После того, что случилось, Сусаноо 4 раза за месяц приходил навестить брата. Ведь очень волновался за него.
Ему было больно смотреть на «потускневшее» состояние любимого родственника. Сердце кровью обливалось. К тому же ками ветра не мог не прийти навестить своего племянника.
Прошло 3 божественных года (~ 90 с чем-то человеческих лет) с того случая. Маленький небожитель закоренелому путешественнику очень напоминал брата в детские годы. Но было в нем и что-то иноземное. Не только цвет глаз, но и что-то ещё мальчик унаследовал от матери тоже. Что ж, вырастет — узнаем. А сейчас остается только гадать.
В храме тихо, скрипнув, открылись седзи.
Мальчик, лет 3, но очень прозорливый и смышленый для своего раннего возраста, заметил волнующихся слуг, что метались из храма и на кухню туда-сюда.
Снаружи уже взошла большая луна, и в небе сверкало множество звезд.
И в воздухе застыл такой сладковатый запах, который туманил разум.
После заката, парочка слуг, во главе с Сеиичи, уложила маленького небожителя спать.
Однако влекомый природным любопытством, он лишь притворился спящим и терпеливо ждал, когда прислуга уйдет. Прокравшись, как мышка, наружу, Тсюки спрятался за одним из деревьев.
С его места наблюдения было хорошо видно беломраморную беседку. А в ней за столом сидели старшие: хозяин храма и юноша в бело-золотом кимоно и ханьфу с каштановыми волосами, подвязанными тёмно-красной лентой.
Было не очень хорошо слышно о чем говорили братья, но Тсюки хотел лишний раз посмотреть на родственника отца.
Почему-то Сусаноо приходил либо незадолго до того, как прислуга отправит Тсюки в его комнату, либо ночью.
Сладковатый запах загустел в воздухе.
— Я конечно понимаю, что ты так заботишься обо мне, братец. Но мне не тяжело и днём заходить.
— Ночью в Тагахамаре никого нет на улицах. И ты можешь спокойно прийти, а затем спокойно уйти незамеченным. А днём очень много народу… ты же знаешь прочих богов… они любят
посплетничать. Не хочу, чтобы и про тебя сплетни начали придумывать, — прикрывая лицо облачным веером ответил Цукиёми.
— Я не боюсь сплетен. За меня можешь не волноваться…
Подожди, что ты сказал? «Чтобы и про меня не начали придумывать»? — удивился Бог ветра, стиснув белокаменную столешницу, что аж костяшки побелели.
Цукиёми не ответил, отведя взгляд.
Проговорился… но под действием алкоголя и не такое бывает.
Сусаноо отпустил столешницу и откинулся на скамье, прислонившись спиной и затылком к охлаждающей мраморной колонне беседки. Он тяжко вздохнул.
— Ты знаешь и ничего не станешь делать?
— Если я начну затыкать всем сплетникам рты, не ухудшится ли мое и так шаткое положение? Да и смысл? Рано или поздно они найдут тему по интереснее, чем эта. Хотя этот случай они обтирают уже 3 год… посмотрим, — отстраненным голосом ответил Бог луны.
— Может мне попробовать найти
её и устроить тайно от пантеона встречу матери и…? — не успел шепотом, и нагнувшись ко столу, договорить Сусаноо, как его перебили.
— Нет!
Сусаноо подскочил и отпрянул назад. Даже Тсюки напрягся на своем месте наблюдения.
Он ещё не видел родителя таким встревоженным.
— Нет… не надо себя так утруждать. К тому же, я по обещал… что, — успокоился Цукиёми и продолжил, сложив веер, — в общем, ещё рано. Он ещё мал. Сначала ему нужно вырасти и окрепнуть и телом, и духом. И только тогда…
— Я всего лишь предложил! — выставив руки в защитном жесте, сказал Сусаноо.
Нависло молчание.
Бог луны не хотел врать собственному брату. И также не хотел волновать его ещё больше. Хватит…
А что касается его резкого ответа… не сдержался. Алкоголь такая штука… частенько можешь потерять контроль над собой и над тем, что говоришь.
Дело в том, что Бог луны чувствовал ужасное чувство вины. Без помощи Доулинг, он переродился бы ещё в плену, в Вандоу. Она вернула его на родину. И попала под замес двух пантеонов. Это конечно не возместило бы и четверти долга, но Цукиёми бросился из последних сил, которые остались, дабы защитить её. И защитил бы. Если бы не нависшая опасность над мирами людей и богов.
Подорвавшись, зачем-то, защищать 2 мира вместо самого дорогого на свете, он поплатился за это. Его снова спасли. Но какой ценой, скажите? Теперь у него очень мало духовных сил. От ранга магистра среднего уровня, которым он владел самого появления, осталось только название.
И ладно с этим рангом. Плевать. Цукиёми уж точно. Но теперь он был абсолютно беспомощен. Прочие жители пантеона (кроме адекватных: 7 богов удачи и Хатимана с Аматсу, 4 божественных зверей и Сусаноо) знали лишь о том, что в той войне Бог луны сильно пострадал. И считали, что этого можно было избежать, если бы он не связался с «порочной женщиной»…
Слишком много не говорили. Просто жалели его. И клеветали на его «спасительницу». Но кому нужна такая жалость, скажите? Вот и Цукиёми не нужна. В забвении и на колесе Сансары видел он эту жалость.
Раньше его носили на руках, как великого гения 3 миров. Любили и преклонялись, хотя это был лишь инстинкт «преклонения перед одним из сильнейших». Цукиёми никогда не видел в этих похвалах ни капли искренности.
Теперь же, он стал чуть ли не самой обсуждаемой темой в пантеоне. И видимо «обмывать» ему кости будут ещё очень долго.
Он не мог ничего сделать. Начнешь затыкать рты, только усугубишь дело. А если игнорировать и спускать это с рук, совсем осмелеют ведь! И это ещё ладно, что сплетничают только о нем и о Доулинг.
Но что будет, если сплетничать начнут о сыне Бога луны?
Этого Цукиёми просто не мог допустить!
А-Лянь, после пробуждения Бога луны (ну и когда он более или менее пришел в себя) передал просьбу Доулинг перед её уходом: позаботиться о Тсюки. И Цукиёми хотел постараться хотя бы так загладить свою вину и маленькую часть своего долга перед любимой.
Защита и забота о ребёнке была не только из-за долга и чувства вины, но и из его собственных чувств. Родной сын, как никак. И позволять кому-то портить жизнь этому светлому и невинному ребёнку какими-то сплетнями?! Да ни за что и никогда!
Пока хозяин храма задумался, Сусаноо тихонечко убрал кувшины с вином.
Попили и хватит.
— Брат…
Бог ветра даже слегка подскочил, когда его внезапно позвали.
— Да?
— Я не могу согласиться на твоё предложение. Но могу попросить кое-что сделать для меня вместо этого. Не думаю, что это составит для тебя сложность.
— Для того, кто пьёт только два раза в году, он неплохо держится, — подумал Сусаноо и закивал, сказав, — слушаю.
Услышать просьбу было практически невозможно с наблюдательного пункта Тсюки. Поэтому он забрался на дерево и немного на толстую ветку, что тянулась в сторону беседки. Однако не успел услышать и словечка.
— Не подсобишь? — спросил Бог луны, раскрыв веер.
— Ради тебя, что угодно!
— Отлично. Тогда пошли. Я дам тебе побольше бумаги для посланий. По пути как раз глянешь на своего племянника, пока он спит. Ты же не против? — вставая из-за стола спросил Цукиёми.
— Совсем нет. Раз, пока возможно встретиться именно так, то я не против, — выскочив из-за стола и помогая брату, подхватив его под локоть левой руки, ответил Бог ветра.
Услышав это, Тсюки понял, что для него дело запахло жаренным. Ему нужно было сейчас тихо слезть и вернуться в комнату, пока никто не заметил.
Но стоило ему повернуться на ветке, как его нога соскользнула. А затем и всё остальное тело соскользнуло вниз.
Однако его поймали. Тсюки сначала открыл один глаз, затем другой. Его поймал Сусаноо.
Мальчик испугался смотреть в сторону родителя. Только чувствовал затылком, на котором встали волосы, нечитаемый взгляд пепельно-золотых глаз.
Так как Бог луны был сейчас не очень трезв, то решил об этом поговорить, когда ему станет лучше. А пока отвел взгляд, прикрыв половину лица Облачным веером.
— Ох, дорогой племянник, сколько же тебе уже лет, что ты так ловко умеешь лазать по деревьям? — спросил Бог ветра.
Поняв, что никто его ругать не будет, Тсюки расслабился и сел в руках дяди.
— Мне только 3 исполнилось.
— Только 3? Даже некоторые взрослые не могут похвастаться такой ловкостью, как у тебя, — потрепав мальчика по голове, сказал Сусаноо.
— Правда?
— Зачем же мне тебе врать, поясни? А может расскажешь, почему подглядывал?
— Просто хотел… взглянуть на дядю. Ты приходишь, когда меня отводят спать, или когда я уже сплю. Это же нечестно! Почему ты не можешь приходить утром, или до заката?
Сусаноо даже растерялся.
У него не хватало сил что-то скрыть от ребёнка с такими пронзительными бордовыми глазами и с таким требовательным тоном. Но и рассказать он тоже, увы, не мог.
К счастью, Цукиёми не только взял решение данного вопроса на себя. Но и ребёнка тоже взял на руки, до этого уткнув веер за пояс.
Тсюки сначала немного сопротивлялся, ибо впервые его взял на руки не только его отец, но и дядя. Но тут же успокоился.
— Это было моим решением. Даже спустя столько времени, снаружи довольно-таки опасно. Твой дядя мне сильно помог тогда. Вот подрастешь, и тогда сможете видеться не только по вечерам, но и днём.
— Да? Обещаешь?
— Посмотрим на твоё поведение.
Тсюки насупился, как мышь на крупу.
Но выглядел таким милым и забавным. Что сложно было сдержаться от небольшого смешка.
Втроем, они зашли в храм.
Цукиёми сначала направился в комнату сына, чтобы уложить того самостоятельно.
Но Сусаноо придумал идею лучше. И тихо рассказал её брату.
— Эй, почему вы шепчитесь у меня за спиной? Мне тоже расскажите! — запротестовал Тсюки.
Сусаноо только улыбнулся племяннику.
— Это сюрприз, — только сказал он.
— Сюрприз? — спросил Тсюки, склонив голову на правое плечико.
Мальчик всё понял, когда они втроём прошли мимо его комнаты.
Сусаноо открыл седзи перед братом, зашёл последним и закрыл за собой.
Да… Тсюки теперь точно убедился в своей догадке. На этот раз ему «повезло» спать с отцом. И теперь он никуда не сбежит.
Конечно, с одной стороны это было интригующе. Ведь за свою короткую ещё жизнь Тсюки кажется ни разу с отцом не спал.
Он просто был ещё очень маленьким. Об этом помнили только: сам Цукиёми, Сусаноо, А-Лянь и несколько слуг.
С другой стороны, пугающе. Ведь мальчика обязательно обездвижат, чтобы не сбежал никуда. И в таком состоянии он должен пролежать, пока его отец не проснётся.
Но было уже поздно…
Всё произошло так быстро, что Тсюки даже пискнуть не успел…
Когда он открыл глаза, то не почувствовал на себе ни какой печати, парализующей движения. Но мальчика крепко обняли, что слегка усложняло движение руками.
Тсюки только заметил сверкнувший взгляд Бога ветра, что накрыл уже уснувшего брата и племянника одеялом, подмигнул второму и тихо ушёл, не забыв закрыть за собой седзи.
Вскоре и Тсюки тоже уснул.
А Бог ветра, идя по коридору храма брата и попивая из пузатого кувшина с вином, наслаждался такой тихой ночью.
— Даже и не помню, когда последний раз была такая же тихая и спокойная ночь, как эта? С тех пор, как произошёл этот самый странный и внезапный поворот в наших жизнях дни и ночи казались очень тревожными. Особенно в самом начале. Я уж думал, что у меня начнётся нервный тик. Но я не мог не переживать за брата. Его психика была такой хрупкой: в любой момент мог сотворить что-то опасное. Но сегодня, даже не праздник… простой день… точнее ночь, но так спокойно и легко на душе. Эхх! — вздохнул Сусаноо и потянулся, —
это точно можно назвать «Вечер пьянеющей луны»!
🌓🌓🌓
На небе с большими пушистыми облаками светил большой теплый диск солнца.
Среди деревьев, в садике храма луны, слышался непривычный для других шум. Будто кто-то дрался.
Но для самого хозяина храма это были обычные звуки встречи дяди с любимым племянником.
Бог луны сидел в беломраморной беседке, лениво обмахиваясь облачным веером, что скрывал половину лица ками, и наблюдал за происходящим в зеркале. Стол перед ним был завален всякими яствами на разный вкус и манер.
А в другой части переднего двора на деревянных мечах сражались Тсюки и Бог ветра.
Прошло 4 божественных года. И Тсюки уже стукнуло 7 лет. Он вырос и теперь был по пояс своего дяди.
Уже в 5 лет, Тсюки решил стать Богом войны, при чем лучшим из лучших. И с этого же возраста начал готовиться. Сначала начал читать и изучать военную литературу, которую из библиотеки приносили слуги Бога луны. А затем начал и на практике готовиться: учиться искусству владения мечом и боевому искусству.
— Пока что займись продвижением в этой военной области. А чуть позже, может с 8-9 лет, начнёшь культивировать и использовать свои врождённые силы. И только, когда тебе исполнится 15 лет — получишь свой меч, — сказал сыну Бог луны тогда.
Получение собственного оружия — это символ начала взрослой жизни.
Тсюки не просто хотелось получить своё оружие, но и стать сильнее, чтобы защищать всё дорогое сердцу.
Сусаноо согласился помочь племяннику во владении холодным оружием.
И видел очень хороший талант у ребёнка. Тот впитывал всё, что слышал и прочитал, как губка.
Будто был рождён, чтобы стать Богом войны.
А помощью с культивацией решил заняться лично Бог луны. Он же и обучал каллиграфии, истории и литературе. Опыт в наставничестве у него уже имеется.
Однако одно дело учить родного сына, а другое тех, Бог луны отобрал сам (или кого его попросили обучить — 4 божественных зверей). Очень разные чувства.
Помимо родного брата, маленький сын был единственным, с кем Бог луны мог поговорить в стенах двора и храма. Сейчас, они оба были заперты и выйти не могли.
Наблюдать, как мальчик, слегка высунув язык, делает задание по каллиграфии, довольно занимательно.
Частенько, Цукиёми сожалел, что один может за этим наблюдать…
🌓🌓🌓
Шло время. Как река, текла себе и текла.
В 9-10 лет, Тсюки стал проситься наружу — посмотреть на пантеон.
Это то, чего Цукиёми боялся больше всего. Хотя помнил, что его сын явно унаследовал гены обоих родителей, поэтому согласился.
Но только, если Тсюки пойдет со слугами и не станет от них убегать.
До заката мальчик обязательно должен был вернуться (чем раньше — тем лучше будет для нервной системы Бога луны).
Тсюки внимательно выслушал наказы отца, покивал, по обещал, что только взглянет глазком, и вернётся. А затем вышел наружу…
— Когда-то я тоже хотел одним глазком взглянуть на мир за стенами своего храма… взглянул, называется… впрочем, я просидел в стенах своего храма до 11 божественных лет, Тсюки вышел немного раньше. Жаль, а то получилось бы очень забавно: отец и сын в 11 лет вышли взглянуть на мир вокруг. И на что я собственно жалуюсь? Он же не может вечно сидеть рядом со мной… не может быть вечно ребёнком… к тому же, его спутница жизни уже появилась на свет и чутка выросла. Разница у них в 5 лет. Пока они не вырастут и не повзрослеют, это будет очень заметная разница, но потом кому скажи — не поверят.
Всё время, до возвращения сына, Цукиёми сидел, как на иголках.
Он не хотел выпускать сына, пока всякие слухи и разговоры на наболевшую тему не прекратятся. Но видимо это никогда не закончится… по крайней мере, пока Тсюки не вырастет и не даст отпор этим слухам.
К тому же, Цукиёми беспокоился, что его сын может пересечься с Владыкой. Уж она то знала, как заманить на свою сторону. А потерять своего сына, Бог луны не хотел больше всего.
Когда Тсюки только переступил порог, Цукиёми приказал приготовить много еды.
Мальчик подскочил к родителю и очень хотел рассказать всё, что видел.
Но знал, что получит только поглаживание по голове.
Он уже привык, однако знал, что отец его любит. Просто не умеет лучше проявлять чувства.
Однако на этот раз, всё было по-другому…
Мальчика подхватили и посадили прямо-таки под боком.
— Ну, что? Как впечатления от увиденного?
— Всё было хорошо. И красиво. А сад с сакурой особенно. А сколько народу!
— Ну, видимо ничего не изменилось, — горько усмехнулся Цукиёми.
— Все ещё так странно смотрели и оглядывались. Сначала было стрёмно, но я решил, что они просто детей не видели, потому так и удивились.
Цукиёми только фыркнул от смеха. Но сдержался и объяснил:
— На самом деле, они просто не ожидали, что ты так рано выберешься за стены моего храма. Многие ками, и мы с братом, тоже были детьми. Росли, прямо как ты, сейчас.
— Да? — удивился Тсюки; у него даже глаза заблестели от любопытства.
— Ну, если мне не веришь, то можешь спросить у своего дяди, когда он поднимется, чтобы навестить нас, — шутливо обиделся ками луны, прикрылся раскрытым веером и слегка отвернулся.
— Нет, нет! Я верю, верю! — испугался Тсюки и повис на руке с веером родителя.
Уже очень давно Тсюки не чувствовал такой близости с отцом и не хотел так быстро лишиться этого приятного чувства и атмосферы.
— Приятно слышать, — сказал Цукиёми и слегка ударил сложенным веером по голове сына, чтобы вернуть того на место. — Итак, что ты ещё видел?
— Много разных дворцов. Какие-то более красивые, какие-то более простые. Но такого красивого, как наш нигде не заметил. Почему так?
— Нашего?.. Впрочем, для Тсюки это родной дом, где он жил всю свою жизнь, — загордился Цукиёми, но затем вернулся «с Небес на землю» и ответил, — красота храма/дворца/поместья у разных богов зависит от их положения в обществе. Может ками не очень много в нашем пантеоне, но они стоят на ступень выше богов из желаний. Выше всех богов стоит «Правящая тройка»
от которой осталось одно название: то есть Владыка, я и мой брат. После нас стоят 7 богов удачи и т. д.
— Мы втроём (я, папа и дядя) значит стоим выше всех богов, вместе с Владыкой?
— Всё верно.
— Почему же дядя не может чаще приходить? А только пару раз в неделю?
Цукиёми в конец растерялся.
Он не знал, рассказывать сыну правду, или нет? Ведь Тсюки считал, что ему нельзя выходить из-за возраста.
— Кое-что случилось, когда ты появился на свет. Длинная история…
Затем Бог луны хотел сказать, что расскажет всё, когда Тсюки немного подрастет — в 11-12 лет, например. Но учитывая тот факт, что Тсюки уже вышел за стены храма, то стоит ожидать, что рано или поздно, он столкнётся с Аматэрасу, которая может перетянуть любопытного мальчика на свою сторону тем, что тот не в курсе что случилось, то нужно рассказать сейчас…
Поэтому Бог луны сказал половину правды:
— Прежде чем твоя матушка переехала жить сюда, со мной, она жила в Китае, и там тоже был пантеон богов, а она входила в его число. Когда-то я туда прилетал, чтобы навестить её. У них всё было, не так как тут. Я прославился в Китае под другим именем. И как это всегда бывает — у такого большого таланта, как я, появились завистники. Доподлинно сказать, как они сумели столкнуть два божественных пантеона — сложно, но им это удалось. Это уже случилось примерно через 3-4 недели после твоего рождения. Противоположная сторона понесла большие потери, и победу одержал наш пантеон. Но… когда старшая сестра… Владыка узнала причину, то как самая сильная из нас троих, посадила нас с братом под замок, чтобы защитить. Так как виновники войны были с родины твоей матери, всех собак повесили на неё. Её обвинили и отпустили, запретив возвращаться.
Тсюки сидел с непонимающим видом и забавно хлопал глазами. Он ничего не сказал.
Цукиёми это даже напрягло.
— Её наказали, только за то, что те, кто устроил войну, были с её родины? — сухо спросил Тсюки, склонив голову, что за челкой не видно было его глаз.
— Да. По крайней мере, мне сказал брат. Мне не удалось попасть на суд.
— Почему?
— Мне тоже не хило прилетело во время войны, больше брата, поэтому я не мог встать с кровати какое-то время.
Нависло молчание.
Цукиёми чувствовал себя немного неловко. Но молча погладил сына по голове.
Тот обнял отца, уткнувшись носом тому в бок. Бог луны только гладил ребёнка по голове и спине.
— Тсюки…
— Мм?
— Ты помнишь свою мать? Хоть что-то?
Тсюки удивился такому вопросу, но ответил:
— Нет… практически. А что?
— Я прошу тебя запомнить, то что я тебе скажу. Мой брат — свидетель моих слов, ибо он всё это видел. Никто кроме меня, твоей матери и моего брата, не знают правды. Даже Владыка… она особенно.
— Понял.
— Тогда слушай и запоминай, — сказал Цукиёми, но дальше запнулся, ведь ему очень тяжело было вспоминать, но иначе никак, — я очень люблю и всегда буду любить твою маму. И кто бы что не говорил, я буду любить только её, а наш с ней брак никто не сможет отменить… я бы не позволил. Даже если бы мне пришлось переродиться, и в следующей жизни… в любой моей жизни, я бы любил только её. И она отвечала мне взаимностью. Ты тому доказательство. Она любила тебя и до того, как ты появился, а мы только поняли, что у нас будет ребёнок, и после, когда ты был крохой. И я уверен, луна и ветер мне свидетели, что она всегда тебя будет любить. Потому что она такой… мм, «человек», так сказать. И уходя она попросила меня позаботиться, воспитать и вырастить тебя, ребёнка, которого мы с ней очень любим. Поэтому не верь тому, что скажут другие, не знающие этого. Но также не рассказывай никому то, что я сказал.
— Почему?
— Никто не поверит. А также запомни: любовь это конечно хорошее чувство, оно делает сильнее, полюбив кого-то ты даже не заметишь, как изменишься. Но любовь это ещё и боль. Тогда, когда любишь, понимаешь, когда нужно отпустить, что счастье того, кого любишь дороже чего либо ещё. Запомнишь?
— Запомню.
Так они и сидели, в обнимку. Тсюки сжимал кимоно отца, смотря в 5 точку и думая о чем-то своём. А Цукиёми гладил сына по голове и спине, размышляя: как ему быть дальше?
