В Индиане растёт астра

Самым тяжёлым в жизни Сары было не противостоять злу, когда тебе всего семнадцать, не пытаться сохранить дружбу с тем, кому только хочется доверять, и даже не уговорить родителей уехать из города, так как здесь происходит чертовщина, а не заснуть ночью, чтобы через несколько секунд на шею не давила грубая ладонь и лёгкие не сжимались из-за недостатка кислорода. Сара обжигала пальцы о сигарету — никотин справлялся лучше кофе, и зависимость от него постепенно победила желание спать. Camel горчил во рту, но мама курила только такие — Сара терпела. Она глядела, как смешно курил Люк, и пыталась сама: разница была только в том, что друг курил, чтобы казаться авторитетом перед Адель, которая к своим годам одной левой сыпала белую дорожку, а другой залезала в штаны новому ухажёру, а Сара — чтобы выжить. И ведь Сара могла бы — чисто теоретически — одолжить денег у Люка, чтобы купить сигареты: потрёпанный жизнью Malboro умолял с витрины купить его, когда она проходила мимо ларька, возвращаясь со школы. И Сара даже знала, что может ничего Люку не возвращать, но это было чем-то лишним: действительно ли ей нужны другие сигареты? Разве не может девушка пользоваться тем, что уже у неё есть? И такие вопросы можно было задавать о чём угодно — Сара по ночам играла в это от скуки — нужна ли ей эта жизнь? Разве не может она остаться в Сентфоре, если всё равно никогда не забудет этот ужас? Человек в маске мог достать её отовсюду, прокрасться в сознание и упиваться своим превосходством, о котором было бесполезно спорить — злодеи всегда знают всё наперёд — Сара не играла в игру, где наверняка победит. Пока он опережал, хоть ему и не удавалось заполучить себе девушку как долгожданный и ценный трофей — она боролась и не спала — и играть было интереснее. Человек в маске прекрасно знал, что рано или поздно она сдастся, ведь её внутренний демон голодал — девушка долго не протянет, так как не может жить, не подпитывая силу. Силу, которую он сам вложил в неё и пытался взрастить. Сара проявит минутную слабость, и Человек в маске со снисходительной улыбкой родителя воспользуется этим. Он играл и развлекался, не подгоняемый временем. Злодей ведь всегда возвращается на место преступления — каждые десять лет — и Сара бы всё равно не сбежала. Об оконную раму бьётся занавеска — девушка стряхивает в темноту пепел и слушает, как где-то вдалеке бежит состав. Возможно, она вскоре уедет отсюда — почему нет? Ей хочется жить, а не считать в сигаретах время до рассвета. Конечно, сначала Саре было бы неплохо окончить школу: получить диплом, куда-то поступить, на выпуске плюнуть в лицо директору и, наконец, уехать с каким-то укурком в закат — а лучше в Нью-Йорк — она мечтала о колумбийском университете — или в Денвер. Укурка потом можно бросить — невелика потеря. Одной только бежать не хотелось. Она знала: Человек в маске придёт к ней тогда, когда Сара будет меньше всего этого ожидать и не сумеет дать отпор. Не сумеет открыть глаза — на горло будет давить тяжелая ладонь, помните? Её надолго не хватит. И Сентфор Саре не нравился: здесь было слишком грязно и пахло гнилью из канализации, и если в городе не было бы так плохо с библиотеками, девушка бы шарахалась от каждого водоёма и ждала, когда на неё набросится Оно — книга у господина Кинга вышла как раз в восемьдесят шестом. Но Сара привыкала. Она всё так же курила Camel, гуляла с Люком, ссорилась с матерью, чихала в антикварной лавке и не могла ничего поменять: так было нужно, и подсознание останавливало её от любой попытки противиться. Человек в маске жаждал себе союзника, как ненасытный зритель ждёт выступление цирка-шапито. Именно так: дико, упорно и нетерпеливо. Мужчина отмечал девушку на фоне остальных и знал, что не простит себе такое упущение: если Сара не хотела кормить внутренних демонов, он мог помочь ей. Но Сара предпочла бы превратиться в одну из тех, у кого забрали жизнь, но только не быть тем, кто эту жизнь отбирает. И Человек в маске знал это слишком хорошо, чтобы рисковать: наблюдение было его ключом к успеху. И хреновые друзья Сары, разумеется. — Будь тем, кто сильнее. Помнишь? — твердил Люк, который, как последний трус, сбежал из Сентфора. Но она его понимала — не могла не понять, когда сама хотела уехать. Легче всего было убежать от проблем, чем попытаться их решить — хотя бы, чёрт возьми, попытаться, Люк. Сара считала его другом — быть может, даже больше, чем другом — когда он глядел на неё и улыбался — у него, кстати, появлялись ямочки, и это немного успокаивало. Не успокаивали слова: как они могут успокоить, если он сам им не следовал? Люк сидел рядом с ней, но молчал, так как, очевидно, вновь стал бы её подбадривать — Сара знала, что он пытался воодушевить самого себя — и молчала сама. Медленно вытягивала из его рук сигарету — уже лучше — Bond — и затягивалась, ощущая на себе его трогательный взгляд. Возможно, он просто был не тем человеком: горько было разочаровываться, когда уже при встрече в лесу показалось, что он мог бы позвать девушку на свидание, а после, кто знает, трепетно поцеловать в шею — Саре казалось это чем-то взрослым, а значит тем, что она хотела бы пережить раньше остальных. И у Люка всегда были запасные синие ручки для неё: в последнее время Сара думала не о школе, а о сне и кошмарах. У Люка были ручки, а ещё он быстро бегал: Сара хохотала, когда однажды увидела, как друг удирает от учительницы. Но Люк убегал всегда: от учительницы, от Писадейры, из Сентфора и даже от Сары. — Ты занята сегодня? Мы бы могли, эм, устроить пикник. — Единственное, чего мне хочется сейчас, это выкурить косяк и не сдохнуть, — хотелось выжить, но девушка сказала иначе. Знаете, выжить — тоже своего рода кайф. Но Люк этого не знал: ночью к нему не могли прийти ни Писадейра, ни Фавн, ни Человек в маске, о котором Люк, кажется, даже не знал — счастливчик. И Сара не хотела влюбляться. * — Если он попытается сунуться, ты знаешь, что делать: думай о хорошем. И помни, что ты сильнее, — Кэнди сжимала хрупкую ладонь и смотрела прямо в глаза, отчаянно пытаясь помочь хоть чем-то. Она тряслась, как осиновый лист под холодными порывами ветра, но в глазах всё ещё мелькала решительность — Сара была подругой, и Кэнди понимала это. Не подружкой, которая похихикает вслед старшекласснику, не подружкой, которая одолжит помаду или скажет, грязная ли у тебя юбка — подругой, которая поможет пережить Люка и не сойти с ума. Кэнди тоже не спала по ночам, потому что боялась не успеть. Караулила мобильник и божилась, что посреди ночи не высветится уже заученный номер телефона и ей не придётся бежать к дому Сары. Но она могла — всё бросить, бояться, но побежать, — вот, почему она считала их подругами. По крайней мере, её хватило на дольше, чем Люка: Сара не могла обижаться, что Кэнди выбрала безопасность, а не её. После школы они все отправлялись в далёкое плавание, и им с Кэнди не хватило места в одной лодке — досадно, но хер это им сдалось. — Звони, если что. Ну, потусоваться, пообсуждать парней, как в старые-добрые, — Сара потушила сигарету и посмотрела в окно. Нью-Йорк — завидуйте, сучки, О’Нил действительно поступила в колумбийский — блестел, шумел и не вызывал чувство страха: здесь всегда был кто-то, у кого можно было попросить помощи. Но Сара ковыряла старую рану, и та гноилась, ныла — это доставляло удовольствие: услышать смех, голос, убедиться, что тебя всё ещё помнят. Спустя четыре года с их последней встречи они продолжали общаться, но Кэнди была единственной среди всех старых друзей. — Да, конечно, — Сара не увидела, но почувствовала чужую улыбку. Нежную, спокойную: Кэнди тоже уже не жила в Сентфоре. Она переехала почти сразу после окончания школы в Бостон, где был университет. Сейчас она работала кем-то вроде адвоката, но не думала уезжать: муж, ребёнок, вы понимаете. — Сейчас веду дело какого-то отбитого ушлёпка, Амл Амин, он вылетел с трассы и потопил всех пассажиров в реке. Выпила уже вторую бутылку коньяка, и, сука, дело не становится понятнее!.. Ебаные богатеи, скажи? Ты бы приехала, мы бы посмотрели дело вместе… — Я экономист, Кэнди, не адвокат, — медленно, как с ребёнком, говорит Сара и глухо смеётся. — Я же говорила тебе, сучка!.. На другой стороне телефона слышен полупьяный смех — она явно перебрала. Скорее всего, мужа нет дома, а дети в саду. — Точно, Сара, боже, я просто забыла! Не понимаю, я же знала… В любом случае, нам надо увидеться и выпить! — Увидеться и выпить, — Сара смакует слова, а где-то в душе возникает огонёк надежды — рана гноится, но ещё может зажить — они с Кэнди не ссорились, а просто прекратили общение, так что, чёрт подери, всё ещё можно вернуть. — Ловлю на слове, Нельсон! У меня отпускной пятнадцатого, записывай адрес… И они изредка болтали так, по телефону, а потом забывали друг о друге на год — конечно, никакого пятнадцатого никто не перезванивал и не уточнял, в силе ли их встреча. Кому звонить? Какая фамилия у Кэнди? Сара сдвигала брови, стучала ногтями по пачке сигарет, но не могла припомнить — что-то вертелось на языке, но она действительно не помнила. Джонсон? Никсон? Нешвилл? Да-да, определённо Нешвилл! И Сара успокаивалась. Пятнадцатого у неё правда был отпускной, но она не припоминала никаких дел на этот день и уезжала в клуб: выпить, пофлиртовать, как в старые-добрые, только без Кэнди. А Кэнди не звонила. Ни разу. Возможно, она тоже забывала фамилию Сары, название города, в котором та жила, и номер телефона исчезал из записной книжки — Сара не винила подругу. Как она могла винить её, если через месяц забывала, как зовут миссис Нешвилл? Её определённо звали Кэтрин, и она работала на радио — пару раз рассказывала Саре, как обсуждает мэра каждую пятницу. Да, у Сары были хреновые друзья. Да и Сентфор был хреновый, вы понимаете. * Сара выкуривала вторую сигарету. Два часа ночи. Сейчас она может послушать старые кассеты — ей тогда очень нравился The cure — и, быть может, дотянет до утра. Вдалеке опять гремел состав — сколько таких уже проехало? Сколько попыток уехать провалила Сара? И почему, чёрт возьми, её никто здесь не держал? Сара не была из тех слезливых девчонок — прости, Кэнди, — кто грустил только для того, чтобы их пожалели, но Саре действительно хотелось иметь кого-то, кто бы был против её переезда. Кто мог бы поговорить с ней и переубедить: отобрать сигарету, но смолчать об этом перед родителями, крепко обнять и пообещать, что никто не тронет её — даже Человек в маске. Сара бы поверила. Бред — злодеи всегда трогают больно: рвут и разрывают на части. Но Сара бы поверила. Ей было это нужно. Но Кэнди и Люк были хреновыми друзьями, и Саре важно было это признать. И тогда никого не оставалось — только украденные сигареты Camel, старый магнитофон и неуверенность в будущем. Девушка стряхнула пепел и услышала ругательства внизу — она отпрянула от окна, уронила сигарету и потянулась к телефону — номер Кэнди. Странный способ убить Сару, если Человек в маске может без труда передвигаться в пространстве, а не караулить девушку у дома. — Эй, принцесса, ты тут? Я шёл от Хилла и увидел свет от сигареты. Ты ещё не собираешься спать? Знакомый голос отрезвил Сару — так гласные растягивал только один человек. Да и «принцесса» — господь всемогущий, какое глупое слово — никому больше в голову просто не приходила. Вишня. Фрик. Это прозвище подошло бы ему куда лучше: Сара следила за ним, когда парень проезжал мимо на байке и махал ей — всё-таки знакомы — пока Люк не отвлекал её и не следил сам за фигурой Вишни. Единственное, что точно знала о нём девушка — он был повёрнут на криминале и хорошо шутил. И странно вёл себя — Сара судила всех по Люку — всё-таки первый парень, с кем она познакомилась в Сентфоре — поведение Моринга отличалось от поведения Вишни. Люка вместе с одеждой кидали на гладильную доску и придавливали утюгом, так опрятно он выглядел — Вишня же с утра попадал в ураган, а к вечеру застревал где-то в болоте. Каждый поступок Люка был выверен до мелочей — кроме побега, вы понимаете, — Вишня же, кажется, не думал, если вообще умел, как правильно поступать и какие последствия это может иметь. Но Саре казалось это правильным — Люк же сбежал, а Вишня — нет. Так почему же тогда поведение мужчины считается странным? Не то чтобы они много общались: Вишня вечно решал проблемы посерьёзнее, чем охота злодея на группу подростков, но те редкие встречи запоминались Саре — парня спасала харизма. Девушка свесилась с окна и поглядела на чёрный силуэт внизу. В свете фонарей парень улыбнулся и поправил кудрявые волосы, тормоша их. Это выглядело забавно, словно он не тратил на их укладку по часу. И Сара улыбнулась. Они выглядели скорее всего нелепо: стоят и молчат, только Вишня на земле, а Сара — в окне. Но было в этом что-то: Люк бы проворчал, что они как Ромео и Джульетта — школьную программу он читал и ещё заставлял читать её Адель. Сара же творчество Шекспира уважала заочно. Где-то прогремел ещё один состав, но Сара не обратила на это внимания. — Вообще-то я не собиралась спать сегодня. — Марафон фильмов? — Да, типа того, — девушка отвела взгляд и покраснела. Она не хотела говорить Вишне обо всём. Он — не Кэнди. — Но я сейчас спущусь. Они дружно плюхнулись на качели — Сара сразу вспомнила давний диалог с Аароном и хмыкнула: Люк бы с ума сошёл, если бы узнал, чем занимается подруга по ночам. Их колени соприкасались — качели всё-таки на одного человека — где-то кричали кузнечики, и Сара чувствовала лёгкий запах мужского одеколона — она чувствовала себя взрослой, делающей то, что пока недоступно ни Кэнди, ни остальным подружкам по школе. Это мгновение казалось ей лучше любого свидания с Люком, так как она совсем не знала, что ждёт её, а с Морингом всегда было проще. Вишня молчал и был расслаблен — пришёл не поговорить — скорее побыть рядом с кем-то. И Сара его понимала. Они делили тишину и эту ночь. Качели тихо скрипели. Вишня поглядывал на Сару из-под кудрей. Сара глядела на него, но ей ничего не мешало. — Ты куришь? Я не буду ругать, как взрослые, но когда ты начала? Чужие слова расслабляют. Не то чтобы Сара беспокоится, что он расскажет это маме — миссис О’Нил скорее поверит в существование Писадейры, чем в то, что её примерная дочь курит, однако Саре по дефолту приятно, что Вишня понимает, как вызвать доверие у подростка. — Мне это помогает. Я плохо сплю в последнее время. — Миссис «извините, пожалуйста» задаёт много домашки? Сара спокойно улыбается и замечает, как уголки чужих губ поднимаются вверх. Хороший он парень. Не такой, как Люк: Вишня много курит, напивается, а потом блюет где-то в подворотне за казино, проигрывает все деньги в рулетку, ругается благим матом, а ещё он никуда не бежит. Возможно, бежит от легавых. Возможно, бежит от Хилла после шутки про мать. Но не из Сентфора. Сейчас он сидит рядом с Сарой и пускает дым в темноту, и непонятно, о чём он думает: об удачном перепихоне пару дней назад, о возможном реванше в казино или о делах Драконов. Люк проигрывает ему по всем фронтам, и Саре должно быть обидно: ну и нахер выбрала она себе бойфренда, который только и может, что таскать дорогие синие ручки в школу. Но Люк — исключительно друг, и то херовый, как выясняет Сара, и поэтому вовсе ей не обидно. — Не то чтобы, просто проблемы с Кэнди. Сара заметила сомнение в чужих глазах, но парень не стал возражать. — Ты сможешь поделиться этим, когда захочешь. Казино, адрес ты знаешь, я всегда там. Вишня выхватил из пачки новую сигарету и закурил. Сара совсем расслабилась: в сон её уже не клонило, девушка с восторгом заметила, что прошло уже минут десять-одиннадцать, и они, возможно, просидят все тридцать пять, а значит до рассвета останется ещё три часа, если не меньше. Она притирается к парню, пытается понять: верить или нет? А верить хочется пиздецки — Вишня, и этим всё сказано. — Спасибо… Просто… много всего происходит. Ты слышал про Человека в маске? Вишня посмотрел на неё удивлённо — вот так фигура в диалоге — но лишь ухмыльнулся, как любит, и кивнул. — Это же фрик, который приехал с цирком, да? Мерзкий чувак, не находишь? Так бы и всадил ему в бубен, чтобы лицо увидеть. — Да-да… Мерзкий чувак, — повторила Сара. — В общем, всякая херня. Я с ним знакома из-за Кэнди, и он… стрёмный. Он может прийти ко мне во сне, понимаешь? Просто… Это правда, так уже было. Кэнди знает об этом… и это бесит. Я не могу спать, иначе он меня убьёт. Бред, да? Но я знаю, знаю, что я умру, если засну. В глазах Вишни — удивление и маслянистость после алкоголя. Он даже не потянулся к сигарете для новой затяжки, а так и сидел, смотрел то на Сару, то на ботинки, обдумывал и дичайше охреневал — пубертатные подростки сошли с ума. — Почему ты так уверена? — Он угрожал мне и Кэнди. Но Кэнди спит, а я не могу. Не спрашивай почему — не знаю. Мы просто часто с ним виделись, и, эм, знаешь… — Сара поправила волосы и нервно хмыкнула. — Он не оставляет меня. Делает всё, чтобы я о нём не забывала. Сара затихла и ощутила блаженное опустошение: её секрет знает ещё один человек. Она делится чем-то важным и страшным, и девушку не осуждают — ну спасибо — только глядят, глядят, глядят. — Тот ещё фрукт. К нему бы шерифа, сразу бы присмирел. Он угрожал тебе ещё? — Да нет, одного раза ему хватило. Да и мне всё равно, только бы поспать… И тут говно протекает: Вишня включает мамочку. Нет, если честно, это даже приятно: Саре кажется, что никто не знал эту сторону парня — заботой окутал бедняжку-подростка и пытается помочь. Но Сару бесит. И Вишня, и его советы: сказать родителям! Боже, чувак, это не то, что прошлый век, это мезозой, за который сейчас только в тюрьму сажать надо. Вишня меняется в лице, когда пытается читать нотации: он серьёзен, обеспокоен, словно мама пятерых детей, и часто смотрит на собеседника. Саре всё кажется, что он играет, вот и рассмеётся сейчас, говоря, какое кислое лицо было у девушки, только вот парень говорит и говорит, и шутка затягивается. — Я говорила маме об этом, но она не верит. Он ей понравился. Талант! — Сара повторила это голосом миссис О’Нил, скривившись. — И как я ей докажу? Чувствую себя дурой. И ты мне не веришь? Прозвучало ломано-обидно: да, обидно пиздец! Если и он сейчас не поверит, Сара и будет дальше курить Camel, гулять с Люком и считать составы, проносящиеся в темноте мимо дома. Но хочется что-то менять: Сара трогательно глядела на профиль парня и ждала. Вишня поник после тирады, смотрел вниз и молчал. Минуту, может, меньше, иначе стало бы совсем неловко, но вдруг вздохнул и уверенно сказал: — А ты знаешь, я тебе верю, принцесса. В этой дыре всякая чертовщина происходит, бог мне судья. Но ты сильная, ты знаешь? Ты его одной левой, а я — одной правой, и плакал наш злодей, поняла? Держи. Он вдруг стянул с пальца кольцо и протянул девушке. Кошка с алыми глазами — точь-в-точь как я её кот дома. Чистое серебро, констатирует Вишня и гордо оглядывает украшение. Девушка не успевает ответить, что счастлива, что ей верят, а перед носом уже подарок — только глупо улыбается и неверяще глядит. — Надень перед сном. Я стащил его у старухи в магазине антиквариата. Помогает от всякой нечисти, сам проверял, и от этого поможет. Просто попробуй. Сара с распахнутыми глазами принимает подарок и смотрит, как глаза у кошки сверкают в темноте. Выдыхает и обнимает парня. Вишня улыбается. А Человек в маске рвёт и мечет — рассчитывал на хреновых друзей, а тут принц на горизонте нарисовался. * В казино было как всегда много посетителей. Кругом орут, танцуют, ругаются — уже четыре часа ночи, а народу так, словно заведение не закрывается через час. Аарон благоговейно осмотрел шоты — ночь уже хороша, а продолжение ждёт его дома — и наклонился к Вишне, пытаясь перекричать толпу: — Боже, ты отдал своё любимое кольцо?! — Хилл вскинул брови и смотрел так, словно перед ним стоял не Вишня, а Бенджамин Франклин, причём он появился не из-за двери, а вылез с купюры. — Поверить не могу! — А ты поверь, — хмыкнул Вишня и потёр палец, пустовавший без украшения. В эту ночь Сара впервые спала. И возможно, сейчас она могла позволить себе влюбиться. * Холодный ветер забирался под ткань лёгкой куртки — кожанка Вишни была на нём самом, а не на Саре — странно. Саре всё было странно: и из-за холодной погоды в августе, и из-за улыбки напротив, и из-за того, что уезжала, хотя у неё появился человек, кто был против этого. Фокусы судьбы, вы понимаете. Кольцо всё так же на ней, только как-то оно поблекло, посерело, сдавило кожу — Саре только казалось, но она с ужасом глядела на него. Люк пропал, Кэнди была всё такой же дурочкой, и Сара свалила — а ради чего оставаться? Хватит с неё этого дерьма. И Вишни хватит. Он, конечно, и красавец, и спортсмен, жаль только, что не комсомолец, да только отношения, если ты планируешь уехать, лучше не начинать. Они начали. Помусолили, помусолили, и вдруг Сара решила уехать — пока не привязалась окончательно. Но Вишне об этом необязательно знать — у них просто не получилось. И расставаться друзьями не так больно. Всё равно после выпуска мало кто здесь останется, а тем более — мало кто о тебе вспомнит. Дней через пять уже. Сара О’Нил? Вы что-то путаете… Пришёл на вокзал Вишня один: стоял до самого отправления, улыбаясь в окошечко, где сидела Сара. Наверно, он издевался — это была месть за побег. Она ревела, а он улыбался. Но ревела Сара только в вагоне, раздирая кожу на ноге, куда в забытьи положила ладонь. Вишня же улыбался с самого начала: провожал подругу в лучшую жизнь. А что он тогда за друг, если не будет рад? Сара полагала, что никогда больше не встретит его — уедет, поступит, забудет о Сентфоре и своих хреновых друзьях. Забудет о Вишне, да и кольцо спрячет под шкаф. Да и незачем ей больше влюбляться. Пока ещё они стояли на перроне, молчали и слушали шум поездов. Везде сновали люди, тащили багаж, ругались, тужились, чтобы поднять чемоданы, и всё сливались в один поток, в реку людей. Несколько раз между ними проходил кто-то, но Вишня оставался на том же месте, всё так же нежно глядел на Сару, но кто-нибудь смог бы заметить, как он стал бледен. Даже если бы весь вокзал сейчас загорелся одной вспышкой огня, они бы не сдвинулись с места — Сара жадно глядела на парня, стараясь запомнить лицо — ни одной фотографии у неё не было. Да, уезжать было неправильно — Саре стоило это признать. Но она ничего не могла поделать: любить Вишню — злая шутка Человека в маске. А она была сильнее. Он улыбнулся и хлопнул по карману, где лежали сигареты. Вишня стал курить чаще: с момента, как узнал. Обо всём. Обо всём — понятие необъятное: о всей сентфорской нечисти, о способностях Сары и, как же без этого, о желании уехать. Он-то никуда уехать не мог — Драконы. — Я полюблю, когда в Сентфоре зацветёт астра, — глупость, но надо было что-то сказать. — Я понял, — он пораженчески поднял руки и хмыкнул. — Здесь её никогда не бывает. * Сара затянулась и взглянула на клумбы около заправки. После победы над Человеком в маске они плевать хотели на то, что Кэнди завтра на работу, Сара должна вносить сумму по кредиту, а Бобби — забирать дочь из лагеря. Они просто сели в трейлер — залезли, ехали друг на друге и хохотали в открытые окна до того, как их смех не перешёл в надсадный хрип — и уехали. Далеко и надолго — кто знает? Пока они вновь не забыли друг друга, хотя Сара и была уверена, что теперь это невозможно, ребята хотели быть вместе. Десять лет прошло, и следовало многое обсудить. Так какая твоя фамилия, Кэнди? Ты же не работала на радио, чёрт возьми! Как я могла такое забыть? А ты, Бобби? Господи, чем же ты болел? Астма, вспомнила! Сара распахнутыми от детского восторга глазами следила за их компанией: святая четвёрка разрослась до невероятных размеров: Люк, Майкл, Кэнди, Бобби, Дерек, Стефани, Аарон и Вишня. Уже взрослые, с небольшой проседью в волосах и той самой историей за плечами, которая объединяла их всех — ребята держались вместе всю дорогу, переживая события прошлого вновь, смеясь и прикасаясь друг к другу, словно в попытке проверить, а не видение ли это. В пригороде Сентфора пустыня: одинокая заправка, шоссе, уходящее за горизонт, и крики сверчков. Что их ждёт — непонятно. Но они уезжают туда, за горизонт, чтобы наверстать время разлуки. — Как ты? Сара облокотилась на трейлер и глядела вдаль. Рядом с ней — такой же красавец, спортсмен, да и комсомолец, наверное, — Вишня. Улыбается, глядит хитро, но уже осознанно. Придвигается чуть ближе — проверят. И замечает — на женской руке кольцо. Яркое, серебряное, с кошкой, и у той дикие алые глаза полыхают в лучах закатного солнца. У них небольшая остановка, чтобы перекусить — в поместье Морингов мышь повесилась, и после всего они так и не поели. Все пошли в кафе, и отсюда видно, как Стефани потягивает коктейль из трубочки, а Майкл приобнимает Бобби и что-то говорит. На улице они вдвоём. Вокруг них пустыня. Они словно в космосе — настолько тихо. Где-то слышится смех Кэнди, но это совсем далеко — на Земле. — Так и дня не хватит, чтобы перечислить, — щурится от солнца, хмыкает, глядит на мужчину. Она не знала, как он жил эти десять лет, да и разве можно спросить о таком сейчас. Ушёл от Драконов, управляет сервисом где-то в Индиане, раз в две недели трясёт песком за одной стойкой с Аароном. Одинок. Харизма всё та же. Сара глядит, замечает морщинки, но взгляд не потух — горит пламя, ведь ему всего лишь тридцать пять. Жизнь только начинается, не так ли? Он забывает, что она когда-то уехала. Глядит, словно они виделись ещё на прошлой неделе, ходили в парк, быть может, она осталась у него, как это случилось в поместье Морингов прошлой ночью. Саре обидно, наверное, за то, что эти десять лет они не были рядом — даже в качестве друзей. Саре обидно, что она винила в этом Человека в маске, а не себя. — Астра растёт. Вишня проследил за её взглядом и ухмыльнулся — по-доброму, тепло. Обхватил Сару за плечи и забрал сигарету, чтобы самому сделать затяжку. — Видимо, завезли. Она никогда здесь не росла. — Я помню. Лёгкое касание в макушку. Сара вывернулась из плена сильных рук и спокойно улыбнулась, прямо как тогда, когда они сидели на качелях около её дома. Сколько лет прошло? Об этом вообще прилично вспоминать? — Ты что как с маленькой. И Сара поцеловала. С напором, чувствуя сигаретный привкус на кончике языка, зарываясь в чужие кудри, чувствуя, как колотится сердце. Вспышкой в сознании возникли воспоминании об их встречах: жаркие поцелуи, крепкие объятия, пьяный смех. — Поехали в Индиану, а? Вдвоём, принцесса. Он смотрел всё так же хитро, но был решителен — за этим скрывал страх, что девушка откажет. Дышал громко, а после дунул на упавшую прядь. До Индианы всего шесть часов езды. Пустыня кругом и заправки на каждом сотом километре. Согласилась бы она тогда? Уверена, что нет. А сейчас? Можно даже не думать: к чёрту всё, О’Нил, к чёрту Нью-Йорк и твой кредит, к чёрту Человека в маске и старых-хреновых друзей. Сара наконец поняла, что может влюбиться. Влюбиться, как десять лет назад.