* * *
Брагинская не лгала Вуку, но всё равно чувствовала некоторую недосказанность. Ей правда не нравились крупные города: вечно куда-то спешащие люди, яркие трамваи и автомобили, похожие на громадных жуков. Суета. Бесконечная бессмысленная беготня наполняла эти бездушные муравейники, застроенные серыми пятиэтажками и уродливыми магазинами со светящимися вывесками. Ане не нравились большие города так же сильно, как интересовали мелкие. Спокойные с размеренным темпом жизни они напоминали ей корабли, качающиеся на волнах бескрайних лесов и пшеничных полей. Есть в них какая-то загадка, придающая особого шарма. Но душа девушки тянулась к иному. Брагинской несколько раз приходилось переезжать. За свою жизнь она успела повидать и столичное великолепие, и мертвенную пустоту заброшенных сёл, и душевность коммунальных квартир в небольших городках, но всё было не то. Анна никак не могла забыть резную деревянную избушку, в которой провела детство. Вой ветра и шелест листвы за окном, шуршание пряжи и стук веретена; приветливые соседи, угощавшие их мёдом и яблоками – всё хранилось в сердце и спасало от безумия в тяжёлые дни. Неудивительно, что когда правительство решило предоставить ей право выборать место жительства, Аня сразу же кинулась искать плодородный участок на родной земле.* * *
Спустя неделю после окончания бумажной волокиты её вызвали на ковёр к начальству. Денег мол нет, дом ставь на свои гроши. А за те, что потрачены лети в неоплачиваемую командировку. Стоит ли говорить о том, в каком расположении духа она туда явилась ? "Вопросами не грузили, и на том блять спасибо", – думала Брагинска, выплывая из зала как грозовая туча. Европейские коллеги благоразумно сторонились её, не желая попасть под раздачу, но без приключений выйти из здания ей всё же не удалось. – Анья-я-а-а-а – раздался настойчивый окрик со стороны второго этажа, когда Брагинская, негодуя на отсутствие лифта, спускалась по ступенькам вниз. – Чего тебе ? – грубо буркнула Россия, не узнав Вука по голосу. – Чего-чего... даже поздороваться не хочешь ? – попытался скрыть своё недоумение за бессмысленным потоком слов серб. – Почему злая такая ? Приставал кто ? Или я уже чем-то насолить успел ? – смятение стало уступать место обиде на столь неласковое обращение. – Ой, Сербия ! Извини, сразу не признала. – заулыбалась Анюта. – Во-о-от, это уже совсем другое дело. – удовлетворённо протянул Мишич. – А что всё-таки у тебя стряслось, душа моя ? – Да вот начальство чудит... – начала свой рассказ Брагинская. Вук с несвойственным ему интересом выслушал сию эппопею. Он знал, что заставить Аннушку излагаться матом было не так уж просто, особенно правительству, которое она всегда любила и уважала. Потом пару раз кивнул своим мыслям и вызвался помочь с установкой, по крайней мере, забора. Он понимал, что в строительстве, как и в ремонте, бывает всего две крайности: "Нет, нет, не надо помогать, я сама вкручу лампочку, сама передвину стол, сама построю самолёт и улечу в Антарктиду". С этим вариантом он сталкивался гораздо чаще, чем со вторым. Однако учитывая эмоциональное состояние его дамы, нужно быть готовым и к гиперактивности: "Так, мы поставили забор, теперь надо вырыть яму под фундамент, посадить три сливы, сбегать за арбузом в Астрахань, потом по пути захватить Польшу, Казань и килограмм абрикосов". Ни того, ни другого расклада, Вуку, ясное дело, наблюдать не хотелось бы, но позволить Аньке в одиночку строить дом он не мог чисто по моральным принципам. Там куча тяжёлых досок, а то и железа, надсадится ещё. К тому же, от одной мысли, что это чудо научится орудовать топором, его трясло как осиновый лист. Его самого, конечно, краном не охаживали, но вот Болгарии пару раз доставалось. Сербия братца недолюбливал, однако смотреть на просвечивающие через рубашку гематомы без слёз не мог (поэтому попросту и не смотрел, только вслед ему плевал... с сочувствием).* * *
Солнце клонилось к закату, дневной шум уступал место ночной тишине и сизый туман постепенно окутывал просторы русских полей. Сербию, уже успевшего проредить морковь, подвязать несколько слив, вскопать пару грядок для укропа, петрушки и ещё какой-то зелёной дряни, начало клонить в сон. Он было собирался пойти в дом, как за спиной раздался звонкий голос, явно чем-то воодушевившейся Аннушки: – Слушай, а давай сегодня варенье сварим ? Крыжовника много уродилось, да и смородина не подвела. Вон-а её сколько, кусты аж от тяжести ломятся ! – Угомонись, женщина ! Ты меня вчера по приезде восемь часов из-за стола не выпускала, и то не всё впихнула. Я понять не могу, ты всех гостей как на убой кормишь, или только меня ? – Только самых дорогих. Джонс от меня голодный вылетает. – И побитый ? – ухмыльнулся во все тридцать два Вук. - И побитый. – подтвердила русская. Пару минут спустя Сербия всё же сидел у колючего куста и с недовольной миной обдирал крыжовник вместе с листьями. В его голове вертелась одна простая истина: "Каким бы сильным и гордым ты не был, а против баб и русского, мать его, гостеприимства не попрёшь."