Смерть актёра

Се Юйчэнь был убит семьёй Ван в поезде, направляющимся в пустыню Бадан-Джаран на границе с Внутренней Монголией. Не было ни тела, ни доказательств, зато были замечательные похороны. Хэй Сяцзы, к сожалению, не смог на них присутствовать, потому что в это время нянчился с кое-какими детьми в Гутунцзин, но несколько недель спустя он нашел приглашение в своем почтовом ящике. Оно было напечатано на снежно-белой бумаге, с розовым тиснением каллиграфически выписанных иероглифов, и скреплено печатью семьи Се. Работа Сяо Хуа была прекрасна как в жизни, так и в смерти. Хэй Сяцзы был слегка опечален, что пропустил такое событие и слушал всё из вторых рук от Хо Сюсю. Но он был действительно очень занят, пытаясь избежать собственных похорон. Сюсю сказала, что никто из Мистической Девятки не поверил в смерть Се Юйчэня. Во время похорон всё вокруг красиво украсили белыми цветами и плакатами, и гробом без тела. Там были все, кто хоть что-то из себя представлял в Мистической Девятке: одетые в чёрное, они переговаривались и смеялись, будто участвовали в тщательно продуманном розыгрыше. Не было сказано слов скорби и никто не проливал слёз; Чжан Жишань и У Эрбай даже открыто играли в го. Это обязано было разочаровать — организовать розыгрыш, на который никто не купился — но на самом деле это было даже лестно. Словно каждый был совершенно уверен в способности Се Юйчэня пережить что-угодно, даже семью Ван. Хэй Сяцзы разделял эту уверенность. Именно поэтому он слушал болтовню Хо Сюсю. Они сидели под пагодой в особняке семьи Се, окружённые прудами, где рыбки кои плавали прямо под цветущими водяными лилиями. Хэй Сяцзы осматривал двор, красивые здания с яркими фасадами, позолоченными дверями и изогнутыми карнизами; мощёные дорожки, извивающиеся среди цветущих деревьев и изумрудных кустарников; впадающие в пруд журчащие ручьи. Всё это было красивым, и всё же холодным и заброшенным, бездушным. Сюсю и Хэй Сяцзы пили чай и разговаривали, тоскуя по одному человеку и терпеливо ожидая его возвращения из этой короткой прогулки в царство мёртвых. — Как ты думаешь, когда он вернётся? — спросила Сюсю. Хэй Сяцзы пожал плечами: — Да кто ж его знает. — Я могу попробовать позвонить ему. Хэй Сяцзы лишь рассмеялся: — Хуа Эр-Е очень непокорный цветок. Он никогда не придет, когда его зовут, — он с улыбкой покачал головой. — Нет уж, он вернётся только тогда, когда захочет, и ни мгновением раньше. Хуа Эр ему не писал, не звонил и не отправлял красные конверты. Хэй Сяцзы поставил на его номер специальный рингтон — песню из оперы семьи Чжан «Сирота» — но успел позабыть, как она звучала. Когда он видел постер к новой опере, то его фотографировал — но ему некому было отправить фото. Когда он видел ярко-розовый цветок, пробивающийся сквозь асфальт, то на долгое мгновение останавливался, глубоко погружённый в свои мысли. Когда он один лежал в кровати, слишком большой и холодной, темнота, что когда-то была утешением, давила на него. Особняк семьи Се оставался тихим, мрачным и пустым. Прошло не так много времени, прежде чем сад превратился в безумные заросли из сорняков и высокой травы, отслоилась краска с ярко расписанных стен, а ограды, здания и двери обветшали. Теперь Мистическая Девятка состояла из восьми семей, поскольку компания Сяо Хуа перешла к Сюсю. Когда они собирались для обсуждения дел, новых гробниц или погребальных предметов, то говорили об У Се или Ван Панцзы, или Хо Сюсю, но никогда о Се Юйчэне. Жизнь была жестокой, а память людей — короткой. Мир забыл о Сяо Хуа. Но Хэй Сяцзы нанял садовников и строителей, чтобы вернуть особняк Се к его первоначальному виду. Он срывал каждый ярко-розовый цветок, который видел, и оставлял на пустой могиле. Он один слушал оперу и записывал свои мысли в длинных сообщениях, которые оставались непрочитанными. И каждую ночь, прежде чем лечь спать, Хэй Сяцзы прогуливался по богатому району Пекина и заглядывал в запертые ворота дома Сяо Хуа, напряжённо высматривая в окнах мельчайший проблеск света. Это был Канун Нового года, и фейерверки артиллерийским огнём взрывались в ночном небе. Наступило время воссоединения, когда семьи вместе ели, пили и праздновали всю ночь напролет. Дети выпрашивали красные конверты и носились без присмотра по заснеженным улицам, юноши и девушки, которые были вынуждены уехать далеко от дома, возвращались к подготовленному их родителями праздничному ужину. Братья и сестры поднимали друг за друга тосты, а потом устраивали домашнее караоке. Дым от сигарет многочисленных дядюшек наполнял воздух, а из-за пара от ванночек для ног запотевали окна; тётушки смотрели Весенний Гала Фестиваль и сплетничали во время партии в маджонг. Это было время праздника, начало нового года, и ничто не могло этого испортить. Хэй Сяцзы сидел в тёмной комнате вместе с коробкой жареного риса с зелёным перцем из доставки и смотрел Весенний Гала Фестиваль, пока за окном завывал ветер и несся вихрь мокрого снега. Он проводил так каждый Новый год, давно оставив в прошлом любые попытки это изменить. Однажды он в этот день был вместе с Чжан Цилином, но теперь Немой Чжан находился за Бронзовыми Вратами. И даже когда он оттуда выйдет, у него будет дом, куда он сможет вернуться. Но в семье Хэй Сяцзы остался только он. И никого кроме него. Он вздохнул и посмотрел на часы: они показывали 20:25. Он дотянулся до пульта и сделал телевизор громче, стараясь так перебить шум фейерверка и смеха снаружи. Обычно он вообще не думал про Новый год — это было лишь ещё одно мгновение в копилку его бессчётных лет, не более чем ещё одно начало для жизни без конца. Но сегодня даже красивые танцевальные номера и комедийные сценки Весеннего Гала Фестиваля оставляли его равнодушным. Сегодня он, словно умирающий посреди пустыни и сбившийся с ног в поисках воды путник, замер в бесплодном ожидании. Он надеялся, он мечтал, он томился мучительной жаждой — но всё вокруг него было пустынным миражом. В 21:40 он собрался идти спать. Обычно Хэй Сяцзы любил ночь — единственное время, когда он мог снять очки с чувствительных глаз — но эту он хотел закончить настолько быстро, насколько это было возможно. Если он выпьет снотворное, то сможет спать даже под звуки взрывов и уличном шуме, а потом проснётся холодным молчаливым утром, окутанным только-только начавшими рассеиваться клубами дыма от пороха. Но какая-то часть его души заставила остаться на месте и ждать. В 23:30 и она сдалась. На Гала показали две оперы, и каждый раз ему будто вонзали нож в грудь. Он горько улыбнулся темноте, выключил телевизор и спустился в свою спальню. Зазвенел дверной звонок. Хэй Сяцзы замер. Он спустился вниз по лестнице, бросился к входной двери и застыл с поднятой рукой, так и не коснувшись дверной ручки — его сердце бешено колотилось. Он сделал несколько глубоких вдохов. Возможно, человек по ту сторону — ошибшийся адресом курьер. Или пьяница, которому нужна какая-то помощь. Это мог быть кто угодно, и совсем не обязательно, чтобы это был он, это… В дверь снова позвонили. Решительно. Настойчиво. Так мог себя вести какой-нибудь самонадеянный юноша, который не привык, что его заставляют ждать. С ослепительной улыбкой Хэй Сяцзы распахнул дверь. — Хуа Эр-Е! На пороге стоял Се Юйчэнь. В эту ледяную декабрьскую* зиму, щедрую на падающий с небес снег, он был одет только в розовую футболку и джинсы. Дрожь сотрясала его тело; губы посинели, а зубы стучали от холода. Даже не поздоровавшись, он втолкнул Хэй Сяцзы обратно в тепло квартиры и стряхнул кристаллики льда с волос, теперь спадающих ниже плеч. Он стянул лёгкие туфли, аккуратно поставил их в шкаф для обуви и только после бросился греть руки у обогревателя. — Почему ты не открывал так долго? — прошипел он. Хэй Сяцзы лишь рассмеялся. Он в три шага пересек комнату и обхватил руками этот маленький цветок, готовый разделить с ним всё имеющееся тепло. Ощущения были, словно обнимал ледяную статую; Сяо Хуа дрожал в его руках трепещущим на ветру листом. — Не хочешь ли поблагодарить меня за спасение от переохлаждения, Хуа Эр-Е? И ты что, не мог себе позволить купить пальто? Сяо Хуа усмехнулся и не ответил, но Хэй Сяцзы почувствовал, как он таял в его объятиях. — Здесь есть еда? — раздался голос Сяо Хуа, приглушенный из-за того, что он уткнулся лицом в плечо Хэй Сяцзы. — Конечно. Хэй Сяцзы неохотно отстранился и направился к холодильнику. Не считая коробки с жареным рисом с зелёным перцем — но без зелёного перца — тот был абсолютно пуст. Хэй Сяцзы разогрел рис в микроволновке и принес Сяо Хуа, который в мгновение ока прикончил всю коробку. Хэй Сяцзы заварил чай и снова включил телевизор — на Весеннем Гала Фестивале показывали другую оперу, но в этот раз от этого не было больно. Теперь мир казался тёплым, ярким и прекрасным. Взгляд Сяо Хуа тут же прикипел к экрану, и любая попытка его разговорить заканчивалась раздражённым шиканьем. Признав свое поражение, Хэй Сяцзы пошёл в комнату за толстым шерстяным пледом — и бесцеремонно набросил его Сяо Хуа на голову. Какое-то время тот выглядел словно злющий кот, пытающийся освободиться из смертельной ловушки, но как только его голова оказалась на поверхности, Сяо Хуа продолжил спокойно смотреть оперу, иногда прихлебывая чай. Хэй Сяцзы тоже уютно устроился под пледом, обняв уже немного отогревшегося Сяо Хуа за плечи и притягивая ближе: кому помешает немного тепла? Он молчал всё представление, но смотрел точно не в телевизор. — Итак, Хуа Эр-Е, теперь ты в настроении рассказать мне, как от организации фальшивой смерти ты дошел до того, чтобы стоять кусочком льда у моего порога, ещё и без пальто? — Хэй Сяцзы игриво, дразняще улыбнулся. Теперь, когда Сяо Хуа вернулся, он не мог прогнать улыбку с лица. Сяо Хуа ангельски улыбнулся в ответ и просто сказал: — Нет. — Непослушный цветочек, — Хэй Сяцзы довольно рассмеялся. Сяо Хуа пожал плечами, словно сказанное было всем известной истиной. Он спросил: — Кто-нибудь поверил, что я мёртв? — Ни одна живая душа, — хохотнул Хэй Сяцзы. Сяо Хуа положил голову ему на плечо и вздохнул. — Какой позор. А ведь я потратил на это столько сил. — Кажется, ты не такой хороший актер, как думаешь, — он поморщился, когда Сяо Хуа ткнул его локтем под рёбра, но его улыбка стала только ярче. — Ты тоже не поверил? — спросил Сяо Хуа. — Конечно нет. Твои боевые навыки могут быть не такими хорошими, как мои, но точно уж лучше, чем у семьи Ван. Снова тычок под рёбра. От этого из-под его очков выскользнула и прокатилась по щеке слеза. Сяо Хуа немедленно её заметил и, нахмурившись, смахнул. — Я ударил тебя слишком сильно? Хэй Сяцзы жалобно шмыгнул носом и кивнул, хотя удар совсем не причинил ему боли. Сяо Хуа фыркнул. — Если я плохой актер, то ты — ужасный, — но даже говоря это, он улыбнулся и протянул к нему руку, поправляя солнцезащитные очки. — Кстати, как ты узнал, что я приду именно сегодня? Хэй Сяцзы насмешливо посмотрел на него и улыбнулся. — Сегодня Новый год, конечно, ты пришел бы. — Отвратительно. Он разразился лающим смехом. — Ладно, и тогда, почему же ты вернулся? Сяо Хуа отвел взгляд. Его бледные нежные щёки окрасил лёгкий румянец. — Это же Новый год, — пробормотал он. — Конечно, я пришёл. Хэй Сяцзы со смехом притянул свой маленький цветок ближе и поцеловал. Губы Сяо Хуа всё ещё были холодными, но скоро они согреются. В конце концов, с его появлением мир уже стал намного теплее.