Плохое, способное раскрыть хорошее

Арсений любил животных с детства, — это было очевидно по тому, как он себя с ними вёл. Не ловил бабочек вместе с пацанами во дворе, на карманные деньги ещё в юном возрасте покупал корм, чтобы накормить бездомных кошек, а голубям бросал крошки только что купленного хлеба, за что потом прилетало от родителей. Лет с пяти больше любого самого крутого подарка, больше любых денег на день рождения хотел себе собаку, но долгие годы приходилось мириться с тем, что отцу животные не нравились, а мама чихала от небольшого количества пыли в доме, — что уж говорить о шерсти. Но когда Арсения в девятнадцать лет впервые привели на конюшню, что была в его городе, — ему в ту же секунду показалось, что он нашёл место, где ему по-настоящему хочется жить. Сама конюшня была небольшая, да и лошадей здесь было немного, но обстановка, атмосфера и кони, которых так близко Арсений видел впервые, — всё это настолько сильно ему понравилось в тот первый раз, как он здесь оказался, что, ещё не выйдя с конюшни, ему захотелось снова сюда вернуться. Конечно, большой отпечаток наложил долгий рассказ про это место от девушки, с которой он познакомился на днях, которая его сюда привела и которая берёт одного коня в аренду, чтобы учиться на нём ездить. Но само впечатление от этих животных сыграло немаловажную роль, — когда Арсений впервые подошёл к лошади, ему показалось, будто она знает всё, о чём он думает, всё, чего он хочет и всё, что его тревожит, — такие у неё были глаза. Всезнающие. Умные. Умнее, чем у многих людей, что он встречал в своей жизни. Гладить, трогать изначально почему-то было страшно, — та, к которой он подошёл в первую очередь, была не шибко дружелюбно настроена, но негласная поддержка знакомой девушки рядом, её улыбка и наставления, что нужно медленно и без резких движений, оказались очень кстати. Он сделал всё, как было сказано, — осторожно протянул руку и погладил не по лицу, как ему сказали, а по спине, устанавливая какой-никакой контакт с лошадью. Это был первый, но далеко не последний его поход на конюшню. Туда он ходил ещё много раз вместе со своей знакомой, которая всё предлагала ему вместе с ней поучиться ездить верхом, но он же — не решался, знакомясь с этими животными пока более-менее дистанционно, но работать на конюшне уже в тот момент вошло в список его желаний. Доучившись в институте, Арсений переезжает в новый, совершенно незнакомый ему город, и он понимает, что складывается всё удачно, когда в поисках натыкается на большой конно-спортивный комплекс на окраине города, и его маленькая мечта постепенно начинает осуществляться. Он снимает квартиру неподалёку от этого комплекса, а когда приходит туда в первый раз просто как посетитель, — влюбляется в это место с самого первого шага. Простор, — то, что его безумно впечатляет, большое пространство для тренировки на лошадях и около комплекса, и в закрытом помещении, домики и в том числе конноспортивный манеж, которые оформлены в красивом белом стиле, небольшая зона отдыха со столовой, поле рядом и неподалёку лес, где можно покататься на арендованной лошади, — у Арсения от всего этого буквально захватывает дух. Он знакомится с конюхом, — приятная девушка, которая кратко рассказывает ему о комплексе и становится его проводником в это место, потому что после того, как Арсений рассказывает ей о своей любви к лошадям, о своих походах на конюшню в родном городе, — она «по секрету» говорит ему о должности ещё одного конюха, который им требуется из-за большой территории конюшни. Всё складывается идеально, — для Арсения даже странно. Он несколько часов проводит в этом месте, ходит с девушкой по конюшне и слушает, как та рассказывает ему о лошадях, но кивает, когда ему говорят, что если он хочет здесь работать, — это только начало. То, что он бывал в таких местах раньше и как-никак умел контактировать с лошадьми, — безусловно, плюс, но когда девушка знакомит его с хозяином этого комплекса, когда его без особого энтузиазма, но устраивают на работу, — он понимает, что поместить в голову придётся ещё много информации. Ему отдают бумаги, документы, где расписано всё и про каждую лошадь, где сказано, как за ними ухаживать, — отчасти Арсений об этом уже знает, и это ему помогает, — что входит в его обязанности и прочие нужные для этой работы вещи. Информации много, — но это не кажется в тягость, когда он думает об этом месте и осознаёт, как сильно оно его вдохновляет, как сильно он полюбил этих животных, хоть и до сих пор боялся ездить на них верхом. Но контакт находить у него удавалось, — та девушка, с которой он познакомился здесь в первый день, шутила, что это из-за его глаз, — словно лошади только по его глазам определяют, что Арсений не способен ни на какое зло. То, что хозяин не просто рассудительный, а строгий, Арсений понял ещё в первую их встречу, и дело не в том, что он был скептически к нему настроен, — оно понятно, незнакомый ему человек, которому придётся доверить животных своего комплекса, тут у каждого возникнет недоверие. Дело в форме общения, отношении, но Арсений понимает, что основная причина опять же — в том, что он ему совершенно чужой, потому что с девушкой-конюхом, которая как раз и привела Арсения к нему, он общался как отец с дочерью. Да и в принципе у него чёткое ощущение: если бы не она, его бы сюда и не взяли. Постепенно он знакомится со всеми, хоть и проходит всего несколько дней: с работниками столовой, остальными конюхами, несколькими тренерами, и ему уже всё больше начинает казаться, что все люди здесь действительно — как одна большая дружная семья, и он всё больше влюбляется в это место. Хозяин всё ещё смотрит на него с недоверием и скепсисом, но и сам Арсений пытается не допустить моментов, за которые к нему могут придраться, — хоть и всё это в новинку и мелкие косяки неизбежно есть, он старается, не желая потерять свою должность здесь. Но и какого-то подвоха Арсений не ждал, — а этот «подвох» в виде своеобразного проверочного дня, в который не по плану идёт всё, неминуемо наступает. Что этот день будет некой «проверкой» его работы становится ясно сразу, когда ему сообщают, что хозяин, тренеры и часть конюхов везут несколько лошадей на соревнования, так что Арсению придётся пахать в этом месте за нескольких других его коллег. Но с самого начала этого дня, с того момента, как уже в восемь часов все из этого места уезжают, в нём начинает плескаться дикий энтузиазм и уверенность в том, что он справится и оправдает все ожидания, — собственно, ничего сложного здесь и быть не могло. Всего-то должен делать то, что и делал обычно, только теперь без посторонней помощи и охватывать большее количество лошадей, — что здесь сложного может быть? Ему упорно кажется, что ничего, поэтому он совершенно спокойно начинает этот день с ухода за лошадьми. Ему эти животные чуть ли не во снах снятся, — подходя к каждой лошади, он в голове прокручивает все её характеристики, которые выучил за эти дни, перебирает всё от породы и до роста, чтобы не забыть и чтобы получше отложилось в голове. И поначалу всё идёт, как обычно. Некоторые арендаторы приходят за своими лошадьми, чтобы взять их покататься, кто-то приходит «просто посмотреть» и прикинуть, захотят ли они арендовать себе одну из этих лошадей, но всё начинает идти не по плану, когда к ним в комплекс приходит мужчина, собравшийся покупать коня, — что что-то пойдёт не по плану, Арсений, правда, ещё пока не знает. Это была совершенно обычная процедура, — у них, как и во многих других комплексах и конюшнях, есть лошади, выставленные на продажу, только вот обычно продавал их далеко не Арсений, — продавали более опытные конюхи, которые здесь уже давно. Это естественно: он неопытный новичок, которому официально их продажу не доверяли, потому что мало ли: упустит какие-то характеристики, не сможет оказать помощь в подборе лошади, да и прочие факторы, однако, сегодня он здесь за якобы «главного». И Арсений всё сомневается, что правда должен хоть как-то участвовать в продаже, когда довольно презентабельный мужчина в пиджаке и с каким-то лёгким акцентом говорит ему, что приехал посмотреть и, возможно, купить себе лошадь. Сомневается и предлагает мужчине подождать и прийти завтра, ведь кто знает, — вдруг действительно сделает что-нибудь не так. Но когда мужчина говорит ему, что должен уехать уже сегодня, у Арсения в голове возникает не мысль, что, мол, чем он хуже, а возникает желание показать, что он не хуже, показать, что он тоже способен помочь человеку подобрать себе лошадь и продать её, и проверкой ему начинает казаться уже эта ситуация. Если он продаст выставленного на продажу коня, — все будут в плюсе, их комплекс заработает хорошие деньги, а он докажет, что вполне себе способный и заслуживает это место. И в голове уже сцена, как хозяин улыбается ему, пожимает руку и хвалит, пока в реальности Арсений отводит мужчину к стойлам и рассказывает про каждую лошадь, отталкиваясь от предпочтений мужчины и того, для чего ему эта лошадь нужна. Он чувствует себя гордо, чувствует себя на своём месте, находя общий язык не только с животными, но и с людьми, любезно улыбается, отвечает на вопросы и показывает ему одного из лучших коней, — Буцефала, который также у них на продаже. Прекрасный вороной конь с красивой гривой, спокойным характером и хорошими характеристиками, так что Арсений совсем не удивляется, когда мужчина расспрашивает о нём больше, чем о любых других конях. Арсений же, как настоящий Бог маркетинга нахваливает эту лошадь, любезно отвечает на каждый вопрос, рассказывает о родословной, помогает ему прокатиться на этом коне и чувствует себя максимально удовлетворённо, когда мужчина и правда останавливает свой выбор на нём, — для Арсения это первая и самая значимая победа. Впервые он продаёт лошадь и в этот первый раз, как ему кажется, он сделал это без сучка и задоринки, поэтому с до жути приподнятым настроением идёт в бухгалтерию, чтобы достать и помочь оформить мужчине все необходимые бумаги. За недолгие два часа они справляются со всем, что было нужно, — процедура оказывается довольно несложной, после чего покупатель со всеми подписанными бумагами, с паспортом лошади и самой лошадью покидает этот комплекс, оставляя героя-Арсения чуть ли не разрывающегося от гордости со своей победой наедине. И он уже ждёт не дождётся того момента, когда хозяин комплекса вернётся обратно, а он тут справился с тем, с чем даже не должен был справляться, помог заработать комплексу денег и продал лошадь, — он может собой гордиться. И он действительно гордится, даже не предполагая, что всю его гордость хоть что-то способно разрушить. Проходит около двух часов, за которые он продолжает выполнять уже только лишь свои обязанности. В назначенное по расписанию время вместе с едой идёт в сторону денников самых дорогих и самых лучших лошадей, чтобы их покормить, привычно с ними заговаривает, — издержки работы, пожалуй, — и выводит нескольких на прогулку, что также входит в его обязательства. На улице хорошо: нет той жары, которая по ощущениям расплавит кору головы, есть лёгкий ветерок и почти одна природа вокруг, к которой у Арсения отдельная любовь. Он приводит лошадей в открытый манеж, гуляет вместе с ними, гладит, облокачивается о заборчик и подставляет лицо солнцу, умиротворённо улыбаясь, пока не слышит откуда-то сзади голос девушки-берейтора, которая обучает прокатчиков ездить верхом. — Арсений, — он оборачивается к ней и приветственно улыбается через заборчик. — Привет. — Привет. Там мужчина, за конём пришёл, нужна твоя помощь. Хочет забрать своего коня и не может найти. Арсений тут же делает шаги в сторону выхода из манежа, потому что очевидно, что именно он должен помочь, — в данный момент никого из конюхов здесь больше нет, а помогать простым посетителям и решать такие вопросы не входит в обязанности тренера, которая удаляется в сторону столовой. Из-за её фразы «не может найти» брови неизбежно стекают к переносице, потому что в той конюшне все кони должны быть на месте, тех он гулять не выводил, и пусть внутри уже поселилась пусть и не тревога, но лёгкая опаска, ему кажется, что он всё решит в два счёта, — собственно, иначе для него быть не может. До конюшни приходится пройти несколько десятков метров, а у самого входа в неё он уже издалека видит мужчину, но разглядывает его, только подойдя ближе, — чёрная футболка, рюкзак, какие-то бумаги в руках, борода и кепка на голове, — Арсений смотрит и совсем ещё не подозревает, какой хаос внесёт в его день этот мужчина. — Добрый день, меня зовут Арсений, чем я могу помочь? — Здравствуйте, я за конём пришёл, забрать хотел. А ни конюха, ни лошадь найти не могу. — Конюх перед вами, лошадь сейчас найдём. Вы хотели взять на прокат? — Нет, я её покупал, — параллельно они заходят в конюшню, медленно подходят к стойлам и останавливаются там, пока Арсений уже готовится броситься на поиски его лошади, но пока всё ещё не подозревает, что что-то здесь не так. — Пару недель назад, кажется. Вот бумаги. И именно это действие, когда мужчина в кепке передаёт ему бумаги, становится решающим, после которого начнётся полная суматоха, а нервы Арсения станут трещать по швам. Он, совершенно ни о чём плохом не думая, забирает документы из его руки и опускает в них глаза, находя нужные строчки, где написано, что это за лошадь, — и, честно, единственное его желание сейчас — это разучиться читать, потому что тому, что там написано, он не верит. Не хочет верить, скорее, как будто его глаза его подводят, но когда он перечитывает написанное раз в десятый, когда поднимает глаза на мужчину и на свой вопрос: — Буцефал? Получает ответ: — Да. То понимает, что не помнит, когда в последний раз у него выходило так сильно облажаться. Сердце от лёгкого страха и собственной глупости почти перестаёт биться, когда он прокручивает в голове весь сегодняшний день, прокручивает в голове продажу Буцефала и понимает, что даже не посмотрел, числится ли он всё ещё в выставленных на продажу. И что теперь говорить, как оправдываться, понятия не имеет, но мужчина, по всей видимости, замечает побледневшее лицо и глаза, наполненные искренним удивлением. — Что-то не так? Вот и первый прокол, вот и первая ошибка, по которой он продал уже проданную лошадь, и какими словами сообщить об этом первому хозяину Буцефала, он чисто физически не представляет. От тупости, от внимательного взгляда хочется в буквальном смысле провалиться под землю, потому что нужно как-то исправлять, что-то делать, а Арсения учили уходу за лошадьми, но точно не тому, как выходить из таких ситуаций. Он сглатывает, пытаясь увлажнить пересохшее горло, опускает руки вместе с бумагами, размыкает губы, чтобы как-то начать, но кроме матов в голове ничего толком нет. Хотя нет, — есть ещё одно чёткое понимание того, что здесь он не доработает даже до завтрашнего дня. — Понимаете… дело в том, что я… «Самый тупой идиот из всех самых тупых идиотов» — именно так Арсению следует продолжить, потому что именно в этом и кроется весь смысл. Карие глаза человека напротив смотрят на него неотрывным, внимательным взглядом, и пусть мужчина ниже его, — под их давлением Арсений почему-то опускает глаза, не видя никакого иного выхода из этой ситуации. Ему всего лишь… конец. — Я продал вашего коня, — и опасливо снова на него смотрит, в глубине души опрометчиво надеясь на то, что гнев Богов обрушится на него не так сильно, как подошло бы под эту ситуацию. — Вы… что? — Я думал, он всё ещё стоит на продаже, поэтому… — Вы шутите? — Нет. Простите меня, я… Хотите посмотреть других коней? Я могу про каждого рассказать вам, — он чувствует себя так, будто разбил тарелку на несколько частей и пытается склеить её скотчем: очевидно, выходит у него это даже хуже, чем продавать коней. — Вы что, серьёзно продали моего Буцефала и предлагаете мне другого коня? — …Мы можем просто вернуть вам деньги, — Арсений всё старается сглаживать, уже прекрасно замечая появляющееся раздражение и полное смятение на лице мужчины. — Господи, да как вы все здесь работаете, что продаёте чужих коней? — Это моя вина, я недавно сюда устроился и… Мне очень жаль, правда, что я могу сделать? — Как это что вы можете сделать? Верните мне Буцефала, я заплатил за него деньги. — Я понимаю, но… Его забрали буквально пару часов назад. — Да мне без разницы, придумайте что-нибудь. Я целенаправленно покупал себе именно его, не нужен мне другой конь. И Арсений уже с теперь до жути жалостливым взглядом размыкает губы, чтобы ответить, но его внимание привлекает кое-что другое: стук копыт, но который раздаётся не в этой конюшне, не в стойлах для коней, а на улице, хотя манеж, в котором он оставлял выведенных на прогулку лошадей, находится за несколько десятков метров. И вот с этой секунды страшно становится по-настоящему, — он смотрит в сторону выхода из конюшни и, не решив одну проблему с Буцефалом, быстрым шагом идёт к дверям, чтобы увидеть, что нарисовалась и вторая. Пожалуй, даже в несколько раз хуже, чем первая, потому что теперь перед его глазами — три пробегающих мимо лошади в противоположную от манежа сторону. И оказывается, что с Буцефалом были ещё цветочки, с Буцефалом ошибка была не роковая: чего не скажешь об этой, когда он понимает, что только захлопнул, но не закрыл калитку в манеж, из-за чего несколько самых лучших лошадей сбегают в сторону города, а ему даже на воздухе у дверей становится нечем дышать. Вышедший следом мужчина в кепке вместе с Арсением несколько секунд наблюдает за немой сценой того, как лошади бегут прочь, и эта абсурдная картина чем-то напоминает ему какой-то комедийный фильм, только сейчас смеяться ни одному из них не хочется. Арсений понимает: нет, вот теперь ему конец. С Буцефалом можно было придумать хоть что-нибудь, а здесь лошади стремительно скрываются с его глаз, и сделать с этим он совершенно ничего не может: от этого действительно заканчивается воздух в лёгких, а голову поглощает страх, потому что теперь он понятия не имеет, как ему за это отвечать. Побледневшее из-за продажи не того коня лицо становится ещё бледнее, взгляд уже не устремлён вдаль за лошадьми, а расфокусировано плывёт по земле, рукой же — он опирается о дверь конюшни, будто боясь, что ноги его не удержат. — Мне конец. Выдыхает он вполне логичное заключение, надеясь, что он сейчас упадёт и никогда больше не встанет, — мужчина рядом же не позволяет этому случиться, подхватывая его под вторую руку уже с не раздражённым, а едва тревожным: — Эй, эй, эй. Тихо. Что с вами? — Меня убьют. За Буцефала… меня могли просто уволить, а теперь убьют. Чёрт. Я не могу… «Вдохнуть» застревает где-то в горле, но мужчина всё понимает и без слов по сбитому дыханию, тщетной попытке вдохнуть кислород и по тому, как Арсений кладёт ладонь в район своего колющего сердца, физически вместе с тем фактом, что он задыхается, чувствуя только, как чужие пальцы впиваются в кожу чуть выше его локтя. Кажется, что только эти пальцы держат его в какой-никакой реальности и не дают упасть, но что точно: именно эти пальцы не просто ведут, — тащат его обратно в конюшню и усаживают на ближайший стул, оставляя двери открытыми, чтобы шёл воздух, и забирая из ослабевшей руки бумаги на Буцефала. Ногам уже не обязательно держать его, но с той проблемой, что он не может вдохнуть, это не помогает справиться, и создаётся такое ощущение, что пусть если и не умрёт, — в обморок от нехватки кислорода упадёт так точно. Пальцы мужчины уже не впиваются в его кожу, но теперь он чувствует ладонь на плече и слышит голос, на котором, задыхаясь, сосредоточиться тяжело. — Арсений. Слушайте меня, — сделать это, когда пульс херачит под двести, чертовски непросто, но чуть нагнувшийся к нему мужчина не сдаётся, проговаривая громче и чуть строже: — Арсений, — и тогда он впервые с того момента, как увидел сбегающих лошадей, поднимает на него глаза. — Слушай. Всё будет нормально, ладно? — но на это он только паникующее отрицательно мотает головой, потому что вряд ли в этой ситуации что-то может быть «нормально». — Будет. Мы разберёмся. А сейчас просто дыши, хорошо? — Не могу. — Можешь. Давай, медленно вдыхаешь, задерживаешь на пару секунд дыхание и выдыхаешь. Ты не один, мы что-нибудь придумаем, просто дыши. И закрой глаза. И с большей вероятностью Арсению говорят это просто чтобы успокоить, и даже не думают помогать ему разбираться с убежавшими лошадьми, но у него слишком сейчас затуманенная голова, чтобы до этого дойти, поэтому он всеми силами пытается сосредоточиться на голосе, который говорит ему дышать. И он старается, делает, что ему говорят: прикрывает глаза, медленно втягивает ртом воздух, кое-как задерживает дыхание и также медленно выдыхает, а о том, что он не один, ему в первую очередь напоминает лежащая у него на плече рука, за которую он зачем-то в этом приступе паники цепляется своими дрожащими пальцами. — Вот так. Хорошо. Всё хорошо. Молодец. Арсений представить себе не может, как бы себя чувствовал, будь он здесь один, — точно этому приступу паники поддался бы, а сейчас рядом человек, который не даёт ему это сделать, который сжимает пальцами его плечо и неожиданно успокаивает, хотя всего несколько минут назад наезжал из-за Буцефала. И не сразу, но спустя какое-то время приступ паники, совершенно не свойственный Арсению, спадает, и сердцебиение слегка подуспокаивается, а дышать становится чуть проще: что самое главное, теперь получается дышать. Он раскрывает глаза, понимает, что всё ещё крепко держит мужчину за руку, а следом слышит вопрос: — Порядок? Живой? И получается только коротко кивнуть, а пальцы свои он размыкает, только когда мужчина отпускает его плечо и со словами: — Так, сейчас. Опускается на корточки и снимает с себя рюкзак. Арсений — следит за его действиями, замечает красный след своих пальцев на его руке, а дыхание еле-еле начинает восстанавливаться само, а не потому что Арсений его контролирует, но пальцы всё продолжают подрагивать: это становится прекрасно заметно, когда мужчина достаёт из рюкзака бутылку воды и протягивает её со словами: — Держи, попей. Арсений пересохшее горло только рад бы смочить, и сейчас затуманенной голове становится плевать на брезгливость. Он берёт в руки бутылку ходящей ходуном рукой, помогает себе другой, а сидящий на корточках человек внезапно кладёт свою руку поверх его, и тут логично: помогает, делает тремор не таким сильным, чтобы можно было спокойно сделать несколько глотков, но неугомонившееся сердце от неожиданности всё равно ёкает. Он подносит горлышко бутылки к губам, глотает воду и постепенно успокаивается ещё больше, опуская руки с бутылкой к коленям и взглядом снова цепляясь за красные пятна на чужой руке. — Прости. И когда тот вопросительно поднимает брови, — Арсений кивает ему на отметины, которые неосознанно оставил, вцепившись сильной хваткой. Но на самом деле хочется извиниться за большее: и за Буцефала, и за то, что заставил на эти минуты приводить себя в чувства. Мужчина отмахивается, а Арсений понимает, что упустил момент, когда они перешли на «ты». — Лучше? Он снова кивает в ответ на это, опуская голову, и на более-менее трезвый рассудок теперь пытается сообразить, какого чёрта ему теперь делать. — Так. Ладно. Вставай, теперь нужно решить, что делать с конями. И мужчина говорит так, словно это придётся делать им, на что Арсений удивлённо поднимает свои голубые глаза, видимо, решив, что его сейчас так и оставят, что было бы со стопроцентной вероятностью логичнее. — В смысле? — Что «в смысле»? Нам же нужно их вернуть, разве нет? — Но… Я думал… Ты поможешь? — Помогу-помогу. Идём. И ещё не до конца отошедший от шока Арсений понятия не имеет, что говорить и делать в таких ситуациях, поэтому просто сглатывает и послушно поднимается со стула, протягивая обратно бутылку воды. — Я даже… не знаю, как тебя зовут. — Сергей меня зовут. — Меня Арсений. — Это я уже понял. Арсений поджимает губы и опускает глаза к полу, не совсем понимая, — а, точнее, совсем не понимая того, почему мужчина, чьего коня он по ошибке продал, сейчас, кажется, собирается помогать ему в поисках сбежавших лошадей, но задаёт другой, тоже в этой ситуации вполне логичный вопрос, пока Сергей убирает бутылку воды и свои бумаги обратно в рюкзак. — И что нам делать? — Ну, я думаю, что для начала нужно оставшихся лошадей вывести с манежа, чтобы ещё и они не убежали. И тут Арсений, впадая в ещё больший шок, вспоминает: две лошади действительно остались в том незакрытом манеже, откуда трое сбежали, и глаза от этого осознания расширяются, а он тут же кидается к дверям. Но от замеревшего сердца отлегает, когда он видит, что оставшиеся две лошади на месте, выдыхая от этого факта в прямом и переносном смысле: казалось бы, он в ситуации «хуже некуда», но если бы сбежали оставшиеся, хуже быть действительно могло бы. — Хоть с этими повезло. Арсений поворачивает голову на остановившегося Сергея рядом, вздыхает и идёт в сторону манежа, чтобы вернуть лошадей обратно, и всё это происходит в стиле какой-то немой сцены: совершенно чужой человек рядом, который в общем-то не должен здесь находиться, помогает Арсению отвести оставшихся животных в конюшню, а вот у Арсения всё такой же продолжающийся хаос в голове, — что делать, как вернуть коней и сколько шкур с него спустит хозяин, когда обо всём узнает. А ведь он так мечтал работать в таком месте, и как это обычно бывает: мечта разрушается о собственную глупость, а он так и не успел ей насладиться. Теперь уже он уверен на все сто процентов: этого места ему не видать больше, и пока они доходят до конюшни, он оглядывается по сторонам, словно пытаясь запомнить здесь всё, что ему так нравилось. И пытаться найти непонятно куда подавшихся лошадей ему кажется совершенно глупой задачей, потому что… что они могут сделать? На сахарок приманить? Примерно эту мысль он высказывает, когда он замирает, заведя обе лошади в денники. — Арсений. Что? — У нас ничего не получится. Я даже не знаю, с чего начать, хозяин комплекса приезжает вечером, через несколько часов, а я… продал уже проданного коня и потерял трёх лошадей, с которыми что угодно может случиться, а это одни из самых дорогих, я за всю жизнь не расплачусь. Теперь меня вместо них запрягут и оставят здесь есть сено, я просто… — он обречённо вздыхает, почему-то разговаривая с Сергеем так, будто знает его многим дольше, чем несколько минут. — Зря я сюда устроился, я ничего не умею. — Арсений, успокойся Бога ради, что-нибудь придумаем. Я много детективов пересмотрел, сейчас найдём их… по горячим следам. Может, они вообще убежали недалеко. Арсений только усмехается и кивает головой, мол, ага, конечно, потому что кажется уже, что сегодня ничего в его пользу играть не может, но понимает, что выбора у него и правда теперь нет, — возможно, действительно имеет смысл попробовать. Он не верит, конечно, в то, что они сегодня вернут лошадей обратно, но могут сделать какой-никакой первый шаг, могут хотя бы попытаться, потому что в такой ситуации сидеть на одном месте, поглядывая каждые пять секунд на часы в ожидании начальника, будет только сложнее. На сто процентов он уверен только в одном: его сегодня уволят. — Ладно… Давай. С чего начнём? — Со следов. Может, будет видно, куда они убежали. У тебя здесь есть машина? — Арсений хмурится, но в следующую секунду понимает, что пешком идти искать лошадей действительно глупая затея. — Нет. Я сюда только переехал недавно. — И моя не здесь, — и Арсений не ждёт того, что всё решат за него, а думает и сам, но в своей голове доходит только до «такси», а вот у Сергея появляется идея «получше». — Умеешь ездить верхом? — Ну… да, умею, а что? — Тогда запрягай двух коней. И Арсений не глупый, прекрасно понимает, для чего, но отправляться на поиски трёх пропавших коней на двух других — относительно странное предложение, хоть и, пожалуй, единственное в данной ситуации логичное. Только вот по ряду причин ему хочется придумать что-нибудь ещё. — Но мне нельзя уводить их из комплекса. — А чтобы лошади у вас сбегали, можно? После этой фразы — многозначительный взгляд Арсения и его поджатые губы. В принципе он прав — терять особо уже нечего, сам создал огромную проблему, нарушив правила комплекса, и теперь возможность нарушить ещё одно кажется не такой серьёзной, поэтому, всё упрямо продолжая думать над другими вариантами, он вместе с Сергеем выводит две лошади на улицу и запрягает их, беря на всякий случай ещё три узды, если вдруг чудом они найдут бегунов. Но когда всё уже готово, когда он хмурится и смотрит на высокого коня перед собой, то всё меньше начинает быть уверенным в их затее и в способах её осуществления. — Может, всё-таки возьмём такси? — он предпринимает ещё одну слабую попытку, глядя, как легко Сергей забирается на лошадь. — И будем просить остановить каждые десять метров, чтобы искать следы и спрашивать у прохожих? Не лучшая идея. Оно понятно, лошадь — это правда хороший вариант, только вот есть одно «но». — Ты не умеешь ездить верхом. Заключает Сергей, когда видит, как Арсений всё ещё мнётся у лошади, выстраивая в голове тактику того, как хотя бы на неё забраться. Безусловно, животных он любит, но это не значит, что он умеет укрощать тигров и ездить на лошадях. Арсений ничего ему на это не отвечает, потому что ответ в данной ситуации очевиден по одному только неловкому взгляду, которым он прослеживает за спрыгнувшим с лошади после грустного вздоха мужчиной. — Здесь ничего сложного, упираешься ногой в стремя, рукой берёшься за седло, а другой ногой отталкиваешься от земли. Видел же, как залезают? — Видел. — Ну вот давай. Мужчина будто для моральной поддержки никуда не уходит, а остаётся рядом стоять на месте, скрещивая руки, Арсений же — понимает, что делать нечего и с комком неуверенности суёт одну ногу в стремя, проверяя его на прочность, отталкивается другой ногой от земли и кое-как неуклюже залезает на лошадь. Но чувствует себя странно, так, будто упадёт в два счёта, если его чуть качнёт в сторону. — Бери поводья и не бойся. «Легко сказать» — в голове Арсения, но успокаивает тот факт, что мужчина вроде как уже опытный в этом деле, будто знает, что делать не только с тем, как забраться на лошадь, но и с тем, как найти сбежавших, и это едва утихомиривает всё находящуюся внутри панику. Руки хватаются за поводья чуть ли не со всей силы, и он действительно хотел бы как-нибудь попробовать прокатиться на лошади, но не в таких нервных условиях, когда придётся смотреть во все стороны и переживать ещё не только за возможность упасть, но и за коней, которых они отправятся искать. Когда Сергей залезает на лошадь снова в два счёта, Арсений пытается напустить на лицо полную уверенность в своих действиях, но, очевидно, если бы на него посмотрели, кроме «у меня всё плохо» ничего прочитать бы не смогли. И когда они оба оказываются на лошадях, становится очевидно: никто из них понятия не имеет, что делать, но Сергей предпринимает странную попытку, задавая вопрос: правда, Арсений совершенно не понимает, шуточный он или нет. — Так, ну… Если бы ты был лошадью, куда ты побежал? — А, на таком уровне детективы ты смотрел? Тогда-то уж точно найдём лошадей. Кажется, что всё, что у Арсения сейчас есть, — это его паникующий сарказм и всё меньшая вера в то, что они смогут продвинуться хотя бы минимально. Сергей благоразумно не обращает на этот сарказм внимания, только смеряет его своим хмурым взглядом, поджимает губы и со словами: — Идём. Пару раз слабо шлёпает лошадь по боку, чтобы та тронулась с места. Арсений — неуверенно делает то же самое, от внезапности чуть отклоняясь назад, когда его лошадь начинает шагать вперёд. От этого он ещё сильнее вцепляется в поводья и старается не упасть, не чувствуя себя в безопасности, — кто знает, мало ли эта лошадь поведёт себя так же странно, как и те, которые убежали с манежа. Бесполезным и странным занятием Арсению это казаться не перестаёт, даже когда они доходят до того места, где видели коней в последний раз, пока те не скрылись от их глаз, и где видны отметины нескольких пар копыт, а дальше — след уходит в сторону города, где на дорогах вряд ли этот след уже будет виден. А он уже даже не печётся о себе, — надеется, что хотя бы с ними всё в порядке, потому что на улицах города случиться с ними может, что угодно. И от очередных тревожных мыслей об этом он тяжело вздыхает и обеспокоенно смотрит в сторону города, а когда к нему поворачивается Сергей — обеспокоенно смотрит уже на него. — Тихо. Пошли дальше. И Арсений послушно ничего не говорит, нервно теребя пальцами поводья, пока они направляются в сторону города по следам копыт, только уже чуть быстрее: Сергей, будучи опытным в этом деле, давит пятками на бока лошади, чтобы та шла быстрее, и Арсению приходится сделать то же самое, выдыхая тихое: — Чёрт. Когда конь под ним срывается на лёгкий, слабый бег, но для Арсения в первую его поездку это уже много. — Так ты любишь лошадей? — раздаётся откуда-то спереди, и ему приходится посмотреть не на лошадь и не на следы, по которым они идут, а на мужчину спереди. — Люблю. Поэтому сюда и устроился. — Тогда люби, а не бойся. И лошадь тебя полюбит. И именно на этих словах Арсений пытается сосредоточить внимание, потому что научиться ездить на лошади, работая в конюшне и так любя этих животных, правда было бы очень кстати. Люби, а не бойся, и кажется, что конкретно этим словам ему сейчас следовать и нужно. Теперь Арсений примерно понимает, как чувствуют себя полицейские в детективных фильмах, когда теряют последнюю зацепку, когда они доходят до города и никаких следов нигде уже не замечают. Только вот если в кино частенько выбирали «вернуться к началу», то здесь им это точно не поможет, — чёрт знает, что в принципе может помочь. Растворяется призрачная надежда, которую поселил Сергей, предположив, что, мол, может, они вообще убежали недалеко, потому что они оглядываются по сторонам и не видят ничего, что было бы даже отдалённо похоже на коня. Но то, что на них, очевидно, смотрят странно, становится ясно сразу же, как только Арсений встречается взглядом с проходящей мимо девушкой, которая недоумённо оглядывает их, сидящих на лошадях. Что забавно, Арсений конкретно улавливает тот момент, в который взгляд становится ещё более удивлённым, когда Сергей спрашивает у неё: — Извините, вы случайно не видели пробегающих лошадей? И всё, что она делает, это отрицательно мотает головой и уходит, заставляя Арсения мысленно проговорить себе в который раз «глупая затея». — Господи, ну почему хотя бы не в сторону леса? А если их собьёт машина или… не знаю. Да что угодно. — Вот если собьёт, тогда и будешь паниковать, окей? И Арсений с тяжёлым вздохом отвечает ему: — Окей. Но также с неспокойной душой направляется за ним следом, не имея ни малейшего понятия, куда двигаться и куда податься. По мере того, как они продвигаются вперёд, оба пытаются выискать хоть одного человека, который продаёт что-то на улице, — так хотя бы какой-никакой шанс, что этот человек видел, в какую сторону убежали лошади, но как назло ни одного такого на пути не встречается. Обе головы вертятся по сторонам, глаза бегают по людям, улочкам, проходам, они всё продолжают спрашивать у прохожих, но получают только странные взгляды и отрицательные ответы, которые забирают у Арсения последнюю веру в то, что они смогут продвинуться в поисках хотя бы немного. Он снова смотрит в сторону до жути серьёзного и сосредоточенного Сергея, грустно сведя брови после очередного «не видел», но тот только взглядом будто говорит ему тихо, и Арсений не возражает человеку, который даже не должен ему помогать со всем этим разбираться. Проходит не так много времени, за которое они уже начинают понимать, что, скорее всего, изначально поехали не в ту сторону, но не успеют предпринять никаких дальнейших действий, как у Арсения звонит телефон, — и от этого звонка он вздрагивает, а сердце начинает ещё быстрее и ещё неспокойнее биться, потому что больше всего он сейчас боится звонка хозяина, — мало ли, тот вернулся пораньше и уже заметил все те проблемы, которые образовались благодаря Арсению. Но, к счастью, оказывается не прав, — на экране телефона видит номер девушки-тренера, с которой сегодня уже виделся. Пару секунд он думает о том, чтобы не поднять: та, по всей видимости, заметила его отсутствие и звонит спросить, где он, но когда Арсений всё же решается и поднимает трубку, то понимает, что сделал это не зря, когда после приветствия та говорит ему: — Почему кто-то звонит на телефон нашей конюшни и говорит, что видел трёх лошадей, а я сейчас не могу тебя найти? И именно с этой секунды уже почти растворившаяся надежда вновь начинает возвращаться, а оживлённым взглядом он тут же смотрит на внимательного Сергея рядом. — Где их видели? — Арс, что происходит? — Я всё тебе объясню, только потом, ладно? Просто… скажи мне, где видели лошадей. У Арсения совершенно нет желания верить чему-то незначительному, а потом разочаровываться и ругать себя за то что успел предположить, что это их приведёт хоть куда-то, но когда девушка называет пересечение двух улиц, о которых он уже спустя несколько секунд говорит Сергею, то не может не понадеяться, что этот след не бесполезный. Надежда умирает последней — и он надеется, что к самому приезду хозяина не только она у него будет, но и сбежавшие кони. — Это в паре километров отсюда. Идём. Совсем недавно приехавший в этот город Арсений не то чтобы не знает, где эти улицы находятся, — он не знает их в принципе, поэтому доверяется словам более опытного, — по ощущению во всём, — мужчины, следуя за ним в том направлении, куда его ведут, поворачивая направо. Им и правда делать нечего: сейчас они ухватятся за любой шанс что-то отыскать, несмотря на то что лошади могли оттуда уже сто раз убежать. Естественно, там их они не находят, даже проехавшись туда-сюда вдоль двух улиц, — вряд ли они будут стоять на одном месте. Арсению кажется, что если бы он решился куда-нибудь бежать, то точно не стал бы стоять на месте, давая себя поймать. Он бы сел на самолёт, чтобы улететь на другой континент или на поезд, чтобы уехать в другую страну, но, к его счастью, лошади хоть и умные, — точно не настолько, чтобы купить себе билет на ближайший рейс. Так что, очевидно, они где-то в городе. Только где — величайшая загадка. Но в этот раз удача решает им хотя бы немного улыбнуться, и через несколько минут, вернувшись на пересечение двух улиц, чтобы пройтись в ещё одну сторону, они замечают женщину, которая под навесом торгует всякими фруктами и ягодами, и здесь уже появляется большая вероятность того, что она могла видеть лошадей, — ведь тут они пробегали точно. Чтобы не терять время, они идут прямиком к ней, и Арсений буквально слышит в голосе Сергея ту надежду, с которой он задаёт тот вопрос, который задал по ощущениям не меньше пяти десятков раз: — Вы случайно… не видели здесь пробегающих лошадей? — Это ваши? — Наши, — Сергей отвечает, даже не раздумывая, и почти не может поверить, когда женщина указывает ему в сторону противоположной от центра улицы, хотя поехать он хотел почти в противоположную сторону от той, куда ехать надо. — Вон туда они убежали. — Трое? — Да. Честно говоря, это больше всего и удивило. И Серёжа на каких-то радостях, снова цепляясь за эту тоненькую ниточку, чуть ли не в ту же секунду поворачивает своего коня в ту сторону, но всё же успевает бросить искреннее: — Спасибо вам огромное. Так, будто это его личные кони убежали, будто это ему, а не Арсению снесут голову, если узнают, — по ощущениям именно с таким энтузиазмом он пытается их найти, и сквозь нервы, волнение, панику у Арсения всё пробивается удивление от этого и благодарность уже даже за попытку, потому что сам бы — скатился бы в тревогу и вряд ли смог сообразить, что делать, да и город Сергей знает в несколько раз лучше, чем он. Что радует ещё больше, — эта их новая ниточка наконец-то не обрывается в самом начале, а ведёт их дальше, по ощущениям по нужному пути. Они заходят в кафе с большими прозрачными витринами, спрашивают у прохожих, сидящих на скамейках, и каждый раз, когда им показывают в какую-то сторону — внутри надежда разгорается всё больше. Только вот постепенно сходит на «нет» и эта зацепка — людей, которые не отвечают им, а по ощущениям просто хотят покрутить пальцем у виска, становится всё больше, как и сторон, куда могли бы побежать лошади, и спустя какое-то время они уже останавливаются, не понимая, куда податься, потому что, скорее всего, где-то всё-таки свернули не туда. То, что они снова «в тупике» было вполне ожидаемо, но всё также удручающе, Арсений уже перестаёт стрелять глазами по сторонам, а мысли на тему того что «они ничего не найдут», возвращаются на место в троекратном размере. — И что нам теперь делать? Мы опять… ни с чем. Спрашивает так, будто Сергей откуда-то может знать, что им делать дальше, но, оказывается, Сергей будто действительно знает, потому что вместо того чтобы с Арсением впадать в уныние, он достаёт из своего рюкзака телефон и принимается в нём что-то сосредоточенно искать под недоумённый взгляд. — Ты чего? — У меня знакомый мент. С его помощью у нас больше шансов, сейчас мы хотя бы знаем, в какой примерно район они убежали. Попрошу проехаться по улицам, — но Арсений пусть и понимает, что этот вариант — хороший и может даже сработать, смотрит чуть недоверчивым взглядом, крутя в мыслях: «теперь мы даже этого не знаем», на что Сергей отвечает уверенным: — Нормально всё будет. У Арсения кроме как «верить» любым его сомнительным идеям вариантов больше нет, поэтому он, чуть попривыкнув уже к езде верхом, продолжает оглядываться по сторонам, пока ждёт того момента, когда Сергей обо всём договорится со своим знакомым, назовёт район, попросит объехать улицы и скажет «буду должен», и у Арсения мелькает мысль, что, скорее, это он будет должен Сергею за всё, что тот для него делает. Поиски по-настоящему затягиваются, и Арсению вновь и вновь становится интересно, почему удача обходит его стороной. Почему ему на ум не пришла мысль проверить, не продан ли Буцефал, почему он забыл закрыть двери в манеж, почему лошади вдруг надумали сбежать и сбежать по ощущениям очень далеко, почему больше люди не звонят им на конюшню, чтобы сказать, что видели убежавших коней, — вполне вероятно, что они убежали в сторону какого-то безлюдного места, только всё ещё непонятно, куда конкретно. И все эти вопросы вселенной он может продолжать задавать вечно, но ответов он всё равно не получит, а осознание того, что вряд ли у них сегодня что-то получится, с каждой минутой всё больше давит и подтверждается. Они бродят по улицам, продолжают спрашивать и даже натыкаются на тех, у кого уже спрашивали, заглядывают в переулки и ощущают себя так, будто гонятся за каким-то преступником — не меньше. Но Арсений окончательно убеждается в том, что «всё плохо», только в тот момент, когда начинает поникать мужчина рядом, который всё это время подбадривал так, что казалось, будто вот-вот, и они действительно нарвутся на сбежавших коней. Но этого не происходит. А время уже близится к вечеру. Как раз вечером должен приехать владелец конюшни, который мигом распознает, что за несколько часов пребывания здесь в одиночку Арсений успел устроить полную вакханалию, которую исправить будет не так просто. А начинает уже даже постепенно темнеть, когда Сергею звонит его знакомый-мент и говорит: — У меня ничего. Извиняй, объехал все улицы. Возвращаюсь в участок. И Арсений видит по взгляду Сергея, что у его знакомого «ничего», понимая: это было ожидаемо. Но всё равно обидно и отчасти даже неловко перед тем, кто ему помогал весь день, — было бы хорошо, добейся они хоть какого-то результата, тогда все эти старания были бы не напрасны, а сейчас Арсений считай полдня у него отнял и отнял, как оказалось, зря. — Прости. Сергей грустно поджимает губы и опускает глаза, слезая с коня где-то посреди улицы, и Арсений делает то же самое, спрыгивая следом и медленно шагая за мужчиной, что подходит к лавочке. — Брось. Ты вообще не должен был… ну, всё это. И сейчас оба как будто перешли к стадии «смирение», с которой, привязав за поводья лошадей к лавочке, грустно на неё опускаются. Скорее всего, уже сейчас нужно собраться с мыслями и вернуться на конюшню, чтобы с мужеством и достоинством принять все проклятия, которые на него посыплются, — другого выхода банально нет, хотя Арсений всё продолжает сидеть неподвижно и гипнотизировать точку перед собой. — Что будешь делать дальше? — вполне логичный в этой ситуации вопрос, но ответ на него он не находит. — Не знаю. Правда не знаю. Не от меня зависит. Но здесь, видимо, мне правда не место, раз я так… накосячил. — Все косячат. Такое бывает. — Да, но… ошибки нужно исправлять, а у меня… не получилось, — Арсений знает, что у всех людей на любом рабочем месте могут быть промахи, но второго шанса, как ему казалось, заслуживаю те, кто эти промахи умел устранять. — Знаешь, я очень люблю это место. Конюшню. Правда люблю. Да, я зарабатываю не так много, как мог бы, мне говорили об этом родные, но… я чувствую здесь жизнь. Пусть я и не умею особо ездить на лошадях, но я умею находить с ними контакт, я умею ухаживать за ними, говорить, иногда даже понимать. А здесь было волшебно всё. О таком месте я уже несколько лет мечтал. И говорит с очевидной грустью в голосе, прокручивая в голове те дни, что пробыл здесь, но за которые не успел полностью насладиться этим местом. — Когда ты понял, что хочешь работать на конюшне? — В самый первый раз, когда туда пришёл. Это было три года назад, в моём родном городе, та конюшня не сравнится, конечно, с этой, но… я уже тогда полюбил. И лошадей и всё это. — Но ездить верхом ты не учился? Арсений впервые за этот разговор поворачивает к нему голову и даже с лёгкой улыбкой отрицательно мотает головой. И чувствует: когда была надежда их найти, было нервно. Сейчас же, когда смирение, — уже почти спокойно. С ощущением безнадёжности, но спокойно. — Представляешь? Как-то так… получилось. Всегда отказывался, было как-то… не знаю. Если я скажу, что страшно, будет глупо? — Не будет. Первый раз всегда страшно. — А ты? Давно этим занимаешься? — Давно. С детства, можно сказать. И в этой спокойной атмосфере они в первый раз по-настоящему разговаривают. Не бегая за лошадьми, не ища их в переулках, а спокойно сидя на скамейке, как будто этих нервных часов и не было. Сергей рассказывает о том, как сам пришёл к любви к лошадям, Арсений — про самый первый приход на конюшню, знакомство с лошадьми и даже, отходя от темы, — о том, на кого учился. Сергей кажется приятным по общению и хорошим человеком в принципе, — это Арсений понял ещё тогда, когда тот, игнорируя тот факт, что продали его коня, стал успокаивать его и дал понять, что поможет с поиском. И правда ведь помог, — не обязательно поиски должны были увенчаться успехом, он помог, и это уже значит многое. Они проводят так какое-то время, узнавая что-то друг о друге, пока прохожие, чуть ли не выворачивая шею в попытках поглазеть на лошадей, проходят мимо. Арсений — какой-то частью ждёт рокового звонка от хозяина, но вместо его собственного телефона звонит телефон Сергея, который тот достаёт из рюкзака, хмурясь, потому что видит, что звонит ему всё тот же друг из полиции. Но не думает ни секунды — берёт сразу же и прикладывает телефон к уху, слыша, наконец, то, что хотел услышать последние несколько часов: — Теперь ты точно будешь мне должен. И после этого сердце начинает биться в пару раз быстрее, а он сам, не медля, ставит звонок на громкую, чтобы слышал и Арсений, совершенно сейчас не понимающий, что происходит. — Нашёл? — Я позвонил в пару участков, в одном мне сказали, что поступал звонок, знаешь, от кого? — Ну? — Не поверишь. От разгрузчика вагонов. Эти лошади… залезли в товарный поезд и поели оттуда яблоки. Прикинь? Оба моментально поднимают глаза друг на друга, — Арсений почти не может поверить в то, что их нашли, Сергей — не может поверить в сказанные другом слова. — Ты серьёзно? — Да я сам охерел. Короче… попросил я себе это дело, но, я так понимаю, не оформлять и на конюшню не звонить? — Не надо, мы сейчас через несколько минут их заберём. Поезд на станции? — Да, давай, а то они понятия не имеют, что с ними делать. На секунду Сергею думается, что только ради возникшего из неоткуда огонька в голубых глазах и ради неверящей, но искренней улыбки на лице мужчины напротив стоило заниматься всем, чем он сегодня занимался. Ему кажется, будто Арсений прыгать сейчас начнёт от радости или полезет и расцелует, потому что дикое облегчение чувствует даже он сам, хотя кони-то не его. У них получилось, и в это правда спустя несколько часов не верится. — Они что, серьёзно… нашлись? — И, думаю, нам лучше поторопиться. Голос Сергея как голос разума горит правильные вещи, не давая и шанса Арсению поступить как-то иначе, пока внутри теперь уже не надежда: самое настоящее знание того, что если какая-нибудь неудача не встанет на пути, они сегодня вернут лошадей домой. Именно за этим без промедления они поднимаются с лавочки и вновь залезают на коней, Арсений — уже как более-менее привыкший за эти часы с лёгкостью забирается и совершенно без какого-либо страха чисто на волне эйфории направляет лошадь в сторону станции и едет следом за Сергеем, пока улыбка всё не в состоянии сползти с губ. Вспоминает свои же мысли, как думал о том, что он бы в свою очередь, если бы решил сбежать, сел бы на поезд, чтобы уехать подальше отсюда, и к его удивлению к ответу он в тот момент был чересчур близок. Ему почему-то хочется смеяться. То ли от радости, то ли в принципе от комичности ситуации, потому что со стороны это правда выглядит забавно, но теперь резко открывается второе дыхание, и в голове отдаётся «не всё ещё потеряно», хотя дойти до этой мысли Арсений уже не ожидал. Они едут до станции в каком-то тихом ожидании и предвкушении, которое отчасти чем-то смахивает на переживания, — чувства похожие, такой же волнительный трепет внутри, только теперь приятный и не нервный, нежели было всего час назад. Арсений уже почти не боится, что случится что-то плохое, — кажется, что сегодня достаточно неприятностей случилось, и есть надежда, что вряд ли на него свалится очередное наказание за свою оплошность, только вот кое-что всё же заставляет его сердце волнительно содрогнуться: когда они едва-едва подъезжают к станции, у Арсения звонит телефон, и он видит отобразившийся контакт начальника, с чуть испуганным взглядом сообщая об этом Серёже. — Не отвечай. Лучше вернёмся с конями в конюшню и там разберёмся. И снова разберёмся, снова вместе, и Арсению думается, что он точно не справился бы сегодня без случайно подвернувшегося мужчины, который помог ему не только физически, — морально, успокаивая всю дорогу. Сейчас ему снова кажется, что Сергей знает лучше, именно поэтому он отключает звук на телефоне и убирает его в карман, перебирая поводья от томительного чувства, что вот-вот. И когда уже издали, пройдя за Сергеем в том месте, где нет забора, он видит трое своих коней, от одного подтверждения того, что они в порядке, он уже почти полностью расслабляется и выдыхает, счастливым взглядом перекидываясь с мужчиной рядом. Становится уже не так важно, что скажет ему хозяин и какими словами обматерит, — его удовлетворяет тот факт, что с ними ничего не случилось и что сегодня он вернёт их домой после их и после своего долгого путешествия. Что удивляет и восхищает, чему Арсений хотел бы у него поучиться: Сергей снова разбирается в буквальном смысле со всем, объясняя всю ситуацию и извиняясь, пока Арсений чуть ли не с объятиями накидывается на пропавших коней, поглаживая их по бокам и совершенно беззлобно причитая на тему того, что, мол, как сильно они его напугали. Мужчина грузчик, с которым разговаривал Сергей, смотрит на всё происходящее, смотрит на Арсения совершенно непонятливо, глазами выражая, что всё это «странно», будто смотрит на человека, сошедшего с ума. Серёжа же — молча смотрит на Арсения с мягкой улыбкой и тёплым взглядом, будто смотрит на самого светлого и искреннего человека, которого только встречал. Он же замечает оба этих взгляда, на контрасте видя колоссальную разницу, и от этого карим глазам улыбается в ответ. До безумия нервный и насыщенный день постепенно начинает заканчиваться на удивление спокойно и размеренно. На улице всё больше темнеет, пока они надевают на трёх коней взятые с конюшни уздечки и небыстро шагают со всеми пятью лошадьми в сторону конюшни, даже не думая о том, как долго им идти. И по дороге, вдыхая свежий и прохладный из-за наступления вечера воздух, они вновь разговаривают, только теперь уже максимально расслабленно и без каких-либо задних мыслей. Тихое, но волшебное сияние внутри из-за приятной усталости и победы в этой нелёгкой борьбе за лошадей так и напоминает Арсению о том, что этот день он ещё долго не забудет, если забудет в принципе, как и человека, который по его внутренним ощущениям сделал для него достаточно многое. У него вылетает из головы начальник, который явно будет недоволен пропажей лошадей и тем, что Арсений не отвечает на звонки, у него вылетает из головы в принципе эти звонки от начальника, у него вылетает из головы страх за то, что будет дальше, потому что сейчас, в данную минуту ему хорошо. Он чувствует себя человеком, который не то что спас, — сделал это откровенно не он, — помог спасти планету. Сколько они идут, никто из них не знает, — банально не достают телефоны, чтобы посмотреть на время, — но когда они оказываются недалеко от конюшни, на улице уже практически совсем темно, а в ногах от усталости тянет, и даже когда они находятся уже меньше чем в полукилометре от того места, откуда уехали долгие несколько часов назад, внутри Арсения нет никакого волнения. То ли потому что косяк исправлен, то ли из-за человека рядом, с которым по ощущениям совсем не страшно, — по крайней мере до того момента, как он не видит в нескольких десятках метров начальника, идущего в их сторону. Теперь уже мозг Арсения активно начинает соображать, что говорить и как оправдываться, потому что теперь дело только за ним, и разбираться с этим человеком тоже лишь ему одному, — это точно не забота Сергея. По сути, ничего из сегодняшнего не было заботой Сергея, но даже сейчас Арсений поворачивает голову на успокаивающий голос рядом: — Скажи, что просто выгуливали их. Здесь, по округе, — и только теперь Арсений впервые задумывается о том, что если он грамотно выстроит своё объяснение, действительно будет шанс, что его не уволят, и это странное ощущение: за полдня он к мысли, что здесь работать больше не сможет, уже привык. — Думаешь, он мне поверит? — Не твои проблемы, если нет. — Ошибаешься. Если он мне не поверит, — это будут как раз мои проблемы. Арсений усмехается и снова смотрит вперёд, уже по походке замечая недоброе настроение хозяина, который подходит и встаёт напротив с разведёнными руками и раздражённым, совершенно непонимающим выражением лица. — Здравствуйте, — изначально он быстро здоровается с Сергеем, уже через секунду обрушивая своё негодование на Арсения в виде одной-единственной фразы, но которая уже говорит Арсению многое: — Ты где был? И Арсению приходится импровизировать, выдумывая на ходу, но внутри он не чувствует должного страха, который в этой ситуации должен быть, ­­— он как будто заряжается каким-то спокойствием и умением решать проблемы от Сергея, что стоит в шаге от него. — Мне очень жаль, я… ко мне пришёл мой знакомый, и я показывал ему лошадей здесь, недалеко. Но не уследил за временем и поэтому… получилось так поздно. — Я звонил несколько раз. — Да, простите, я только недавно увидел. Звук был выключен. Арсений несмело пожимает плечами и понимает, что будь они здесь один на один, его начальник не отпустил бы ситуацию так просто, а, скорее всего, вывалил бы ему очевидные нотации на тему того, как безответственно уводить лошадей, покидать территорию конюшни в рабочее время и не отвечать к тому же на звонки. Но сейчас тот только прожигает его долгим взглядом, и Арсению требуются оставшиеся силы, чтобы его выдержать и не казаться испуганным котёнком, у которого читается на лице «я чуть не проебал лошадей». Но ему везёт, потому что по этому поводу ему больше ничего не говорят, но вместе с этим ему откровенно не везёт, ведь он слышит кое-что другое, сказанное тоже весьма недобрым и многообещающим голосом: — Ладно. А почему в отчётах лежит бумага о продаже коня Буцефала, если он уже продан? И вот здесь Арсений чувствует себя так, словно на большой скорости врезается в кирпичную стену, потому что совсем забыл, что предстоит оправдываться ещё и за это, — был так занят тем, что нужно вернуть пропавших коней, что совсем вылетела из головы первая оплошность, с которой непосредственно всё и началось. И здесь ведь ничего не придумаешь, здесь ему действительно предстоит признать, что он облажался, рискнув продать коня, хотя не должен был в продажу вмешиваться в принципе. Потому что он недостаточно опытный, и именно это привело его к этой ошибке, которую тоже придётся исправлять: по всей видимости, возвращением Буцефала и тысячами извинений перед человеком, который его сегодня купил. И за эту ошибку его уволят, — учитывая ещё и предвзятое отношение начальника к нему, а мысль «вдруг смогу выкрутиться и остаться здесь» тут же улетает. Он на секунду кидает грустный взгляд на Сергея, будто ища поддержки, и опускает глаза, уже готовясь говорить, объяснять то, что натворил, но быстрее, чем он успевает это сделать, Сергей понимает одну вещь: он почему-то не хочет, чтобы этот грустный взгляд задерживался на лице Арсения надолго. Ему хочется вернуть ту счастливую улыбку, как когда они только-только узнали, что лошади нашлись. И какого-то чёрта это сейчас оказывается в приоритете. — Это моя вина, — и две пары глаз резко смотрят на него. Владелец конюшни — заинтересованно, Арсений — в ахуе. — Я хозяин Буцефала — Сергей Борисович Матвиенко, но я пришёл сегодня сюда со своим другом, и Буцефал ему так понравился… что я просто не смог ему отказать, и Арсений, — он смотрит в голубые глаза на пару секунд, находя в них слишком много всего, — Очень сильно нам помог и оформил бумаги на него. Арсений будто одним взглядом пытается спросить, какого чёрта он делает, не верит и совершенно не понимает, почему, ведь он действительно очень сильно облажался с его конём, а теперь после этого этот мужчина его ещё и защищает, — он как будто попал в какую-то сказку с хэппи эндом. И от этого не может ничего сказать и отойти от ступора, в котором он сейчас находится, только видит, что его слова работают. — …Ладно. Хорошо. С вами уже расторгли договор? — Пока не успели. — Тогда зайдите сейчас, всё сделаем, — и пока сердце Арсения в шоке и с трепетом быстро стучит, пока он ощущает себя потерянным ребёнком, которого спасает взрослый человек от страшного дяди, этот дядя спустя несколько секунд молчания и раздумий его окликает, заставляя сосредоточиться на реальности. — Арсений, — и Арсений поднимает глаза в ожидании какого-то своего приговора, но мужчина будто не торопится: достаёт из кармана телефон, что-то в него записывает и, наконец, не поднимая глаз, говорит ему: — Завтра выйди на час раньше, Александра объяснит тебе всё про продажу лошадей. И Арсений, который ждал чего-то плохого в свою сторону, снова ощущает себя так, будто его внезапно ударили под дых этими неожиданными словами, поэтому единственное, что может вымолвить, это негромкое: — Хорошо. Но продолжает растеряно смотреть, словно ему сейчас скажут, что это была шутка, и его увольняют, — именно в этом он и был уверен последние несколько часов, но вместо этого ему бросают последнее: — И этих коней заведи обратно. И оставляют их вместе с Сергеем, — главным спасителем сегодняшнего дня, — наедине. К своему спасителю Арсений тут же поворачивается, стоит начальнику отойти на несколько шагов, потому что всё ещё хочет понять, какого чёрта его на это сподвигло. — Что ты делаешь? А как же… Буцефал? Это же твой конь. И он совершенно не понимает, чему улыбается Сергей, долгим взглядом смотря в эти голубые, потерявшиеся и удивлённые глаза. Как и многого другого не понимает тоже: ну как можно потратить несколько часов на помощь абсолютно незнакомому человеку, когда не было известно, увенчается ли эта помощь успехом? Как можно отказываться от своей лошади, просто чтобы… что? — А это твоя мечта. И знал бы Арсений, что на это отвечать и как реагировать на то, что человек, который знает его несколько часов, ради его мечты отказывается от своей лошади. Чувствует себя от этого странно: отчасти неловко, смущённо, но до каких-то самых глубоких точек души приятно. Он вдруг опускает глаза, пытается утихомирить небольшую бурю внутри, а тихий трепет и такая же тихая радость от того, что он остаётся на этом месте, ложится на сердце и заставляет дёрнуть уголками губ, пока он снова рискует поднять глаза на Серёжу. — Спасибо. Правда, для меня это очень много значит, и я даже не знаю, как за всё это тебя отблагодарить… — Можно тоже одну просьбу? — Арсений чуть хмурится, но отвечает ему: — Конечно, — думая, естественно, что тоже должен чем-то ему помочь в ответ за всё это, но получает неожиданное: — Сходишь со мной поужинать сегодня? И на секунду даже думает, что не так услышал, но когда понимает, что Сергей именно это имел в виду, почему-то с до жути застенчивой улыбкой опускает глаза на свои руки, взволнованно цепляясь пальцами друг за дружку. Он и сам действительно не хотел после этих часов расставаться с ним навсегда, за такой короткий срок, за эти разговоры и эти жесты, которые не могут не удивлять, что-то внутри успело тоненькой ниточкой к нему привязаться. — Я не против, — и рискует всё-таки поднять глаза, чуть пожимая плечом. — Тогда… через сколько закончишь? — Да тут… минут пятнадцать, думаю. Отведу лошадей, накормлю, да и… всё. — Я как раз подпишу за это время бумаги. Встретимся здесь? И это удивительно: всё наладилось так же резко, как и испортилось, слишком внезапный случился переход от хорошего к плохому и потом снова к хорошему: даже лучше, чем было. Потому что завтра его посвятят во все тонкости продажи, потому что теперь он видит, что даже из слишком сложной ситуации есть выход и потому что теперь он идёт сегодня ужинать с человеком, искрящимся чем-то добрым, светлым и тёплым, что Арсения как-то внутренне очень сильно притягивает. Поэтому он даже не думает, когда кивает и провожает улыбчивым взглядом и улыбчивой улыбкой, от которой сквозит счастьем и теперь уже точно настоящим спокойствием. Он оглядывает безграничные просторы вокруг, медленно втягивает носом свежий воздух и на несколько секунд прикрывает глаза, в очередной раз ощущая: он там, где должен быть. И отчего-то через секунду мелькает странная мысль: спустя пятнадцать минут он будет с тем, с кем должен быть.