Лунные ночи кажутся такими пустыми

Сонхва проснулся от лёгкого сквозняка, который проникал в комнату через приоткрытую дверь балкона. Августовские ночи становились немного холоднее, и несмотря на то, что парень всегда спал под теплым одеялом, неважно был ли зной на улице, либо до ужаса пробирающий кости холод, Сонхва все равно замёрз. Поэтому укутавшись сильнее, он перевернулся на другой бок и увидел пустые смятые простыни. Догадываясь, что к чему, он немного расстроено вздохнул. Слабый светлый тюль развевался от ветерка и не перекрывал свет луны и фонарей с улицы. Юноша хотел было закрыть балкон, но остатки тепла так манили его и не хотели отпускать. Черные волосы разбушевались на его макушке, отчего он выглядел как зверёк на фоне темно-зеленых простыней, который ещё больше кутался в свое укрытие каждый раз, когда сквозняк находил его. Глаза, налитые будто свинцом, медленно закрывались, хоть голова понимала, что следует закрыть источник беспокойства сна парня. Вдруг до ушей донёсся отдаленный звук включения воды. Сонхва теперь точно был уверен в своих догадках. Тяжело вздохнув, он всё-таки вяло поднялся и сел на мягкий матрас, сгорбившись. Веки сонно то поднимались, то опускались, но юноша знал, что не сможет уснуть, пока не дождется. Сонхва не знал, сколько времени прошло, возможно час, а возможно минут пять, но взгляд его был прикован к спатифиллуму, который он опять забыл полить. Он не был засохшим, совсем нет, на нем даже завязывались белые бутоны. Но земля была слишком сухой, и Сонхва опять забыл его полить. На момент парень готов был ударить себя в лоб, так как очень глупо забывать такие вещи. Однако весь пыл его ушел, стоило ему увидеть небольшую бутылку, наполовину заполненную водой. Чуть повернув голову под другим углом, Сонхва увидел, что земля не лежала мертвым сухим полотном, а была влажно взъерошена и поблескивала. Уголки губ дрогнули в благодарности. Послышались звуки шагов босых ног, затем дверь приоткрылась ещё немного, и в комнату вошёл парень, почесывая свои короткие блондинистые волосы на затылке. Сонхва так и сидел в той позе, в которой он успел пережить целый спектакль из чувств из-за растения. Его профиль был слабо освещен, а поза в целом напоминала позу больного старика. Слишком неестественно были завернуты конечности под себя, спина была будто дугой, кадык очень сильно выпирал и, казалось, готов вырваться из тонких стенок гортани. Глаза были полуприкрыты, но даже так они блестели. Светловолосый поражался этому блеску, который всегда был в таких любимых темных очах. — Сонхва? Что случилось? — Холодно, — тихо проговорил он, но поняв, что это было слишком тихо, повторил ещё раз, — Джуни, холодно… — Укладывайся, я сейчас закрою балкон. Хонджун поплелся к балкону, Сонхва же так и остался сидеть. Только, когда Ким подошёл к кровати и уселся на нее, Сонхва будто разморозился и нежно подхватил парня за плечи, укладывая его к себе на грудь. Хонджун привык спать в одежде, в отличие от Пака, который довольствовался большой белой футболкой и нижним бельем. Поэтому резкий запах черной футболки Джуна смешивался со свежим запахом кондиционера для белья футболки Сонхва. Темноволосый привык к такому контрасту, хоть когда он возникал, Пак немного расстраивался. Сонхва все ещё был в коконе из одеяла, поэтому, задрав оголённые ноги от шорт на парня, Хонджун загреб в свои руки этот комок тепла. Сонхва мягко поглаживал короткие светлые волосы, иногда играясь и завивая какой-нибудь локон на палец. — Сколько? — коротко спросил старший. — Три. — четко, но тихо ответил Хонджун. Сонхва честно пытался скрыть свое разочарование, но слишком громкий вздох сдал его с потрохами. — Прости, прости меня, пожалуйста… Я чистил зубы, но запах все равно остаётся, конечно… Я такой дурак, Хва. Я знаю, что не должен, что тебе неприятно… — Я люблю тебя, — перебил его юноша, спускаясь на один уровень с его лицом, — очень сильно люблю. Я не против, что ты куришь. Я вот, например, люблю пить много сладкого кофе, так ещё и с сиропом. Мокрые лепестки губ медленно и нежно накрыли губы Пака. Поцелуй больше был похож на касание, немного смазанное, потому что после Хонджун упёрся лбом и носом в мягкую медовую кожу. — Мне грустно, потому что я понимаю, почему ты именно сейчас курил, — мягкая ладонь укрыла словно одеяло щеку Джуна. Хонджун просто прикрыл глаза и ещё сильнее прижался в юноше. Он так ненавидел свою дурную привычку. Он прекрасно понимал, что дым отравляет не только его жизнь, но и жизнь его любимого. Он правда пытался бросить, правда старался, ради Сонхва в первую очередь. Но в такие ночи он ничего не мог с собой поделать. Глаза почему-то не щипало, но из уголков стекла мокрая дорожка. Сонхва мягко улыбнулся и поймал губами мокрые бусины. — Я тебе буду помогать в такие ночи, просто говори мне, хорошо? — увидев слабый кивок и тихий выдох куда-то в свою шею, Сонхва прикрыл глаза. — Хорошо, иди сюда, солнце. Пак прекрасно знал, почему Хонджун курит по ночам. И почему его губы после на вкус сладко-терпкие, а дыхание морозное. Знал, что тот не мог заглушить голову в одиночку. Поэтому он всегда будет рядом. Обхватив младшего в свои объятия, Сонхва слабо покачивался и пел какую-то мелодию. Он также знал, что зависимость его парня от тепла Сонхва была сильнее всякого табака. Никакое одеяло не могло согреть Сонхва лучше, чем спокойное сопение Хонджуна в своей шеи.