Соломинка и Янтарь

Мама учила Джисона всегда быть тихим и понимающим, избегать конфликтов. Джисон запомнил. Папа учил Джисона не выёбываться. Джисон принял к сведению. Но увы, жизнь распорядилась иначе. — Блять, какого хера. — Шипит Джисон, подходя к дому двоюродной бабушки. — Просто какого хера. Документы были собраны, заявление составлено, нотариус нанят, но вдруг всё пошло буквально коту под хвост. — В каком смысле я не могу определить?! — Кричит Джисон в трубку телефона почти две недели назад. — Недееспособность заверена, средняя стадия Альцгеймера, у меня есть право отправить её в дом престарелых! — Ничем не можем помочь, опека была оформлена и все права и дальнейшее распоряжение переходят к опекуну. — Но я родственник! — Но вы не прямой родственник. Права перешли к вам как к единственному и ближайшему, большей причины не было. Обсудите данный вопрос с опекуном. — Пиздец. — Ядовито сплевывает Хан, останавливаясь напротив входной двери и нажимая звонок, пытаясь усмерить дрожь и нацепить сладенькую улыбочку. Узнать об опекуне получилось не так много, но всё равно достаточно, чтобы составить общую картину и продумать дальнейший план действий. Конечно, денег у Джисона не так уж и много, чтобы быстро и полюбовно решить данное недоразумение, но хотя бы половину дома он отхватить всё ещё надеется. Да и к тому же, опекун — мужчина, а Джисон уже не тот маленький сопливый мальчик, накачал банки, пережил четырехлетние траханье мозгов в университете, нашел работу по профессии… — Добрый день, чем я могу Вам помочь? .....и так и остался маленьким сопливым мальчиком. Янтарные омуты прожигают насквозь, прожигают душу как колёное железо, хоть тело и расслаблено, а выражение лица, в целом, не считая глаз, — совершенный штиль. Почему же Джисон до сих пор трясется? — Здраствуйте, я внук вашей подопечной, не помешаю? Янтары на мгновение устремляются в правый верхний угол, перебирая имеющуюся в голове информацию, и тут же возвращаются к собеседнику, мгновенно теряя тот жуткий сканирующий блеск, без него напоминая теперь больше два тлеющих уголька — Джисону кажется, что он отчетливо слышит щелчок переключателя: — Джисон-а? Рад знакомству, проходите конечно! Мужчина отходит от двери, пропуская внутрь, и Джисон с некоторой долей зависти подмечает, как хорошо тот вписывается в интерьер дома: белая рубашка под кремовым в синюю клетку фартуком и классические прямые брюки, подходящие под цвет волос, глубокого каштанового цвета, выглядят как комуфляж на фоне светлых стен и ламината из темного дерева. Рассматривать само помещение не хочется совсем — кусать локти от досады, что дом ещё не его, Джисону хорошей перспективой не кажется. — Обычно я не хожу в костюме дома, много чести, — Посмеивается непрошенный хозяин, словно почувствовав чужой взгляд за спиной. — Только вернулся с работы, а дома оказалось не так уж и много провизии, вот и решил пойти сразу на кухню, пока госпожа Йери спит. Кстати, тапочки сбоку от вас. Смущенно пробурчав что-то в ответ на прозрачный намек на то, что его грязные кеды тут не к месту, Джисон быстро сменяет обувь и следует за тёмноволосым, как он полагает, на кухню. Мужчина открывает духовку, и Джисону просто хочется скулить от ароматного запаха пирога, заполняющего пространство. — Часто тут бывали? Кстати, я Ли Минхо, будем знакомы. От воспоминаний о том, что на завтрак у Хана была лишь скудная чашка растворимого кофе, он даже не сразу реагирует на чужие слова: — Что? А, да, я Хан Джисон, приятно познакомиться! И можно на «ты», ты же вроде старше меня, х-хён… Минхо ставит пирог на дощечку и нескрыто хихикает, сщуренные в улыбке глаза снова отдают янтариками, но уже не такими страшными, что были у порога дома: — Ааа-ага, я уже знаю. Ответишь на мой вопрос, пока я разбираюсь с пирогом? Госпожа спит крепко, времени у нас много. Какой чай будешь? Джисон рад бы сказать, что во всём заслуга его прекрасного актерского мастерства и профессионализма, но с хёном просто легко, настолько, что где-то на подкорке сознания проскальзывает мысль, что старушке и правда лучше бы остаться с сиделкой, чем отправиться в центр, хоть Джисон и яростно пытается затолкнуть эту мысль куда подальше. Дом, дом, тебе нужен этот дом, Хан Джисон! Попивая медовый травяной чай, младший еле как сдерживает свой язык, чтобы не начать плакаться в чужую рубашку о суке судьбе, мизерной зарплате и съемной картонной двушке, в которой не то, что с ожидаемым первенцом будет тесно, да даже без Минни он бы по углам ютился, но здравый смысл позволяет нацепить более-менее нейтральное лицо и скупо выдать: — Нет, бывал редко. Двоюродные родственники же. — Окейййй.....- Минхо мягко ставит крупный ломоть пирога, присаживаясь напротив, делает маленький глоток своего чая и снова поднимает глаза на гостя, смотрит пристально: — И что же сейчас тебя привело сюда, Хан Джисон? Как родители? Джисон сглатывает. Крупно сглатывает. Тон старшего поменялся, что-то опасное появляется в, казавшемся до этого уютным, голосе, поднимать глаза на собеседника не хочется. Минхо знает. Рано Джисон снял старушку со счетов. — Я… — Не парься. — Снова мягкий, певучий голос. Минхо спокойно попивает свой чай, избегая зрительного контакта, будто извиняясь и подбадривая, «всё окей, это нормально». — У госпожи редко бывают просветления в столь глубоких воспоминаниях, но бывают. Увы, не к месту совсем, она пару раз путала меня с тобой, но что же поделать, когнитивные искажения. Да и я сам детдомовец, своих узнаю. Старший шутливо подмигивает, и в душе снова воцаряется спокойствие. Прокатило, пробежало мимо. Подумаешь, маленькая оказия. …но вот только в тихую гавань души на место страха прибывает стыд. — Насчет этого… — Ой-ей, не надо! — Минхо выставляет вперед одну руку, другой опускает пустую чашку в раковину, стараясь говорить чётко и быстро, чтобы постепенно покрывающийся красными пятнами Джисон не успел превратиться в свёклу. — Это твоё дело и лезть мне в него не стоит, да и не хочется. Многие наши дети стыдятся своего положения (что я не разделяю, но могу понять), и если ты хочешь скрыть то, сколько времени ты провел в этом доме, из-за неимения другого, то и не надо! Я правда понимаю. — Спасибо. — Да было бы за что. Пока кухня ненадолго погружается в тишину, заполняемую только звуками воды и усердного жевания, Джисон наконец вспоминает, зачем же он пришел в этот дом. Конечно, пирог замечательный, Ли замечательный (особенно когда он так расслабленно приводит в порядок рабочую поверхность, и его милая полная верхняя губа чуть приоткрывает крупные передние зубы.......стоп, не туда поворот, ты же семьянин, окстись!), но тот самый дьяволёнок на плече, уже насытившийся приятной трапезой, нервно теребит капюшон пыльной толстовки и громко шепчет: «он тебя сейчас шикарной жизни лишит, не ведись!». Поэтому, как только старший начинает снимать фартук и разворачивается, чтобы сказать что-то, Джисон одновременно с ним резко выпаливает: — Пока Йери-ним спит, может сходим в са- — Как долго ты собираешься этим заниматься? Руки, собирающиеся положить сложенный фартук на столешницу, замирают на полпути. -.....что, прости? Джисон делает глубокий вдох, зачесывает светлую пшеничную челку назад и собравшись с силами, избегая зрительного контакта, на одном дыхании выдает: — Ну для чего тебе сдалось это опекунство? На кой чёрт? Молодой мужчина, неужели тебе своих дел не хватает? Минхо пару секунд изучает младшего задумчивым взглядом, после молча возвращаясь к незаконченному делу, и лишь убрав фартук, сдержанно отвечает: — У меня есть на это свои причины, Сон-и. Так мы идем в сад? -Н-нет, мы не будем менять тему! — Набравшись храбрости, и лишаясь терпения, Джисон встает, опираясь двумя ладонями в стол. — Ей же прекрасно жилось бы в пансионате, трехразовое питание, услужливые работники, так зачем? Зачем же ты, хён, появился тут именно сейчас, в самый подходящий момент? Будь добр- — Не буду. — Ещё один сухой ответ, нечитаемое, даже скучающее выражение лица. — Я здесь, и это всё, что я собираюсь тебе сказать, Сон-и. — Да чёрт! — Громкий неудачный хлопок приходится по краю тарелки, та с грохотом летит прямо на пол. Трещины — как двухгодовое терпение Джисона, как треснувшие надежды и стремления. — Просто, бля- — Кто там? — Раздаётся хриплый ото сна голос со второго этажа. — Кто здесь? — Тебе лучше уйти. — Холодно бросает Минхо, резко направляясь в сторону лестницы, чуть не сбивая Джисона. — До свидания. — Не-ет, уходить я не собираюсь. — Внутри серце бьется зайцем, Джисон внутри орёт, что надо прекратить, но демон сильнее. Всё, время тотального разноса, за все жоподрания. — Бабушка проснулась? Ну что же, как раз пойду, проведаю! — Сейчас же. — Минхо выше пшеничной макушки ненамного, но сейчас кажется, словно вырос в размерах раз в пять. Глаза —горячее железо, смотрят так, что даже двинуться с места невозможно. — Задерживать Вас в доме я более не собираюсь. Джисон смотрит на руку, сжимающую спинку стула. Жилистая, тяжелая — мысль о том, что Джисону хватит одного удара, чтобы пару часов пролежать без сознания, вовремя придавливает внутреннего дьявола грузом потяжелее, чем накопленные обиды — на огромной многотонной наковальне выведено: «инстинкт самосохранения». — До свидания. — Тихо бросает Хан, молниеносно направляясь к выходу, лишь бы скорее сбежать отсюда. - — Хэй, а ну! — Джисон ловко отбирает у девушки ккочи* — Тебе же нельзя острое, как ребёнок на это отреагирует, м? — Откуда тебе знать, что мне можно, а что нельзя? — Дуется девушка, шутливо хлопая жениха по плечу. — Да и с каких пор это острое? Я замерзла, да и пока в очереди стояла, руки оледенели, вот, гляди! — Ой, да не преувеличивай! — Джисон осторожно дует на замерзшие женские пальчики, нежно целуя пару из них. — Ну вот, и всё в порядке! Держи булочку! Парень пихает хотток* прямо в раскрасневшийся на морозе рот, шутливо забирая рыбную лепешку, весело оглядываясь по сторонам: рождественская ярмарка в этом году удалась на славу, в маленьком городке увидеть такое — большая редкость! Немного времени на неумелую суматошную возню, и Джисон сам начинает чувствовать, как из замороженного носа вот-вот польётся водопад: — Давай я схожу за горячим, а ты пока посмотришь, что там по подаркам, хорошо? — Хорошо, давай. Только не теряйся! — Да ни в жизни! Не скучай! Оставив невесту, Джисон оглядывается по сторонам, в поисках киоска с чаем, где столпотворение не пугало бы так сильно. Не хотелось бы посреди празднества получить тревожный приступ и испортить всё рождественское настроение. Проходя мимо разукрашенных в традиционные цвета праздника лавок, Джисон наконец находит подходящую, уже стремясь занять свободное место и поскорее вернуться, как замирает на полпути. Снежинки, как будто в замедленной съемке мягко падают на темные волосы и пушистые ресницы, на покрытый румянцем высокий и острый нос, на котором даже издалека заметно маленькое миленькое пятнышко родинки. Пар из приоткрытых вишневых губ будто тоже выходит нехотя, не желая раставаться с волшебной фигурой принца из сказки. Мужчина улыбается продавцу, слегка прикусив яркую губу, и Джисон медленно сглатывает, кажется отдав душу Богу в этот момент. Или Дьяволу. Ли Минхо. Из ступора Хан выходит совсем нескоро, только осознав, что объект его изучения уже, похоже, некоторое время, смотрит на него в ответ. В этот момент Джисон лишь ещё раз сглатывает, и ещё раз в голове звучит лишь одно слово. Ли Минхо. Джисону не хотелось подходить ближе. Джисону хотелось убежать, да куда подальше, просто забиться в свою маленькую норку, называемой «квартирой со всеми удобствами в хуй знает сколько до центра, но зато своя», и спрятаться от всех житейских невзгод, но янтары сквозь спадающую челку смотрят так пристально и в них ни капельки былой хищности, опасности.....Блядские янтары. — Хэй. — Доброго дня. Минхо стоит у лавки с игрушками, медленно и бережно поглаживая голову огромной плюшевой кошки, и Джисону совсем, ни капельки ни стыдно и не обидно за то, что из-за него самого, на него смотрят сейчас так…безразлично. — Прекрасная ярмарка, правда? — Согласен. — И столько народу…Ты-вы п-покупаете это? Я заплачу! — Не стоит. — Вежливая улыбка появляется на чужом лице, Минхо аккуратно ставит игрушку на место. — Деньги за подарки идут в благотворительный фонд, участником акций которого я являюсь, так что эти игрушки я могу получить бесплатно, если покажу членский билет. Не стойте на холоде, купите горячий шоколад за соседним стэндом. — Хён! — Выкрикивает Джисон, сам пугаясь громкости своего голоса, когда старший отворачивается, собираясь уходить. — На самом деле, я…хотел бы извиниться за то, что было раннее, это было ужасно. Слишком многое навалилось и мой истеричный характер…- Грустный смешок. — Не так я хотел закончить нашу первую встречу. Все эти сложности, и Минни с беременностью, и… — Хэй. — Ли поднимает руку, останавливая поток мыслей, который в какой-то момент должен был бы превратиться в поток слёз, успокаивающе водя кистью вверх-вниз. — В этом случае нет пострадавшей стороны. Виноваты все. Я не знаю вас, вы — меня, в процентном соотношении, вероятность конфликта была высока, мы не знакомы настолько, чтобы читать мысли друг друга. Я не держу обид. Минхо звучит как тёплый камин. Джисону хочется верить, что рядом с ним он отогреется. Немного. До горячего шоколада. — Тогда мы можем начать знакомство с самого начала? Здраствуйте, меня зовут Хан Джисон, приятно познакомиться. Вы старше меня, могу ли я называть вас «хён»? И обращаться на «ты»? Минхо фыркает, и младший чувствует приятное тепло, когда замечает маленькие искринки в темных глазах. Ли вытягивает визитку из внутреннего кармана пальто и протягивает Джисону: — Посмотрим. - — Ты не знаешь, а альцгеймер может, ну…вылечиваться? Или застревать только на определённой стадии? — Пф, задай вопрос полегче. Я же судебный переводчик, Джисони, а не врач! — Нет, но она так долго со мной в последний раз разговаривала! И даже помнила моё имя! Разве можн- — Ммм? Активно приподнявшись с травы, воодушевленный разговором Джисон никак не ожидал столкнуться носом с так тихо подкрадшемся Минхо. Глаза старшего в близи горят неимоверно, а Хан чувствует лишь то, что с каждым ощущаемым на своем лице чужим вздохом, не загореться как спичка становиться всё сложнее. Нет, конечно, дружба с Ли — дело приятное, он интересный человек, разносторонний, замечательный, красивый, но учитывая то, что после налаживания отношений с ним, цель получить дом так и остается главенствующей (как будто бы он так жопу рвал и звал старшего с собой везде, где только можно только по доброте душевной, люди настолько нравиться не могут), Джисону крайне неудобна такая открытость Минхо. Нужно знать границы, он женится уже после рождения ребёнка (Минни хочет влезть в платье и фоток с ребенком, фи…)! -А…а ты уже срезал всё? — Пшеничная макушка отворачивается строго в обратную от остроносого хитрого лица сторону. — Да, все розы. — Как ни в чем не бывало облегченно вздыхает Минхо, удобно устраиваясь на солнце, блаженно щурясь под яркими лучами. — Я не люблю розы, но твоя бабушка, похоже, находит в них свою последнюю отраду. Но честно, я заебался. — Верю. — Понимающе хмыкает Хан, стрельнув глазами в сторону полной корзины ярких, тяжелых бутонов. — Тоже не понимаю, что в них женщины находят…Минни вот тоже, хочет оранжерею к свадьбе всю розами украсить. Чем ей ромашки не нравятся..... — Как там кстати она? Ты нас так и не познакомил, вообще-то! — Вре-емени подходящего не было! — Хан с удовольствием подтягивается, принимая положение сидя, блох всяких его волосы насобирали на сегодня уже достаточно. — Нам уже сказали примерные даты рождения! Минни теперь ещё заполошнее стала, надеюсь, что на ребёнка это не повлияет, пфх. — Мальчик или девочка? — Ма-альчик. — Протяжно выдаёт Джисон, строя наигранно расстроенную морду. — Эх, а я так хотел девочку! Одевать, купать, дарить разные девчоночьи подарки, куклы, например… — А с мальчиком что, нельзя так? Дарить мягкие игрушки, куклы барби… — Ну нет, не думаю, что он это оценит. — А дарить цветы — тоже «девчачье»? — Вполне. — Ну-ка, проверим. Джисон не знает, что именно произошло. Единственное, что он помнит — теплые, нежные руки на подбородке и щекочущее ощущение лепестков на губах. Минхо смеётся глазами, да так звонко, словно Джисон читает смех в чужой голове. А ему самому не до смеха: губы у Минхо цвета розовых лепестков. Мгновение — вечность, пока до ушей не доходит: Ну как, не оценил? — Отстань. — Бросает Джисон. Бросает в Минхо слово, а сам — бросается в жар. — Ну ла-а-адно, — Хихикает Хо, как довольный кот (победил же), и убирает розу обратно в корзину. — Расскажи тогда лучше, о чем с госпожой болтали. — Да ни о чём. — Джисон приводит мысли в порядок, подтягивает ногу к подбородку, задумчиво почесывает коленом, — Рассказывала мне байку о том, как прадед из этого дома монстра, что из-под холмов явился, выгнал, что жил он здесь до этого, весь город в страхе держал, людей убивал, съедая их сердца, а дед пришел, изгнал, оберег повесил и стал в этом доме жить. Бусинки Джисоновых глаз бегают по склону холма, что виднеется из сада, в голове медленно рождаются воспоминания детства. Не всегда приятные. — …да вот только не помнит она, что оберег я-то давно разбил, а она меня тогда так ругала, ремнем била так, что я неделю сидеть не мог, плакала...... Минхо лежит тихо. Для самого себя тихо, только смотрит на задумчивого Хана, тяжело смотрит, долго. И лишь спустя вечность хмыкает: — Бедная твоя жопа. — Солидарен. - Ночь перед свадьбой. Минни спит уже давно, за день умаялась с Нини, видно, нервы её сыграли свою роль — родился не ребёнок, а целый армагеддон, такого разрывного крика Джисон в жизни не слышал, вот и как теперь в гул земли не верить? Он же повсюду звенит! Все спят, а Хану не спиться. В голове собирается пазл жизни, да вот только собраться не может — почему-то на месте детали со свадьбой одни розовые лепестки. — Сука. — Шипит Хан, до боли сжимая в руках рамку с фотографией из роддома. — Сука. Кажется, что что-то не так. Страшно. И неправильно. - — К Минхо? Хан Джисон, совсем сдурел?! Свадьба через пару часов! Минни на пределе. Платье на вешалке колышется так, словно чувствует её настроение. Джисон благодарен всем богам за то, что Чонин у её родителей, иначе бы от нервов он прямо на этом платье бы и удавился. — Я хочу немного прогуляться, в чем проблема? Полчаса, я обещаю! — Полчаса, чёрт возьми! — Длинные волосы змеями падают по линии плеч, по-змеиному блестят и глаза. — Ты с ним проводишь времени больше, чем со мной! С нами! Где бы ты ни был — всегда Минхо! Только твой Минхо! Да ты зна- Даже за дверью ванной слышны крики. Как торпеда взрывается. А взрывается с ним и сердце. «Просто, блять, пару минут» — дубасит в голове одна мысль. — «Пару минут тишины». Джисон судорожно пытается разблокировать телефон, вздрагивая от каждого крика за дверью. — А МОЖЕТ, ТЫ НЕ МЕНЯ, А ЕГО ЛЮБИШЬ, И С НИМ СЕМЬЮ ХОЧЕШЬ?! Телефон разблокирован. На заставке — фото Минхо, сделанное Джисоном украдкой, когда тот заснул на спектакле, билеты на который Хану отдали коллеги, не успевающие на сеанс. Джисон сфоткал и ради шутки поставил на обои. «А может, ты его любишь?» «Любишь.» - — Ало? — Ты где? — Дома, конечно. На свадьбу к тебе собираюсь вообще-то… — Открывай. — Хан Джисон, ты полудур… Губы Минхо не как эти ебучие лепестки розы. Они как ахуительная амброзия. - Руки. Руки повсюду. Только под спиной нет. Но простыня уже настолько влажная и горячая от жара, что ощущается похоже. Чужой язык скользит по шее, собирая капельки пота, рот оставляет укусы на ключицах, сразу засасывая ещё не проявившийся след, опускается ниже. Руки, сильные, жилистые сжимают грудь, выбивая гортанный стон. — О боже, Хооо-ах! — Да, Боже. — Шепчет тихо на ушко, ведя круг бедрами на члене. Джисон кусает губы, дергается, выгибается — а Минхо держит, терзает, одной рукой царапает бедро, специально задевая яички. Джисону бы сил побольше, чтобы избавить себя от этих мук, но тело как воля — слабая, остается только сбивчиво хныкать что-то о пощаде и сминать чужую талию. Минхо, такой же потный, с прилипшей ко лбу челкой, лишь довольно улыбается, мурчит как кот, чужую руку направляет к груди, переплетает пальцы — но не двигается, лишь размеренно трется: — Кому-то придется потерпеть. Минхо звучит как тёплый камин. Джисон знает, что от него он сгорит. Толчки набирают ход, тепло Минхо вокруг Джисонова члена усиляется, стенки уплотняются, а единственное, что остается — кусать чужие губы и задыхаться, теряться. Джисон хотел бы сказать, что горит, да вот только не он горит, а Минхо, и от него Джисон сгорает. Джисон помнит тот день, когда впервые увидел Ли. Глаза янтары. Джисон помнит, как его объял страх, при виде этой вспышки на дне тёмных омутов и то, как казалось, что Минхо, в порыве ярости, становиться больше. Джисон вспоминает сейчас так четко. Потому, что испытывает это снова. У Минхо не руки — когти, что разрывают и тело и душу, у Минхо не волосы — огонь, что оставляют шрамы на лице во время страсного поцелуя, а глаза — не как янтары, а самые настоящие желтые камни, разрезающие тьму. Да и сам Минхо — сплошной янтарь. — Блять, я бы умер за тебя. — Выдыхает Хан, чувствуя, как тело бьет в конвульсиях от приближающейся разрядки. — И скоро так и произойдет. — Шепчет Минхо не своим голосом. Шепчет так, словно земля под ногами трескается, проводит языком по линии скул, зажимает двумя руками голову: одну — на подбородке, другую — на затылке. — Зря ты сломал тот амулет, Джисони. Ещё секунда, и Джисон кончает. Секунда другая — слышится хруст. Темнота. И какое-то чавканье.