* * *
Если Симуса спросят, как он подружился с Дином, тот пожмет плечами и скажет, что они — на минуточку — живут в одной комнате, да и Томаса неприступной личностью не назовешь. От него за милю веет энтузиазмом, в общительности он может посоревноваться с близнецами и в Хогвартсе тоже нашел себе славу. Его называют Художником Гриффиндора — и вполне заслуженно. Каждый плакат в золотисто-красных цветах, побывавший на трибунах, заслуга Дина. Он помогал Фреду и Джорджу с упаковкой для «Забастовочных завтраков», чем не хвастается, но выглядит жутко довольным, если кто-то упоминает об этом. В благодарность одну из партий братья подарили, и их комната стала первой счастливой обладательницей «Вредилок от Уизли». А чаще всего Томас рисует лучшего друга. И у того в очередной раз самую малость перехватывает дыхание, пока он заглядывает через чужое плечо и видит свою нарисованную копию. Вернее, не совсем копию, потому что «Симус на бумаге» не в пример красивей «Симуса настоящего». Когда он ехидно интересуется, зачем Дин ему льстит, тот озадаченно хмурится, говоря, чтобы Финниган не молол чепухи. Тогда недоумевает уже Симус, но беспечно машет на это рукой — в любом случае, портреты любит все до единого (несколько висит у него над кроватью). Обложившись кисточками, бумагой и красками, Дин баррикадирует пол в спальне, как делает перед каждым матчем по квиддичу, где играет гриффиндорская команда. От Симуса толку мало: стоит над душой, скрючившись в три погибели, и может находиться в таком положении долгое время, завороженный процессом. Томас издает раздраженный звук и, поворачивая голову, чуть не задевает носом его щеку — так близко Финниган подобрался. В отместку мажет кистью по подбородку, оставляя золотистый след от краски. — Слишком любопытный, — цокает Дин и отпихивает его. Пару секунд Симус размышляет, не наслать ли какое-нибудь безобидное заклинание на одну личность, но в итоге отметает идею. Чего доброго, еще подожжет случайно.* * *
В гостиной шумно, весело и тепло. Пусть первенство на организацию вечеринки ускользнуло от Симуса, то, что устраивают близнецы, выпадая им такая возможность, стоит того. Они заколдовывают огненный виски и протаскивают под видом сливочного пива (которого здесь тоже в избытке). Грейнджер демонстративно усаживается в углу с книгой, как три учебника Финнигана, и время от времени испепеляет рыжие макушки своим фирменным-взглядом-старосты. Хватает ее терпения ненадолго: ровно до того момента, пока Уизли не объявляют о скидках на товары в связи с предстоящим матчем и даже предлагают опробовать новую — улучшенную — партию. С весельем и нахлынувшей легкостью Симус наблюдает за их противостоянием. Усмехается пришедшему в голову слову и подносит стакан к губам, едва не проливая на себя содержимое. Противостояние — надо же. Неустанно следящая за порядком староста, подобная кровожадному дракону, и двое нарушителей, посягнувших на покой ее территории. Он хихикает от пьяной чуши, засоряющей мозги. Грейнджер зачитывает нотации близнецам, сердито смотря на них снизу вверх и встряхивая от негодования копной непослушных волос. Уизли деликатно уводят ее в сторону, обступая слева и справа, и Финнигану чертовски сильно хочется узнать, что же такого они ей говорят, что она медленно кивает и возвращается на свое место, будто вокруг нее не происходят вопиющие нарушения. Рядом плюхается Дин. От неожиданности Симус все же проливает виски на руку. Отлично. Вливает горячительное не только в себя, но и на. Снова смеется. Томас косится на него как на идиота. Голова Финнигана в этот момент внезапно становится невероятно тяжелой, и тот опускает ее на дрогнувшее чужое плечо. Мгновением позже утыкается носом в расстегнутый воротник рубашки, близко к шее, и понимает это, когда с толку сбивает запах. Одновременно знакомый и нет. Он чувствовал нечто похожее: как-то Лаванда перестаралась и, наверное, вылила на себя целый флакон духов; тогда по гостиной растекся удушающе-сладкий аромат с нотками ванили, и каждый второй считал своим долгом сказать девушке, что она провоняла всю комнату. Сейчас запах вовсе не приторный, едва заметный. Симуса чрезвычайно удивляет и забавляет тот факт, что Томас использует парфюм почти как у Браун. Плечо под ним удручающе исчезает, и приходится открыть глаза, какого-то черта закрывшиеся по собственному желанию. — Эй-эй, старина, тебе явно уже достаточно, — голос прорывается через алкогольный туман. Дин смотрит рассеянно. Симус непроизвольно задерживает взгляд на темных ресницах, бросающих на скулы острые тени. Встряхивает головой. — Да, пожалуй. Он спотыкается на ступеньках, пока его ведут по лестнице, а когда касается подушки, то помнит только мокрую руку, дракона и ваниль. Наступает суббота — значит, Дин потащит его в Хогсмид. Они бывают там почти каждые выходные, так что это стало почти традицией. Но иногда случается и такое, что Томас целый день валяется на кровати, доставая соседей по различным причинам (и без причин). В конце концов, с ним в комнате остается один Симус, а другие сбегают «по своим делам» — в подобные дни его друг становится совершенно несносным. Он много рисует, но через пару часов бросает эту затею, с отвращением левитируя блокнот или листы под кровать, словно не в силах их видеть. Крутится, измяв покрывало до неприглядного состояния, а после перемещается к Финнигану, почти вытесняя его с собственной кровати и игнорируя возмущение. Бывает, заставляет читать вслух первую попавшуюся книгу (зачастую это оказывается ужасно скучный учебник) и ожидаемо дремлет под описание исторических событий или ингредиентов для зелья. Сегодня Дин полон сил и энергии: носится из одного угла спальни в другой, по частям собирая свои вещи. — Ты чего застрял там? — нетерпеливо окликает Симуса, поправляющего у зеркала шарф. — Можешь не стараться — Лаванда все равно не посмотрит в твою сторону. Финниган закатывает глаза и переводит взгляд на отражение, в котором ему усмехается друг. — А ты можешь не ревновать — она мне не нравится, — парирует он. Улыбка растягивает его губы: от усмешки Томаса не остается и следа, только вскинутые в удивлении брови. — Идиот, — выносит вердикт Дин. — Придурок, — бросает в ответ Симус. Многие, возможно, скажут: бывать каждую неделю в Хогсмиде скучно. Мол, какого черта там делать настолько часто, учитывая, что ученики начинают посещать деревню, будучи малявками, и за это время ее можно выучить как свои пять пальцев. Симус так не считает. Почему-то прогулки по улочкам — да, протоптанным ими множество раз — не удручают его, как и «Три метлы», чей скудный интерьер он выучил наизусть до каждой трещинки в столе и скрипучих половиц, как и «Сладкое королевство», где попробовал, наверное, весь ассортимент. Дину удается привнести в их походы что-то новое, какую-то забавную мелочь, показать нечто очевидное, но то, на что до этого не падал взгляд. — Смотри-ка, — друг хватает его за руку, дергая на себя. Словно этого кажется мало, наклоняется ниже и шепчет, как заговорщик: — Та ведьма точь-в-точь как из старых магловских фильмов. Вся такая в остроконечной шляпе, с метлой и кошкой. Финнигану требуется пара секунд, чтобы понять смысл сказанного. Он отвлекается: сначала на теплое дыхание, касающееся его щеки, затем на ледяные пальцы, сжимающие запястье. За временное колебание ведьма успевает скрыться, и Симус, хоть и не видел ничего, медленно кивает, аккуратно освобождая руку. — Точно. Томас сверкает довольной улыбкой и продолжает глазеть по сторонам, будто видит все вокруг впервые. Они заходят в маленький магазинчик — просто потому, что его привлек новый осенний декор на витрине. — Мило. — Дин с интересом рассматривает перчатки на скромном прилавке, а Финниган недоверчиво косится на него. — Ты же не серьезно, — с сомнением тянет Симус. Желтые. Нет, не так. Ужасно-желтые. Нелепые цыплячьи перчатки. — Только мне их не дари, — вяло шутит он. Друг вскидывает голову. На его лице — смесь непонимания и любопытства. — Почему? О нет, да тот серьезно. — Ну, они… э-э, — подбирает нейтральное слово, — убогие. — (Что ни на есть — нейтральное). — Но, мне кажется, они подойдут Лавгуд, — торопливо пытается исправить себя и по поднятым в изумлении бровям понимает, что ляпнул еще большую глупость. — Я имею в виду, ей же нравится… подобное. Дин глубоко вздыхает и, наверное, в сотый раз повторяет: — Полумна не так плоха, как тебе кажется. — Я вовсе не о том, — Финниган дергает руками, словно отмахиваясь от своих слов. — Просто ее вкус довольно… — Убогий. –…эксцентричный. Выглядит Томас так, будто не может решить: врезать ему или рассмеяться. К счастью, останавливается на втором варианте. — Отлично. Я действительно подарю ей эти убогие перчатки, — говорит он с нотками злорадства в голосе. — А тебе достанется ничего, потому что ты не ценишь мою доброту. — Дин разворачивается и, захватив новое приобретение, направляется к стойке оплаты. Симус закатывает глаза, когда друг просит завернуть подарок в светло-желтый пергамент, и поджимает губы, когда тот демонстративно выходит один. — Только посмотрите на этого придурка, — себе под нос возмущается Финниган, но, похоже, недостаточно тихо: волшебница у стойки озадаченно хмурится, взглянув на закрывшуюся дверь. Рядом с ранее находящимся на полке цыплячьим убожеством есть еще пара перчаток. «Хотя бы симпатичные», — думает парень и берет их в руки. Приятная, мягкая ткань. Оранжевая — напоминает ему цвет осенних листьев и мандаринов. Дин ждет на улице, особо не реагируя на его появление — только молча идет вперед, убедившись, что он вышел из магазина. — Василиск тебя дери, — ворчит Симус, с трудом поспевая за быстрым шагом. Обгоняет друга и останавливается напротив, отчего тот едва не врезается в него. — Только не говори, что ты и правда обиделся. — Финниган пихает ему в грудь темно-бордовый сверток, который Дин машинально обхватывает, накрывая руку Симуса своей. Томас нечитаемым взглядом вцепляется в его лицо, молча, словно под воздействием заклинания. И они стоят в обоюдной тишине посреди улицы, как два идиота: один — так и не опустив руку, прижимает сверток к чужой груди и второй — взяв ладонь в плен собственных пальцев. — Что там? — наконец, спрашивает Дин, обращая внимание на упаковку пергамента. Освобождая руку — повторно за сегодня — Симус чувствует себя чертовски странно. Ведь нет ничего необычного в прикосновениях — между ним и Дином их много: похлопывания по плечу, тычки локтями, полуобъятия, объятия. И он не понимает, почему задумывается об этом, о каком-то касании рук, и почему его что-то…беспокоит? Подсознательно зудит незаконченным делом или будто он забыл слово и старается его вспомнить. Финниган выдавливает кривую усмешку. — Перчатки. Нормальные, а не это цыплячье уродство, — произносит, и только после сказанного до него доходит, что Томас может снова обидеться. Тот на секунду замирает, даже переставая моргать, вскидывает подбородок, а его смех эхом разлетается по узкой улочке. — Что, прости? Цыплячье? — и шагает вперед, все еще посмеиваясь, бросая через плечо веселые взгляды. Симус расслабляется под знакомый — чистый и искренний — смех.* * *
Он возвращается из библиотеки один — Дин с Полумной еще корпят над книгами, но ему нужен перерыв. Не столько от домашнего задания, сколько от девушки с ее рассказами о морщерогих кизляках, нарглах и прочих неведомых существах. Она показывала свои рисунки — красочные и довольно красивые (о чем Симус, конечно, умолчал). В коридоре внезапно гаснут все свечи — юноша словно ныряет в вязкую черноту. Он догадывается, кто мог это сделать, и оказывается прав, судя по почти безумному хихиканью над головой и звону бубенцов, знакомому любому в Хогвартсе. Серебристая дорожка от Люмоса освещает потолок, и Финниган успевает заметить яркую — даже в полутьме — одежду. Пивз летит дальше, создавая жуткий грохот: бьет чем-то увесистым по стенам под аккомпанемент возмущенных возгласов с портретов, на этаже ниже сбивает доспехи, звук которых при ударе с каменным полом достигает, наверное, каждого закоулка в школе. В нескольких шагах загорается другой серебристый луч. — Вот это шоу, не правда ли? — восхищается Фред — или Джордж? Через секунду из-за его спины, подобно тени, материализуется брат с идентичным восторгом на лице. Оба бледные — особенно под слабым светом от палочек — с маниакальными улыбками и огненно-рыжими волосами сами могут посоревноваться за звание привидений замка. — Настолько шокирующее, что неподготовленным лучше держаться подальше, — кивает с усмешкой Симус. Первокурсники, например, ужасно боятся местного полтергейста. А тот, зная об этом, нарочно парит над ними, завывая на манер привидений, гремит цепями, выпрыгивает из стен и кидает на головы различные предметы (это любит проделывать со всеми курсами). — Чего это ты бродишь в одиночестве? — с любопытством спрашивает один из братьев. — Да-а, — тянет второй. — Где потерялся Томас? Финниган переводит недоуменный взгляд по очереди на каждого из близнецов. — Вы думаете, мы совсем не отлипаем друг от друга или что? — язвит он. — В отличие от вас, мы ходим по отдельности. — Иногда, — усмехается Уизли, и у него появляется стойкое желание, чтобы Пивз вернулся и швырнул чем-нибудь в собеседника. — Да ладно тебе, Фредди. — Джордж поворачивается к Симусу с добродушным видом. — А как в целом ваши… взаимоотношения? Прежде, чем Финниган интересуется, какого черта здесь вообще происходит, его опережает Фред: — Джорджи, я думаю, что некрасиво и нечестно совать нос в дела других людей, — парень многозначительно смотрит на брата, а тот в ответ раздраженно дергает плечом. — Всё должно идти своим чередом, и тогда результат окажется верным. — Да разве я против? — невинно вопрошает Джордж. Голубые глаза в полумраке хитро блестят — и сказанное даже Симусу, непонимающему, что за игру в эвфемизмы устроили близнецы, кажется откровенно неправдоподобным. — Вы, ребята, сегодня такие странные.* * *
В классе витает легкий запах благовоний и травяного чая. Кружка в руках все еще теплая, заварка на дне никак не желает складываться во что-то вразумительное. Трелони, увешанная многообразными амулетами, сидит за своим столом с поразительно одухотворенным лицом и прикрытыми веками под толстыми линзами очков. Ученики шепчутся между собой, и почти прозрачный дым клубится над их головами. Симус вертит кружку так и эдак — одинокая темно-зеленая клякса превращаться ни во что не собирается. — Дай сюда. — Дин выхватывает посуду из рук и с невероятно важным видом принимается за гадание: прищуривает один глаз и всматривается в обмякшие травинки. — Итак, — откидывается на спинку кресла, задумчиво проговаривая: — Сегодня ты что-нибудь взорвешь или подожжешь. Это я увидел по очертанию огня в твоем стакане. Финниган фыркает. — Это ты увидел по количеству подорванных котлов в моей жизни. — Эй! — восклицает друг оскорбленно; его губы, напротив, растягиваются в усмешке. — Это произойдет вне зависимости, каким образом я увидел твое будущее. Через разделяющий их круглый столик Симус пытается дотянуться до Томаса — желательно отвесив ему подзатыльник. К сожалению, тот разгадывает план и успевает вовремя отклониться в сторону. — Ладно, — недовольно произносит Финниган, возвращаясь на место. — Давай посмотрим, что там с твоим будущим. Пятно в другой кружке немногим лучше, но все-таки что-то отдаленно напоминает. Он наклоняет голову вбок, пытаясь разобраться, и удивленно моргает. — Это что, кто-то в тебя втрескается? — Или ему разобьют сердце. — Симус слышит ехидный голос над головой, отчего отрывается от созерцания чаинок. Возле их столика теснится небольшая группа гриффиндорцев, кажется, привлеченная темой обсуждения. — Как грубо, Рон, — отдергивает его Гермиона. — В любом случае, не думаю, что Дину следует волноваться, потому что гадание абсолютно не научно и влечет за собой глупые предрассудки. Если бы подобные умозаключения, — на этом моменте ее интонация принимает издевательский оттенок, — являлись правдивыми, Гарри умирал бы каждый вторник. Поттер от последних слов бледнеет. Кружку у Симуса нагло забирают тонкие пальцы с розовым маникюром. — Ну и что с того? Поттер, скорее, исключение, чем правило, — возражает Лаванда под презрительный смешок Грейнджер и убирает с лица светлые волосы. — Сердце целое — вряд ли это значит, что тебе его разобьют. — Она переводит насмешливый взгляд на Рона, и к его щекам приливает краска. — Может быть, влюбятся в тебя, а может, влюбишься и ты сам. — Как романтично, — вздыхает Парвати. Фальшиво кашляя, Финниган старается скрыть смех: как получилось, что клякса превратилась в такую дискуссию? Гермиона качает головой с видом молчаливого неприятия. Пятерка, внеся лепту в обсуждение, расходится по своим местам. — Ты это слышал? — уже не скрываясь, смеется парень. — Сколько слов из-за горстки заварки. Друг улыбается, но не как обычно — широко и солнечно, отчего в его глазах словно вспыхивает свет, и радужку поглощает светло-коричневый оттенок, затмевая привычный темно-карий. (Симус в такие моменты на мгновение застывает — ему кажется удивительным, как меняется этот взгляд: будто горький шоколад смешивается с быстро тающей текучей карамелью). Сейчас же — тень улыбки скользит по губам, не затрагивая глаз. — В чем дело? — недоуменно спрашивает Финниган. Вспоминает сказанное здесь минутами ранее и чертыхается. — Постой. Какая-то чушь из этого — правда? Улыбка Дина становится чуть более искренней. — Несмотря на твой каламбур — возможно. — Что? — Симус, изумленный, едва не подпрыгивает в кресле. — Какого черта? И ты молчал? — Ты хочешь обсуждать это здесь? Часть учеников только складывает вещи, часть — толкается у выхода из класса. Шепот сменяется нарастающим гулом и хохотом. Симус качает головой. Когда он оказывается за дверью, легкие наполняются чистым от благовоний воздухом. Кусает губы: в нем горит нетерпение. Темный взъерошенный затылок маячит перед ним, подмывая выпытать подробности. — Итак? — произносит с нажимом, едва они переступают порог своей комнаты. — Я сейчас как на экзамене у Макгонагалл, — издает короткий смешок Дин. — Полегче, старина. — Томас почти неуловимо серьезнеет, вздыхает. — Мне кое-кто нравится. Наверное. Не знаю. Финнигана словно оглушает и отбрасывает к стене: он приходит в ступор, а потом его сердце падает куда-то в живот — неприятно и резко. В нем тлел огонек нетерпения, готовый вот-вот вспыхнуть от неизвестности, — и сейчас тот, наконец, затухает, но вместо него возникает разочарование. Внезапно его прошибает, словно током, догадка. — Это что, Лавгуд? В комнате на мгновение повисает неуютная тишина — и она тут же лопается под натиском короткого смеха. — Мерлин, Симус! Ну ты и сморозил. Скажу дурацкую банальность, но — она мне как сестра. — Тогда… — Слушай, — останавливает друг. — Я скажу тебе позже, ладно? Я пока сам не уверен. Симус пожимает плечами. Ему становится спокойнее. Нечто подозрительно похожее на облегчение мягко обволакивает его, прогоняя неприятные эмоции. Он не хочет делить Дина с кем-то еще. Это Финниган понимает отчетливо, и даже укол стыда (хорошие друзья себя так не ведут, потому что Томас — не вещь) не останавливает его собственнических порывов. Когда-нибудь — возможно, в скором времени — Дин начнет с кем-нибудь встречаться. А пока юноша отмахивается от раздражающих мыслей и сосредотачивается на настоящем. Немногим позже Симус облюбовывает себе местечко в удобном кресле в гостиной. Он покусывает кончик пера, с которого на пергамент падают темные капли чернил. С момента, как сел писать эссе по зельям, прошло минут сорок, но Финниган так и не продвинулся дальше страницы. Делать домашнее задание здесь — плохая идея. Нет, сегодня в комнате на удивление пусто, однако потрескивающие поленья от дышащего теплом камина и приглушенный свет совершенно не располагают к учебе. Он решил перебраться сюда — понял, что пялится, как рисует Дин, вместо того, чтобы писать эссе. А закончить его нужно, иначе Снейп из него самого сделает ингредиенты для зелья. Симус думал, что друг занимает много места — и сильно ошибался. То — лишь малая часть происходящего в спальне в данный момент. Томас превзошел сам себя, и плакат составляет три — три, черт возьми! — метра в длину и около двух — в ширину. Перед глазами всплывает рисунок: лев (пока бледная копия того, во что превратится позже), окруженный алым — золото и огонь — броско и по-гриффиндорски. Звучит чужой смех. У входа в гостиную вырисовываются близнецы: перекидываются шутками, словно бросают друг другу квоффл, пихаются локтями, чудом не спотыкаясь о мебель. Заметив его, расплываются в идентичных широких улыбках. — Какая встреча! — восклицает Уизли с буквой «Д» на свитере. Джордж? — В последнее время мы часто пересекаемся, а, Симус? — Фред подмигивает. — Может быть, из-за того, что вы чуть ли не следите за мной? — как бы невзначай спрашивает Финниган. За что удостаивается импровизированной сценки: Джордж хватается за сердце, будто оскорблен до глубины души, а Фред укоризненно качает головой. — Дред, — близнец с буквой «Ф» наклоняется к брату и, прикрыв рот ладонью, громко шепчет: — Кажется, у него сильное переутомление. (Симус невольно отмечает, что Уизли опять решили всех запутать и поменялись именными свитерами). — Ох, не знаю, братец Фордж, — второй близнец критично его рассматривает. — Учеба до добра не доводит. — Поэтому мы с ней и не связываемся, — хором произносят братья. — Можете шутить, сколько хотите, — Финниган закатывает глаза. — Вот только вы явно что-то задумали. — Если ты оглядишься по сторонам, возможно, сможешь увидеть дальше собственного носа, — туманно изрекает Джордж, и Симус готов поклясться, что ему не показался предупреждающий взгляд Фреда.* * *
Ему кажется, что в библиотеке они торчат целую вечность. Он устало трет переносицу и падает лбом на толстенный фолиант — тот раскрыт на середине и пахнет пылью. Дин выглядит намного бодрее, лишь задумчиво хмурится, иногда делая какие-то записи. Не понятно, что здесь забыла Полумна — к книгам не притронулась («Фантастические твари и где они обитают», «Определение следов пикси для чайников», «Не все то золото, что блестит, Или 50 забавных фактов о лепреконах»), а уткнулась в блокнот с рисунками. Зато она виртуозно работает красками — грифельный карандаш за ненадобностью убран за ухо — настолько виртуозно, что Симус обнаруживает зеленые капли на своей руке. Вскакивая, Томас скрывается за рядами книжных шкафов — наверное, понадобилась еще книга. Финниган с подозрением косится на девушку, словно та может в любой момент наброситься на него. Вообще-то она ему даже нравится (самую малость), но он ее не понимает. Хотя одно все-таки понял: странности — не всегда плохо. Над ним раздается хлопок, отчего юноша вздрагивает, вскидывая голову. Полумна хлопает в ладоши очередной раз, будто ловит невидимую моль. — Мозгошмыги, — спокойно поясняет она. — У тебя их стало еще больше. Симус почти мученически стонет. Мозгошмыги — любимая тема Лавгуд. Это вымышленные существа, которые якобы проникают в голову и размягчают мозг. — И как же от них избавится? — без особого интереса спрашивает он. — Решить проблемы, разумеется, — объясняет девушка, словно идиоту, ведь это очевидно. — Они обожают негативные мысли. — Ну конечно. Как я сам не догадался. — (Его подстегивает сказать, что негативные мысли у него возникают от общения с Лавгуд). Она как ни в чем не бывало садится на место, продолжая с усердием выводить на бумаге зеленую кляксу, похожую на несъедобное желе. — Что это? — А. — Полумна медленно моргает, будто выходит из транса, глядя на него бледно-серыми затуманенными глазами. — Бундимун. Забирается в дома, живет под половицами или в щелях. Выделяет особое вещество, из-за чего жилище приходит в негодность. А еще, если его оглушить и запрыгнуть на спину, можно получить печенье. — Лавгуд внезапно принимается листать блокнот, по-видимому, что-то ищет. Остановившись, выдирает страницу под удивленный взгляд Симуса и кладет ее перед ним. — Вот. Мне показалось, что тебе это понравилось. Почти весь лист занимает фиолетовое существо, похожее на кабана, но с маленькими ушами и длинным закрученным рогом. Под ним в столбик расположены подписи: Морщерогий кизляк отличительный признак: рог (или два) очень пугливый хорошо самоисцеляется можно приманить песней (лучше всего вальс) Он действительно уже видел этот рисунок — яркий и в каком-то смысле красивый, — который понравился ему больше других, вопреки хаосу, царящему на странице. — О, ну. — Финниган теряется. — Спасибо. Быть может, им удастся поладить?* * *
Чокнутая Лавгуд. Только в ее странную голову могло прийти, что… Ладно, по порядку. Через неделю они снова засиживаются в библиотеке. Втроем. Томас уже несколько дней пишет доклад по гербологии в наказание за пять разбитых горшков с мандрагорой — вой в теплицах стоял оглушительный. Ему нужна некая особенная книга на руки, требующая личного разрешения библиотекаря. Что не вызывает зависти: мадам Пинс — это столетний — в буквальном смысле — страж библиотеки Хогвартса. Если женщина заколдовывает каждую книгу антивандальными чарами и выгоняет тех, кто протащил еду («Мало того, что это неуважение, так еще и порча великих творений гениев!» — на последних словах Симус обычно вспоминает книги, которые берет Полумна, и фыркает) — не хочется представлять, что та скажет, когда к ней обратятся с подобной просьбой. Они остаются вдвоем, как и в прошлый раз. С тем исключением, что юноша чувствует себя более комфортно, а Лавгуд черкает пером в блокноте — краски с возмущенными криками конфисковала мадам Пинс. И тогда случается это. — Ты нравишься Дину, — безмятежно замечает девушка. — Вроде бы, — бросает Финниган, делая пометки в эссе. Перечная или водная мята? Мерлин, на какой странице это было? — И Дин нравится тебе, — продолжает Полумна. — Конечно. — Скорее всего, где-то на трехсотой. Все-таки перечная. Ее перо перестает царапать бумагу. — Я спрашивала у него, и он, похоже, смутился… Во всяком случае, когда вы вместе, мозгошмыги пугаются и улетают. Симус отрывается от пергамента — и легкая улыбка собеседницы застает его врасплох. — Это ведь хорошо, да? — неуверенно спрашивает тот. — Да. — Она опять улыбается тонкими губами — непривычно, но ей идет. — Хорошо, что вы вместе. Финниган пожимает плечами, утыкаясь в сплошной текст. Шестеренки у него в мозгу, скрипя и нехотя, начинают медленно-медленно вращаться. Вместе? Ну да, они почти всегда появляются где-нибудь вдвоем. К чему это все? Лавгуд такая странная. «…обладает успокаивающим эффектом. Смешайте измельченную веточку мяты с двумя каплями медовой воды, добавьте настойку бадьяна или…» Или вместе в смысле — вместе? Кажется, он слышит стук собственного сердца — так громко оно колотится. — О чем ты говоришь? Глупый вопрос. Разумеется, о… — О том, что ты встречаешься с Дином. В одно мгновение в голове будто происходит взрыв — от мыслей остаются лишь ошметки, которые невозможно собрать во что-то целостное. — Мы друзья, Полумна, — в смятении произносит Симус, прикрывая лицо ладонью. — О. — Светлые брови хмурятся, уголки губ виновато опускаются вниз. — Вот как. — Какого черта тебе вообще подобное пришло в голову? — он говорит излишне резко, все еще закрывая лицо рукой, словно пытаясь отгородиться от нелепого диалога. — Верь, во что хочешь, — взгляд ее становится задумчивым, будто она мысленно уже далеко-далеко отсюда. — Но как бы то ни было, любой, у кого есть глаза и капля наблюдательности, все поймет. Интересно, почему же ты не хочешь этого сделать? — Полумна замолкает, выводя узоры с отстраненным видом. Это становится последней каплей в потоке абсурда: Симус подрывается со стула, чтобы, бросив вещи в сумку, сбежать из библиотеки. Подальше от всяких чокнутых.* * *
Впереди раскидывается квиддичное поле с его зеленой — даже в осеннее время — травой. Игроки в красной и изумрудной форме проносятся на метлах, и от их мельтешения немного кружится голова. Воздух искрит напряжением, лопается криками поддержки. Ноябрьская прохлада забивает легкие; Симус плотнее кутается в шарф, одолженный ему Дином («О Мерлин, даже сквозь это оглушительное сумасшествие я слышу, как стучат твои зубы»). Вдыхая через раз нотки ванили, которой пропиталась шерстяная ткань, Финниган старается не думать, что ведет себя как чертов извращенец. С очередным забитым мячом в слизеринское кольцо Томас радостно хватает его за предплечье, выкрикивая нецензурные эпитеты в адрес соперников. Ничего не мешает ему: парень деликатно спихнул плакат Невиллу и Полумне еще в начале игры. Симус кривится, как от зубной боли, и косится в сторону. Вокруг шеи девушки обмотан шарф Рейвенкло, на руках цыплячьи перчатки, а щеки измазаны красно-золотистыми полосками краски. С нее переводит взгляд на собственное предплечье, взятое в захват также пальцами в перчатке, но — оранжевой. Лавгуд напридумывала себе всякого. Ничего удивительного — она ведь со странностями. Абсолютно глупо концентрироваться на этом идиотском недоразумении. Его это не должно волновать. — Перчатки ты не получишь. Финниган вздрагивает, когда слышит веселый голос возле своего уха. Дин не перекрикивает толпу — вполне разумно — а просто подбирается поближе, чтобы его слова не утонули в потоке шума. Можно разобрать светло-коричневые крапинки в карих глазах и еле заметную родинку у правого угла рта. Томас довольно часто пренебрегает личным пространством. Но это естественно — они ведь друзья. Он хочет ударить себя по лицу: возможно, тогда дурацкие мысли вылетят у него из головы. Ловит на себе вопросительный взгляд, понимая, что так и не ответил. — Нужны они мне, — слегка нервно фыркает Симус. — Я еще помню, что такое Согревающее заклинание. — Правда? Тогда отдавай мой шарф, — мстительно говорит Дин. — Нет. На его лице застывает выражение «Почему я еще общаюсь с этим идиотом?». Из груди Финнигана вырывается тихий, облегченный смешок — все как всегда. Гриффиндор побеждает. По этому случаю устраивают еще одну вечеринку (если бы их факультет не выиграл, она все равно бы состоялась — по поводу проигрыша). Главным украшением гостиной становится плакат Дина. Близнецы не были бы главными шутниками школы, не обратив и это в розыгрыш. Когда кто-то подходит к рисунку, чтобы посмотреть поближе, лев внезапно оживает, издавая рычание. Испуганные гриффиндорцы отскакивают с воплями, а Уизли почти складываются пополам от хохота. Однако на этом они не останавливаются. Притаскивают откуда-то печенье в форме головы льва в красно-золотом шарфе из глазури. Никто, конечно, первым не рискует опробовать выпечку. На помощь, по обыкновению, приходит Золотое Трио, пропустившее неоднократное оживление рисунка. Вот тут-то близнецы убивают двух зайцев: Рон и Гарри направляются к печенью, не обратив внимания на любопытно-пугливые взгляды, а Гермиона — к плакату. Рычание с двух сторон раздается практически одновременно, сливаясь с проклятиями парней и вскриком девушки. Выясняется: во-первых, при касании съедобный лев тоже рычит (несколько секунд), но единожды; во-вторых, у Гермионы очень звонкий голос. Огненное виски льется рекой. Даже Грейнджер не пытается помешать такому вопиющему нарушению («Видно, до сих пор потрясена», — хихикают Уизли). Симус сам не замечает, как очередной стакан оказывается в руке, и на него накатывает мягкими волнами легкая сонливость. С усилием держа глаза открытыми, по привычке находит Дина. Тот, словно почувствовав взгляд, смотрит в ответ. Между его бровей образуется морщинка. — Если ты будешь напиваться на каждой вечеринке, то станешь алкоголиком быстрее, чем закончишь Хогвартс, — недовольно произносит Томас, садясь рядом. — Когда это я — ик! — напивался? — Тебе не кажется, что не помнить о том, когда ты пил — уже подозрительный звоночек? — Тебе кто-то звонит? — удивляется Финниган. — Я думал, телефоны здесь не работают из-за магии. Дин закатывает глаза и шепчет себе под нос что-то вроде «Мерлин, дай мне сил». — Пойдем в спальню, Симус. — Я не буду с тобой спать! — взвизгивает Симус, отскакивая на край дивана. Кровать, между прочим, не такая широкая, чтобы на ней могли уместиться два человека. Пфф. И Томас еще говорит, что он напился! Когда сам не понимает очевидных вещей. Кроме того, если Дин храпит или пускает слюни? Или столкнет его с кровати? Томас потрясенно замирает. Затем глубоко вздыхает и выдыхает так сильно, что Финнигану кажется: чуть-чуть и его сдует на пол. — Мы живем в одной комнате, кретин. Он вспоминает, что да, точно, их несколько человек, и у каждого есть кровать. Это хорошо. В комнату они вваливаются с грохотом — Симус спотыкается о сундук Невилла. Вообще-то виноваты ноги — совершенно не слушаются. — Чтобы они тебя слушались, не нужно вливать в себя все имеющееся виски, — любезно сообщает друг. (Похоже, он говорил вслух). — Я точно попрошу Уизли, чтобы они заколдовали его от тебя. Его бросают на кровать как мешок с картошкой. Полог над ним периодически расплывается, а постель словно медленно-медленно качается на волнах. Раскидывая руки, юноша с удивлением обнаруживает, что тут вполне поместятся двое. — Дин, иди сюда. Тот появляется в поле зрения, хмурый и усталый. Пламя в подсвечниках оставляет красивый сияющий след на его темной коже. — Чего тебе, пьянь? — Дин наклоняется, и его незамедлительно хватают за воротник футболки, дергая вниз. Финниган запоздало осознает, что идея не самая лучшая. Тем не менее, все проходит удачно: друг не ломает ему ребра, не бьет по лицу — лишь бедрами касается боков, приземлившись на колени и локти по обе стороны от Симуса. — Ты что творишь? — раздраженно шипит парень. — Я думаю, что ты можешь со мной спать, — уверенно произносит Финниган, зачем-то кивая в подтверждение своих слов. Плечи Дина начинают трястись, а он сам тихо смеется ему в шею. — Ты идиот. — Симус чувствует неожиданное и легкое прикосновение к скуле. Подушечки пальцев скользят к подбородку, прослеживают линию челюсти и возвращаются вверх. Дотрагиваются до лба, убирая в сторону рассыпавшиеся пряди. — Надеюсь, утром ты будешь помнить всю ту чушь, что говорил, и тебе будет стыдно. — Томас отстраняется, намереваясь подняться. Только с трудом приоткрыв глаза, Симус понимает, что почти уснул от осторожных прикосновений, тепла и едва заметного запаха ванили, обволакивающего его. А сейчас Дин хочет смыться, лишив всего этого. Черта с два. Он опускает руки ему на спину, скрещивает их, не позволяя высвободиться из объятий. — Я делаю и говорю столько дурацких вещей, что меня это почти не волнует. А тебя? Дин не совершает повторных попыток подняться, но и не отвечает. Просто смотрит — и Финниган не может понять этот взгляд. Не раздраженный и не злой (уже хорошо), такой… словно он сам еще не решил, как поступить. До них доносится хохот из гостиной, «Делай как Гиппогриф» группы «Ведуньи» и хор фальшивых голосов, повторяющих слова песни («Ты умеешь танцевать как Гиппогриф? Ма-ма-ма!»). Наконец, Томас приподнимается вновь, несмотря на переплетенные за спиной руки. На Симуса адски наваливается сонливость, а силы, наоборот, испаряются. Ему становится самую малость плевать — лишь хочется суметь сказать «говнюк» до того, как друг уйдет. Кровать слева прогибается: Дин перекатывается набок, ложится практически вплотную. — Волнует. Финниган давно забыл, о чем, собственно, спрашивал, но ему чертовски нравится, что Дин никуда не уходит, и теплые пальцы, перебирающие волосы.* * *
Он открывает глаза, и первой мыслью становится: лучше бы не просыпался совсем. Во рту — Сахара, жутко раскалывается голова, а желудок будто переваривает сам себя. На тумбочке обнаруживается стакан с водой и маленький стеклянный пузырек — Антипохмельное зелье. С губ слетает облегченный вздох. Симус пьет все и с удобством заворачивается в одеяло, прикрывая веки. Второе пробуждение намного удачнее — подействовало зелье. Он замечает крохотный клочок бумаги с одной-единственной фразой («Надеюсь, тебе очень плохо»), незамеченный первоначально. Финниган почти окончательно приходит в порядок, смывая прохладной водой остатки похмелья. Спускается по лестнице под немелодичное бурчание желудка: бессовестно пропустил занятия, проспал завтрак и обед, вероятно, тоже. На диване, утонув в подушках, сидит Дин, склонившись над потрепанным фолиантом и пергаментом с, без сомнения, докладом по гербологии. — А я собирался звать мадам Помфри — уж больно отвратительно ты выглядел. Боялся, не проснешься, — произносит Томас довольным голосом, словно подобный вариант являлся бы самым благоприятным. Финниган закатывает глаза и устраивается рядом. — Почему ты здесь? Занятия еще не закончились. Дин сдвигает в сторону книгу, под которой, как под шляпой фокусника, появляется тарелка с восхитительно пахнущим куском тыквенного пирога. — Завтра мне сдавать доклад. — Он стучит пером по пергаменту. — Сколько, ты думаешь, я сделал? — Примерно столько же, сколько и я по зельям? — фыркает Симус. — Ну нет, — усмешка достигает губ Дина. — У меня не настолько все плохо, но я все же могу не успеть. Так что пришлось отложить встречу с Трелони и профессором Бинсом. — Они, несомненно, расстроились, что ты не соизволил прийти на их уроки, — кивает Финниган, ставя перед собой тарелку. Желудок одобрительно урчит. Пожимая плечами, друг возвращается к прерванному занятию. После вчерашней вечеринки тот выглядит, будто не пил ни капли (по-видимому, так и есть) и, конечно же, помнит все то дерьмо, что Симус говорил. Сам юноша подобным похвастаться не может — хотя память, как назло, подкидывает несколько неловких фрагментов. — Прости, — выдавливает он, ощущая, как теплеют щеки. — За что именно? — Дин вскидывает бровь. — За то, что отверг меня или, наоборот, домогался? — Это… все совсем не так! — восклицает Симус. Томас со смехом уклоняется от пущенной подушки, едва не перевернув чернильницу. — Ты, чертов извращенец! Смех становится еще громче; Финниган серьезно обдумывает использовать следующим снарядом опустевшую тарелку.* * *
Солнце едва светит, запутавшись в рваных светло-серых облаках. Порывом ветра с веток дуба уносит несколько оранжевых листьев, которые, падая, присоединяются на земле к коричневым и хрупким. Облокотившись на ствол дерева, юноша бессознательно сжимает их в руке, а когда разжимает пальцы, на ладони остаются лишь сухие клочки. Сегодня суббота, и он отказался идти с Дином в Хогсмид (за что удостоился обиженного взгляда), вместо этого сидит здесь один, не считая кальмара в озере и ворон, чье карканье изредка до него долетает. Потому что… Симус вздыхает. Потому что с ним происходит какое-то дерьмо, абсолютно ему не нравящееся. Разговор с Лавгуд он выбросил из головы несколько недель назад, после чего находился в относительной гармонии с собой. С Томасом было тоже все как обычно, что сильнее уверяло в абсурдности заключений Полумны. Дни неслись в привычном ритме, и так бы продолжалось, если бы Финниган, как всегда, все не испортил. В какой-то момент его прошибает осознание, что он стал чаще касаться Дина, однако Симус с удовольствием от этого отмахивается. Только вот от следующего обстоятельства (катастрофы), перевернувшего все в голове вверх дном, как сильно не желает, также отмахнуться не может. Происходит это на зельеварении, где Снейп дает одно задание на двоих. Симус следит за зельем, постепенно добавляя ингредиенты и сверяясь с учебником; Томас эти самые ингредиенты режет, крошит и так далее в зависимости от инструкции. Когда в очередной раз Финниган наблюдает за правильно изменившимся цветом, друг с любопытством перегибается через его плечо, почти повиснув на нем. Посмотреть есть на что: зелье приобретает изумрудный оттенок, а над поверхностью искрят серебристые ниточки тока. Губы Дина приоткрываются в удивленном вздохе, и Симус непроизвольно переводит на них взгляд. Тогда и случается катастрофа, потому что в мозгу на секунду вспыхивает мысль: пожалуй, они были бы мягкими, если бы он их поцеловал. Моргнув, словно отгоняя наваждение, Финниган отворачивается к книге, решая узнать следующий пункт. Даже прослеживает пальцем по тексту, натыкаясь на уже прочитанные строчки, и вдруг останавливается. Он нервно сглатывает, едва не поперхнувшись, с ужасом понимая, о чем только что думал. — Ну что за черт. — Симус прикасается затылком к грубой коре дерева. Закрывает глаза. Он хотел… хочет поцеловать Дина. Своего лучшего друга. Парня. Просто блестяще, Симус. Минус сто очков Гриффиндору. Слева раздается непонятный шорох, что заставляет его, вздрогнув, открыть глаза. Полумна, бледная и не от мира сего, садится рядом — от движений ее длинная цепочка звенит разнообразными подвесками подобно музыке ветра. Светлые волосы собраны в хвост большими янтарными бусами. — Все хорошо? — обеспокоенно спрашивает она, и полупрозрачно-серые глаза останавливаются на его лице. — От такого количества мозгошмыгов ты, должно быть, плохо себя чувствуешь. — Что ты вообще здесь забыла? — раздражается он. — Пришла почитать книгу, — безмятежно поясняет Лавгуд, показывая обложку «Определение следов пикси для чайников». — А ты, кажется, хотел что-то спросить. — Неужели? — Симус невесело фыркает. — Если бы не твои дурацкие домыслы, ничего бы не изменилось. — Если бы мои дурацкие домыслы не были бы правдой, ничего действительно не изменилось бы. — Полумна открывает страницу, отмеченную закладкой в виде засушенного листа, и погружается в чтение. Недавно он осознал, что хочет поцеловать своего друга мужского пола, а эта странная девушка говорит ему, что все было вполне ожидаемо. Раздражение сменяется какой-то усталой обреченностью. — Почему ты думала, что мы…– из груди вырывается очередной вздох, — вместе? Только давай без этого «Если посмотришь, то увидишь» и все в таком духе. Лавгуд слегка пожимает плечами, и воздух наполняется мелодичным перезвоном. — Вы нравитесь друг другу, это просто видно. Вот я и подумала, что вы встречаетесь. Я поторопила события, но скоро все встанет на свои места. Осенний ветер шелестит в листьях, сплетаясь со звуком переворачиваемых книжных страниц. И что теперь делать? Все запуталось в такой клубок, что Симус и не представляет с какого конца ему начать, чтобы распутать его. До него с опозданием доходят слова: он тоже нравится Дину? Ну-ну. Финниган относится к этому крайне недоверчиво. Можно поговорить с другом. Либо оставить все как есть, ничего не делая. Последняя мысль нравится в разы больше, хотя отдает откровенной трусостью. Симус чувствует холодные пальцы на собственной руке и поднимает взгляд. Положив книгу на колени, Полумна протягивает ему отстегнутую железную фигурку из своего многообразия подвесок. — Зачем это? — он поднимает брови в недоумении, когда на его ладонь опускается клевер с четырьмя листочками. — В некоторых источниках пишут, что каждый из листков клевера значит что-то определенное: надежду, веру, удачу и любовь. Но это менее распространено. Обычно, конечно, верят, что четырехлистник приносит удачу. — Спасибо, — искренне говорит он, улыбаясь краем губ.* * *
Собирая в кучу свою храбрость, Симус выбирает… оставить все как есть. В скором времени это выливается в избегание Дина, его обиду и становящийся объемней клубок. На совместных занятиях ощущает встревоженный взгляд Полумны (на стол запрыгивает бумажный кролик — в записке что-то про мозгошмыгов). Все идет хуже некуда, но Финниган испытывает вину и удушающую неловкость, едва взглянув на друга, — что говорить про нахождение в его обществе. Одновременно с этим ему невероятно не хватает их шуток, совместного времяпрепровождения и… просто Дина. Это подталкивает к варианту «Поговорить». Каждая клетка в теле борется с этим, мозг отрицательно вопит: «Опасно! Опасно!». Сердце в груди заходится бешеным ритмом, когда он делает аккуратные шаги в сторону Дина и Невилла, играющих в волшебные шахматы. Лонгботтом в ожидании пялится на него, а Томас вовсе не поднимает головы от черно-белой доски. — Дин, нам надо кое о чем поговорить. — Правда? — с наигранным удивлением спрашивает тот. — А я думал, тебя более чем устраивает без причины избегать меня, не сказав при этом ни слова. — Дин все еще на него не смотрит, зато Невилл недоуменно крутит головой туда-сюда. В гостиной, по обыкновению, куча народа, что откровенно напрягает. Капля решимости, с которой Симус начинал разговор, постепенно истекает, поэтому он хватает друга за локоть, вынуждая подняться под возмущенное «Какого черта?». К счастью, Дин позволяет вывести себя из комнаты без дальнейшего сопротивления. В молчании они минуют портрет Полной Дамы, движущуюся лестницу и оказываются на заднем дворе. Томас стряхивает с себя руку, скрещивая собственные на груди. — Не объяснишь мне, что происходит? — В его взгляде плещется обида, смешанная с непониманием. Финниган и рад бы, только ему для начала придется разобраться со своими спутанными мыслями. Интересно, что он собирается сказать? «Мне тут одна со странностями поведала, что я тебе, вроде как, нравлюсь. Согласись, не было причин ей не верить» или «Так-то я по девочкам, но недавно думал, что поцеловать тебя совсем не против» и прочие такие себе варианты. Ладно. Гриффиндорец он, в конце концов? — Я тебе нравлюсь? — выпаливает Симус. Дин застывает, как статуя, но через секунду его плечи опускаются, расслабляясь. — Это вряд ли, потому что обычно ты ведешь себя как полный придурок, а с недавнего времени — как хреновый друг. Сцепляя в замок пальцы, Финниган делает глубокий и шумный вдох, словно собирается нырять в воду. Ему нужно убедиться. Придется это сказать, да? — Как парень, — выдавливает почти против воли — звучит ужасно жалко. Смотрит прямо в глаза оторопевшему другу и произносит уже громче: — Я нравлюсь тебе как парень? Тот хмурится, глядя в ответ очень-очень зло — и это та реакция, которую Симус боялся. (Кажется, его вот-вот ударят). Томас сверлит его потемневшим взглядом и внезапно выпаливает — также быстро, будто боясь передумать, как Финниган до этого: — Да, и что? — сжимает предплечья до побелевших костяшек, пока шок пригвождает Симуса к земле. — Ты поэтому от меня бегал? — Не совсем. — Медленно моргая, он с трудом выходит из ступора. — Я…– сглатывает, потому что фраза застревает в горле. — Да что, черт возьми? — раздражение в голосе режет воздух, но Финниган смотрит только на чужие подрагивающие пальцы. И принимает решение. Делает неуверенный шаг вперед, а Дин — полшага назад, глядя на него с подозрением и долей опасения, словно рассматривает возможность удара. Это одновременно и забавно — мысли у них сходятся — и расстраивает. — Эй, что ты… Последнее, что видит Симус, прикрывая веки — изумленно распахнутые карие глаза. Земля не уходит у него из-под ног, и фейерверк не взрывается в голове, но печет губы, накрывающие другие — действительно мягкие — в поцелуе, и покалывает кончики пальцев, с силой сжимающих воротник рубашки. В легкие врывается запах ванили, усилившийся в несколько раз, словно он давным-давно впитался в кожу Дина. Симус отстраняется, выпуская в губы напротив маленький выдох, и с удивлением чувствует тепло от руки на пояснице. На этот раз Томас притягивает его к себе, опуская ладонь на скулу. В стороне раздается деликатное покашливание — они мгновенно отскакивают друг от друга. Близнецы сверкают насмешливыми улыбочками, а Рон не слишком успешно отводит взгляд, и румянец на его лице настолько яркий, что Симус боится, как бы тот не самовоспламенился. — Извиняемся, что помешали, — говорит один из близнецов. — И поздравляем, — встревает второй. Финниган смотрит на них исподлобья. — Теперь я убежден, — замолкает, с неловкостью отмечая свой хриплый голос; откашливается, — что вы следили за мной. — Если только чуть-чуть, — подмигивает Джордж (или Фред). — Малыш Ронни, да ладно тебе. Поцелуя, что ли, не видел? — ехидно спрашивает он. Рон бросает вялое «Да идите вы» и уходит настолько быстро, будто за ним несется дракон. — Мы что, так ужасно выглядели? — вскидывая бровь, интересуется Дин, вызывая звонкий смех братьев и фырканье Симуса. — Я должен сказать тебе спасибо, — Уизли довольно улыбается Финнигану. — Я верил в тебя, дружище. — Конечно, Джорджи, — Фред закатывает глаза. — Ведь дело не в том, что я поставил на Томаса, а ты из-за своей природной вредности сделал все точно наоборот. — И что? — хмыкает Джордж. — Я в плюсе в любом случае. — Ты жульничал, — упрекает его брат. — Я тебя умоляю. До Симуса доходит хуже, чем до флоббер-червя. — Я вообще-то здесь! — возмущенно восклицает Симус. — Может быть, расскажете в чем дело? Уизли переглядываются. — Да нечего рассказывать, — начинает Фред. — Гриффиндорцы и кое-кто с других факультетов оказались довольно азартными. — И невезучими, — ухмыляется Джордж, на что брат снова закатывает глаза. — Они поставили на то, что Дин сделает, так сказать, первый шаг. Но все вышло по-другому и как нельзя лучше. — Поставили? — хмурится Дин. — В смысле… деньги? — Это единственное, на что ты обратил внимание? — Финниган поворачивается к нему, поджимая губы. — А то, что все следили за нашими отношениями, тебя не смущает? Братья синхронно пожимают плечами. — Не такие у вас и страсти… — …было бы за чем следить. Симус бросает на них обвиняющий взгляд. — Я уверен, что это вы все затеяли. — А вот здесь ты не прав, — с удовольствием возражает Фред. — Представь себе, приходит к нам однажды Лавгуд… — …говорит, чтобы мы ей помогли… — …и что от затеи мы будем только в плюсе. Мы сомневались, что это будет кому-то интересно, и подумать не могли, что народ, оказывается, такой любопытный! — Ставки стали делать даже другие факультеты, — заканчивает Джордж. — Ничего себе, — охает Дин, в то время как Симус не верит своим ушам. — А Полумна ставила на кого-нибудь? — На Симуса, — в один голос отвечают Уизли. Получается, Лавгуд тоже своего рода жульничала? Финниган, пожалуй, согласится с неприятным замечанием: до него действительно долго доходит.