Порядочная омега из хорошей семьи

В официальный выходной день Аято Тома готовит ему завтрак с особой тщательностью. Он ставит на тёмный деревянный поднос тарелку с небольшим куском жареной рыбы, миску с маринованными овощами и чашку горячего пропаренного риса. В качестве последнего штриха Тома аккуратно вырезает из сладкой моркови маленькую затейливую камелию и опускает её в ароматный мисо-суп. Готово. Он быстро закидывает обрезок моркови в рот, развязывая узел на кухонном фартуке и сосредоточенно пережёвывая. Семь сорок. По выходным Аято поднимался не позже восьми. Несмотря на ранний час, по коридорам поместья проворно снуют слуги. Тома перемещается уверенным шагом, коротко кланяясь и здороваясь, но не останавливаясь по пути. Дверь в хозяйские личные покои отъезжает в сторону без единого звука, на полу спальни лежит сложенный пополам футон. Тома проходит к противоположной стене и без стука приоткрывает заслон в маленькую скрытую комнату сбоку. Тесное пространство заполнено полупрозрачным белым дымом, струйкой поднимающимся от тлеющей ароматической палочки. Аято, сидящий у низкого письменного стола в небрежно запахнутом ночном халате, отрывается от чтения документов и поднимает взгляд на него. — Ах, это ты, — он откладывает на столешницу тонкую папку с бумагами, которую держал в руках, и разворачивается к нему с улыбкой. — Доброе утро. Его мягкие волосы смяты после сна, отдельный непослушный локон нависает над бледным расслабленным лицом. Полы шёлкового халата так и норовят разъехаться в стороны, обнажая стройные ноги. У Томы от этой картины невольно разливается приятное тепло в груди. — Доброе утро, господин. Говоря начистоту, он может только догадываться, как и чем именно выслужился перед Архонтами в прошлой жизни. Так или иначе, Тома был всецело благодарен за дарованную ему возможность встретиться и связать свою жизнь с главой клана Камисато. С этой мыслью Тома наклоняется и аккуратно отодвигает письменные принадлежности в сторону, чтобы поставить поднос с завтраком на стол. Он тут же чувствует мягкое прикосновение к своему плечу: Аято забирается прохладными пальцами ему под воротник и несильно тянет на себя, прижимаясь к его щеке сомкнутыми сухими губами. Тома заглядывает ему в глаза, а потом чуть склоняет голову, открывая доступ к шее. Аято благодарно вздыхает в ответ и прижимается к его шее своей, потираясь кожей о кожу. — Я оставлю дверь открытой, — произносит Тома, терпеливо дожидаясь, пока тот закончит. Приторный беловатый дым, улетучиваясь, постепенно становится тоньше. Из-за настойчивой привычки Аято оставлять на нём свой запах по городу в какой-то момент прошёл слух, что Тома, пользуясь служебным положением, тайно завел себе любовницу-омегу. С тех пор личность предполагаемой омеги менялась каждый месяц, злые языки перебрали все возможные варианты: от кокетливой молодой жены главы комиссии Тэнрё, до знаменитой Путешественницы. Кандидатуры подчас попадались настолько экзотические, что у Томы закрались некоторые подозрения относительно источника этих слухов. Однако Аято на его прямой вопрос лишь загадочно улыбнулся, изящно пожав плечами: мол, откуда ему знать, кто именно закладывает людям в голову такие абсурдные идеи. Тогда Тома сделал вид, что поверил ему. Он выпрямляется, мимоходом убирая волосы с лица Аято. — Господин взялся за работу, даже не позавтракав? В собственный выходной? — Тома ласково проводит пальцами по его гладкой щеке. Аято, в свою очередь, охотно подаётся навстречу прикосновению. — Это не совсем работа. Я хотел разобраться и сразу же отправить формальный ответ, чтобы не тратить лишнего времени, — тот негромко зевает, прикрыв рот ладонью, а затем пододвигается ближе к столу. Тома приглядывается к ровной стопке из одинаковых белых папок с красными корешками, перетянутых сложным декоративным узлом. — Что-то срочное? Аято подхватывает палочками кусочек жареной рыбы и с рассеянным видом кладёт его в рот. — Можешь взглянуть, если хочешь, — предлагает он после короткой паузы, глядя на него чересчур невинными глазами. Тома с нехорошим предчувствием тянется за папкой на самом верху стопки. Он с опаской заглядывает в неё, бегло проходится взглядом по первой странице и тут же закрывает с громким хлопком. Барбатос. — Нет-нет-нет, ты не долистал до конца, — не упускает шанса притворно пожурить его Аято. — Там дальше есть портретное фото, краткая выписка из родословного регистра и даже платок с образцом запаха. — Аято, — Тома искренне старается удержаться от того, чтобы не пересчитать анкеты потенциальных альф-ухажёров по корешкам. — Что это такое? Восемнадцать. Чёрт. — Свободные заинтересованные альфы из всех трёх комиссий, — Аято наугад достаёт случайную папку из стопки и читает вслух. — Сюдзи Икуцуки, тридцать два года от роду, комиссия Тэнрё. Отличное чувство юмора и выдающийся лидерский потенциал. — Я спрашивал не об этом, — морщится Тома. — Каким образом они попали к тебе? — У меня нет официальной пары, так что было бы странно отказываться, — он пожимает одним плечом, невозмутимо принимаясь за суп. — К тому же, я получил письмо от председателя совета трёх комиссий. Он прозрачно намекнул, что пора бы задуматься о браке. Ещё бы он не намекнул. У старика-председателя, если Тома ничего не путает, было сразу две амбициозные дочери-альфы. Он с нечитаемым выражением на лице наблюдает за тем, как Аято хрустит камелией из морковки. Секундой позже Тома вдруг усаживается на пол рядом с ним, доставая из сумки на поясе частый гребень. Аято не сопротивляется, когда он начинает медленно расчёсывать его спутанные после сна волосы. Некоторое время они сидят молча, пока Аято доедает свой завтрак, а Тома приводит в порядок его волосы. Из глубины дома слышатся отдельные приглушенные голоса, пепел с ароматической палочки тихо осыпается в желобок на деревянной подставке. Аято долго дует на чай в глиняном стакане, обнимая горячие шершавые бока пальцами, а потом делает глоток. — У тебя есть, что сказать? — в конце концов мягко интересуется он у Томы. Тот отвечает не сразу, перебирая мягкие пряди в пальцах и глядя на незаметный полукруглый белый шрам от зубов у Аято на шее. На припухшие розовые соски, выглядывающие из-под пол халата. На тонкий улыбающийся рот с родинкой на подбородке. Аято отставляет стакан обратно на поднос и полностью разворачивается к нему, подаваясь вперёд и забирая расчёску из рук. — А может, мне просто рассказать им всю правду в официальном ответе? — медовым голосом предлагает он, глядя на него из-под тёмных пушистых ресниц. — Написать, что у меня уже есть партнёр, который удовлетворяет меня полностью... и даже больше. Задним умом Тома невольно жалеет, что у него нет камеры под рукой. Если бы он бы сфотографировал Аято прямо сейчас, то смог бы приложить снимок к официальному письму. В качестве доказательства. — Что вы, господин, — проговаривает Тома, любовно поглаживая его по выгнутой спине. —Это разобьёт сердце половине знатных альф во всей Инадзуме. Аято внимательно смотрит ему в глаза, выискивая что-то, понятное только ему одному. Тома спокойно смотрит на него в ответ, не прекращая с нажимом поглаживать большим пальцем вдоль позвоночника. Через несколько секунд Аято, видимо, находит то, что искал, и с довольным прищуром прижимается к нему в поцелуе. Он приоткрывает губы и облизывает его язык, и Тома сразу чувствует вкус мисо во рту, но всё равно с энтузиазмом отвечает на поцелуй. Он задирает на нём ночной халат, задерживаясь на мягкой ягодице, а затем массируя нежную ямку у копчика. Аято протяжно хмыкает от удовольствия. Другой рукой Тома поглаживает его по плечу, потом спускается ниже, к груди, и несильно сжимает припухший сосок, чуть оттягивая. Его пальцы тут же мокнут в выступившем тёплом молоке, Аято сдавленно охает в ответ, кусая его за нижнюю губу в отместку. Тома отстраняется и не задумываясь облизывает пальцы: плотный, сладковатый вкус растекается по языку. Аято наблюдает за ним с чуть приоткрытым розовым ртом. — Покажешь мне, как ведут себя воспитанные омеги из достопочтенных семей? — как будто бы невзначай спрашивает Тома, приподнимая брови. Тот задумчиво смотрит куда-то поверх его головы, оттягивая пояс на халате: полы из струящейся шелковой ткани расходятся в стороны, обнажая голое тело. — Конечно. Через пару минут, не без труда оторвавшись друг от друга, они перемещаются обратно в спальню. Аято стоит в тусклом рассветном свете, глядя на Тому сверху вниз, пока тот заново расстилает футон на циновочном полу. Когда Тома поднимается обратно на ноги, он, напротив, с готовностью сбрасывает с плеч халат и, непрерывно глядя ему в глаза, опускается вначале на колени, а потом и на локти, соблазнительно выгибаясь в талии и широко расставляя ноги. За короткий промежуток времени Тома успевает молниеносно пройти через все пять стадий принятия. Ему не верится в реальность происходящего, но в то же время безумно хочется ещё и больше. И чтобы никто кроме него никогда бы не посмел увидеть Аято таким. И всё же, насколько бы скоротечным и проходящим не был этот момент абсолютного доверия и близости, Тома будет дорожить каждой его секундой. Аято нетерпеливо оглядывается на него из-за плеча, чуть покачивая бёдрами из стороны в сторону, между его ног мокро блестят аккуратные розовые складки. — Достаточно пристойно и воспитанно? — ровным голосом поддразнивает он, но предательский розоватый румянец с головой выдаёт его собственное смущение. — Более чем, — заверяет его Тома и решительно расстёгивает на себе штаны, чувствуя, что ещё немного — и у него пойдёт кровь носом. Он опускается на футон, сжимая свой член одной рукой, и любовно оглаживая чужое стройное бедро другой. Аято переносит вес с колена на колено, а потом ложится на грудь, услужливо приподнимая задницу ещё выше. Ткань футона грубо проезжается по чувствительным соскам, вызывая у него тихое шипение. Томе заранее не терпится увидеть мокрые следы от молока, которые останутся на светлой ткани после. Он наклоняется, раздвигая мокрые складки большими пальцами, и тихонько дует Аято между ног, отчего тот вздрагивает, пытаясь снова оглянуться назад. Но не успевает. Для начала Тома на пробу лижет снизу вверх, долго и неспешно. Он поглаживает притихшего Аято по гладким бокам, двигая языком легко и почти невесомо, то аккуратно касаясь самым кончиком входа, то широко облизывая внешние губы, давая тому время привыкнуть к ощущениям. А затем уверенно берёт его за бёдра и вжимает себе в лицо. Аято коротко вскрикивает и инстинктивно пытается наклониться вперёд, избегая чересчур интенсивных ощущений, но Тома удерживает его на месте, облизывая уже гораздо настойчивее. Он сосредотачивается на возбуждённом клиторе, двигая подбородком и перекатывая чувствительную горошину на широком расслабленном языке. Негромкие и приглушённые всхлипы Аято через какое-то время сливаются в единый непрерывный хрипловатый стон. Когда у Томы начинает уставать шея от активных движений, он передвигается выше, легонько посасывая и проталкивая язык в истекающую смазкой дырочку. Ноги Аято мелко подрагивают под его пальцами, крепкая хватка оставляет на белых нежных бёдрах ярко-красные следы. В какой-то момент Аято подаётся ему навстречу, прижимаясь к его горячему рту ещё плотнее. Тома замечает это и тут же заставляет его делать так ещё раз и ещё раз, пока Аято не находит самостоятельный ритм, покачиваясь назад-вперёд и жалобно постанывая в подушку. В таком темпе Аято хватает совсем ненадолго, и уже через пару минут его резко начинает потряхивать. Тома продолжает вылизывать и доводить его, пока тот судорожно сжимается и вздрагивает под его прикосновениями, кончая. Он останавливается только тогда, когда Аято упирается ему в лоб основанием ладони, заставляя отстраниться. Тома наконец отрывается от него, распрямляясь и пытаясь перевести дыхание, тогда как Аято тяжело падает на постель, часто и неглубоко дыша ртом и глядя на него потемневшими от возбуждения глазами. Его раскрасневшаяся спина блестит от пота, растрёпанные волосы налипли на мокрый лоб. С трудом отведя от него взгляд, Тома тянется за простынёй, вытирая с лица выступившую испарину и скользкую прозрачную смазку. Делает он это без единой капли вины: после сегодняшнего ему и так уже точно придётся перестирывать постель целиком. — Тома? — вдруг негромко зовёт его Аято. — Да? — Только не говори мне, что в Мондштадте со всеми омегами принято делать то, что ты только что сделал со мной. — Не со всеми, — он нависает над ним, нежно целуя в затылок. — Так можно только с самыми-самыми благовоспитанными. Аято охает, когда Тома тянет его вверх, снова приподнимая на колени и одним движением вставляет в него член. — Я же только что... — не договаривает Аято, цепляясь за его руку. После оргазма внутри него одновременно тесно и очень скользко, Тома невольно зажмуривается, вталкиваясь глубже. Горячие стенки ещё плотнее сжимаются вокруг головки, будто бы посасывая. Архонты. Несмотря на необычайно жалобное выражение лица, Аято послушно подаётся навстречу каждому его движению, мягко постанывая. Томе сложно сказать, действительно ли ему так хорошо на самом деле, или же он просто пытается возбудить его ещё сильнее. Ему в любом случае нравится. Он смотрит на Аято, любуясь тонкой шеей и узкой выраженной талией, упругие ягодицы подпрыгивают при каждом толчке. Аято поворачивает голову и встречается с ним взглядом: в уголках глаз блестят слезы перенапряжения, раскрасневшиеся губы чуть собраны вместе. — Я близко, — торопливо сообщает Тома, набирая ритм. — Как ты хочешь? — В меня, — не задумываясь, просит Аято и закусывает губу, часто-часто моргая и изо всех сил вцепившись в одеяло, чтобы не потерять равновесие. Оргазм получается такой интенсивный, что к его завершению Тома просто ложится поверх него, пытаясь справиться с ощущениями. Тот тяжело дышит под ним, неритмично сжимаясь внизу. — Ты тоже?.. — чуть удивлённо выдыхает он. — Нет, — быстро перебивает Аято, срываясь в стон, когда перегруженные мышцы вновь начинают сокращаться. — Оно само. Тома понятливо кивает, ласково гладя его по боку и целуя в шею. Аято ёрзает под ним, но всё же немного расслабляется. *** Они едва успевают проветрить комнату и расстелить чистый запасной футон, когда в дверь спальни раздаётся бодрый уверенный стук. — Да-да, госпожа Фурута, заходите, — тут же отзывается Аято, лежащий на свежих простынях. Он поплотнее запахивает халат, чуть поправляя волосы. Фурута заходит в комнату с запеленованным свёртком в руках. Из свёртка слышится недовольное пыхтение и хныканье, которое, к ужасающему осознанию Томы, грозит вот-вот перейти в пронзительный крик. Аято, судя по встревоженно сведённым бровям, тоже сразу распознал признаки надвигающейся бури. — Доброе утро, господин Камисато, — степенно здоровается она, коротко кивая Томе в приветствии. — Сегодня мы молодцы, спали всю ночь, не просыпаясь. Когда старушка подносит ему свёрток, Аято аккуратно, но как можно быстрее забирает ребёнка у неё из рук и, сдвинув ворот халата в сторону, прикладывает младенца к сочащейся молоком груди. Несчастное хныканье тотчас сменяется негромким причмокиванием, и только после этого Тома осознаёт, что всё это время задерживал дыхание. Гроза благополучно проходит мимо, не начавшись. Фурута медленно кланяется и уходит, осмотрительно оставляя их одних. Когда за ней закрывается дверь, Тома выдыхает: — Всю ночь? Правда? — Да, — негромко подтверждает Аято, осторожно разворачивая пелёнку. — Фурута говорила, что к четвёртому месяцу должно немного выровняться. Тёплая радость в груди тут же подходит к горлу радостным вздохом. Тома садится на одеяло рядом с Аято, ему безумно хочется прикоснуться к пухлой маленькой щёчке, но он благоразумно сдерживается, просто наблюдая. — Скажи, если тебе снова начнут подсовывать брачные анкеты, — негромко говорит Тома, поглаживая его по спине. — Я могу сделать так, чтобы они потерялись по пути сюда. Во взгляде Аято промелькивает весёлая искорка. — Ты же понимаешь, насколько неуместно выглядит твоя ревность, когда я сижу и кормлю твоего ребёнка прямо у тебя перед носом? — Мне просто не нравится, что случайные люди из комиссии вообще считают, что они достаточно для вас хороши, — тут же с жаром бросается объяснять Тома полушёпотом. — А как насчёт тебя? — на тонких губах Аято вновь появляется лукавая улыбка. — Ты достаточно хорош? В замешательстве Тома открывает, и почти сразу закрывает рот. Это повторяется несколько раз, пока он всё-таки не находится с ответом: — Вы выбрали меня сами, — говорит он, прижимаясь губами к оголённому колену. — И я буду уважать ваш выбор, каким бы он ни был. Аято отводит взгляд в сторону. Воспитание не позволяет ему закатывать глаза, но Тома отчего-то уверен, что если бы он мог, то сделал бы именно это. — Мог бы просто сказать, что любишь меня. — Я люблю тебя, — тут же заверяет Тома, мелко и часто целуя его плечи. Младенец, чутко улавливая настроение Аято, выплёвывает сосок и насупившись смотрит на Тому так, будто собирается во всех красках продемонстрировать, как страшны наследные лорды клана Камисато в гневе. Аято быстро перекладывает ребёнка к другому соску, а потом поднимает на Тому неожиданно серьёзный сосредоточенный взгляд. Словно он глядит на него, но видит перед собой что-то совершенно другое. — Я обещаю, что сделаю всё, чтобы однажды о нём узнала вся Инадзума. О нём и о нас, — тихо произносит он. Тома широко улыбается, вставая с постели. — Тогда я просто обязан сделать всё, чтобы вас поддержать, господин. Аято еле заметно усмехается ему в ответ с явным удовлетворением на лице. Тома, полюбовавшись ими ещё буквально пару секунд, направляется к выходу. Впереди у них ещё целый день. Работа не ждёт.