Восход солнца

      Восход солнца в Нью-Мексико начинается в шесть утра. Вместе с лучами, достигшими Альбукерке, просыпается и Лало Саламанка. Он довольно-таки неспешно продирает глаза, поднимает кресло машины в вертикальное положение, кладет пистолет за пояс, потягивается и, потирая лицо, встречает новый день. Правда теперь, каждый день для него сравним испытанию, где главной задачей является разузнать хотя бы что-нибудь новое про Куриного папашу — Густава Фринга, а точнее про его секрет, что таится в огромной прачечной. Для этого, Эдуардо надевает резиновый комбинезон, берет лом и спускается в канализацию, где уже устроил себе небольшой уголок для слежки. Раскладной стульчик, чипсы, вода, бинокль, камера — с этим набором Саламанка проведет здесь ближайшие двенадцать, а может и больше, часов, пытаясь разведать что-нибудь против Гуса. Напоминает рыбалку — сидишь, наблюдаешь, ждешь, когда рыба сама захватит наживку, но пока все выходит не слишком удачно.       С каждым таким днем спина ныла все больше, усталость перебарывал только холодный душ, а с таким рационом, единственное, что смог бы он заполучить, так это гастрит. Все тело болело и сопротивлялось такой работе, но надо продолжать. Надо сделать все, чтобы этот мудак ответил за свои поступки перед семьей Саламанка и в особенности перед Лало. Единственное, что сейчас ему оставалось, так это ждать, когда Фринг где-то проколится: томно, нудно, без лишних движений. Но сколько времени так должно пройти, чтобы это занятие было не настолько бессмысленным, сколько, чтобы забыть ту самую ночь нападения на дом, сколько, чтобы смириться со смертью Начо?! Иногда, когда Лало долго смотрит в бинокль, он уже перестает различать людей и машины, его сознание представляет совсем новые картины с видом на свой дом и Игнасио, что как обычно серьезен, но в тоже время и спокоен, особенно, когда находится рядом с Эдуардо.       Тот начинает улыбаться, в глазах блестит огонек надежды и смеха, в груди что-то приятно щемит, но, со временем, Лало возвращается в реальность. Улыбку сменяет злость, зубы стискиваются в непробиваемую изгородь, а глаза теряют тот огонь, что возвращал Эдуардо человечность. Теперь он снова монотонно наблюдает за этой чертовой прачечной!

      Так проходит день.

      Ближе к вечеру, когда слежка становится бессмысленной, Саламанка выбирается из канализации, переодевается и принимает душ на ближайшей заправке. Теперь, после невыносимого дня его ждет приятная тихая ночь в машине наедине со своими мыслями и воспоминаниями. Но предаваться им он не успевает и, почти сразу же, погружается в сон. ***       Ночь, улица, в костре приятно потрескивают угольки. Лало мирно сидит, наслаждается виски и наблюдает за яркими звездами, что выстраиваются в самые разные фигуры, которые тут же преображаются в другие. За ними было интересно наблюдать, но иногда, Лало хотел рассмотреть их поближе: «Надо как-нибудь купить телескоп» -каждый раз он говорил это и каждый раз забывал его купить.       Задумавшись о чем-то своем, мужчина не заметил Игнасио. Он тихо подошел и наблюдал за пламенем, чьи искорки так и норовили покинуть главный очаг и стать самостоятельным костром. Оно напоминало красивую пару, что танцуют пасадобль: девушку в красном платье, изображающую мулету и юношу-тореадора. Пламя не останавливалось, а горело все ярче и ярче. Так и тревога в сердце Игнасио разгоралась с каждой секундой.       Ему не спалось, казалось, такой важный день, а прошел без каких-либо происшествий. Он очень сильно переживал, что может не понравится Дону Эладио и что таким образом подставит возлюбленного. Тихая ночная прогулка старалась отогнать негативные мысли и привела его на задний двор, где отдыхал Эдуардо.       Того можно было часто встретить здесь в ночной час, излишняя бодрость мужчины позволяла ему наблюдать не только за голубой небесной накидкой, но и за темно-синим плащом, украшенным в белую крапинку в виде звёздочек. Он редко бывал дома, и поэтому такая атмосфера приносила особое удовольствие. К тому же, теперь он не один, и ему будет с кем обсудить все события дня. — Чего не спишь, mi tesoro? — промурчал Лало, отпивая виски. — Не знаю, просто решил выйти, подышать свежим воздухом. — с какой-то грустью произнес Начо. Заметив это, мужчина решает узнать причину печали. — Тебе здесь не нравится? — Нет, все прекрасно, просто… чувствую, что что-то не так. — он подходит к Эдуардо и берет того за руки. — Словно должно что-то произойти. Я боюсь за тебя. — Успокойся. Здесь полно охраны и я уверен, что они нас защитят. Тебе надо просто отвлечься и выпить. — жгучие в виски губы целуют нос, чем опаляют и его. — Я принесу кое-что получше, а ты сядь и наслаждайся звёздами.       Взглянув в его глаза и немного успокоившись, Игнасио присаживается в плетёное кресло и, как сказал мужчина, начинает наблюдать за звёздами, разглядывая в них различные силуэты. Вскоре, Саламанка возвращается с полупрозрачной бутылкой текилы Zafiro. — Люблю эту малышку. — рассматривая емкость, приговаривал Эдуардо. — А меня? — И тебя тоже. — мужчина ставит небесно-голубую бутылку на стол и легонько целует Игнасио, присаживаясь на соседнее кресло.       Бесцветная жидкость заполняет стаканы, а затем и желудки мужчин. Они смотрят на звезды, общаются на самые разные темы и чувствуют, что бесконечно счастливы рядом друг с другом. Вся тревога Начо сразу же испаряется и остается только прекрасное чувство влюбленности. Он держит Эдуардо за руку и наблюдает, как тот прикрывает глаза и улыбается в своей привычной манере. Игнасио сам начинает невольно улыбаться и думать только о хорошем. Теперь уже и танцующее пламя затихло, оставляя дотлевать черные угольки.              Вдруг, Начо встает с кресла и тянет мужчину за руку. Уже не слегка подвыпивший Эдуардо старается удержаться на ногах. Они стоят друг напротив друга и смотрят в пьяные омуты. — Что случилось? — Пойдем в дом, на улице прохладно. — слегка поежившись отвечает тот. — Не бойся, я тебя согрею в своих объятьях, mi sol. — Лало притягивает мужчину за талию и мягко целует в сладкие губы, неспешно отрываясь от них. — Так намного теплее. — заигрывает Начо и обнимает его.       Внезапно, Лало слышит громкий звон, который разносится отовсюду. Он не понимает, что происходит, закрывает уши, пытается что-то сказать Игнасио и сам не замечает, как тот растворяется прямо в воздухе, лишь кидая на прощание: «mi amor» Звон становится громче, пока не заполняет все пространство и не выкидывает Лало из сна. ***       Он резко вскакивает, хватается за голову, осознает, что это был всего лишь сон и ставит будильник еще на десять минут. Он быстро ложится обратно, чтоб хотя бы на секунду лицезреть своего любимого, но ничего не выходит. Сон не идет в руку. В гневе, Саламанка вдребезги разбивает будильник о панель машины, накрывает голову руками и опирается на руль. Вся его уверенность в том, что слежка принесёт плоды, сразу же улетучивается и оставляет лишь худшие воспоминания.       Гнев, теперь, это единственное, что у него осталось в сердце. Начо умер буквально на его руках: после прекрасного вечера на веранде, они возвращались в дом, как тут, в спину Игнасио прилетает пуля. Эдуардо, идущий впереди, даже не понял, что произошло, он слышал только выстрел и чувствовал, как тело за ним ослабевает и падает на него. Мужчина быстро реагирует и, падая на колени, обхватывает тело возлюбленного руками. Он трясет его, кричит его имя, но тот даже не пошевельнулся. Выстрел снайпера пришелся прямо в сердце и почти мгновенно лишил жизни Начо. На глазах появляются слезы, он обнимает возлюбленного, прислоняется ко лбу, бесконечно винит себя в его смерти и не может просто выпустить тело из рук.       Через минуту слышится удар в ворота, кто-то пытается выбить дверь. Лало ничего не остается кроме как оставить тело здесь и бежать. Перед этим, он целует всё еще теплые губы Игнасио и старается запомнить этот момент как можно детальнее, понимая, что больше никогда не увидит своего возлюбленного, никогда не коснется этих прекрасных губ и никогда не скажет, как сильно он его любит.              Единственная причина из-за которой Лало продолжал жить — это месть. Месть за нападение, за одиночество и за разрушения смысла его жизни. Лишь она держала того на плаву, да и то не всегда. Неосознанно прокручивая все воспоминания, Саламанка начинал корить себя в его смерти и разжигать ярость, что была так похожа на вечерний огонь, в который всматривался Игнасио.       В очередной раз, загнав себя в угол, Лало хватает пистолет, но рука сразу же слабеет; не давая даже прицелиться в висок, тот выпадает из рук. Громкий плач, даже нет, рёв, заполняя машину, желает вырваться из узких стен и разойтись по всему миру. Он бросает пистолет, бьет по рулю машины и откидывается назад, позволяя слезам безгранично стекать по щекам.       Проходит пять минут, десять, двадцать — крики вскоре умолкают. Лало вытирает слезы, пытается привести себя в порядок, кладет пистолет за пояс и, потирая лицо, встречает новый день.       Восход солнца в Нью-Мексико начинается в шесть утра.