I wanna ruin our friendship

      Бакуго в который раз вытирает свои потные ладони о штаны, уставившись в свой чистый лист для замёток по лекции гражданского права. Чтение лекции Мика так и остаётся без внимания.       БОльшую часть лекции он был не в состоянии сосредоточиться на предмете, в голове было лишь обещание, которое Каминари заставил дать перед лекцией: «Пообещай мне, что признаешься Тодороки сегодня!»       А он никогда не нарушает обещаний.        С самого утра Кацуки безуспешно пытался поймать Тодороки наедине. Каждый раз, когда он подходил к нему, кто-то из друзей половинчатого встревал между ними. И сейчас, у них была последняя пара, а у Бакуго заканчивалось время. Если он только не желает дождаться вечера и неизбежно выблевать свой ужин от нервов.        Он хрустнул пальцами руки, решаясь ещё раз взглянуть на Тодороки; два стола перед ним, два ряда слева.        Хорошо, что Тодороки не обращал на него внимания. Уставившись в окно, он подпёр подбородок рукой, а глаза лениво следили за падающим снегом.        Половинчатый всегда любил снег.        Со своего места, Бакуго мог видеть только правую сторону его профиля, облачно-белые волосы падающие на ясный серый глаз и белоснежные ресницы. Ему всё также шла эта причёска из-за которой Деку продолжал приставать к нему, как бы Бакуго ни ненавидел соглашаться с ним. Кацуки также знал грустную причину его отвращения к этим причёскам. Может, в конечном итоге он расскажет.        Он с небольшим удивлением наблюдал, как веки Тодороки опускаются всё ниже, и ниже, пока в конечном итоге не закрылись полностью и его голова не склонилась в бок. Лёгкая ухмылка невольно заиграла на губах, когда хватка Шото в руке ослабла и карандаш выпал из неё, покатившись со стола. Тодороки даже не вздрогнул от шума падения предмета, уже полностью погрузившись в сон.        Бакуго с неподдельным интересом продолжал наблюдать, как подбородок двухцветного соскальзывает с его руки. Он выжидающе смотрел на это, пока чужой подбородок был уже на гране.        И всё же, голова Тодороки до конца соскользнула с его руки и она с грохотом ударилась о стол.        Смех разжился по всему классу, Шото резко выпрямился, а стул чуть не опрокинулся, когда он с шумом откинулся назад. Мик обернулся, подняв брови и уже готовясь что-то сказать ему, как внезапно пронзительно и громко прозвенел звонок, избавив Тодороки от дальнейших разборок.        Класс наполнился шумом, когда ученики начали вставать, чтобы уйти, поспешно запихивая учебники в сумки и выходят в заполняющиеся другими учениками коридоры. Как бы то не было, наступила реальность, и радость, которую Бакуго испытывал, наблюдая, как Тодорокт бьётся головой о стол, словно полный неудачник, немедленно рассеялась, сменившись нервозностью. Оглянувшись, он увидел, как Шото потирает красное пятно на лбу, всё ещё не собрав свои вещи.        Сейчас или никогда.        Глубоко вздохнув, Бакуго перекинул сумку через плечо и пошёл через весь класс.        Он прошёл половину пути, прежде чем развернуться на пятках и быстрой уйти.        Нет. Нет, нет, нет.        Он чувствовал, как его лицо горело, руки были в опасной близости от взрывов и лишь наделся, что снаружи он выглядит не слишком беспорядочно.        Внезапно, чья-то рука жёстко хлопнула его по плечу, втащив обратно в класс.        — Какого чёрта? — Бакуго сплюнул, свирепо смотря на Киришиму и Каминари, что стояли перед ним с широкими улыбками, которые он хотел бы стереть с их лиц, — Ох, чёрт возьми…        — Мужайся, бро!        — Ты обещал! — крикнул Каминари.        — Заткнись! — прошипел Кацуки, оглядываясь через плечо Эйджиро, чтобы убедиться, что Тодороки всё ещё тупит в стену.        — Мужики никогда не отказываются от своих слов! — восторженно сказал Киришима.        — Заткнись!        Как раз в этот момент, когда Бакуго уже завёл руку для уже хорошо поставленного удара, ладонь на его плече напряглась и толчком развернула.        — Ты справишься!        — Увидимся!        Дверь за ними захлопнулась с чувством завершённости.        Тяжело сглотнув упрямый комок в горле, Кацуки повернулся и медленно пошёл вперёд. В пустом классе его шаги отдавались громким эхо. Тодороки даже не услышал приближающихся шагов, да благословит его Господь.        Когда он уже стоял прямо перед Шото, тот всё ещё каким-то образом не заметил его, потому Бакуго пришлось кашлянуть, дабы его заметили.        — Что за, чёрт возьми, с тобой происходит?        Не успели слова слететь с его губ, как он сморщился от самого себя.        Отличное начало, Кацуки. Отлично, блять, начало.        Покрайне мере, он наконец привлёк внимание Тодороки, который посмотрел на него с неким удивлением на лице.        — М?        Бакуго усмехнулся. Смазливый идиот.        — Ты грохнулся лицом в стол, помнишь?        — Ох, — Шото моргнул, — Ты видел это?        — Все видели, двумордый. А тот, кто даже и не видел, прекрасно слышал, — он раздражённо вздохнул, — Честно говоря, кто, блять, так делает?        Тодороки зевнул и без особого энтузиазма, потирая глаза ото сна, спросил:        — Ты что-то хотел?        Бакуго сжал челюсть. Подкалывание творило чудеса, подавив бабочки в животе, но только на время, они вновь вернулись.        — Да, — он снова откашлялся. Боже, да что с ним не так, — Я должен тебе кое-что сказать.        — Ох, хорошо.        Они уставились друг на друга; кристально-голубой и жемчужно-серый глаза встретились с кроваво-красными.        Чёртовы бабочки вышли из под контроля.        — Хорошо, — медленно повторил Тодороки через пять, казалось бесконечных секунд, — Что такое?        Бакуго про себя долбанулся головой о стену, причём несколько раз и как можно сильнее. Это было настоящим благословением, что у Шото была абсолютная нулевая социальная осведомлённость, ибо он искренне не понимал насколько сейчас неловкая ситуация между ними.        — Просто дай мне чёртову секунду, Боже! — прошипел Кацуки, разорвав зрительный контакт, чтобы взглянуть на край стола. Он зацепился взглядом за тетрадку Тодороки, в верхнюю часть неопрятных записей парня, в смятые уголки от вечной возни с ними, в рисунки на полях. А ведь, он никогда не задумывался, что Шото мог рисовать маленькие сердечки и снежинки там.       — Хорошо, — вновь повторил парень, выводя блондина из раздумий.        Он сходил с ума.        — Чёрт возьми, это всё, что ты умеешь говорить?!        — Прости.        Вытащив руки из карманов, чтобы вновь вытереть их о брюки, Кацуки заставил себя поднять взгляд на Тодороки. Он прекрасно понимал, что чем дольше они тут стоят, тем меньше шансов у него признаться сегодня. Поэтому он делает глубокий вдох, — Я…        — У тебя так уши покраснели, — прервал его Шото. Бакуго нахмурился ещё сильнее.        — Прекрати смотреть на мои уши!        — Ты в порядке? — Тодороки чуть наклонился, — Ты ведёшь себя очень странно.        — Я не странный! Просто… — его горло сжалось от этих слов. Ты мне нравишься. Ты мне нравишься, но я не могу этого сказать. Почему я не могу это произнести?!        — Я больше не хочу быть просто друзьями, — выпалил он вместо этого.        — Что-то не так? — смущённый звук вырвался из уст Кацуки, когда он осознал, что сказал это в слух.       — Ничего!        — Хорошо, — снова ответил Тодороки, — Тогда почему ты больше не хочешь быть друзьями? Это потому что я ударился головой о стол?        — Какого чёрта? Нет! Меня это не волнует! — Тодороки слегка наклонился вперёд, а Бакуго откинулся назад.        — Тогда почему? — блонлин больше не мог это терпеть. Наконец, он хлопнул ладонями по столу Шото и закричал:        — Потому что ты мне нравишься!       Блять.        Слова разнеслись эхом по пустому классу, отскочив от Бакуго и оседая во внезапно ставшем слишком маленьким пространстве между ними.        Глаза Тодороки расширишь до размера блюдцев.        Либо время и правда остановилось, либо двухцветный и не собирался ничего отвечать, ибо пять секунд уже прошли в этой давящей тишине.        — Ты идиот, так что, блять, я объясню это по буквам на всякий случай. Я хочу тебя поцеловать.        У Тодороки отвисла челюсть. Румянец разлился по его щекам. Бакуго никогда не видел ничего подобного на глупом лице Шото, и при любом другом раскладе он бы наслаждался этим. Но даже с колотящимся пульсом в висках и тошнотой, он не мог отвести взгляд.        Странная смесь горячего и холодного, постоянно исходящая от Тодороки, внезапно усилилась, почти выбив воздух из легких Бакуго, когда он врезался в него и заполнил комнату.        О боже, он разозлился? Блять. Это была огромная ошибка, да? «Это была ошибка, это была ошибка, это была ошибка» гудел мозг Бакуго.        — Ты хочешь меня поцеловать? — прошептал Тодороки.        — Д-да, — Боже мой, я что, только что заикался?! Бакуго быстро опустил голову, стиснув зубы. Я должен извиниться. Я должен, блять, извиниться и никогда больше с ним не разговаривать. Я должен сменить имя и уехать из этой чёртовой страны.        Не смотря на то, что ему было незаметно тяжело со всем этим грузом, он буквально спал с его плеч. Это было признание, которое он откладывал годами. Это было что-то, что жило в его голове с тех пор, как он встретил этого парня. Это вертелось у него на кончике языка каждый раз, когда Тодороки смотрел на него, каждый раз, когда они разговаривали, на каждом ночном занятии, которое заканчивалось тихими признаниями в травмах и неуверенностью, в каждой стене, которую Шото ломал только для него, с каждым шагом, который он делал ближе к своему сердцу.        И каким-то образом, всё что для этого требовалось — это глупое обещание другу.        Он не был уверен, была ли это неконтролируемая причуда Тодороки или его собственное бешено-колотящееся сердце, из-за чего ему было трудно дышать, но он чувствовал себя очень легко.        Тодороки наконец открыл рот. Бакуго напрягся в ожидании.        — Так сделай это.        Что?        Глаза Кацуки чуть не вылезли из орбит.        В глазах Шото появился огонёк. Тот, что вспыхивал во время боя, тот, который Бакуго вытягивает из него язвительными репликами и нецензурной бранью.        — Я говорю, что ты можешь…        Не теряя ни секунду, блонлин схватил чужой галстук в кулак, наполовину вытащив парня из стула в отчаянном поцелуе.        Шок, пробежавший по позвоночнику Бакуго был электрическим. Почему губы Тодоррки такие мягкие?        Было действительно чертовски странно, что одна стороны- обжигающе горячая, а другая- ошеломляюще холодная, но Кацуки ожидал этого. Он слишком много думал об этом моменте.        Его желудок делал сальто, бабочки, которые обитали там, сходили с ума. Это было нереально.        Его ладони потрескивали, слегка задевая воротник Тодороки, и мороз распространился по правой стороне лица Шото, но им было всё равно. Время остановилось. Мир вокруг них двоих исчез.        Совсем скоро Тодороки начал тянуть, втягивая в себя глоток воздуха, о котором он забыл, что ему нужно жить.        Бакуго судорожно выдохнул, прижимаясь лбами друг к другу. Он не знал точно, когда его глаза закрылись, но когда открыл, то обнаружил, что Шото уже смотрит на него в ответ.       Господи, как же хотелось, чтобы это длилось вечно.        Взгляд Тодороки скользнул вниз к губам Бакуго, когда он, задыхаясь, прошептал:        — Ещё раз, — Бакуго застонал.        — Чёрт…        Дрожащей рукой он притянул Шото ближе. Стол заскрипел, когда Тодороки был вынужден упасть на него. Другая его рука быстро скользнула по обжигающей челюсти, игнорируя ожог, чтобы наклонить лицо под более удобным углом.        Тодороки ахнул, приоткрыв рот. Приглашение.        Кто Бакуго такой, чтобы отказаться?        Как только он набрался храбрости, чтобы примкнуть к губам Тодороки, воздух пронзил чужой свист.        Пары их глаз распахнулись в лёгком ужасе.        Бакуго тут же обернулся, уронив обгоревший галстук Тодороки.        — НА ЧТО, БЛЯТЬ, ВЫ, УБЛЮДКИ, УСТАВИЛИСЬ?! — закричал он.       Небольшая аудитория собралась снаружи, выглядывая из окна класса, как кучка придурков. Он заметил Серо, Каминари и Мину, которая зажимала рукой рот Киришимы, прежде чем их прервал красноглазый:        — Я, БЛЯТЬ, УБЬЮ ВАС ВСЕХ! — он яростно оттолкнулся от стола и с рычанием закатил рукава.        Как раз в тот момент, когда он набирал скорость, чтобы пойти к ним, Тодороки поймал его за запястье.        — Подожди!..        Ярость бурлящая в его венах, утихла, когда он снова повернулся к Тодороки.        — Что?!        — Ты мне тоже нравишься.        Желудок Бакуго перевернулся. Его сердце воспарило.        Ухмылка расплылась по его лицу, внезапный приступ храбрости заставил его протянуть руку и пригладить волосы Тодороки.        — Увидимся позже, карамелька.        Шото с застенчивой улыбкой отпустил запястье Кацуки и тот тут же вылетел за дверь.       Когда он бежал по коридору вслед за своими глупыми друзьями, его улыбка стала шире, образ румянца Тодороки и милой, застенчивой улыбки запечатлелся в его мозгу.        Люблю тебя, половинчатый.