Худший друг

Мы взрослеем, когда перестаём кричать. Начинаем бояться лишний раз шуметь и говорить в полный голос. Или мы взрослеем, когда перестаём подпрыгивать при ходьбе. Теперь мы стараемся идти ровно и держаться прямо. Или, наверное, взрослеем, когда нам в первый раз разбивают сердце. Мы уже не сможем быть прежними, и наши чувства резко меняют полярность. Была ли это первая любовь или мимолётное детское увлечение — неважно. Наш маленький мирок покачнулся в первый раз, и это никогда не забудется. Точно так же свою первую любовь никогда не сможет забыть и Пэнси. То ли потому, что его колдовские оливковые глаза преследуют её каждую ночь: бесстыдные и чарующие, они неотрывно следят за ней во снах. То ли потому, что каждая чашка ненавистного горького чая с лимоном ассоциируется у неё с резким цитрусовым запахом его одеколона. То ли потому, что все её выдуманные коробочки в голове, куда она мысленно складывала счастливые воспоминания, были доверху забиты моментами с ним. То ли потому, что последние его слова ядовитым лезвием вырезаны у неё под кожей и лекарство от этого не способен придумать ни один магический целитель. Наверное, Паркинсон могла бы назвать ещё тысячу и одну причину, почему же она неизменно будет помнить Теодора Нотта. Год назад, когда Пэнси была на шестом курсе, а Тео — на седьмом, они стали очень близки. И их близость была иного рода, нежели все их взаимоотношения до этого. Они переросли свою детскую дружбу и начали строить нечто совершенно другое, более серьёзное и глубокое. Но это всё ещё оставалось дружбой. По крайней мере, так они это называли. Однако Паркинсон не могла понять, где проходила грань в их отношениях, где находился рубеж допустимых чувств. Потому что ей казалось, что она испытывала к Нотту нечто большее, чем дружбу, пусть и насильно отмахивалась от этих ощущений. Тео же отодвинул мысли об этом на самый задний план, увлечённый тренировками, какой-никакой подготовкой к выпускным экзаменам, тусовками и, конечно же, развлечениями с девушками, даже если и имел какие-то неясные ему чувства к слизеринке. Она всегда была его маленькой любимой Пэнси, которой он мог доверить всё; той самой робкой девчонкой со смешной короткой стрижкой и проблемами с нумерологией. Поэтому он считал, что не может и не должен воспринимать Паркинсон как-либо, кроме как подругу. Но учебный год прошёл, экзамены тоже остались позади, и даже закончились все вступительные испытания на работу. У Пэнси было последнее беззаботное лето перед седьмым курсом, а у Теодора немного свободного времени, прежде чем он приступит к своим новым обязанностям. Они привычно собирались своей неизменной компанией вместе с Драко, Асторией, Блейзом и Дафной у кого-то в поместье, или отправлялись на побережье, или катались на лошадях, или пили алкоголь, который теперь Забини мог доставать легально — в общем, делали всё то, что они обычно делали. Но, так как четверо друзей в их привычном кругу разбредались по парочкам, Тео и Пэнси также приходилось больше времени проводить вдвоём. И за лето они неизбежно сошлись ещё больше. У Нотта было совсем не много знакомых, не считая девушек, с кем он имел близость иного характера, и он редко кому открывался. Однако с Паркинсон всё было не так. Она была единственной, кто знала, как он переживал по поводу получения должности в отделе ликвидации заклятий. И она была рядом. Она как лоза вплеталась в его жизнь, крепко опоясывая каждую её сферу. Теперь, если бы она ушла, мирок Теодора подвергся бы угрозе разрушения. Ведь ту белую нить, что заботливо сшивала все его дыры, уже нельзя было вытаскивать. Без неё всё бы стремительно развалилось. Но Пэнси и не собиралась уходить. В октябре Забини и Нотт сделали Паркинсон сюрприз на её день рождения, завалившись в Хогсмид и устроив там пирушку, как в старые добрые. Улизнув из школы, Пэнси и Дафна веселились с ребятами до раннего утра. Непривычно крепкий табак мгновенно путал мысли в голове, превращая в дым все условности вместе с догоравшим огоньком на кончике сигареты. Оглушительно громкая музыка заставляла забыть о необходимости разговаривать и тяжёлыми басами отбивала ритмы где-то в районе солнечного сплетения. А вступивший в свои права дорогой и не очень алкоголь даровал приятную эйфорию и лёгкость в теле. И вот уже руки Тео плавно скользили по бёдрам именинницы. Молодые люди кружились в бессмысленном, странном танце, главной целью которого было просто стать ближе. Где-то в районе шести утра, когда за окном расплёскивались первые бледно-розовые краски рассвета и все празднующие стали убийственно пьяными и уставшими, Пэнси встретилась губами с Теодором. Свой первый поцелуй едва ли кто из них помнил отчётливо. Он смазался в единое сладостное воспоминание о весёлой ночи, став её неизбежной финальной нотой. Паркинсон первой разорвала контакт и затуманенным взглядом уставилась на Нотта. На его лице играла привычная довольная улыбка, а колдовские глаза, казалось, только что устроили явку с повинной. Девушка неосознанно провела языком по своим губам, слизывая с них оставшийся вкус — пряный — от алкоголя и — горький — от сигарет. Таким она запомнила его. Потом парни проводили своих спутниц до школы. И они расстались, оставив всё случившееся ночью словно в другой жизни. У Пэнси снова были уроки и домашки, а у Тео — работа, всё те же вечеринки и проблемы с отцом. Но только воспоминания о той ночи бешеным вихрем крутились в голове, подсовывая одну и ту же картинку, что была выжжена на нескончаемой плёнке. В конце осени всё резко пошло по наклонной. Сперва от Нотта перестали приходить письма. Затем Дафна узнала от Блейза, что у Теодора умер отец. На свой день рождения он не пригласил никого, заперевшись в ставшем его полной собственностью родовом имении. С тяжёлым сердцем Пэнси готовилась ко встрече со своим другом. Рождественские праздники не обещали быть такими радостными. Нотт уже ждал в поместье Малфоев. Он выглядел вполне себе обычно: такой же наглый взгляд, уверенные, размашистые жесты и кошачья ухмылка. Вот только его голос стал более тихим и безэмоциональным, как будто ему вырвали несколько голосовых связок. Пэнси заметила это сразу же, когда он сдержанно поприветствовал её, входящую в большую украшенную залу. Его фраза оборвалась на полуслове, а губы изогнулись в дёрганной, извиняющейся улыбке. Тео пытался привычно отпускать глупые шуточки и развлекать всех собравшихся. Он активно интересовался последними новостями своих друзей и отмахивался, когда кто-то собирался задать вопрос ему. Он так же без остановки пил, уменьшая запасы элитного алкоголя семьи Малфоев, по поводу чего те, в принципе, не переживали. Вечер проходил, казалось, вполне привычно. Но Пэнси замечала, что что-то не так. Что-то серьёзно было не так. Драко бросал резкие настороженные взгляды на своего бедового друга. Серые глаза хозяина неустанно контролировали каждое действие Нотта. Астория нарочито усердно хлопотала о комфорте Тео, а Блейз и Дафна больше обычного пытались вовлечь его в какую-нибудь дурацкую игру или лишний раз звали выйти освежиться на воздух. Все замечали, что что-то было не так. Но никто не говорил об этом вслух. Можно было быть уверенным, что Нотта это более чем нервировало. Тео стоял на заднем дворе мэнора и курил, всматриваясь в ночное звёздное небо. Было по-зимнему тихо и холодно. Пэнси с минуту наблюдала за ним с порога, а после аккуратно подошла ближе. Она одёргивала полы пальто, закрываясь от резкого ветра, в то время как юноша был одет в один только свитер. Лавандового цвета. — Если так долго стоять, то можно замёрзнуть и простудиться, — начала Паркинсон. — Простудиться, схватить осложнения на лёгкие и потом умереть, — Тео выдохнул сизый дым. — Я делаю всё для этого. — Давай хотя бы не в рождественский вечер, — пыталась шутить девушка. — Хорошо, Пэнс, только ради тебя, — он щелчком выбросил догоревшую сигарету и на лету невербальной магией заставил её растаять в воздухе. — Тогда не стой на улице, — губы Паркинсон растянулись в нежной улыбке; она словно разговаривала с маленьким ребёнком, которому надо было объяснять простые вещи. — Я не хочу возвращаться туда, — Нотт опёрся на мраморные перила, обрамлявшие выход в сад. — А что ты хочешь? Тебя. Он развернулся лицом к Пэнси и впервые за вечер встретился с ней долгим пронзительным взглядом. В его оливковых глазах не было ни намёка на нетрезвое состояние, что, учитывая количество выпитого им спиртного, было довольно странным. Крохотные снежинки медленно спускались с неба, тонким слоем покрывая всё вокруг. За те минуты, что Тео был на улице, его обступила целая маленькая ледяная армия. Замёрзшие капельки путались в его отросших кудрявых волосах, а уже растаявший снег блестящими дорожками стекал по его вискам и лбу. Но он не обращал на это никакого внимания. — Я хочу подарить тебе кое-что, — вдруг произнёс Нотт. — Да? — Паркинсон не сводила с него своих чёрных, как эта ночь, глаз. — Да… — протянул юноша. — Но за подарком надо отправиться в мой дом. Он говорил тихим вкрадчивым голосом: так становилась почти незаметной появляющаяся на некоторых звуках хрипота. Пэнси придвинулась к нему ближе. Тео неожиданно переплёл её пальцы со своими и, не дожидаясь утвердительного ответа, тут же трансгрессировал. Семейный особняк Ноттов выглядел крайне удручающим и неприветливым. Простояв более трёх столетий, он пережил немало неприятностей, что не могло не отразиться на его внешнем виде. Нет, с него не сыпалась краска, полы не проваливались, а трещины не расходились ни по потолку, ни по стенам. Дом сам по себе стал создавать пугающее и тягостное впечатление, чему способствовал его мрачный интерьер, низкие потолки и почти полное отсутствие света. Даже зажигая все лампы, нельзя было заставить комнаты выглядеть светлее. Теодор уверенно проследовал в свои владения, махнув Пэнси рукой, чтобы она шла за ним. Они поднялись на второй этаж; девушка ни разу не посещала эту часть дома, хотя, по правде, у Нотта она была не более пары раз, так как в его поместье друзья собирались реже всего. Все двери в комнаты были насквозь распахнуты, и Паркинсон украдкой с интересом заглядывала в них, пока они шли по длинному коридору. К её удивлению, почти все помещения были пустыми, и было заметно, что ими давно никто не пользовался. Всё вокруг как будто потеряло свои краски и стало серым. Таким же серым, как сигаретный дым Тео. Как и сам Тео, который раньше был ярким и цепляющим взгляд, а теперь стал грустным и поникшим. Наконец, они зашли в дальнюю комнату, что оказалась угловой. Она занимала огромное пространство и выглядела самой обитаемой и обустроенной. Пэнси сразу догадалась, что Тео живёт именно в ней. Хозяин дома пересёк комнату, по дороге пнув какие-то вещи под кровать, и вытащил из шкафа небольшого размера коробочку. — Надеюсь, это будет значить для тебя больше, чем для меня, — Нотт протянул ей неприметную коробку. Он больше никому не приготовил подарков в этом году. Паркинсон настороженно взяла предназначенный для неё предмет. Она подняла картонную крышку, и её глазам открылась удивительная картина. Если бы её импровизированное выдуманное хранилище счастливых моментов обратили в явь, то это выглядело бы именно так. Коробка была наполнена их старыми совместными колдографиями. Разглядывая их, Пэнси отметила, что Тео выбрал только те, где они с ним были вдвоём. За шесть лет совместной учёбы и встреч на различных светских мероприятиях снимков накопилось более чем достаточно. Девушка со светлой улыбкой на лице поочерёдно доставала то одну, то другую колдографию, внимательно рассматривая каждый снимок и изредка изумлённо вскидывая брови от обнаружения каких-то забытых воспоминаний. Но спустя некоторое время Паркинсон задумалась о смысле сказанной Ноттом фразы. Всё это время они стояли в тишине. Теодор терпеливо следил за каждой реакцией и каждым действием Пэнси. — Что значит «будет значить для меня больше, чем для тебя»? — брюнетка перевела на него взгляд. — Ты всегда чувствовала всё сильнее и острее, чем я, — прерывистым голосом ответил ей хозяин дома. — Я полагаю, эти снимки много значат для тебя и ты будешь им рада. — Но почему ты отдаёшь их мне? — Паркинсон пыталась прочитать какой-то ответ в его глазах. Потому что все эти кадры я помню наизусть. — Потому что я давно хотел это сделать, — Тео не понимал, насколько странными могут сейчас показаться его слова. Пэнси смущённо отвела глаза, как всегда это делала в присутствии Нотта. Она так и не научилась выдерживать его взгляд. Юноша прошёл в дальнюю часть комнаты, зажёг камин и свечи, затем сотворил Согревающее заклинание и призвал бутылку с янтарной жидкостью. После того, как в комнате стало светлее, Паркинсон увидела стоящий у противоположного окна бильярдный стол. Она вспомнила случай прошлого года, когда Тео и Блейз играли в бильярд, а потом Монтегю решил вызвать Забини на поединок. Девушка непроизвольно улыбнулась. — Хочешь, сыграем? — Нотт вернулся обратно к Пэнси, которая всё это время оставалась стоять на месте. — Извини, других развлечений предложить не могу. — Я не умею, ты же знаешь, — тихо отозвалась она. — Пора научить тебя, — Теодор зашёл подруге за спину и принялся снимать с той пальто. — Всё не так сложно, — раздался голос совсем рядом с её ухом. Паркинсон слегка вздрогнула от неожиданности. Внутри неё последние минуты бушевало мятежное море. Рядом с Ноттом девушка начинала испытывать весь калейдоскоп эмоций. Она так переживала за него в последнее время, а оказалось, что поводы для беспокойства не такие серьёзные. Да, Тео был в печали и ему нужна была поддержка, но он вполне себе справлялся. Пэнси чувствовала произошедшие в нём изменения, только пока не могла разгадать их сущность. А юноша тем временем запустил внутри неё подвластный только ему механизм. Его хриплый голос приятной волной снова разливался у девушки по венам, и это уже невозможно было остановить. — Я поставил сюда этот стол летом, после школы. А то совсем одному можно было сойти с ума, — голос Нотта вернул её в реальность. Теодор стоял уже у игрового стола и держал в руке кий. Паркинсон медленно приблизилась к нему и замерла с немым вопросом. Она столько наблюдала за ребятами со стороны, что прекрасно представляла, как это делается. Однако никогда не пробовала играть сама. Пэнси взяла из рук юноши белый игровой инструмент и наклонилась над бильярдным столом. Она неумело поставила пальцы на зелёную поверхность и, как вышло, попробовала сделать удар. Он получился не очень хорошим, но попасть в шар ей всё-таки удалось. Тео, оценив со стороны, принялся корректировать её действия. Он подошёл к ней сзади, и его левая рука начала двигать положение её пальцев, приближая к тому, какое они должны занимать, когда на них кладётся кий. Правой ладонью Нотт накрыл вторую руку Паркинсон, помогая совершить верный замах. Они стояли так, что между их телами не было ни сантиметра расстояния. Тео что-то рассказывал девушке своим вкрадчивым голосом, но из его слов она различала едва ли половину. Пэнси уловила знакомый цитрусовый аромат, который моментально свёл её с ума. Этот запах она не была способна забыть, и даже первые лёгкие его нотки зажигали все внутренние фитили. Тео сделал движение правой рукой, в которой он сжимал и ладонь подруги, и игровой кий, после чего красный шарик отлетел точно в цель. Юноша сдвинул свою ученицу в сторону, выбрав следующий для удара шар. Он снова принялся бережно поправлять положение её пальцев. От прикосновений Нотта по телу Пэнси бежали немые мурашки, каждое его касание огнём загоралась у неё на коже. Она так долго мечтала снова почувствовать его рядом. Оставшись довольным верной позой Паркинсон, Теодор перестал поддерживать кий правой ладонью и положил её девушке на талию, после чего сказал ей попробовать совершить новый замах самостоятельно. Шары ударились друг о друга не так чётко и сильно, как в прошлый раз, но второй из них всё-таки отправился в лузу. Пэнси радостно улыбнулась, прикусив губу, и повернулась к Нотту, который всё ещё стоял вплотную к ней. Они оказались неожиданно близко, расстояние во время игры воспринималось совершенно по-другому, и сейчас оно показалось катастрофически малым. На таком расстоянии обычно совершаются все опасные столкновения. Колдовские глаза Теодора из-под полуопущенных ресниц с азартным блеском глядели на девушку. В свете свечей его радужка переливалась зелёными бликами, наблюдая за которыми точно можно было остаться зачарованным. Паркинсон вспомнила, почему же всегда боялась встречаться с ним взглядом. — Пэнси, Пэнси, ты так и не научилась не отводить глаза, — еле слышно прошептал Тео. И в следующую секунду кий с грохотом полетел на пол, Нотт накрыл своими губами губы Паркинсон, а правой рукой за талию придвинул её к себе. Девушка, не раздумывая, ответила на его поцелуй, и на кончике языка заиграл запомнившийся ей пряно-горьковатый вкус. Её левая ладонь легла ему на скулу. Нежными движениями поглаживая его по щеке, Пэнси подушечками пальцев нашла так и не зажившую царапину, которую он не дал ей залечить. От её прикосновений по телу Теодора прошёлся электрический разряд. Он углубил поцелуй, аккуратно встречаясь своим языком с языком Пэнси. Слизеринка немного покачнулась назад, и её бёдра наткнулись на жёсткий каркас стола. Следом она почувствовала, как железная бляшка ремня Нотта уперлась ей в районе живота. Она резко втянула в себя воздух, которого уже становилось чудовищно мало, и грубо ухватилась свободной рукой за свитер юноши, пытаясь сохранить вертикальное положение. — Эй, осторожнее, это мой любимый, — промурлыкал Тео, оторвавшись от губ девушки. — Должно же у меня быть хоть что-то любимое. — Я свяжу тебе новый, — опьянённым голосом прошептала в ответ Паркинсон. — Обязательно, — с этими словами он резким движением подхватил подругу за бёдра и усадил на бильярдный стол. Высота конструкции была как раз-таки удобной, для того чтобы молодые люди были на одном уровне. Юноша прильнул губами к шее Пэнси, и настал его черёд сходить с ума от её парфюма. Грёбанная лаванда теперь ассоциировалась с девушкой не только в качестве цвета, но и в роли её сладкого запаха. Духи перемешивались с ароматами шампуня и её естественным телесным, выдавая нежную луговую симфонию. Так пахнет выгорающая на солнце трава в тёплую осень. Так пахнет последний день беззаботной юности. Поцелуи Тео становились более чувственными и напористыми, он прокладывал горячую дорожку от скулы до ключиц и ниже. Ловкими движениями Нотт расстегнул верхнюю пуговицу блузки Пэнси. Девушка крепко вцепилась в него ногами, обвивая его спину. Её шёлковая юбка задралась ещё выше, обнажая большую часть бедра. Её пальцы путались в кудрявых волосах друга, ловко цепляясь за его отросшие пряди — и если бриться он ещё продолжал неустанно, то стричься отказывался напрочь. Становилось жарко. Нотт на секунду оторвался от девушки и быстрым движением стянул с себя свитер, отбросив его в сторону на бильярдный стол. Следом за ним Пэнси осторожным движением пальчиков подцепила его футболку, которая незамедлительно проследовала вслед за верхней одеждой. Взору девушки открылся стройный, атлетический торс юноши; Теодор нисколько не растерял форму после окончания школьных тренировок по квиддичу, он всегда оставался худощавым, но в меру поджарым. Впервые слизеринка могла без опаски и стеснения разглядывать такое желанное тело. Паркинсон потянулась к нему за очередным поцелуем, Нотт чувствовал, как высоко вздымается её грудь, и понимал, что ей так же не хватает кислорода, как и ему. Тео принялся расстёгивать оставшиеся пуговицы на блузке подруги. Пэнси еле заметно поёжилась от его прикосновений в районе живота: пальцы юноши оказались удивительно холодными. Уловив это движение, он беззвучно усмехнулся, и девушку обдало его обжигающим дыханием, которое шло вразрез с ледяными прикосновениями его ладоней. Тео провёл костяшками пальцев по своей щеке, чтобы стереть следы от её помады, как он всегда по привычке делал, стремясь побыстрее избавиться от обличающей краски. Но тут он осознал, что Пэнси не пользовалась даже блеском для губ. Хотя в этот раз он был совсем не против того, чтобы розоватый след, напоминающий о её поцелуях, остался на его коже. Избавившись от её блузы, Теодор снова припал губами к шее Паркинсон, его жадные поцелуи красными отметинами загорались на её чувствительной коже. В районе ключиц прохладный аромат лаванды ощущался особенно ярко. Нежный запах безбожно сводил с ума, отправляя Нотта прямиком на встречу со своими демонами. Рука юноши замерла возле бретельки лифа Пэнси. Он остановился на мгновение и медленно просунул пальцы под кружевную ткань, словно не решался продолжить движение дальше. По телу девушки пробежала мелкая дрожь. Она не представляла, как можно одновременно так много всего чувствовать. За последние минуты она не успевала за всеми открывающимися ей ощущениями. — Ты… — раздался хриплый от алкоголя и возбуждения голос Тео. — Ты не против, если я сниму его с тебя? Нотт отклонился чуть назад, чтобы лучше видеть лицо Паркинсон. Чёрная прядь её волос прилипла к её влажным щекам, и девушка поспешила убрать её, привычным движением заправив волосы за ухо. Разгорячённые глаза озорно блестели в полумраке комнаты, а рот был чувственно приоткрыт, жадно делая вдохи. Тео не представлял, что Пэнси может быть ещё красивее. Он с любопытством рассматривал черты её лица, как будто видел впервые. — Нет, — как можно более спокойно и уверенно попыталась ответить девушка, — я не против, Тео. Продолжай. Казалось, ни у кого из них не проносилось в голове мысли о том, что же они делают. И что будут делать дальше. В тот момент существовали только они вдвоём, только этот бильярдный стол и только их взаимное влечение. И всё казалось таким правильным. Так что им было всё равно, как это будет ощущаться после. Пэнси была готова положить всю их дружбу взамен лишь на эту проведённую вместе ночь. А Теодор чувствовал, что эти минуты — самые настоящие, что когда-либо были у него в жизни. Воспользовавшись небольшой паузой, хозяин дома ловко призвал к себе стоящий неподалёку стакан с янтарной жидкостью. Твёрдый ум и трезвый взгляд ему сегодня уже точно не понадобятся. Паркинсон неожиданно выхватила бокал у него из рук и поспешила сделать глоток. Несколько капель напитка пролились ей на грудь, но Пэнси не стала их вытирать. Нотт жадно проследил за каждым её движением, затем быстро забрал у неё полупустой стакан и залпом осушил его. Золотистая влага соблазнительно поблескивала на бледной коже девушки. Тео наклонился ниже и языком собрал сладкие капельки виски, что скатывались по её ложбинке. Пэнси шумно выдохнула и сильнее прогнулась в пояснице. Юноша наконец-таки спустил одну из её бретелек, потянув кружевную ткань ниже, и продолжил движение своих губ к обнажённому соску. Он начал медленно выводить языком круги по её нежной коже. Пэнси пришлось отклониться и опереться сзади руками, чтобы удержать равновесие. Комната нещадно плыла перед глазами, так что слизеринка предпочла закрыть их, хотя ей отчаянно хотелось наблюдать за всеми действиями друга. Нотт вожделенно ласкал грудь Паркинсон, наслаждаясь её частыми резкими вздохами. Все движения Тео были размеренными и чёткими, точно выверенные и отточенные не один десяток раз. Но в тот момент он почему-то ощущал всё по-другому. Странное чувство в районе груди запульсировало снова. По его телу уже разливался не только огонь животного вожделения, но и тягучая карамель нежности. В первый раз в жизни он захотел, чтобы секс был не просто сексом. Их губы снова встретились в страстном поцелуе. Одной рукой юноша держал Паркинсон за талию, а вторая незамедлительно переместилась в район её колен и стала подниматься выше, сминая тонкую ткань юбки. Крепкая ладонь Тео властно сжимала бедро Пэнси, заставляя её забыть о каких-либо других существующих в мире ощущениях, кроме прикосновений его холодных пальцев. Девушка не могла и представить, насколько сильно всё это время она хотела, чтобы Нотт оказался к ней ближе. Пальцы друга продолжали уверенное движение вверх по её ноге, его ласковые поглаживания по внутренней стороне бедра разрушали все нейроны в голове, так что впору было обращаться в больницу Святого Мунго за помощью. Теодор жадно втянул ртом воздух и прикусил нижнюю губу Пэнси, слегка оттягивая её зубами. Из уст девушки донесся сдавленный стон. Руки Нотта наконец добрались до самой желанной его цели. Так же кончиками пальцев он осторожно забрался под резинку её белья. Приятное напряжение сводило его тело и сладостным предвкушением разливалось по венам вперемешку с кровью и алкоголем. Юноша подарил Паркинсон последний поцелуй и, придерживая её, мягко опустил на спину. Она почувствовала лопатками чуть шершавую поверхность бильярдного стола. В глаза ударил приглушенный свет, что находился под самым потолком. Пэнси сомкнула веки и перед ней, прогоняя темноту, заплясали цветные точечки. Возбуждение закипало, подгоняемое алкоголем и безумием, и застревало где-то в районе живота. Она не знала, что Тео собирался делать дальше, но она не хотела, чтобы он останавливался. А Нотт и не собирался. Он опустился на колени и медленно начал покрывать поцелуями внутреннюю часть её бёдер: сначала одну ногу, останавливаясь за несколько миллиметров до линии белья, потом — другую. Так же неторопливо и чувственно. Затем его пальцы подцепили кружевной край и уверенным движением стянули этот уже никому не нужный элемент одежды. Следом за ним полетела и шёлковая юбка. Тео снова поступательно принялся целовать нежную кожу её ягодиц; от мелких прикосновений его губ по телу Пэнси пошли лёгкие мурашки. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что последовало потом. Язык Нотта мокрой дорожкой очертил края её промежности, а затем не спеша проследовал дальше. Его настойчивые движения поджигали тонны и тонны динамита внутри девушки. Паркинсон слегка прогнулась в спине, подаваясь навстречу ощущениям. Её пальцы непроизвольно сжались, а острые ноготки стали процарапывать кожу ладоней, пытаясь совладать с нарастающим удовольствием. Юноша продолжал вырисовывать языком узоры, Пэнси чувствовала его жаркое дыхание. Касание горячего воздуха в самом чувствительном месте взрывало последние оставшиеся внутри неё фитили. Пожар разрастался всё больше, но она добровольно выбрала своего инквизитора. Она влюбилась в дьявола, и в ту ночь его адский огонь был сладостней священной благодати. Прервавшись на секунду, чтобы позаботиться о чистоте рук и наколдовать соответствующие очищающие заклинания, Теодор начал задействовать свои пальцы. Он поднялся с колен и вернулся в изначальное положение. Его ладонь осторожно коснулась заветных складочек Пэнси, и, чувствуя приятную влагу, указательный палец ловко проскользнул внутрь. Паркинсон сжалась от неожиданности и наслаждения. Каждое движение Нотта отзывалось в ней волной. Вскоре юноша, услышав её сладкие стоны, добавил второй палец. Он беспрепятственно проникал глубже, ритмично двигаясь, словно топлёное масло в горячей печи. Первая волна удовольствия накрыла девушку так внезапно, что она даже не успела ничего сказать. Тягучий кисель начал обволакивать всё её тело, разливаясь до самых кончиков пальцев. Тео почувствовал, как непроизвольно стали сокращаться её тазовые мышцы и как жарко стало и внутри, и снаружи. Его собственное напряжение нарастало с каждым вздохом Паркинсон, так что сдерживаться уже не представлялось возможным. Последней каплей в этом сладостном запретном нектаре, который они оба сегодня испили, стали закатанные от экстаза глаза Пэнси, чувственные подрагивания её полураскрытых губ и нежный румянец, выступивший у неё на щеках. Первое, что услышала слизеринка, когда звуки стали понемногу к ней возвращаться, было позвякивание пряжки ремня. Следом раздался глухой удар спадающей на пол одежды. Она смутно догадывалась, что это раздевался Нотт. В следующую секунду до неё донёсся его низкий голос. Но слова были такими далёкими, словно раздавались с другой планеты. — Эй, Пэнси, эй. Ты меня слышишь? Девушка наконец сделала неопределённое движение рукой. Она по-прежнему лежала спиной на столе, и подняться с него стоило неимоверных усилий. — Ты понимаешь, что я говорю тебе? Мне нужно знать, что ты согласна и… — Я согласна с тобой на что угодно, Тео, — она удивилась звуку собственного голоса, который был непривычно звонким и воздушным. — Разве ты этого не знаешь? — Просто скажи это, Пэнс, и я… продолжу, — слова Тео тоже были немного нечёткими и взволнованными. — Я говорю это. Да. Паркинсон запрокинула голову назад и уставилась в потолок прямо на огоньки, но теперь ей не хотелось отводить глаза. Она хотела, чтобы те ослепляли её своим светом, подавляя ещё и зрительное восприятие. В тот момент она мечтала перестать слышать и видеть, но сосредоточиться лишь на тактильных ощущениях, которые раскалённой лавой выжигали её изнутри. Тем временем Нотт снял с себя последнюю одежду и незамедлительно сотворил привычные заклинания. Бушующее цунами грозило потопить его с головой, если он промедлит ещё хоть секунду. Он вошёл уверенно и плавно, с лёгкостью проникая глубже и глубже. Первые толчки для Пэнси были сравнимы с громом, в те мгновения она, казалось, забыла о том, каково это — чувствовать что-либо другое. Весь мир для неё был сосредоточен в одном ощущении. Удивительная тяжесть нарастала внизу живота, чугунной гирей утягивая её прямиком на дно самого тёмного океана. Маленькие колющие льдинки расползались в каждую клеточку тела Тео, заставляя его двигаться быстрее. Звонкие характерные хлопки всё больше вытесняли тишину комнаты. А глубокие стоны Паркинсон служили для него лучшей наградой. Нотт чувствовал, как сильнее застучала в висках кровь и каким резким стало всё вокруг. Это прекрасно знакомое ему сознание стремительно подкрадывалось к горлу. Но Тео должен был сдерживать себя. Непонятно почему, но каждый раз он себя сдерживал. От мокрых ритмичных звуков возбуждение нестерпимо нарастало, хотелось, чтобы эта пытка побыстрее прекратилась, но также хотелось, чтобы она не заканчивалась никогда. Пэнси, уже привыкшая к ощущению Теодора внутри себя, не могла вспомнить, каково это было без него. Но ей по-прежнему было его мало, она отчаянно желала ещё ближе, ещё больше, ещё глубже. С каждым его проникновением она становилась на шаг ближе к недосягаемому. Дыхание Нотта становилось более глубоким и частым, вспотевшие ладони с трудом удерживали бёдра девушки, неизбежно проскальзывая вверх-вниз по ягодицам. Он замедлил темп, сменив быстрые толчки на более жёсткие и резкие. Паркинсон, слегка приподнявшись и слепо дотянувшись рукой до друга, жестом попросила его остановиться. Тео замер в нерешительности. — Давай сменим позу. Я хочу быть сверху, — послышался шёпот Пэнси. Юноша довольно усмехнулся, в районе сердца снова кольнуло странное жалящее остриё. Невербальной магией отбросив лишние шарики с бильярдного стола, он забрался на его поверхность и поспешил удобно устроиться на спине. Слизеринка осторожно перекинула через него ногу, и Тео заботливо усадил её на себя сверху. Она медленно стала опускаться вниз, начиная плавные движения вверх и вперёд, так чтобы получалась лёгкая волна. Паркинсон подалась ему навстречу бёдрами и наконец полностью опустилась, так что теперь ощущала каждый сантиметр его члена внутри себя. Нотт не отрывал от девушки своих глаз, теперь ему открывался лучший вид с партера. Актриса, что так старалась на сцене, тоже одарила его взглядом, невероятно иступлённым и возмутительно нахальным. Ей нравилось смотреть на него, даже гораздо больше, чем ему — на неё. Тео сделал движение к ней руками в попытках расстегнуть её застёжку на лифе, в котором Пэнси до сих пор оставалась. Она наклонилась к нему, и через секунду чёрное бельё отточенным движением слетело со своей хозяйки. Нотт положил ладони ей на ягодицы и притянул девушку ближе. Паркинсон сделала шумный выдох от изменившегося угла вхождения. Теперь она чувствовала его скользящие толчки ещё и в районе клитора. Теодор крепче сжал её бёдра — на утро там точно появятся синяки. Пэнси уткнулась в его шею и так же, как делал Нотт несколько минут назад, оставила на ней горячие поцелуи. Она проложила влажную дорожку от его плеч к области за ухом. Волосы девушки ниспадали ей на лицо и еле ощутимо щекотали участки кожи Нотта, с которыми они соприкасались. Послышался сдавленный стон Тео. Её обжигающее дыхание, которое он ощущал в районе виска, не могло оставлять его в сознании. Коварные демоны подобрались вплотную и не собирались отпускать его сегодня. Уловив его трепет, Паркинсон потянулась языком к его уху, чувственно проведя по его складкам, а затем принялась посасывать его мочку. Сокрушительные волны уже сметали последние ориентиры на своём пути. Убийственный ураган, что в ту ночь стёр в пыль само существо Теодора Нотта, носил женское имя: «Пэнси». — Пэнси… Пэнси… — еле различимо прохрипел юноша. Она на секунду отстранилась и заглянула в его глаза. Они были полны чистейшего безумия, на дне его некогда оливковой радужки плескалась сияющая эйфория. Тео грубо схватил подругу за руку и приложил её к своей шее. Паркинсон боязливо сжала ладонь. Под пальцами прерывисто пульсировала вена. — Сильнее, — она почувствовала, как напряглись его гортанные связки. Девушка исполнила его просьбу и крепко сдавила его шею в удушающем жесте. Нотт продолжил поступательные движения, заставляя Пэнси ускоряться. Жёсткая пружина натягивалась внутри до предела, казалось, ещё секунда — и она неимоверно выстрелит. Паркинсон прикрыла глаза и сосредоточилась на ощущениях между ног. Ритмичные хлопки наращивали скорость, соединяясь в единую симфонию вместе с хриплыми стонами Теодора. Пэнси чувствовала, как жар снова распирает её изнутри. Сегодня ночью ей хотелось сгореть без остатка. — Да… да… Тео… — девушка растворялась в ощущениях вместе с этими звуками. Протяжный звук слетел с её уст. Слизеринка крепче сжала бёдра, сильнее обхватывая внутри горячий член Тео. Нотт до боли вонзался в её тело, с каждым толчком теряя частичку себя; он был уже очень близко. Юноша жадно вдыхал воздух в попытках не задохнуться. Он уже не мог сдерживать рычащие стоны, что стали громче и отчетливей. Последнее, что Тео ясно видел, были чёрные зрачки Пэнси, которые поглотили всю её радужку и сквозь полумрак комнаты похотливо глядели прямо на него. Её взгляд был полон любви и обожания. Наверное, его взгляд был таким же. Сознание Теодора полностью снесло сокрушительными приливами цунами. Колющие льдинки заставили кровь застыть в его венах, а тягучий карамельный сироп удовлетворения наконец растворил в себе всю накопившуюся боль. Нотт чувствовал нереальное наслаждение, чистый кайф наполнял каждую его клеточку. С последним его рывком Паркинсон разжала пальцы на его шее и крепче вцепилась за торс друга в попытках удержать равновесие. Приятное тепло с новой силой стало заполнять её организм. Сразу же за оргазмом Тео яркие, пульсирующие волны настигли и её. Девушке показалось, что в тот момент Атланты уронили небо, а Фемида разбила весы правосудия, так как этой ночью была развязана вторая Троянская война. Неотвратимое буйство удовольствия, сравнимое с божеством, расплескалось по всему её телу. Горячая влага жгучими струйками растекалась между ног. Пэнси, не в силах больше держать себя, упала на грудь Тео. Его сердце колотилось в бешеной гонке, боясь не успеть совершить все положенные удары. А биение своего сердца девушка, казалось, и вовсе не чувствовала. Они долго пролежали рядом друг с другом, не в силах ничего сказать или пошевелиться. Магия момента медленно растекалась по залу, заполняя полупустую комнату своим теплом. Хотелось раствориться в этом мгновении и портной иголкой вышить воспоминания об этой ночи на внутренней стороне век. Нотт привстал на локте, проверяя, не уснула ли Паркинсон. Почувствовав его движение, девушка открыла затуманенные глаза. Неожиданный порыв толкнул Тео снова поцеловать Пэнси. На этот раз встреча их губ была поразительно невинной. Слизеринка ласково провела рукой по его лицу, убирая с мокрого лба прилипшие каштановые кудри. Их глаза встретились в немом вопросе, и впервые был черёд Нотта отводить взгляд. Друзья не смотрят так друг на друга. Он неспеша поднялся, навёл порядок вокруг себя, затем слез со стола и, накинув на ходу халат, подошёл к окну. Чиркнула спичка, зажигая кончик сигареты полюбившимся ему маггловским способом. Тео неотрывно наблюдал за падающим снегом. Он всё той же тонкой корочкой усыпал деревья во дворе, даруя окружающим вещам волшебное зимнее настроение. Пэнси продолжала лежать, слегка прикрыв глаза. Уставшее сознание молило об отдыхе и покое, не оставалось сил ни на единую мысль в голове. Она балансировала на грани полусна, с трудом различая, где заканчивается реальность и начинается вымысел. Докурив и отточенным жестом обратив окурок в дымку — это он сумел мастерски освоить на уроках трансфигурации, — Нотт вернулся к игровому столу и поднял на руки самый его ценный приз. Ему не составило большого труда перенести миниатюрную Паркинсон на кровать. Сам он отправился в ванную, дабы украсть ещё минуты этого удивительного вечера. Ледяным душем впору был завершить его план по получению воспаления лёгких. Холодный поток воды разбивался о его плечи, как будто он мог смыть с них весь тяжкий груз. Но на деле он едва ли справлялся с тем, чтобы даровать ощущение бодрости. Тяжёлые капли градом стекали с его густых волос, которые Нотт даже не удосужился высушить — это было слишком неважным. Мокрые следы дорожкой оставались на пути из ванной комнаты к кровати. Тео заботливо поправил покрывало девушки и остановился в задумчивости. Ему казалось такой странной мысль — делить с кем-то постель. Но он нашёл эту мысль менее странной, чем всё, что происходило с ним сегодняшним вечером. Хозяин дома потушил все огни, оставив только еле тлеющий камин, что рыжеватым светом едва ли освещал и половину комнаты. Затем он забрался под одеяло в полной уверенности, что уснуть сегодня ему, скорее всего, не удастся. Пэнси тут же придвинулась ближе с противоположного края кровати. Паркинсон приблизилась к нему, чтобы украсть ещё один поцелуй. Завтра утром рождественскую сказку унесут порывы холодного ветра, и всё происходящее станет лишь очередным воспоминанием на её складе счастливых моментов. Тем самым, что не останется ни на одной колдографии, но будет затёрто до дыр от постоянной перемотки в голове. Новый день неизбежно будет требовать непосильной расплаты. Тот последний поцелуй каждый из них запомнил отчетливо. Он порванной гитарной струной процарапал их сознание до крови, став неизбежной финальной нотой этой ночи. Пэнси медленно провела языком по своим губам, слизывая с них оставшийся вкус, снова ощущать который было ей жизненно необходимо; он был всё так же пряный от алкоголя и горький от сигарет. — Я худший твой друг, Пэнси. Это всё неправильно, — шёпотом произнёс Тео. — Я только сделаю тебе больно. Да я уже делаю тебе больно. — Ты не делаешь мне больно. Всё в порядке, правда, — её голос был до невозможного нежным, и казалось кощунством разговаривать подобным хрупким образом в этом мрачном, обречённом доме. Сердце Теодора провалилось вниз на несколько этажей. Нет, оно провалилось прямиком к ожидающим его демонам. В аду уже были записаны его инициалы, так что запланированная встреча будет скорой. Он разбился, и его больше нет. — Я так хотел, чтобы мой мозг заткнулся хоть на секунду! — через силу промолвил юноша. — Я так хотел перестать чувствовать эту удушающую боль. Но мне ничто не способно помочь. — Не случилось ничего такого, что нельзя было бы исправить, — внезапно Пэнси поняла, что цитрусовый запах, который безбожно преследовал её, был не от одеколона Нотта, а от его геля для душа. Её позабавило то, что подобная мысль пришла к ней именно в этот момент. — Ох, Пэнси… Всё хочешь мне помочь и веришь в мою хорошую сторону. Ты — самое светлое и чистое, что было в моей жизни, — он встретился с ней взглядом, и слизеринке показалось, что в его глазах блеснули слёзы, или это была игра света в его оливковом омуте. — Я так не хотел втягивать тебя во всё это. — Я уже была втянута. Чёрта с два, Тео, мы же друзья! — голос Паркинсон звучал уже более глухо. Его имя болью отдавало в районе солнечного сплетения. — Друзья? После всего этого? — Нотт невесело рассмеялся. Его улыбка, которую она так любила, острым ножом полоснула ей прямо по сердцу. Пэнси не хотелось верить словам Тео. Она ни за что в них не верила. У него же голове крутилась мысль о том, что неужели он просто использовал её. Юноша ни за что не мог признаться себе, что влюблён в подругу. Он не мог признаться, что испугался своих чувств. — Это всегда будет значить для тебя больше, чем для меня. Его слова потонули в дальних уголках коридора. Сталь в его голосе нанесла ещё один удар, вонзив свой клинок несправедливой реальности аккурат между рёбер Пэнси. Друзья тоже могут разбить сердце, и существует миллион способов сделать это. Паркинсон не представляла, как она должна вести себя сейчас. Ей хотелось кричать, ругаться, плакать. Жёстко встряхнуть Тео и дать ему пощёчину, или прижаться к его груди и ни за что не отпускать, или же убраться подальше отсюда, чтобы никогда его больше не видеть. Но сердце Паркинсон разбивалось прямо там, прямо тогда. Понимал ли Нотт, как много он значил для неё? Девушка без слов вынырнула из постели и вернулась, держа в руках ту самую картонную коробку. Она вытащила один из разноцветных снимков и протянула его Теодору. На нём были запечатлены они с Пэнси ровно год назад, когда справляли Рождество в её доме. Брюнетка со счастливой улыбкой на лице махала перед камерой листком с финальным тестом по нумерологии, за который она получила «Выше ожидаемого». А Нотт, одетый в недавно подаренный ему свитер лавандового цвета, обнимал подругу со спины, заваливаясь в конце вместе с ней в сторону. Юноша с горечью сжал колдографию. Он врал — это никогда не значило для него меньше. Но, к сожалению, ему было слишком тяжело в этом признаться. Когда-то глупый механизм в его голове дал сбой. Ведомый чередой неприятных обстоятельств и увлечённый паутиной сложный событий, произошедших с ним из-за его семьи и окружения, он вырос таким, каким вырос: сумасбродным, агрессивным, рубящим с плеча, жестоким и потерянным. Но также чувственным, эмоциональным, отважным и преданным. Он уже знал, как ему не потонуть в своей темноте. Знал, но почему-то забыл. Пэнси поняла, что блики в глазах Тео ей не показались. Колющие льдинки медленно превращались в слёзы, которые долгие месяцы он сдерживал в себе. Девушка осторожно приобняла Нотта и уткнулась ему в грудь. Его сердце снова колотилось в неистовой гонке. Юноша не мог поверить в реальность всего происходящего. Она оставалась здесь, с ним, даже несмотря на то, каким худшим другом он для неё являлся. Теодор крепко обнял Пэнси в ответ, зарываясь в её волосы, что привычно пахли лавандой и солнцем. Белые нитки крепкими стежками по-прежнему скрепляли всё его существо внутри. Они разберутся со всем завтра. Как будто в этом был смысл. Как будто бы в чём-либо был смысл.