшего.              – Он что же, совсем ничего тебе не рассказывал? – Хосок недоверчиво хмурится. – Уму непостижимо… Мои Чимини и Юнги знают все об этой синтетической дряни, которой пичкают нас наши верховные. А мы, заметь, даже не в близких отношениях. Так, балуемся иногда…              – Балуетесь человеческой кровью? Разве она у вас не под запретом? – на этот раз ухмыляется Тэхён, делая некоторые предположения. Однако они оказываются не совсем верными, потому что…              – Не угадал. Не под запретом, но и нежелательна… к употреблению, так сказать. В наше время мы питаемся специально разработанной смесью, которая содержит необходимое количество эритроцитов – а именно их вампиры так старались добыть из человеческой крови в давние времена. Благодаря этим самым эритроцитам, что насыщают тело кислородом, мы можем жить. Поэтому нужда нападать на людей отпала. Хотя ваша кровь, безусловно, все еще является чем-то вроде деликатеса для нас.              «Да вы гурман, любезный» – хочется подколоть Тэхёну начальника, но он вовремя одергивает себя. Несмотря на вполне дружелюбную атмосферу, они далеко не друзья, не стоит переходить рамки субординации.              – Жаль, конечно, что на вас нет бирок с указанием группы крови и резус-фактора, – Хосок скалится, пока вдавливает окурок в стеклянную пепельницу. – К слову, – раз уж я провожу здесь теоретическую лекцию, – из-за этого вампиры раньше испытывали множество трудностей, очень часто погибая, ведь, как ты знаешь, не все группы крови сопоставимы друг с другом.              – Я обязательно подпишу свою. – ухмыляется Тэхён. – Что-нибудь еще, что мне нужно знать? – тон по-прежнему шутливый, но вопрос задан со всей серьезностью, ведь это касается Чонгука, а у него нет никого дороже младшего.              – Ну, разве что еще капелька информации. Чисто для развития кругозора. У тебя ведь серьезные намерения по отношению к Чонгуку, я полагаю? – последние слова с нажимом, от которого даже неловко становится, будто перед самим отцом младшего стоит. Тэ вновь касается укуса на шее.              – Полагаю, я теперь повенчан, и у меня просто нет выбора…              Хосок хмурится на очередную шутку, недобро смотрит исподлобья, мол, чуть что, я за своего младшенького с тридцатого этажа тебя скину, не ерничай тут. Вылитый отец. Тэхён гадает, сколько лет они с Чонгуком знакомы, но пока не решается спрашивать, внимательно слушает остальную часть лекции.              – Чтобы наш народ больше не погибал в муках, наши верховные и создали искусственный заменитель крови. Он содержит необходимое количество железа, чтобы и хватало, и гемохроматоза не случилось.              – Получается, это что-то вроде корма для животных? Там ведь тоже всегда «необходимое количество витаминов и микроэлементов», одним словом сбалансированная пища.              Хосок бросает на него взбешенный взгляд, радужка отсвечивает красным в свете кухни, и Тэхён готов поклясться, что сейчас точно полетит с балкона.              Однако чужой томный голос спасает его.              – Хосоки-хён, мы тебя совсем заждались… – с капризными нотками тянет Чимин, цепляясь пальцами за дверной косяк.              Хосок откашливается, неловко поправляет пуговицы на своей рубашке.              – Да, мой сладкий, секунду, уже иду. – проходя мимо, он шипит Тэ в лицо: – Если растреплешь кому-то, уволю тебя к чертовой матери, Ким Тэхён. И язык откушу.              – О, не волнуйтесь, босс, во имя Лунной призмы я буду держать мой язык за зубами.              Слава богу в лице Чимина, тот удерживает Хосока под руку и не позволяет страшному дракуле учинить свою расправу. Тэхён мысленно заходится сатанинским смехом, пока его взгляд провожает разодетого в костюмчик Сейлор-Мун Чимина, длинные светлые хвосты парика пружинят от его задницы в короткой юбочке. Чуть поодаль, возле арки, замер Юнги. На нем помимо ужасно милого розового платьица красуются очаровательные кошачьи ушки.              – Тем более, что язык еще пригодится мне для Чонгука. – совсем тихо говорит Тэ, когда троица скрывается за дверью спальни, оставляя его в полном одиночестве.              – Тэхён!!! – хором рычат на него обладатели тонкого вампирского слуха.              А сам виновник торжества гаденько хихикает и расплывается в счастливой улыбке. Что может быть лучше, чем возможность совершенно безнаказанно доводить своего начальника? Его повенчанный, его милый Чонгукки, ведь обязательно явится на спасение, верно?