roommate problems

Нэнси Уилер ненавидит Робин Бакли. Настолько, что это точно. Когда они решили стать соседками, все казалось идеальным: они обе очень сосредоточены на учебе и, по представлениям Нэнси, это означало покой и тишину, и, возможно, иногда веселые ночные посиделки за обсуждением их любимых книг. Однако для Робин ничего из ее университетской жизни не было тихим и спокойным. Каким-то образом, Робин успевает учиться на двух ключевых специализациях, трех второстепенных, подрабатывать в магазине звукозаписей в городе, иметь средний бал 3.8, и каждые выходные ходить гулять и приводить домой девушек снова и снова. Нэнси просто ненавидит это. Она не гомофобка — конечно, ее родители оба раза голосовали за Рейгана, но она твердо высказывалась против этого за обеденным столом — она просто хотела бы, чтобы Робин приводила девушек, которые были бы чуть-чуть потише. Кажется, что каждую ночь у Робин очередная распущенная крикунья прямо за стенкой, которая разделяет ее комнату с комнатой Нэнси. Она пробовала включать музыку на всю, но ничего не помогает полностью заглушить это. Если уж на то пошло, то кажется, будто девушки пытаются стонать еще сильнее просто чтобы ее выбесить. Она просто, блять, уже не выдерживает. При этом у них осталось еще два месяца до конца семестра, и еще шесть месяцев осталось до конца их срока аренды. Нэнси должна найти способ справиться с этим безумием. Сначала она пробует действовать напрямую. Она вешает стикеры для заметок на доску объявлений в их гостиной с надписью «время тишины начинается в полночь!». Однако кажется, что Робин их не читает. Или, возможно, читает. Нэнси не понимает, из-за чего именно Робин ухмыляется ей вот так за ее утренним кофе, но что-то в этом действии заставляет ее чувствовать себя неловко. Как будто ее живот бурлит, и она не может это остановить. Она выбирает погрузиться в книгу за завтраком, чтобы прекратить это. Следующий подход — пассивная агрессия. Когда она слышит, что у Робин на редкость тихая ночь в одиночестве, она специально хлопает дверью настолько громко, насколько возможно. Следующим утром, Робин говорит ей, что от этого ее фоторамка упала со стены. Нэнси извиняется и говорит ей, что, похоже, она была слишком уставшей, чтобы заметить, насколько сильно она закрыла дверь. И Робин просто ухмыляется ей, снова. Боже, Нэнси это ненавидит. То, что ничего из того, что она делает, не может заставить убрать эту сраную ухмылку. Она сосредотачивается на подсчете веснушек Робин, чтобы не смотреть ей прямо в глаза. Их сто двенадцать. Несмотря на это, после хлопанья дверью Робин пару недель перестает приводить девушек домой. Нэнси трудно в это поверить. Если бы она не видела Робин каждый день за завтраком и перед сном, она бы подумала, что Робин просто умерла. Она не жалуется. Наконец-то она может заниматься в тишине. За пару недель до экзаменов, Нэнси возвращается домой и видит разбросанные вещи на полу в коридоре. — Боже мой, — бормочет она себе под нос. Она проходит на кухню и кладет свой рюкзак на стол, потом возвращается обратно в коридор и идет по следу. Он заканчивается у двери спальни Робин, и Нэнси скрипит зубами. Она прикладывает ухо к двери, ожидая момента, когда она услышит противные стоны. Вместо этого, открывается дверь ванной и оттуда выходит Робин, обернутая в полотенце. Она проводит пальцами в мокрых волосах и поднимает брови на Нэнси. — Ты что-то искала? — спрашивает она, потянувшись через Нэнси к дверной ручке. Ее рука почти коснулась талии Нэнси, и Нэнси чувствует, как задерживает дыхание. — Нет! Просто, эм. Хотела убедиться, что ты дома. Я- я просто… пришла домой. Только что. Робин поджимает губы и кивает. — Ладно, — медленно говорит она. — Прости за мою одежду в коридоре. У моей толстовки дебильная бирка, которая весь день меня царапала, так что я пришла домой и просто сбросила ее. Она начинает закрывать дверь перед Нэнси, смотря на нее через узкую щелку. Прямо перед тем, как она закрывается, Нэнси может поклясться, что опять видит эту тупую ухмылку. На всю оставшуюся ночь она закрывается в комнате, слушая пластинку с расслабляющим попом и проглядывая свои заметки. Сейчас то время семестра, когда она еле дышит из-за стресса, но хотя бы учеба позволяет Нэнси создать иллюзию, что у нее все под контролем. Все будет хорошо, говорит она себе. Всегда говорит. Но потом, как будто по часам, захлопывается входная дверь. Нэнси слышит приглушенные разговоры за ее дверью, и дверь Робин открывается и закрывается. Какое-то время все тихо, но затем, как только ее пластинка останавливается, она слышит самый громкий в мире стон, исходящий из соседней комнаты. Она бросает свои работы и сжимает руки, стуча ими по одеялу. Она в гневе бросается к стенке и стучит по ней кулаком, но Робин и ее гостья едва ли это заметили. Нэнси сдается. Она прижимает лоб к стене и чувствует, как ее тело ослабевает. Она просто так устала от этого, говорит она про себя. Она уже не выдерживает это слышать. От этого ее желудок сворачивается, как будто ее туловище наэлектризовано и сейчас взорвется. Она просто этого не понимает. — Блять, Робин! — вскрикивает девушка за стенкой. Нэнси хихикает про себя и проглатывает ком в горле. — Блять, Робин… — насмешливо передразнивает она. Она возвращается на свою кровать и кладет свои работы на пол. — Блять, Робин. Блять, Робин, ме-ме-ме. Она беспокоится о том, чтобы шептать это особенно плаксивым, раздражающим голосом. Она утыкается в подушку и вздыхает, когда слышит, что девушка выкрикивает еще больше фраз. — Гребанные… громкие идиотки, — бормочет она себе под нос. Она укрывается одеялом и лежит на боку, кладя руки между бедер. Она закрывает глаза и пытается представить, что такого Робин может делать, что это о-как-хорошо. Она никогда так и не смогла понять, как вообще секс может быть так хорош. Стив был ничего, а Джонатан был посредственным, но ничего такого потрясающего с ней не происходило. По ее опыту, это было просто… правильным. Возможно, думает она, возможно, Робин платит этим девушкам, чтобы они были настолько громкими и несносными, насколько могут. Просто чтобы насолить Нэнси. Она не уверена, за что именно. Как-то, в начале семестра, она случайно намекнула на то, что ей не нравится прическа Робин, но она не имела в виду ничего такого. Она не совсем понимает, что она имела в виду, но не говорила это с целью оскорбить. Хотя могло ли это повлиять бы на намерения Робин испортить жизнь Нэнси и ее учебный процесс на весь семестр? Да, конечно, Нэнси могла бы заниматься в библиотеке. Но ей там не нравится. — Робин, блять, я почти, я уже почти…! — кричит девушка. Нэнси закатывает глаза. Почти что? Она раздвигает ноги и случайно трется рукой так, что это немного приятно. Она сглатывает и наполовину зарывает лицо в одеяло, медленно поднимая и опуская бедра, трясь о свою руку. Может Робин касается их так, думает она, прикусывая одеяло. Она продолжает вздымать свои бедра, и не может сдержать небольшой стон. О. Да. Господи, да. Она точно так делает. Она останавливается, когда слышит крики гостьи Робин. Нэнси вздыхает и накрывает лицо другой подушкой, заглушая звуки. Я убью Робин Бакли. На следующее утро в коридоре прибрано, как и было обещано, и гостьи Робин, кажется, уже нет. Нэнси сидит с темными кругами под глазами и с беспорядком на голове и смотрит, как заваривается ее кофе. Робин напевает про себя, рассеянно листая страницы учебника. — С добрым утром, принцесса, — говорит она. Нэнси хватается за столешницу, чтобы не сорваться прямо на месте. — Ты выглядишь до ужаса бодрой, — говорит Нэнси, хватая кружку со стола. Вид Робин определенно введет ее в смятение. — Хорошо провела время со своей подругой? Робин прижала язык к стороне щеки и прищурилась, смотря на Нэнси. — Да, хорошо, — сказала она слегка холодным тоном. — Чего так ядовито, детка? — Не называй меня так, — говорит Нэнси. Она наливает кофе в свою кружку и добавляет туда несколько полных ложек сахара, а затем разворачивается и делает глоток. — Я тебе не детка. — Ладно, — говорит Робин, закрывая перед ней книгу. Она допивает свое кофе и направляется в сторону Нэнси, чтобы положить пустую кружку в раковину. — Хорошо спалось, не-моя-детка? Нэнси вся напрягается и на секунду задумывается о том, чтобы вылить свой кофе на Робин. Но она не может сделать это так, чтобы это не выглядело как преступление на почве ненависти. — Боже, ты можешь просто заткнуться? — огрызается она. Она ставит свою кружку на столешницу и делает глубокий вдох. — Весь семестр. Всегда детка то, детка се, и твои тупые ебучие ухмылки, которые заставляют меня лезть на чертову стену. Все это время, я всегда была вежлива с тобой. Я очень сильно пытаюсь, Робин. Очень сильно! А что делаешь ты? Ты просто приводишь домой девчонок, которые кричат, пока эти коровы не возвращаются домой. Я не могу спать, Робин. Я не могу заниматься. Я, блять, не могу сфокусироваться ни на чем, кроме тебя и распутных девок, которых ты тащишь с собой каждые выходные. Знаешь, я правда думала, что мы подружимся, когда мы только съехались. Я правда думала, «хм, эта Робин очень милая! Я думаю, что мы сможем стать лучшими подругами!» Но потом ты решила быть самой ужасной в мире соседкой-лесбиянкой. То есть, я даже не гомофобка, но господи, это раздражает! Раздражает. Так что не надо называть меня «не-моя-детка», потому что это не мило и я тебя ненавижу. Я пиздец как ненавижу тебя. Робин поднимает брови и немного выпучивает глаза, смотря на Нэнси, которая все еще буквально дымилась. — Да? — наконец-то ответила она, еще раз ей ухмыляясь. — Что ж. Извини за это, детка. Нэнси просто разинула рот и нахмурила брови, пока Робин смотрела на нее сверху вниз. — Ты просто наглая мелкая… Она трясет головой. — Наглая мелкая что? — спрашивает Робин. Она прижимает Нэнси к столешнице, ставя руки по обе ее стороны так, чтобы она не могла уйти. — Хочу услышать, как ты это говоришь. Нэнси чувствует, как покрывается холодным потом. Что-то в том, как она здесь зажата, вызывает у нее странное покалывание в животе и бедрах. Она кусает сторону своей щеку и злобно смотрит Робин в глаза. Она чувствует, как будто Робин смотрит прямо сквозь ее, как будто она может прочесть любую мысль, проносящуюся в ее сознании сейчас, и вчера, и завтра. И все же, она собирает всю смелось внутри себя и поднимает голову, пытаясь выглядеть грозной. — Сучка, — выплевывает она. — Ты наглая мелкая сучка и ты это знаешь. Робин сразу же разрождается легким смехом, и Нэнси не понимает, что происходит. Нет-нет-нет, ты должна злиться на меня, я только что обматерила тебя и сказала, что ненавижу, почему ты смеешься? Она резко вдыхает и старается держать выражение лица настолько злым, насколько была она все это время. И почему у тебя такой милый смех? — Меня никто еще не называл наглой, — говорит Робин мягким голосом. Внезапно, Нэнси понимает: это Робин. Робин, которой она желает спокойной ночи. Робин, которая заставила ее сердце остановиться на секунду в первый раз, когда она ее встретила. Все остальное просто шутка. Я идиотка. — Наверное, меня называли раньше сучкой, но обычно просто из-за того, что злились, потому что их купоны просрочились или типа того. Но не наглой. Она медленно моргает, и Нэнси чувствует, как теряет контроль над ситуацией. Ресницы Робин так красиво трепещут на ее веснушчатом лице. Сто двенадцать. Нэнси снова сглатывает. — Ты… я просто не понимаю, — надувается она. — Не понимаю, как в один момент ты такая милая, а в другой… портишь мою жизнь. — Как я порчу твою жизнь? — спрашивает Робин. — Потому что, честно, я не пытаюсь этого делать. Совсем. Ее руки подкрадываются немного ближе к Нэнси у края столешницы. — На самом деле, ты… ты мне очень нравишься, Нэнси. Нет нет нет нет нет это все неправильно я не так все это представляла… Нэнси выдыхает и немного впадает в ступор. — Что? — спрашивает она, начиная говорить тише. Я ей нравлюсь? — Да. Ты мне нравишься уже какое-то время. Я подумала, что ты очень красивая, когда мы только съехались. Я знала, что, наверное, надоедаю тебе тем, что хожу гулять и так далее, но наверное… Я просто не подумала. Так что извини. Робин прикусывает уголок губы и смотрит на Нэнси так, что от этого у нее мурашки по коже. — Никакого больше шума. Все схвачено, детка. Вот и вишенка на торте для Нэнси. — Ты… я сказала тебе не называть меня… Робин наклоняется и соединяет их губы вместе до того, как Нэнси может сказать еще хоть одно слово. Нэнси совершенно застигнута врасплох, и думает о том, чтобы отстраниться. Это не может быть правильным, это не то, чего я хочу, так ведь? Я никогда не целовала девушку, все не должно так происходить… Но она игнорирует крики в ее голове и поддается вперед, целуя Робин в ответ с такой же мучительной страстью. Робин кладет свои руки на талию Нэнси и держит ее на месте, немного проводя большими пальцами по ее тазовым костям. Нэнси оборачивает руку вокруг плеча Робин и зарывается другой рукой в ее волосах, сжимая их в кулак. Да, это именно то, чего она хотела все это время. Она вздыхает в рот Робин от этого осознания и сжимает бедра, опять чувствуя покалывание в животе. Робин отстраняется и прижимается лбом ко лбу Нэнси. Они смотрят друг другу в глаза, отчаянно желая друг друга. — Чего ты хочешь? — спрашивает Робин. — Трогай меня, — молит Нэнси. — Где? — Где угодно. Боже, где хочешь. И Робин так и делает. Ее рука забирается под майку Нэнси и нежно берет за грудь. Она проводит большим пальцем по мягкому соску, с легкостью делая его напряженным. Они целуются глубоко и медленно, касаясь языками во рту друг у друга. Нэнси охает, когда Робин слегка щипает ее за сосок. Так вот что она делает с другими девушками. Другая рука Робин сползает к бедру Нэнси, а затем располагается спереди на ее пижамных шортах. Она сгибает ладонь и начинает медленно тереться ею о Нэнси через ткань. У Нэнси перехватывает дыхание, и она не выдерживает и поддается бедрами вперед. — Трахни меня, — стонет она, эта просьба приглушается ртом Робин. — Мм? — Пожалуйста. Прошу, трахни меня. Робин ухмыляется и начинает вести небрежную дорожку поцелуев от подбородка Нэнси до ее ключицы. Она помогает Нэнси снять майку, а затем снимает с нее спортивный лифчик. Она проводит кончиками пальцев по талии Нэнси настолько нежно, что у Нэнси пробегают мурашки. — Ты уверена? — спрашивает Робин, нежно целуя Нэнси в висок. Нэнси кивает. Боже, она никогда не была ни в чем так уверена за всю свою жизнь. — Да, — вздыхает она немного дрожащим голосом. — Господи, да, я уверена. Она притягивает Робин для очередного поцелуя и не отпускает ее, пока ее губы не начинают слегка неметь. — Я… я хочу, чтобы ты мне показала. Робин смеется и снова начинается целовать ее шею. — Показала что? — спрашивает она, и Нэнси ощущает тепло ее дыхания на своей коже. Живот Нэнси сворачивается, и она запускает руку в волосы Робин, другой рукой хватая ее за грудь. — То, что… что ты делаешь с другими девушками. Робин поднимает на нее взгляд и поднимает одну бровь. — Хорошо, — говорит она. Она посасывает кожу на шее Нэнси, немножко ее покусывая. Она хватает Нэнси за бедра и поднимает ее, чтобы она смогла сесть на столешницу. Она посасывает немного сильнее у основания шеи Нэнси, срывая тихий стон с губ Нэнси. Она проводит кончиками пальцев по бедрам Нэнси, от чего ноги Нэнси тут же начинают слегка трястись. Ее никогда так не касались, не так, от чего она бы чувствовала все, везде и сразу. Она чувствует, как будто сгорает изнутри, и она не против. Рот Робин переходит к ее груди, и она проводит языком по соску, который недавно пощипывала. Нэнси слегка выгибается вперед, и Робин берет его в рот, нежно посасывая его. Через какое-то время она выпускает его изо рта и проводит дорожку поцелуев к другой груди, делая с ней то же самое. Она поднимается чтобы снова поцеловать Нэнси и, к удивлению Нэнси, проводит большим пальцем по ее соскам, заставляя ее застонать ей в рот. — Ты так красиво звучишь, — шепчет Робин. — Хочу услышать еще. Она снова проводит руками по бокам Нэнси и останавливает их на ее бедрах, сжимая их. Они целуются еще глубже, как будто Робин пытается найти что-то во рту Нэнси, но не говорит что. Она опускает руку на трусики Нэнси и начинает слегка тереться. Нэнси тяжело дышит, и ее губы подрагивают на мгновение. Она упирается в руку Робин, и Робин приходится держать бедра Нэнси на месте. — Терпение, — шепчет она. — Я к этому подвожу, детка. Вот она опять. Детка. Но на этот раз это другое. На этот раз, Нэнси знает, что ей это нравится. Робин поддается и подгибает пальцами резинку трусиков, стягивая их. Нэнси сама дальше скидывает их, чувствуя, как ее отчаяние растет все больше и больше с каждой проходящей секундой. Если Робин в скором времени до нее не дотронется, то она может потерять сознание. Робин начинает снова целовать шею Нэнси, опускаясь и оставляя парочку засосов по пути, в то время как ее пальцы кружатся вокруг входа. Нэнси никогда не чувствовала себя такой уязвимой. — Боже, да ты мокрая, — стонет Робин в ее шею. Нэнси издает дрожащий вздох и усиливает хватку в волосах Робин. Наконец-то — наконец-то — Робин вставляет свой средний палец внутрь Нэнси и боже, как она стонет. — Блять, — шепчет Нэнси, уставившись в потолок, пока Робин медленно двигает пальцем вперед-назад, слегка сгибая кончик пальца наверх. — Я еще даже практически не начала, — смеется она, целуя последний появившийся засос на шее Нэнси. Она вставляет второй палец, и Нэнси двигает бедрами вниз, пытаясь войти в ритм Робин. — Тише, детка, не беспокойся об этом. Я сама все сделаю. Она улыбается и целует Нэнси в уголок рта. — Я позабочусь о тебе. Не беспокойся. Она сгибает пальцы, и ноги Нэнси начинают пиздецки трястись. Как раз когда Нэнси думает, что сейчас сойдет сума, Робин слегка прижимает большой палец к ее клитору. — О господи, — стонет Нэнси, и ее голос звучит громче, чем она того ожидала. — Господи боже. Робин хихикает в плечо Нэнси и начинает медленно водить большим пальцем по кругу. Нэнси прогибается, и ее голова слегка ударяется о шкафчик. Она этого почти не замечает; все, что она чувствует, это как Робин творит с ней какие-то, блять, чудеса. Но, к ее большому смятению, Робин вынимает свои пальцы. — Ты- ты уже все? — спрашивает Нэнси дрожащим голосом. Робин тут же начинает хихикать. — Боже, нет, милая, — отвечает она. — Просто… кое-что меняю. Она сосет свои пальца и смотрит на Нэнси полузакрытыми глазами. — Боже, ты такая вкусная. — Я, ты… — заикается Нэнси. Она даже не знает, что сказать. — Это- это отвратительно. Робин трясет головой и вынимает пальцы изо рта: — Ни капельки, детка. Нэнси смотрит, как Робин садится на колени перед ней, закидывая ее ноги себе на плечи. Она нежно целует внутреннюю сторону бедер Нэнси вверх и вниз. — Так красиво, — шепчет она. Она покусывает нежную кожу верхней части внутренней стороны ее бедра и оставляет там небольшой засос. Ее рот ходит вокруг да около клитора Нэнси, близко для того, чтобы дотронуться, но все еще так далеко. Наконец-то, она целует ее туда, и начинает слизывать влажность Нэнси своим языком. Нэнси тут же издает, наверное, самый громкий стон, который Робин когда-либо слышала, и ее руки погружаются в волосы Робин. Она хватается за них — это единственное, за что она может сейчас держаться — и ее рот раскрывается, а ноги ослабевают. Нэнси становится только мокрее, чем дольше Робин лижет ее, и она может поклясться, что видит звезды, когда открывает глаза. В конце концов, пальцы Робин возвращаются, и они входят и выходят пока она сосет клитор Нэнси. Нэнси издает хриплый, гортанный стон, а ее ноги все больше и больше трясутся. — Блять, блять, блять! — вскрикивает она. Она сжимается и разжимается вокруг пальцев Робин, в желании удержать чувство их внутри себя хотя бы еще на секунду. — Пожалуйста. О, боже, блять, блять, пожалуйста. Робин мямлит в нее, затем отстраняется на секунду. — Пожалуйста что, детка? — Боже, не- не знаю, боже мой. Блять! Она ахает и всеми силами старается сосредоточиться, но все, о чем она может думать, это о том, насколько все эти чувства охуенны. Покалывающее чувство начинает зарождаться в основании позвоночника. Робин понимает намек и целует бедро Нэнси. — Кончи для меня, детка, — говорит она. — Все хорошо. Нэнси трясет головой. Боже, наверное она действительно была в неведении. Она никогда в жизни не кончала. Она не уверена, что знает как. — Ч-что? — спрашивает она. — Я не… я… я никогда… У Робин расширяются глаза. — Боже, ты никогда не кончала? — говорит она. — Блять. Ладно. Все нормально, детка. Просто… просто отпусти себя. Не сдерживайся. Просто дай этому произойти. Отпусти себя. Не сдерживайся. Дай этому произойти. Нэнси кивает; у нее и нет никакого выбора, кроме как послушаться. Робин снова встает, теперь толкаясь своими пальцами быстрее, жестче. Нэнси наклоняется вперед и кусает Робин за плечо в своего рода попытке успокоиться, но это не работает. Она стонет еще громче в ее плечо. Свободной рукой Робин трет клитор Нэнси и еще немного покусывает ее шею. Она впивается своими зубами и засасывает одно место особенно сильно, и тогда зрение Нэнси расплывается. Ее пальцы на ногах сгибаются и ее спина полностью прогибается. Последнее, что она делает сознательно, это хрипло вскрикивает «Блять, Робин!», и ее голова откидывается назад. Это покалывающее ощущение взрывается и проходит по всему позвоночнику, и в ее глазах темнеет. Она сильно сжимается вокруг пальцев Робин, все это время безумно громко стонав. Она проводит ногтями по спине Робин и вскрикивает, пока это ощущение полностью ее поглощает. Робин медленно вынимает пальцы, как будто не хотя ей навредить, и, снова, сосет их. Она смахивает волосы Нэнси с ее лица и мягко смеется с ее блаженного выражения лица. — Земля призывает Нэнси, — взывает она. — Ты со мной, детка? Нэнси кивает, ее глаза все еще закрыты. Ее рот все еще немного приоткрыт, и она опускает руки с Робин. Робин прижимает ее к своей груди, проводя пальцами по ее волосам. — Ты так хорошо справилась, — хвалит ее она. Она оставляет поцелуи на лице Нэнси, улыбаясь. — Очень, очень хорошо, детка. Ты хорошо себя чувствуешь? Очередной кивок. Она наконец-то открывает глаза и валится вперед, всем своим весом, на Робин. — Я сонная, — бормочет она. Робин улыбается и целует ее в лобик. Она берет Нэнси на руки и несет ее в ее комнату, аккуратно кладя ее на кровать. Она сворачивается рядом с ней, проводя кончиками пальцев по горячей коже Нэнси. — Прости что сказала, что ненавижу тебя, — говорит Нэнси, снова позволяя себе закрыть глаза. — Теперь я все поняла. Робин хрипло смеется и целует ее лопатки. — Все хорошо, — говорит она. — Ты мне очень, очень нравишься, Нэнси. Нэнси тихо бормочет: — Ты мне тоже очень нравишься.