***
Россия, оставшись довольной баней, в нежном платье выпорхнула и налегке направилась в свою комнату, предварительно приняв душ. Калифорния — не Аляска, а поэтому прыгать голышом в снег после парения не представлялось возможным. За несколько дней отдыха эти четыре стены полюбились ей и стали уютной заменой квартиры в Москве-Сити. И опять, не включив свет, она упала на постель. Внезапно в стороне что-то ярко засветилось, и послышалась вибрация. Звонила Беларусь. Единственная, кто любила Россию по-настоящему. Впрочем, от любви других РФ было ни холодно ни жарко. Ей никто, кроме любимой сестры, не нужен. Тем более после кончины еë отца. — Привет, Бел! — улыбчиво поприветствовала русская сестру. — Добрый вечер! Как твоё ничего? — послышался резвый голос на другом конце провода. — США баню затопил по моему заказу. — Как? Уж он платит тебе дань? — Не знаю, что это такое, однако мне смутно кажется, что он просто хочет передо мной покрасоваться и поиграть на своих вассалов, дабы те в очередной раз безоговорочно ему поаплодировали. — Это он любит… Ну, не бери в голову. Как отдых, кроме бани? — Расслабляюсь на моё же удивление. Ловлю косые взгляды наших западных коллег, но да чëрт бы с ними. И с теми, и с другими. — Правильно говоришь! Тебя не сломать, как и всегда. — Стараюсь. Бог дал мне высокую цель. Нужно её достичь. И довершить то, что не смогли наши отец, дед, прадед и другие. Ещë долго Россия и Беларусь проболтали в тёплой, сестринской атмосфере, а затем старшая наконец-то пошла спать. Убрав телефон и положив голову на подушку, она моментально отключилась.***
Несколько позже Россия открыла глаза и обнаружила себя сидящей на изящном стуле за столом, накрытом белой скатертью. Перед ней на блюдце стояла чашка чая. Посмотрев вперёд, русская изумилась. За столом, помимо неё, также сидели её отец и дед. СССР ковырял вилкой пирожное, а Российская империя читал газету за такой же чашкой чая. — Отец? Дед? — не могла поверить своим глазам их наследница. — Твои глаза тебя не обманывают, — устремил на неё тёплый взгляд Союз. — Вы живы? — Сейчас это не столь важно, внученька, — так же тепло сказал империя, оторвавшись от газеты, — Мы тоже очень рады тебя видеть! — Где мы сейчас? — осматривала место девушка. — Ну… Это место, где вы, наши потомки, можете встретиться с предками, — пояснил Российская империя — Поэтому давай не будем задавать лишних вопросов, а побеседуем о жизни, пока не придёт пора тебе уходить, — дополнил его сын. — Вы рядом друг с другом подозрительно спокойно держитесь, — прищурилась Россия. — Просто мы сошлись, чтобы поговорить с тобой о всяком, а так мы стараемся не пересекаться, — сказал империя, грустно посмотрев на сына, — И всë же я не ожидал от тебя такого… — Отец, ты всего навсего чёрный барон. — Ладно, что было, то прошло. Россиюшка, рассказывай, что нового у тебя! Мы заметили, что ты внезапно на курорте вместе с США. — Что ты делаешь в краях этой сволочи? — стукнул по столу Союз. — Он позвал отдохнуть в Калифорнии всех из G20 и некоторых других государств. И меня с собой позвал. — Да как ты вообще согласилась?! — продолжал отец. — Отец, сейчас нужно стараться поддерживать хотя бы нейтральные отношения с кем бы то ни было, ибо я живу не в период империализма и коммунизма, — рассудила дочь, аристократично хлебнув чая. — Эх, Америка, островок, два берега! — свернул газету Российская империя, — Я знал его другим. Славный был парень! Вместе вершили делишки мировые… — За гроши продал землю! — всё ещё пылил СССР. — И мальцом знал. Хороший был мальчик, а что выросло… У-у-у… — дед отшвырнул газету, и та растворилась в воздухе. — А выросло чёрт знает что, — продолжила Россия, — Мне интересно, зачем он решил пригласить меня… — Это явно не к добру, — скрестил руки на груди Союз. — Не уверена, но никаких радужных перспектив это не даёт. Однако я впервые за долгое время расслабилась и отдыхаю. — Я за всë своё существование ни разу не отдохнул, дочь, — сказал Союз, — Хотя ты девочка, тебе можно. — Безусловно, но у твоей дочери котелок не просто варит, а жарит. Весь мир. И она уверенно удерживает всë то, что закладывал в неё я, а потом уже ты, — напомнил отец. — Только я несколько в замешательстве от поступка Америки… Что будет дальше? Нет, не прогнозируйте. Вопрос риторический, — вздохнула Россия. — Дочь, не ведись на его атлантическую диктатуру. Он хочет бесконечно подкупать и развращать весь свет. И он уже ужалил в голову каждого. И, как это ни прискорбно, даже тебя. Но ты способна сопротивляться и не идти с этими улюлюкающими подпевалами абстрактных свобод в одно пламя, — положил СССР руку на плечо дочери. — Твой отец прав. А тем, кто внутри тебя проживает и, вкушая твои тепло и уют, поливает тебя грязью, не сыскать от таких признания от Европы, ведь в её глазах они всего лишь жалкие плебеи, а не слуги просвещения, какого те о себе мнения, — сделал то же Российская империя. — Я люблю вас, — сдерживая слëзы грусти и радости одновременно пробормотала Россия. Предки убрали руки с её плеч и обменялись рукопожатиями. — Ты должна оправдать нашу жертву, внучка, — сказал дед, прежде чем перед глазами стало светло.