Пока мы танцуем вальс всю ночь напролет, позволь мне смахнуть поцелуями твои слезы.

“Томиока-сан, мы немного навеселе, не так ли?” Гиюу почти не слышит ее, делая еще один глоток какого-то случайного алкоголя, который дала ему Узуи. Он знал, что это было частью его плана - расколоть его с помощью небольшого количества алкоголя. Ему не нравилось, что это работает. “Хм?” Шинобу вздыхает, садясь рядом с ним: “Что тебе дал Узуи, а?” Она бросает взгляд на его чашку, и Гиюу позволяет ей понюхать. Она давится, явно испытывая отвращение. “Что бы это ни было, на мой вкус, оно слишком крепкое”. Она на мгновение зажимает нос, потому что запах ужасный. Гиюу смотрит на свой стакан и крутит его, наблюдая, как красная жидкость разбрызгивается по его стенкам. Шинобу определенно выдаст Узуи позже за то, что он так сильно его испортил. У звукового столба не было ни единого шанса против нее. Гиюу лениво оглядывается на нее, пристально смотрит на мгновение, прежде чем слегка кашлянуть. Шинобу выглядит так, словно у нее вот-вот лопнет вена. “Привет, Томиока-Сан, есть кто дома?” Она наклоняется и стучит его по лбу. Ее голос смутно звучит в его сознании, но она такая красивая. Он не может не пялиться. Его организм в любом случае испорчен из-за алкоголя. “Да, Кочо?” - бормочет он, ставя свой стакан на стол. “Я хотела спросить, не хочешь ли ты потанцевать со мной”, - говорит она сладко и коротко. Она играет со своим платьем, и впервые в жизни кажется, что она нервничает. “...Ты... хочешь танцевать...со мной?” Это еще не запечатлелось в его сознании, но когда это происходит, он не может в это поверить. Его глаза на мгновение расширяются, но это примерно столько эмоций, сколько он позволяет себе показать. “Нет, я хочу танцевать со стулом”, - прямо говорит она, скрещивая руки на груди. Гиюу так запутался, что почти верит ей, пока не вспоминает, что стулья не умеют танцевать. “Да, я хочу потанцевать с тобой”, - фыркает она, и он наблюдает, как она прикусывает губу в предвкушении. Почему она так странно себя ведет? “...Да. Ладно.” Он думает, что, возможно, Шинобу пытается поставить его в неловкое положение. В конце концов, другие столпы наблюдают (и Обанай готов быть осуждающим в любое время). Шинобу мило улыбается и ведет его в середину бального зала, где на заднем плане играет мягкий вальс. Его трясет, когда он кладет руку ей на талию (он никогда не был так близко к ней), и он не может смотреть ей в глаза, когда она ведет его в танце. Санеми и Обанаи пялятся, в то время как Мистури и Узуи шепчутся друг с другом, как будто они все это спланировали. Есть реальная причина, по которой Гиюу позволил Узуи нагрузить его тоннами алкоголя. Дело не в том, что он не знал, как сказать "нет", но в тот же день он узнал, что Синобу вводила себе яд глицинии, и он не мог смириться с мыслью, что она может умереть. Он старался избегать ее как можно больше, но как он мог не побаловать ее хотя бы раз, пока она была еще жива? Пока у него еще был шанс быть рядом с ней? Тем не менее, он едва может смотреть на нее, и хотя Шинобу говорит ему, что невежливо не смотреть на нее, пока они танцуют, он все еще не может заставить себя взглянуть на нее без слез. Она ослепляет его, когда они кружатся по комнате, ее тонкие черты преследуют его, а ее духи опьяняют. Аромат глицинии навсегда останется в его памяти как “Шинобу”, но сегодня он пахнет только горько-сладким, как смерть. Ее украшения покачиваются во время танца, дополняя ее волосы и глаза, делая это еще более болезненным для него. Она похожа на нежный цветок, который он хочет сорвать и оставить себе. Она так ярко сияет по сравнению с ним, думает он. Он чувствует тепло ее рук и тела, и ему хочется подойти ближе, но он не позволяет себе этого, боясь, что может рухнуть под тяжестью надвигающегося горя. “Томиока-Сан?” Каждый раз, когда она произносит его имя, это добавляет еще одну трещину к человеку, который уже ломался. “Да, Кочо?” - тихо спрашивает он, отводя взгляд в другую сторону в надежде отвлечься. “Ты продолжаешь наступать мне на ноги”. “...Мне очень жаль”. Он отвечает неловко, и его хватка на ней крепче. Сейчас он пытается сосредоточиться на музыке, но мелодия звучит так печально, как будто он притворяется счастливым, но терпит неудачу. Как будто автор знал, что будет танцевать вальс с любовью всей своей жизни перед ее свиданием со смертью. “О, Томиока-Сан, у вас что-то на лице, позвольте мне это убрать...“ Она подносит большой палец к его лицу, и Гиюу почти дрожит от внезапного прикосновения. Его зрение начинает расплываться, а глаза затуманиваются слезами. Его дыхание становится тяжелее, и Шинобу пристально смотрит на него, пока он пытается сморгнуть слезы, но терпит неудачу, когда одна из них стекает по его лицу на ее руку. Она замирает, когда понимает, что он плачет. Его губы кривятся в горькой гримасе, и он поднимает руку к лицу, чтобы смахнуть слезы, но Шинобу останавливает его руку и отводит ее. Они больше не танцуют, они просто неловко стоят посреди бального зала, и все смотрят на них в ожидании. Гиюу не может справиться с таким вниманием, и он рушится под тяжестью своего депрессивного состояния. “Томиока-сан, почему ты плачешь?” Ее голос мягок, и его сердце тает, когда его взгляд, наконец, встречается с ее. Он больше не может прятаться, не сейчас. Стойкий водяной столб наконец-то плачет реками. “...Когда ты собирался мне сказать?” Он хрипит, хотя и тихо всхлипывает, и все еще пытается вытереть слезы. Она делает это для него. “Вот что я тебе скажу, Томиока-Сан?” Она смотрит на него обеспокоенными глазами, она никогда раньше не видела его таким. Как бы сильно она ни дразнит его, она все равно заботится о нем больше, чем кто-либо другой в мире. “Что ты умрешь”. Это эхом отдается в ее сознании. Она не сказала ему нарочно - потому что знала, что он попытается остановить ее. Ее разум мчался со скоростью миллион миль в час, отчаянно пытаясь понять, кто ему сказал. Он выглядит таким преданным. Он хочет отпустить ее - чтобы она сама принимала решения в жизни, но он не может не чувствовать необходимости навсегда защитить ее от всего. Она была единственной, кто помогал ему чувствовать себя в безопасности от всех его проблем, от каждого укола вины, который жизнь подкидывала ему на пути. И именно тогда, когда она встала на цыпочки, чтобы поцеловать его, его страхи утихли, и он был уверен, что временно все будет хорошо. Когда она обхватывает его лицо руками, Гиюу наконец позволяет себе быть рядом с ней. Их губы впервые встречаются, и на вкус она такая сладкая и прекрасная, что он ничего не может с собой поделать. Гиюу тихо бормочет “Я люблю тебя” между поцелуями, и они практически сливаются друг с другом, но Шинобу неохотно отстраняется, вспомнив, что они на публике. “Т-Томиока-Сан...“ - она заикается и прячется у него на груди из-за смущения. “Мы не можем этого сделать, здесь люди”. Гиюу на мгновение задумывается. Люди? ...Вот именно! Они на публике. “...Прекрасно”. Двое неловко расходятся, прежде чем вместе выйти из комнаты. Они никого не обманывают. И, как упоминал Шинобу, там действительно были люди. Санеми упала в обморок от страха, а Гем все это время закрывал глаза Муичиро, хотя мальчику было наплевать на происходящее. Муичиро смотрит в потолок. “Интересно, как называется это облако”. - Говорит он после некоторого пристального взгляда, и, по-видимому, он сходит с ума, потому что облаков не видно. Узуи подсовывает Мицури немного денег, проиграв пари, которое они заключили насчет этих двоих и того, кто сознается первым. Мицури мило улыбается Узуи: “Извини, а не извини”. Узуи надувает губы, скрещивая руки на груди. “Ты такой злой, Канроджи”. “Ты просто большой, плаксивый ребенок”. Она показывает ему язык, и он улыбается. ”Миссия выполнена”. Прошло совсем немного времени, и Шинобу исчезла, как бабочка, которую вы выпускаете на волю. Гиюу сидит у ее могилы. Дует холодный ветер, и он горько плачет. Ему хочется колотить кулаками по земле, умолять землю отпустить ее обратно, чтобы она не принадлежала ей, но это было бесполезно. Он неохотно вспоминает каждую малость времени, которое они провели вместе. И он думает, что мир жесток, и, возможно, так оно и есть. Почему он? Он помнит мать и отца. Цутако. Сабито, Макомо - и теперь Шинобу, его возлюбленная. Ее тепло преследует его, ее призрак мучает его, а запах глицинии сводит его с ума. Он замирает, когда что-то слышит. “Ааааа!” Он смотрит направо и вспоминает, что у него есть компания. На него смотрят два больших, красивых голубых глаза. Малышка, завернутая в разномастное хаори с заколкой в виде бабочки, хлопает в ладоши, удивляясь, почему ее отец расстроен. И на какое-то время печаль его сердца омрачается любовью. Теперь у него есть другая цель, ради которой стоит жить. “Для Шинобу”, - думает Он. Всегда для Шинобу.