Глава седьмая

      Итачи, раскрывая зонт, шагнул под ливень. Вывернул из двора, нашёл глазами знакомую серую машину с тонированными стёклами на другой стороне улицы, двинулся к переходу.       Сидящий за рулём Ямато искренне улыбнулся, стоило приземлится на кресло в прогретом салоне, протянул ладонь для рукопожатия.       — Ну и гроза.       — Ночью должно утихнуть, — кивнул Итачи. Вода била в стёкла окон.       Машина плавно тронулась, вывернула на дорогу и покатилась по шоссе под гул дождя и мутный свет чужих фар.       Впервые они встретились на свадьбе дяди. Итачи тогда не знал ещё никого из друзей Какаши и Обито, но его втянуло в этот круговорот с поразительной стремительностью.       Надо сказать, свадьба сама по себе была запоминающимся событием. Скучать точно никому не пришлось.       — Мой вечный соперник! — орал Гай с крыши «трамвайчика"-Ниссана, размахивая бутылкой лёгкого пива. Из той самой бутылки, как вы могли бы подумать, Гай не сделал ни глотка, нет. Он пока что не был пьян ни на йен. Гай просто был Гаем. По жизни. И уж лучше бы он напился…       Какаши закрыл лицо рукой. Начало не предвещало ничего хорошего. Итачи, приобнимающий его за локоть, смотрел на Майто с живым интерсом. И это пугало ещё больше.       — Я бесконечно рад за тебя! — Гай в сердцах махнул полной бутылкой, окропляя наиболее везучих и ближестоящих благородных хмелем. — Пусть сила юности… — Какаши испытал стойкое желание закрыть еще и уши. Уши Итачи.       Во дворе, как назло, стояла просто могильная тишина, только что-то тихо бормотал(и) Зецу. Все слушали свадебное поздравление, не предназначавшееся, однако, жениху и невесте, затаив дыхание.       А Гая уже несло в дебри.       — Я так счастлив, что та бесконечнейшая череда твоих пышногрудых спутниц была прервана этим прекрасным мальчиком…       — …и мы все искренне надеемся, что он всё же совершеннолетний, в отличие от… — в тон Гаю вставил Генма.       — Погоди, не перебивай, человек речь толкает, — саданул его локтем в бок Райдо. Какаши был готов убить их обоих. Но начать стоило бы с Гая, который продолжал:       — Ты усердно трудился на любовном фронте, восхваляя силу юности, и поэтому был вознагражден таким несомненно прекрасным человеком за свои старания! Весна юности все еще не закончена! Рано терять надежду! Возможно, мы не всегда в состоянии сделать то, что хотим сделать… но если мы бы делали лишь то, что хотели сделать, то не начали бы никогда… Так было с моими вызовами тебе! — головы всех присутствующих во дворе со скрежетом повернулись к с интересом внимающему Итачи.       — По-моему, пора его снимать, — пробормотала Куренай, дергая Асуму за рукав.       — Погоди, щас будет самое интересное, — щелкнул сенбоном Генма. Какаши уже знал, что он этим сенбоном ему первое проткнет.       — Пора, когда приходит новая весна и распускаются свежие листья… это и есть пик юности! И это лучшее время, когда можно воспылать багровым пламенем!!! Запомните это, друзья! — Гай раскинул руки в стороны.       — Да они уже воспылали, Гай, воспылали, — великодушно прервал-таки словесный понос товарища Асума и они вместе с розовеющим от стыда Ямато стащили чуть не плачущего от счастья за соперника Майто на траву. — Сейчас, если продолжишь, у Какаши маска загорится, чем ты его тушить будешь?       — Пивом? — предположила Куренай, кисло оглядывая в который раз помятую крышу машины мужа и удрученно вздыхая.       — Так что там про труд на фронте? — выгнул углом тонкую бровь Итачи, провожая идущего к лавочке под деревом Гая искрящимся взглядом. Какаши издал невнятный стон.       — Перетрудился он, понимаешь? — серьезно и сочувственно кивнул Генма, опуская руку бывшему Учихе на плечо.       — Бедный, — горько вздохнул Итачи. Какаши нервно дернулся — он знал этот тон. — И что же мне с ним теперь делать?       — Ну как же, — доверительно наклонился к нему Райдо. — Все по известному сценарию… Снимать штаны и… — повисла многозначительная пауза, и Итачи о всем своим Учиховским спокойствием ровно предположил, глядя Намияши прямо в глаза:       -… и бегать?       Райдо подкосил истерический ржач, а Генма невозмутимо похлопал Итачи все по тому же плечу и задумчиво произнес:       — Нет, ну можно для начала и побегать, тут уж как кому нравится…       — А пацан-то наш человек, — хмыкнул Асума, выдыхая дым.       — Завалитесь, придурки… — давя хохот, пробормотал Обито. — Вы мне ребёнка испортите…       — Я не думаю, что там еще осталось, что портить, Обито-кун, — участливо просипел подплывший к ним Орочимару.       Итачи с долей меланхолии отхлебнул из своей бутылки и протянул попить Какаши.       — Помнишь, я говорил, что у меня веселые друзья? — усмехнулся Какаши, отпивая из узкого горлышка.       — Помню, — невозмутимо кивнул Итачи. — Но мог не говорить. Это и так неплохо заметно.       — Чувствую, зря я ожидал, что всё пройдёт спокойно… — пробормотал Обито Конан.       — Стойте! Надо выпить за молодоженов! Обито! — вскричал Гай, вызвая у Какаши ехидный смешок.       Ясное дело, на этом ничего не кончилось. Как потом сказал Какаши, Гаю вообще противопоказано было появляться на серьёзных мероприятиях. Когда «страсти» поулеглись, Какаши пристроился на веранде, без особенного интереса осматривая поле для уже затевающейся драки.       — Становится шумнее, — шепнул ему прямо в ухо Итачи, подобравшись со спины. По-хорошему, рефлексы Какаши могли легко взыграть в этот момент, и он бы легко сделал мужу больно прежде, чем сам бы осознал это, но их всегда спасало то, что запах Итачи был довольно резким и всегда окружал омегу плотным ореолом даже не во время течек.       Шумнее и правда становилось — народ ощутимо разгуливался, топя все свои проблемы в веселье и алкоголе. На щеках Итачи тоже уже проступал нежный румянец, да и сам Какаши не был полностью трезв.       Всем уже было абсолютно наплевать и на то, что виновники торжества растворились где-то в кустах (поздравления были сказаны, подарки вручены, а больше жених с невестой и не за чем пока что), и на то, кто с кем знаком и кто чей родственник, и на то, что они в чужом доме и завтра к полудню Кушина приедет их проверять.       Минато-сэнсэй пожал руку Обито, обнял Конан, минут десять поговорил с Итачи, доверительно наклонившись к нему и ловя в ответ только сосредоточенные короткие кивки. И присел к столу к такому же невдохновлённому всеобщим праздником Сасори, который только временами выглядывал среди кучек людей блондина с высоким хвостом.       Какаши подозревал, всё дело было в сказанных Джирайей-самой словах о том, что «эти двое» (Какаши и Обито) ему как дети, так что он, считай, сразу двух сыновей пристроил, остался последний, и спокойная старость обеспечена. Насчёт сыновей Какаши был согласен — Минато и правда в какой-то мере был им не только учителем. Наверное, именно поэтому он стал и единственным, кому они с Обито рассказали всю историю об Итачи от начала до конца сразу же, почти день в день. Сам Итачи был не очень-то рад, ведь первое время его желание сохранить всё в секрете было почти маниакальным, но убедить его Какаши труда не составило. И теперь Минато, действительно как сентиментальный отец, отдавший детей «в хорошие руки», почти плакал по счастью сыночков, что-то рассказывая флегматично жующему Сасори.       — Тебе некомфортно? — чуть повернулся к своему омеге Хатаке, чувствуя, как Итачи в излюбленной манере обхватывает его торс руками.       — Все в порядке, — мазнул по щеке винным дыханием Итачи, тут же упираясь носом в его плечо. — У тебя довольно широкий круг общения. Мне нужно привыкнуть.       — Какаши-семпай, — окликнули откуда-то слева, и Итачи скосил глаза.       — Йо, Тензо, — отозвался Какаши, вскидывая ладонь в приветствии, пока парень подходил к ним.       Итачи отлепился от него и протянул ладонь:       — Итачи.       — Ямато Тензо, — кивнул большеглазый шатен, пожимая протянутую руку. — Приятно познакомиться с вами, Итачи.       — Можно на «ты», кохай, он тебя младше на год, — спокойно поправил Хатаке, приобнимая своего омегу за талию и окидывая придирчивым взглядом стоящего перед ним. — Что, укатали сивку крутые горки?       — Извините, если отвлёк, — отвёл глаза Ямато, тут же снова кидая на Какаши чуть виноватый взгляд. — Просто я ещё не поздравлял вас, семпай.       — Да уж, я теперь замужний человек, — довольно прищурился в улыбке мужчина, опуская Итачи на макушку подбородок и зная, что тот недовольно поднимет вверх глаза. «Ну, что поделать, лапа, я еще не наобнимался за полгода, терпи!» — Что, тоже хочешь сказать, как рад, что я не женился на трех проститутках разом?       Ямато моментально заалел щеками, для верности помотал головой:       — Нет, что вы. Так только Гай-сан может.       — Ну почему же только «Гай-сан», — позволил себе хмыкнуть Какаши. — Это твой альфа сегодня изволил сказать мне эту фразу по прибытии, к твоему сведению. Кстати… Как вижу, тебя тоже можно поздравить, верно?       Ямато похлопал ресницами, и Какаши поясняюще кивнул на край свежей метки с двумя неровно наложившимися полукольцами зубов под воротом футболки. Юноша совсем побагровел, рваным движением подтянув на место сползшую одежду, что-то неразборчиво пробормотал себе под нос, а потом выдавил:       — Спасибо.       Какаши, Итачи чувствовал, уже готов был продолжить, но… От неминуемого допроса Ямато спас только окрик Райдо, который помахал им рукой и ещё раз позвал парня по имени. Тот извинился и быстро ретировался, кивнув напоследок Итачи.       Через пару секунд после его спешной капитуляции тот произнес:       — А он забавный.       Какаши рассмеялся, пояснил:       — Он мой подчиненный, я бы даже сказал, подопечный. Там сложная история, я расскажу тебе как-нибудь.       — А что насчет его метки? Его альфа ведь Генма-сан, я правильно понял? — Итачи поднял голову, выгибая шею, и Какаши, не удержавшись, наклонился ближе к нему, втягивая носом пряную смесь алкоголя и жасмина на его коже, шепнул в тонкие бескровные губы:       — Догадливый…       Рассказ был прост и лаконичен.       Когда Какаши предложили провести пару лекций для новобранцев, он почти рассмеялся Ибики, одному из начальников Какаши и дяди, с которым Итачи тоже был знаком лично, в лицо. Но Ибики смотрел серьёзно и явно не шутил, поэтому Какаши смог выдать только:       — А чего я-то?       Ибики молча всучил ему пакет документов и пожал плечами. Он вообще обладал потрясающей сговорчивостью, когда дело касалось убеждения кого-либо в чем-либо. Не зря возглавлял отдел дознаний, не зря. Итачи его вид особенно не пугал — многие коллеги дяди, да и сам дядя, имели какие-либо увечья, а шрамы на лице совсем не были чем-то необычным. Армия, тем более эта её ветвь, не слишком щадила людей, к ней относящихся.       Уже через неделю Какаши испускал тяжёлые вздохи, глядя в глаза восьми девчонок и двенадцати парней. На него смотрели в соотношении один к одному испуганно или сверкая одухотворенным взглядом. Вторым Какаши, по его же собственным словам, пожелал бы удачи, потому что на этом этапе обучения звёзды в глазах оставались только у идиотов. Испуганных было жалко, но не слишком. Какаши кисло посмотрел на ободряюще улыбающегося детям Минато-сэнсэя и уже хотел открыть рот, но Намиказе заговорил первым, бросая на Какаши предостерегающий взгляд.       Потом бойцы-недоросли по очереди вставали и представлялись — фамилия, имя, возраст, звание, фамилия, имя, возраст, звание… Когда двадцатый закончил, Какаши был готов вручать Минато-сэнсэю медаль за отвагу уже сейчас — когда им начитывали лекции, их на курсе было пятьдесят, а Минато был один на все предметы, старше их всего на девять лет, а уже без пяти минут подполковник.       На курсе их было пятьдесят. На выпуске — девятнадцать. Восемнадцать из тридцати одного выбывшего уже никогда и никого с удачным выпуском не поздравят. Еще пятеро не смогут пожать руку, ну, может, какую-то одну. Двое не встанут. Двое не увидят. Да, войн сейчас не было. Вот только и без войн тварей хватало.       Минато тронул Какаши за плечо — очевидно, он тогда пустил во взгляд слишком много эмоций — и чуть покачал головой. Не стоит пугать детей ещё больше. Им будет чего испугаться дальше по жизни. Хотя, может, этим и повезёт. Не зря же для новобранцев введена отдельная программа.       — Уйду в отставку, пойду работать в школу… — шутил Какаши, заваливаясь в штаб и падая на диван. И добавлял: — Физруком.       Генма только понимающе кривился — в прошлом году под широкую руку командования в качестве няньки попал он.       К концу курса сам Какаши собственными руками отчислил пятерых. Другие сэнсэи выкинули еще семерых. Оставшиеся восемь на выпуске выглядели ещё более перепуганными, чем на входных собеседованиях. Теперь уже кисло улыбался Минато — ну вот он же просил, ну помягче к детям… Хотя кого он просил помягче, какое там помягче! Он должен сказать спасибо, что эти «сэнсэи» вообще никого не поубивали в процессе!       Очевидно, учиться на ошибках Намиказе-сан был не склонен, и на следующее утро на построении своего отряда Какаши имел «радость» лицезреть два знакомых испуганных взгляда. Его ребята косились на мальцов кто с жалостью, кто с предвкушением, кто с непониманием — с жалостью смотрели те, кто знал Какаши достаточно хорошо, с предвкушением — те, кто уже примерно понял, что за человек мог иметь прозвища вроде «убийца друзей», «хладнокровный Какаши» или «одноглазый демон», а непонимающие просто пока не понимали, что в принципе происходит и откуда тут дети.       — Это что? — подал, наконец, голос Крот. Его «это» звучало с сочувствием, да и смотрел он на мальчишек так, будто те уже инвалиды.       — Это — моя головная боль, — низко выдохнул Какаши, прикрывая глаза. И велел: — Проверьте их, парни.       — Какаши-тайчо, а может, не надо пока? — подала голос Югао, с жалостью поглядывая на притихших мальчишек.       — Минато-тайса приказал вводить их в курс дела. Ну так вводите.       «Вводить в курс дела» у команды означало «проверять боевые навыки». А «проверка боевых навыков» от профессиональных диверсантов означала неминуемое избиение.       К вечеру Минато-сэнсэй положил Какаши на рабочий стол жалобу от одного из парней о превышении полномочий командира. Какаши пожал плечами — тех, кто жалуется на тяжёлую жизнь, у них не терпели. Автор жалобы был возвращён на обучение в программу Академии, а Какаши отправился в казармы.       Друзья и коллеги выпивали, рассевшись на полу в круг. На кровати Генма и Аоба играли в карты.       Когда дверь приоткрылась, и на пороге появился Ямато с перемотанной рукой и худеньким рюкзаком с вещами, мало кто обратил на него внимание. Парень прошёл к своей койке, осторожно опустился на матрас спиной к собравшимся.       Крот бросил, выглядывая из-за плеча капитана:       — А ты чего с дружком на пару жаловаться не пошел? Побоялся?       Ямато обернулся, чуть поморщившись, уложил руку в манжете поудобнее на колено, ответил, опустив глаза:       — Он мне не дружок. И мне не на что жаловаться.       — Скажешь, тебя все устраивает? — выгнул бровь Какаши, прислоняясь к стене. Принял чашечку саке от Куренай, уточнил: — И команда-головодёры, и капитан-самодур?       Ямато встрепенулся, быстро ответил:       — Я не считаю вас самодуром! — посмотрел на Крота, нашёл глазами немного грустную Югао. — А вас… Головодёрами.       — Молодец, — пожал плечами Крот и потерял к парню всякий интерес, углубляясь в книгу.       Югао позвала несмело подсевшего поближе Ямато:       — Очень больно, да?       — Ничего, потерпит. Шрамы украшают мужчин! — фыркнула Куренай, пихая Какаши в бок. Тензо аккуратно спросил, касаясь его плеча:       — Почему вы носите маску?       — О таких вещах у нас не спрашивают, парень, — отозвался Какаши, но маску стянул пониже, демонстрируя лицо. Отпил из чашечки.       — Простите.       Крот поднял глаза от истрёпанных страниц, указал подбородком:       — Югао, налей-ка пареньку.       — Я не… — начал было Ямато, но Какаши прервало его спокойным:       — Ты пей. Пей, кохай. Отпустит.       Приняв чашечку, юноша зажмурился, сделал короткий глоток. Закашлялся тут же       Какаши похлопал его по спине.       — Гадость… — прохрипел Ямато.       — Редкая. Но если в меру — здорово мысли прочищает, — Асума свесился с матраса, подцепил пальцами тарелочку сашими. — Закуси.       Уже тогда Какаши заметил, как смотрит на новенького Генма, и как ревниво ловит его взгляды Райдо, до этого спящий на угловой.       Удивительным не стало и то, что всего через месяц после задания Какаши застал кохая в постели друга. Смущённый Ямато сбежал под насмешливым взглядом, а Генма, накинув покрывало, растянулся на кровати и закурил, ни испытывая ни малейшего неудобства. Какаши уселся на соседний матрас, выдернул у него сигарету, затушил о край койки.       — И что ты Намияши скажешь?       Генма пожал плечами.       Из этой парочки, которая, кажется, родилась уже вместе, на омег никогда никто не смотрел. Генме вполне хватало Райдо, а Райдо вообще не считал, что в их отношениях есть какая-то незаконченность, и наплевать, что союзы без омег порицались обществом, помешанным на делании детей.       Какаши знал, что ни Генма, ни Райдо, скандала устраивать не будут. А ещё Какаши знал, что, в отличие от него самого, Генма не тащит в постель что попало. Он вообще не тащил в постель ничего кроме Райдо никогда.       — Влюбился, — пожал плечами Асума, когда в компании у них зашёл об этом разговор.       — Или поссорились? — предположила Куренай. Потом сама же отмахнулась: — Да нет, мы бы знали. Значит, правда понравился ему твой Ямато, Какаши.       — Дело не в Ямато, — покачал головой Какаши.       — Разумеется не Ямато! — хмыкнула подруга. — В Райдо дело!       Они ожидали чего угодно — ссоры, попыток изжить, злости, в общем, всего, на что был способен оскорблённый бета.       Но бета оскорбился молча и просто исчез на неделю, замолчав и отрезав от себя Генму. То ли осмыслял, то ли пил, то ли выпросил внеурочное задание, о котором начальство не распространялось.       — А ты чего, не знал что-ли? — упрекнула Куренай Ямато.       Ямато сначала замотал головой, потом замахал руками, заверил:       — Знал!       — Он-то не виноват, — одёрнул супругу Асума мрачно.       — Райдо-сан мне тоже нравится, — прихватив Какаши за рукав, пояснил Тензо. — Мы говорили, и он не выглядел злым.       — А он никогда не выглядит, — поджала губы Куренай. — Ладно, вернётся, посмотрим, как будет.       Райдо вернулся. Они с Генмой порычали друг на друга над сжавшимся Ямато, а после всё как-то разом улеглось. Как будто и не было ничего, как будто не ссорились.       Со временем стало понятно, что Райдо сам не против присутствия рядом чужого раньше омеги. Он относился к нему даже более лояльно, чем очень рассудительный, но в целом сложный характером Генма. С Райдо Ямато было комфортнее, Райдо был спокойным и серьёзным, а ещё Райдо реже отсылали из штаба, так что времени больше проводили вместе именно они.       Итачи, услышавший эту историю впервые, только пожал плечами. Служебный роман, причём довольно-таки гармоничный. Альфа и бета в гражданском браке, омега помеченный, на работе постоянно вместе, периодически надоедают друг другу, мелко ссорятся и чувствуют себя спокойно друг с другом все трое.       Правда, картинку идеальной семьи пошатнула вторая встреча Итачи и Ямато, состоявшаяся почти через две недели после свадьбы — юноша появился на пороге их с Какаши квартиры около одиннадцати вечера. Вежливо кивнул:       — Доброй ночи, Итачи.       — Доброй.       Омеги мерили друг друга взглядами. Шиба вертелся у ног, нервничая — человек был знаком, но хозяин почему-то напрягся и не пускает его, а ещё от человека пахнет кровью. На лице Ямато цвёл свежий синяк, а из рассечённой левой брови сочилась тонюсенькая струйка крови. Итачи вопросительно выгнул бровь, и Ямато сдержанно попросил:       — Я к твоему мужу, пустишь?       Итачи, не задавая вопросов, отошёл, оставляя миссию закрыть входную дверь на незваного гостя, ушёл на кухню. Уухей, сидевший у входа, только повёл носом с каменным спокойствием. Щёлкнула дверь в ванную, Какаши появился в коридоре одновременно с ним, сначала проводил кусок замороженного мяса в руках мужа взглядом, а потом поднял глаза на лицо Ямато. Несмотря на то, что с тихой благодарностью принятый пакет уже был прижат к его щеке, синяк из-под него просматривался неплохо.       — Опять? — хмуро спросил он. Ямато не ответил. Итачи, молчаливо наблюдающий, вернулся за стол к своему недопитому чаю, поднял на руки устроившегося уже на его месте Паккуна и присел на краешек стула, поджав под себя ногу. — Я придушу его.       — Он просто был пьян, — отозвался юноша тут же, присаживаясь на диван. Какаши прошёлся к шкафу за аптечкой, бросив:       — Как обычно.       Чай грел пальцы, ситуация понятнее не становилась, и Итачи остался неподвижен. Муж уже аккуратно заклеивал подчинённому разбитую бровь пластырем. Шиба нервно вилял хвостом, как делал всегда, когда чуял запах лекарств, Уруши, выбредший из комнаты попить воды, запрыгнул на диван и уложил морду заламывающему пальцы гостю на колено — как собака, прошедшая обучение в реабилитационный центр, он, как правило, стремился оказать поддержку, если чувствовал, что кому-то плохо.       — Я сам виноват, знал же, что с ним в таком состоянии нельзя спорить, а всё равно полез. Он уже прилично выпил, когда я пришёл, — расстроенно говорил Ямато. Кто бы ни испортил ему лицо, Ямато, похоже, выгораживал его. Какаши хмурился и на всё издавал только тихие «мгм». — Они просто поругались.       Итачи потянулся переложить мясо с дивана на стол.       — Подай телефон, лапа, — позвал Какаши, — наберу Райдо.       — Не надо, — без особой надежды в голосе попросил Ямато, — он же на работе.       — Будет очень весело, если Генма упадёт где-нибудь в квартире и размозжит себе череп о кафель, — парировал Какаши спокойно. Ямато покивал, совсем сникая, машинально зарылся пальцами в собачью шерсть. Уруши ткнулся носом ему в ладонь.       Какаши, набирая номер, скрылся в комнате и, кажется, вышел на балкон. Итачи, похлопав по горячей макушке подошедшего Уухея, спустил с колен Паккуна и поднялся. Вытащил кружку, залил кипятком крепкую заварку, вернулся и протянул Ямато.       — Генма, когда сильно напивается, любит помахать руками, — непонятно зачем пояснил ему Тензо, хотя Итачи ничего не спрашивал и спрашивать не собирался.       Итачи кивнул, не ответив, зашуршал кормом для собак, чем внёс смятение в пушистую братию, разошедшуюся до этого по квартире, но мгновенно материализовавшуюся на кухне в полном составе. Только Уруши остался лежать на диване, а Паккун флегматично осмотрелся, но тут же опустил морду обратно на стул.       Время перевалило за двенадцать, Ямато постелили на диване, Итачи сел в «собачьей» комнате доделывать реферат. Псы скопились вокруг него, развалившись кто где; Какаши, уманив за собой только Бисуке, ушёл спать, предварительно пригрозив кому-то по телефону, что приезжать не надо, а надо следить за мужьями.       Райдо всё-таки приехал на следующий день, под нечитаемыми взглядами Хатаке осмотрел лицо Ямато, выслушал ещё более сжатую версию истории, извинился за неудобства, забрал омегу и уехал. Итачи от всей ситуации ощущал неприятный осадок, Какаши, хмуро проводивший друзей взглядом без каких-либо комментариев, поведал, что Генма, оказывается, иногда, очень редко, по особым, так сказать, случаям, съезжает крышей, и обращать на это внимание надо только Райдо.       А на следующей неделе на общей гулянке троица уже вела себя как обычно, будто ничего и не было — на Тензо только и остался что крошечный след на виске у самого глаза. Он обнимал Генму, смеялся, да и Генма был как всегда дружелюбен. У него самого, правда, тоже подживала подбитая губа, Итачи догадывался, подарок от Райдо.       С Ямато они были в хороших отношениях, с Генмой и Райдо Итачи общался в основном через Какаши, но тоже нередко. Друзьями они не были, скорее близкими знакомыми, поскольку Итачи всё же предпочитал находиться по большей части в своём кругу общения.       Сегодня альфы были заняты работой, а добираться до бара Итачи под дождём не планировал, поэтому предложение подвезти оказалось очень удачным.       — Вы играете сегодня? — спросил Ямато, когда машина приостановилась на перекрёстке. Итачи, оторвавшись от экрана телефона, кивнул.       Навигатор коротко пискнул, оповещая о завершении маршрута.       ***       Хината, сидящая рядом, неловко мялась и прятала глаза. Гаара боковым зрением видел руку Тен-Тен на её бедре. Сестра, единственная совершеннолетняя из них, скучала у барной стойки, болтая с Мангецу. Юноша лет двадцати пяти с пепельными волосами поджёг ей «зону пятьдесят один». Пели какие-то девочки-хиппи, застрявшие в семидесятых, гитаристка с ярко-салатовыми волосами притопывала ногой, но от репертуара, похоже, была не в восторге. Гаара не мог не согласиться, потому что солистка, судя по артикуляции, не пела, а выла в микрофон одну и ту же мало наполненную смыслом фразу.       Подперев щёку рукой, Карин помешивала в своём стакане мутную жижу, изначально бывшую коктейлем для Суйгецу, но тот уже увился за какой-то девчонкой неопределённого пола, старше их всех лет на пять, и ему было не до напитков. Неджи, сидящий рядом с ней, перекинув руку через её плечи на спинку диванчика, ушёл всем вниманием куда-то в телефон. Гаара был уверен, таким образом он отгораживался от истерящего по поводу слишком близко к нему севшей Сакуры Ли. Суйгецу отшили, а Тен-Тен уже забралась пальцами Хине под юбку, когда Саске, полчаса назад сославшийся на нужду, показался из-за дверей уборной. Ли сидел столбом, покраснев, как спелый помидор, и, кажется, не дышал; Сакура потыкала в него пальцем, поджала губы и ушла к Теми за стойку; Ли выпустил воздух, как чайник — пар, и немного сполз под стол. Неджи, скосив глаза, заметил чужие поползновения и хлопнул Тен-Тен по руке. Саске опустился рядом с Гаарой, вытянул ноги под стол и раскинул руки по краю спинки диванчика. Выдернул у Гаары из руки блокнот и ручку и поджал к себе коленку.       Они сидели в баре уже около часа — пришли почти сразу после школы. Для Гаары, Суйгецу, Саске, Хинаты, Ли и Сакуры следующий год был выпускным, у Неджи, Джуго и Тен-Тен на носу были экзамены, а Теми через две недели ждала сессия, но никому из них не было до этого существенного дела. В конце концов, когда подросткам вообще бывает дело до экзаменов? Верно, за день до экзаменов.       Гаара невозмутимо перевесился через стол и заглянул в свой блокнот — Саске рисовал на листе цыплят с кошачьими ушами синей шариковой ручкой. В его голове давно творилось что-то неладное, но это не было задачкой как минимум потому что это не было делом Гаары. Гаара потянулся к своему стакану сока, отставил его в сторону, заметив на стекле след помады сестры. На сцене сменились «декорации»; Саске отреагировал на это, лишь коротко вскинув взгляд, и снова уткнулся в бессмысленный рисунок. Синий дракон с жирафьей шеей в белыми пятнами пустого пространства на бумаге был персонажем, которого в пятом классе придумала Хината, в придумке правда он был сиреневым.       Гаара мало размышлял, когда был в чьём-то обществе. Вся его жизнь, связанная с социумом, была завязана на черед действий, которые после он выстраивал в цепочку мыслей — или не выстраивал, отметая лишнее. В любом случае, сухая динамика окружающего заполняла его разум вместо рассуждений.       Ведь если рассуждать сейчас, можно упустить что-то, что будет важно для рассуждений позже.       ***       — Всё хорошо, лапа? — через зевок уточнили из динамиков телефона.       Итачи присел на ступеньку у выхода во внутренний двор, прикрыл уставшие глаза. Какаши обещал быть на связи максимум до полуночи, и отвлекать его не хотелось в целом, но желание позвонить свербело и возвращало размышлениями к успокаивающему голосе мужа.       — Да, — негромко ответил он, прижимая телефон плечом. Поставил на громкую, уложил рядом с собой. — Да, всё хорошо.       — А мы тут, похоже, надолго, — усмехнулся Какаши, и Итачи почти видел, как он откидывается на стуле назад и потягивается, разминая спину. — Так что до утра меня не жди. С собаками пройдёшься, как дома будешь?       — Саске с друзьями тоже здесь. Может, заберу его к себе.       — Как тебе будет удобно, лапа, — наверное, пожал плечами. — Всё точно в порядке? Никто не пытается вскрыться или задушить ближнего своего?       Итачи тихо фыркнул, прикрывая глаза, уверил:       — Этого точно нет, если ты про моего брата.       — Ну да, не в его духе, он будет более изобретателен в обоих случаях, — отозвался вроде бы даже серьёзно, и Итачи, прислонившись к стене, обнял колени руками. — Не броди за ним, как нянька, будь добр, ему от этого легче не станет.       — Я постараюсь, — пообещал, хотя желание было и сильное. Обнять, прижать к себе и никуда не отпускать, пока не переболеет.       — Эй, — позвали тихо. Омега, закрыв глаза, уложил подбородок на колено. — Ты рядом, помнишь? Он с этим справится, и ты просто будешь рядом, никуда от него не денешься. Он это знает, даже если ты этого не показываешь.       — Не могу смотреть, как ему плохо, — признался Итачи, пока в темноте под веками мелькали отсветы фар, отражающиеся от забора и мусорных баков.       На том конце вздох и уверенное:       — Он справится. Точно справится. Ты ведь осилил, или считаешь, что брат слабее тебя? Просто верь в него, я думаю, всё образуется со временем. Всё это подростковое типа неразделённой любви в подростковом возрасте и остаётся.       Его умению перекрутить всё невнятное в адекватное только позавидовать бы, хотя Итачи и сам так мог, когда это не касалось его собственных мыслей.       — У нас не осталось, — замечает Итачи, выдыхая.       Не осталось. И не останется. Итачи скорее умрёт, чем позволит всему оборваться, рухнуть. Пошло оно к чёрту, он перегрызёт глотку каждому, кто посмеет сказать ему, что их отношения не имеют права существовать, даже если это будет сам Какаши.       Прошло восемь лет, они вместе восемь лет, и никто уже не упрекнёт, что это пустое ребячество, никто не усомнится в прочности их связи. Хотя плевать во многом на всех других. Они сами не усомнятся, как не сомневались и в самом начале.       Какаши влюбился в Итачи с первого взгляда, он был с ним рядом в самых сложных ситуациях, когда ни мама, ни брат не могли помочь и поддержать. У них в прошлом ничего не осталось, хотя могло, и Итачи был готов улыбаться только этому.       — Так у нас же просто хороший конец, — заметил Какаши.       — Конец?       — Ну, сказки обычно на свадьбах кончаются.       — Давно ли ты в сказках разбираешься… И что же у нас за сказка?       — Можешь считать, что тебя, принцесса, злой дракон выкрал и запер в замке с толпой пушистых стражей. Устроит?       Итачи рассмеялся, пряча нос в колени, глянул на время. Удивительно, что Дейдара ещё его не нашёл, потому что у них остаётся всего десять минут; удивительно и очень хорошо.       — Я люблю тебя.       — Не переживай, — совсем тихо. — Всё обойдётся. Я тебя тоже.       ***       Штрихи ложились на бумагу ровным сплошным слоем; со сцены нёсся тихий проигрыш гитары под голос брата. От ручки синело ребро ладони. Гаара брезгливо грюкнул по столу своим стаканом, из которого ещё перед уходом Саске отпила Темари, засопел. Он иногда издавал звуки очень неуместно, как правило, потому что думал, что та или иная реакция его тела происходит так, как он её (не)слышит. Саске, бегло глянув на стойку и продолжая черкать по чужому блокноту, обратил внимание на отсутствие лохматой светлой макушки. Не видеть Хатаке было непривычно и до странного неуютно — без будничного раздражителя атмосфера не казалась такой же комфортной, как дома у брата или на тусовках Намиказе. Если его всё ещё не было, значит, сегодня вообще не придёт.       Высокая рыжая дама в коктейльном синем платье, прошествовавшая через залу и мимоходом потрепавшая по волосам едва присевшего рядом Суйгецу, грациозно приземлилась рядом с Темари и Сакурой на высокий барный стул. Мангецу, улыбаясь и почтительно касаясь губами её протянутой руки, подхватил чистый бокал и заколдовал над ним, слушая медовый голос и кивая.       — Ха, смотри, как изгаляется, — шикнул на ухо Саске Суйгецу.       Саске, потеряв интерес к привычной картине, ровно ответил, остановив взгляд только на рисунке:       — Благодаря этому ты вкусно ешь и ходишь в нормальных шмотках. Мамочка твоего брата же обеспечивает вас обоих, разве нет?       Суйгецу тут же сдулся — Саске всегда попадал в точку.       Госпожа Мей, владелица бара, конечно, никакого родства с Мангецу не имела, зато имела отношения, максимально далёкие от начальственных. С тех пор, как старший брат Су стал работать здесь барменом, хозяйка, годящаяся ему в матери (и выглядящая для своих лет весьма неплохо), в буквальном смысле взяла его под своё крыло. Крыло было большим, тёплым, а ещё позолоченным, и Суйгецу вообще зря жаловался, ведь оно вместе с Мангецу покрывало и его тоже. Что там ради этого старший делал, оставалось загадкой, но Мей-сама в любовнике буквально души не чаяла.       Сменилась песня, другая; Саске перевернул страницу. Если бы панды носили солнцезащитные очки, были полосатыми, как тигры, — и синими… — они бы выглядели даже мило. Ещё милее, чем вообще выглядит панда.       На сцене опять появились девочки в розовом. Фуу ударила по струнам с такой силой, что Хидан бы упал в обморок, будь у неё в руках его инструмент. Хината задремала на плече у Тен-Тен. Часы в углу экрана в телефоне Неджи показывали половину первого ночи. Саске подрисовал синей панде синий бамбук и вернул блокнот успевшему сходить за вторым стаканом сока Гааре.       Дейдара упал на диван рядом с ним с жизнерадостным:       — Привет, мелюзга!       — Сам недалеко ушёл, — прокомментировал Итачи, опускаясь рядом с Гаарой и касаясь его запястья в знак приветствия. — Не припомню, чтобы кто-то из вас был совершеннолетним.       — Они безалкогольные! — часто закивал Суйгецу, глядя на него честными глазами и тыча пальцем в батарею стаканов.       — Предположим, — кивнул Итачи, явно не впечатлённый. Обернулся к бару. Мангецу отсалютовал ему, смахнув двумя пальцами от брови, и вернулся к беседе с госпожой Мей. Ни стыда, ни совести. Он будет даже не удивлён, если в счёте действительно указано безалкогольное меню.       — По какому поводу собрание? — с интересом уточнил Дейдара, бесцеремонно отжимая у Тен-Тен «безалкогольный» радлер. Волосы его в высоком хвостике от любого движения раздражающе болтались из стороны в сторону, едва не касаясь плеча Саске.       — Так выходные завтра! — гордо пояснил Суйгецу. Итачи только прикрыл глаза, даже не планируя изначально хоть что-то комментировать.       — Повод! — одобрительно кивнул Дейдара и залпом осушил бокал.       Саске отодвинулся от него, покосился раздражённо. Оттолкнул от себя стакан с уже растаявшим льдом, влез в стянутый до этого ботинок. Потом, сдёрнув чью-то куртку, судя по размеру, принадлежащую кому-то из альф, бросил:       — Пойду подышу.       — Э, я с тобой! — мгновенно среагировал Суйгецу.       Подошли Конан и Хидан, и Итачи только проводил брата до выхода взглядом.       Куртка была Джуго, в этом Саске повезло — в кармане нашлись сигареты. Суйгецу тут же замахал рукой, демонстративно брезгливо морщась. Саске хотелось отослать его обратно, внутрь, но он промолчал.       Чоджи, Шикамару и Инузука ушли около трёх часов назад.       Изначально они после школы гуляли вместе, воспользовавшись погодой. Это не было идеей Саске, но дома отец собирался в командировку, и он нашёл лучшим вариантом просто идти за шумной толпой, засунув руки в карманы и затолкав в уши наушники. Гаара безмолвной фигурой шагал рядом с болтающей с друзьями Сакурой чуть впереди.       Периодически Саске пытались окликнуть, но он, если и слышал сквозь шум сплошного непрекращающегося набора звуков из разных жанров, не реагировал, продолжая тенью следовать одновременно и с ними, и в стороне. Наруто будто хотел подступиться, пытался было растормошить его, но реакцию получил вялую и быстро отстал, переключившись на своего бету, который и без того не отходил от него ни на секунду.       Проголодавшиеся альфы затащили их в кафе, и Саске удачно уселся в самый угол, мгновенно отгораживаемый от другий воркующей со своей девушкой Хинатой с одной стороны и стеной из Гаары с другой. Технично оттеснивший кое-кого подальше от них Суйгецу заработал себе плюс в карму, но тут же сжёг его, увившись за официанткой-бетой в короткой светлой юбочке. Тен-Тен всё пыталась поцеловать Хину, но подруга успешно сбегала всякий раз, периодически тычась острыми лопатками Саске в плечо, и смущённо краснела, то и дело прижимая руки к щекам или пышной груди.       Зато Карин с другой стороны стола совершенно не стеснялась, самозабвенно облизывая стойко терпящего её поползновения Неджи — что поделать, за что боролся, на то и напоролся, что Карин не совсем адекватная касаемо отношений, по ней видно всегда сразу. Она прикидывалась, конечно, Саске знал, озабоченной дурочкой, но не думал, что умный парень вроде Неджи не разглядел в ней типаж этакой кошки, которая вполне способна запустить коготки глубоко под кожу, если дёрнуть её за хвост побольнее. Парочкой они были странноватой, как многие считали, но лично Саске не понимал, как два странных и по отдельности человека могут составить в паре что-то адекватное.       Когда стало темнеть, а потом и вовсе небо заволокло тучами, Суйгецу снова проявил чудеса сообразительности, дёрнув всех в бар. Там затеряться было куда проще, и Саске, воспользовавшись ситуацией, сначала даже ускользнул в комнатку за барную стойку на несколько десятков минут и посидел в ворохе коробок на диванчике, слушая отзвуки музыки и вертя в руках найденный здесь же строительный карандаш.       Он не помнил, что брат и его компания играют у Мей в этот день, но, наткнувшись на Хидана у выхода, машинально стал искать Итачи глазами по углам зала, в тех местах, куда сел бы сам. Отвратительно светлая макушка маячила на глазах слишком часто, и отвлечься не выходило, взгляд сам собой возвращался к Узумаки.       Сай, сидящий в его объятиях с лицом улыбающегося лица, ловил взгляды и смотрел в ответ как-то странно, кукольно, будто восковая фигура, совсем без всякого выражения. Наруто, поглощённый темноволосым бетой, совсем не смотрел по сторонам.       Периодически Саске замечал их обнимающимися, а раз, выйдя в туалет прополоскать рот и умыться, потому что от общей атмосферы уже разрывалась голова, нашёл в коридоре за поворотом целующимися.       Когда Узумаки выскочил на улицу, чтобы ответить на звонок матери, а, после извиняясь перед друзями, ушёл, избавив Саске не только от своего общества, но и от компании Сая, Чоджи и Шикамару. Дышать стало легче, но неприятная едкость оставалась. Саске выходил курить, чтобы горечью сигарет заглушить осадок, но не получалось — пачка кончилась за несколько часов, горечь теперь мешалась с дыханием алкоголя, но голова не желала пустеть. Напиваться при друзях, а тем более при брате и его компании он не планировал совершенно, хотя это, возможно, отстрочило бы его проблемы — ненадолго, но отсрочило бы.       Он никогда не был одержимым Узумаки, просто долгое время ближе его, за исключением брата, никого не было. Наруто был частью его жизни, той частью, которой он когда-то не был готов жертвовать. Их дружба больше напоминала родственную связь, как что-то взаимодополняющее. Саске тогда был ребёнком и ещё не понимал, что именно так выглядит истинность. Не любовь, не влюблённость, не страсть никакая, а абсолютное чувство неполноценности, когда теряешь контакт. Говорили, со временем оно пройдёт, и связь угаснет, будет теплиться мелким огоньком разочарования где-то под грудью. Некоторые даже умудряются влюбиться в другого человека, живут почти счастливо. Надо только потерпеть. Можно тысячи раз вмешаться, можно говорить, что связь должна работать в обе стороны. А если альфа уже выбрал другого, значит, увы, не в этой жизни.       Под глазами давно лежали синяки из-за недосыпа; размотав наушник и вытащив старый плеер, Саске заваливался на кровать, свешивал с матраса голову и просто фильтровал через себя музыку вечером, когда могли зайти родители, а когда они ложились спать, раскладывал на постели бумагу. Синий, красный, серый — если он брал карандаши, он рисовал в одном цвете. Длинные пальцы к утру становились выпачканными от самых кончиков до выпирающей костяшки у края запястья. Саске, отнекиваясь от графического планшета, едва подаренного и закинутого в самый дальний ящик шкафа прямо упакованным, просил маму купить толстый альбом в каком-нибудь магазине, который она встретит, когда будет ходить по магазинам. Как понял, что просьбы становятся чаще и чаще, стал занимать этим вопросом Суйгецу, если руки не доходили у самого.       К утру, уже далеко после рассвета, когда у мамы звонил будильник, Саске собирал оторванные листы в папку и заталкивал в шкаф. Когда в шкафу кончалось место, папки отправлялись пылиться под кровать.       Иногда ночи тратились на то, чтобы вытащить всё «богатство», и тогда мусорная корзина наполнялась множеством листов, скомканных безжалостной рукой. Бессмыслица, рождающаяся в потоке, выбрасывалась, как и потерявшие былое приятие картинки, и Саске садился рисовать снова.       Брат такого своеволия не позволял, в крайнем случае на полном серьёзе мог придти и лечь вместе с ним, так что если Саске ночевал у Хатаке, спать ему всё же приходилось. У брата было спокойно, даже если бывало шумно или слишком людно. Мама на побеги Саске смотрела сквозь пальцы если он не появлялся ночью дома, только просила предупреждать, уже смирившись.       В комоде в «собачьей» комнате в квартире Хатаке копились листы с изображениями псов — Саске рисовал их больше от нечего делать, чем от реальной необходимости выплеснуть эмоции, какая брала его дома или в школе, где под неодобрительными взглядами учителей изрисовывались целые тетрадки, не то что какие-то поля. Собаки к Саске относились благосклонно, только иногда рычали, если он забывал выложить из кармана пачку сигарет. Шифроваться перед братом, конечно, не было смысла, Итачи знал, что он курит, но это стало своеобразным ритуалом. Уухей, надо сказать, в квартиру его с куревом вообще не пускал, стеной вставая на пороге, а поскольку костлявая борзая была Саске почти по пояс, выглядело это внушительно. Сигареты приходилось «сдавать» под — укоризненным! — взглядом пса.       Перебрасывание едкими шуточками в качестве стиля общения давно стало нормой с мужем брата, и Саске обычно не отступался от этого даже в школе, хотя с другими учителями проявлял лишь подчёркнутую вежливость. Временами, правда, Хатаке каким-то чудом умудрялся видеть и понимать больше, чем брат — если было возможно понимать Саске больше Итачи — и это пугало, потому что Саске в эти моменты совершенно не был готов. Всё происходило одинаково: в череде пикирования подколками вдруг звучал вроде бы мельком, в шутку брошенный вопрос, но смотрел мужчина серьёзно, и Саске не сразу научился не теряться, а продолжать язвить, сделав вид, что не обратил внимания. За чрезмерную сообразительность хотелось на альфу злиться, но Саске испытывал почему-то злость не на него, а на себя.       Наверное, он медленно сходил с ума, потому что иногда его голова явно ему не принадлежала. Но так было легче, потому что кому бы не принадлежала она в этот момент, это существо явно совершенно соответствовало внешнему виду Саске семь дней в неделю — ему было наплевать на Узумаки Наруто и всё, что с ним оказывалось связано. Возможно, ничего такого и не было, и в определённые время Саске просто удавалось убедить в своей маске самого себя.       Дождь кончился около часа назад, над сырым асфальтом гулял ветер. Сигаретный дым задувало в крону ближайшего дерева белой лентой.       — Иди, Су, — выдыхая, хрипнул Саске. Сигареты у Джуго были крепкие, отцовские, и от них свербело в носу.       — Нормально? — на всякий случай серьёзно уточнил Суйгецу, ловя его за рукав большой куртки. саске кивнул, зажимая фильтр пальцами и закладывая между губ, чтобы снова затянуться.       Дверь за Суйгецу хлопнула, а потом снова открылась, выпуская молчаливую тень в глубокой толстовке.       Саске протянул Гааре свою зажигалку. Гаара, прикурив, молча встал у угла здания, скрываясь от ветра, трепавшего на Саске одежду, и прислонился к стене, уставившись пустыми зелёными глазами вверх, в затянутое тучами небо.       Мимо прокатился мусоровоз, со скрежетом завернул за поворот, и улица затихла снова. На другой стороне в витрине зоомагазина зашевелилась кошка, сверкнула глазами в свете фонаря. Саске проводил её движение по клетке за мутным грязным стеклом взглядом, а после, поведя шеей, откинул от себя недокуренный сигаретный бычок. Сосущийся с Саем Узумаки из памяти от никотина никуда не делся.       ***       — У нас осталось два проигрыша, и домой, — сообщил вернувшемуся Суйгецу Итачи. Проводил взглядом уже покидающего помещение бара Гаару, накинувшего на голову капюшон, и негромко спросил, пользуясь тем, что каждый за столиком увлечён своей парой, а Дейдара отошёл за водой и зацепился с Темари языками: — как он?       Улыбка на лице Суйгецу искривилась в гримасу, он шикнул раздосадованно, сжимая кулаки, заявил:       — Да дерьмово, уж извини меня!       Неджи глянул неодобрительно, оторвавшись от изучения волос Карин.       Итачи кивнул, опуская взгляд на свои колени. Приоткрыл оставленный Гаарой блокнот и улыбнулся рисунку на странице с заложенным уголком.       Суйгецу в сердцах хлебнул из первого попавшегося стакана.       — Наруто нравится Сай?       — Да чёрт его разберёт, — парень пожал плечами. — Ну целуются, ну обнимаются… — доверительно сообщил: — Сай вообще деревянный!       — Да, — кивнул Итачи. С психикой ли, с коммуникацией ли, но у мальчика явно были проблемы. — А ты что думаешь?       — Да они же так классно вместе смотрятся, всегда не разлей вода были, общались, — эмоционально зашептал Суйгецу, чтобы не привлечь лишнего внимания, — фигня это всё, Итачи, Наруто ж всегда по Саске неровно дышал! А тут этот Сай, чёрно-белое чудовище, а ему же это всё не надо! Он вообще заучка, этот, как его, графист, только о своей графике и думает, ему на Наруто до лампочки, как по мне!       Хидан дёрнул Итачи из-за стола под бурчание Дейдары, и они снова поднялись на сцену.       Суйгецу взбудораженно булькал в стакане, всё оглядываясь на вход. Итачи понаблюдал за ним со сцены, мысленно пытаясь вернуться к музыке, но Саске из головы не выходил.       Сая и Наруто он сегодня тоже видел, но всего пару раз. Выглядели они действительно ничем не примечательнее обычных парочек, таких за вечер через бар проходит несколько десятков, а то и сотня.       Подростковое желание выпить и позвонить с фразой «я в говно, забери меня», давило, но Итачи с раздражением откинул подобные мысли. Взять хотя бы то, что забиральщик работает сегодня и на звонок вообще вряд ли ответит. Да и потом, пятнадцать лет тут всё же не ему, он должен быть взрослой и рациональной стороной. Как и всегда должен был, собственно.       Можно было бы поговорить, да толку от этих разговоров? Брату всего лишь нужно было перегореть. Хотя он скорее тлел, а не горел. С мелкими красными проблесками сплошная пепельная поволока поверх чёрного. Угораздило же. Из всех подростковых триггеров ему досталась именно эта нелепая безответная любовь. Не было бы лучше, если бы он резал руки из любви к искусству, но это хотя бы можно вылечить, раны заживут. А испоганенная связь — это на всю жизнь, как клеймо которое видишь только ты, клеймо человека без половинки, с незавершённой душой. Так живут не встретившие своих истинных, так живут пережившие разрыв, так живут брошенные. И так будет жить Саске, когда его отпустит от этого постоянно состояния излома.       Интересно, были ли вообще люди, которых никак не затронули проблемы переходного возраста? Только и всего-то — не влюбляешься, не анализируешь себя, не пестришь самовыражением, не думаешь о смысле жизни, не заливаешься сигаретами и дешёвым пойлом и не ударяешься в безумные хобби вроде пирсинга или коллекционирования порно. Мелочь, вычеркнуть которую — и все здоровы морально и физически. Только попробуй ты её вычеркни…       ***       — Эй, вам такси надо? — голова Дейдары, лежащая на плече Сасори-сана клонилась всё ниже, но он при этом совсем не выглядел сонным.       — Мы прогуляемся, — ответил ему Саске и только потом посмотрел вопросительно на брата. Тот одобрительно прикрыл глаза — дождя не намечалось, тучи растянуло ещё с час назад.       — Как скажешь, — подал плечами Дей и, подумав, соскользнул альфе на колени.       Ждать, пока машины приедут за другими, они не стали. Неджи утянул девушку и сестру с Тен-Тен куда-то дальше по улице ещё до того, как речь вообще зашла об отъезде, коротко попрощавшись, Суйгецу оставался со старшим братом, Гаара — с сестрой, а Хидан вызвался подбросить Сакуру, так что старшим оставалось переживать только за Ли, к которому на улице сунуться было себе дороже, и Джуго, который тоже не выглядел жертвой для насильников в ночи.       Идти до дома через дворы домов от клуба Мей было быстрее, чем объезжать через центральное шоссе на машине — всего полтора квартала. Времени хватило бы, чтобы проветрить голову в сыром воздухе. От Саске наверняка несло сигаретами даже больше, чем алкоголем, потому что выпил он сегодня очень мало, и собаки будут безумно рады его видеть в таком состоянии, ну да и ладно.       Только на подходе к дому он заметил, что машинально цепляется за рукав кофты старшего брата, и, извинившись, убрал руку. Итачи только неопределённо качнул головой — не то чтобы он был против, но идти ему всё это время явно было не очень удобно. Снова начинало моросить, или это капало с деревьев, но ночь оставалась промозглой и тёмной.       Они перешли улицу, обойдя пьяную не очень вменяемую компанию, и скрылись, наконец, в подъезде. Итачи позвенел связкой ключей, и за дверью послышалось приветственное негромкое тявканье и топот лап.       Уухей, едва Саске вошёл, смерил его почти по-человечески неодобрительным взглядом.       — Я погуляю с ними, проходи, — кивнул в глубину квартиры брат, снимая со стойки первые три поводка. — Там должно было остаться немного мисо, если хочешь.       — Не буду есть, ладно? — покачал головой Саске. Брат, не оборачиваясь, кивнул, занятый вьющимися вокруг него псами.       Разуваясь и пытаясь отвертеться от настойчиво лезущего к нему Бисуке, Саске тихо порадовался, что в первую тройку Итачи милостиво забрал от него Уухея. Этот обязательно бы за руку или за ногу прикусил. Порычал бы, может, для приличия. И как вообще живут курящие собачники или кинологи? Мазохисты, это же ощущение постоянно ненависти от своего питомца или подопечного за табачную вонь. Саске перед собаками не стыдно, не стыдно даже перед Хатаке, ему стыдно только перед братом, да и то немного. Курит и курит. Может, потом бросит, а может и нет.       Он прополз в ванную, сполоснул лицо. Пошуршал на кухне пакетиком чая, не включая света, устроился в комнате.       Тошно.       Тошно и глупо.       Прошло больше года. Его бы уже отпустило, если бы Узумаки постоянно не был где-то на глазах. С глаз долой из сердца вон — не фигура речи, а прописная истина, чёрт возьми.       Остался только двенадцатый класс. Может, он найдёт себе кого-нибудь. Хотя это затруднительно, пока воспалённая нитка, где-то внутри натянутая, не ослабнет. А она ослабнет, люди живут с этим, никакой трагедии нет и не будет. Мелодрам тоже не будет — в жопу их, Саске заведёт себе кошку и переключится на учёбу с госами, которые уже не то что на носу, а в глаза буквально лезут. Все вокруг почему-то разводят такую романтику, будто от неразделённой влюблённости в пятнадцать лет кто-то умирал без собственного участия. Вскрываться из-за дурости вроде подросткового максимализма? Нет уж, увольте. Саске планировал прожить эту жизнь и чего-то добиться. Наплевать ему на отношения, они ему не нужны ещё, он вообще лет до двадцати ничего такого не планировал. А сейчас эта истинность только доказывает, что любовь всё портит. Они могли остаться друзьями, если бы Саске не тянуло со страшной силой к альфе. Всю жизнь были друг рядом с другом, всю жизнь их не волновало, что они разных полов, а тут вдруг появились эти запахи, и в Саске проснулась омега. Да он презирает её и её безумную влюблённость всей душой.       Не легче только от этого, всё равно мыслями возвращаться приходилось и приходится каждый раз к одному и тому же, и от самих мыслей всё болело. Убедить себя и договориться о невмешательстве Саске так и не смог до конца.       Брат вернулся, увёл Бисуке, мимоходом подавая засевшему с кружкой на диване у телевизора Саске плед.       Интересно, если альфам должно быть также хреново из-за расставания, конечно, если связь в них не заменяет ненависть, чего же Наруто такой радостный с Саем бегает? Вряд ли он, влюбившись в другого, резко возненавидел друга детства.       Все проблемы от влюблённостей.       Особенно у тех, кто не входит в пласт счастливчиков, нашедших истинного, сошедшихся с ним, заведших детей и живущих в гармонии. Как прекрасно всё в романах, где каждый может отыскать часть своей души, и через одного все счастливы, даже антагонисты в конце. Конечно. Всё так в реальности, именно так, читайте книжки, детки. Подойди на улице, спроси у прохожего, нашёл ли он родственную душу. Хорошо если попадётся один, ну два, которые ответит «да». Сказки в жизни бывают, только не у каждого. И даже не у каждого второго.       Саске привалился к спинке дивана боком, кутаясь. На лице его лежали отсветы с экрана телевизора, который он якобы смотрел, торчащие из тёплого кокона босые стопы едва заходили на полоску света, чертившую комнату на две части, из кухни. Глаза медленно закрывались, бурчание героя из какого-то старого, чёрно-белого сериала типа испанских ситкомов, только растянутых, убаюкивало.       Из дрёмы выдернуло осторожное прикосновение. Мотнув головой, Саске поднял мутный взгляд. Шиба, запрыгнув на диван, сопел, прижавшись к его бедру сбоку.       — Спи-спи, — шепнул брат, поправляя сползшее покрывало на его плечах. Саске только прикрыл глаза, кивая устало, позволил завалить себя назад, на спину, на подложенную подушку, и аккуратно укутать. Пёс рядом завозился, проурчал что-то, но не ушёл. Мелькание телевизора потемнело и стихло, утомление придавило приятной тяжестью.