Диан, или Тайная жизнь француженки

Диан Потье голая, раскрасневшаяся, взмокшая от похоти, расставившая широко ноги и чувствующая, как из половых губок её капает вниз капля за каплей солоноватая жижа, пошатывалась от желания, не в силах отвести даже взгляд от палатки Адама. Ей безумно хотелось, чтобы он сейчас выглянул из палатки, вытянул голову наружу прямо сейчас и увидел её. Т а к о й. Отчасти именно этого рода противоестественные желания двигали ей изначально при решении принять участие в экспедиции, если не при выборе всей своей карьеры в целом. Что же ещё, научный идеализм, увлечение философской фантастикой? Губки мадемуазель Потье слабо дёрнулись при воспоминании о наплетённых Адаму красивых руладах слов. «Какие наивные эти русские». С другой стороны, распознать с ходу истинную её суть не так просто. «Тут бы понадобилось быть немного маньяком». Диана — она, вопреки вежливости всех тех, кто старался обращаться к ней исключительно на французский манер, охотно признавала и принимала оба варианта своего имени? — с юности старательно создавала и тщательно совершенствовала фальшивую оболочку. Изящную невинную колбу из горного хрусталя, внутри которой скрывалась мадагаскарская муха. Чем больше милых узоров и причудливых финтифлюшек появлялось на колбе, тем сильнее француженке порою хотелось расколотить её вдребезги. Это тянулось с детства. Юная леди Потье ещё до созревания определённых систем своего организма тянула пальчики куда не положено, ласкала себя почти непрерывно в кроватке и зачитывалась любыми хотя бы даже пусть немного скабрёзными эпизодами из взрослой литературы. Диана не помнила точно, откуда вынесла представление о запретности совершаемого, — или её спасло милосердное подсознание, скрыв эпизод? Так или иначе, она быстро усвоила, что кое-какие вещи лучше скрывать от родителей, как бы ты к ним ни тянулась. Она много читала. Сказки, нуарные детективы, пресловутая научно-фантастическая литература. При этом, однако, внимание юной мадемуазель Потье притягивали часто моменты, которые бы не всякий сторонний наблюдатель охарактеризовал как невинные. Вот, например, эпизод с растворяющимся неожиданно на девушке платьицем, растворяющимся публично из-за непредвиденной химической реакции, платье было сделано из экспериментальной и почти невесомой материи. Нет, эпизод этот не был прописан в деталях, будучи частью шутливой новеллы о невезучем изобретателе, но Дианочка краснела и жмурилась, пытаясь представить в деталях чувства и эмоции героини. Вот, например, эпизод про мальчишку, который потерял в море плавки и оказался вынужден прокрадываться впоследствии за ними на девичью часть пляжа. Потье прикрыла глаза, пытаясь представить себя нагой, себя меж мальчишек. Что-то в трусиках её щелкнуло. Вот старая вырезка из газеты. Вульгарное издание, её родителями вообще-то не выписываемое, но найденное как-то раз юной Дианой на улице. Кусочек нуарной новеллы, якобы публикуемой по частям и меняющей своё направление в соответствии с заявками от читателей. Фотоиллюстрация к тексту изображает совершенно нагую светловолосую леди, хоть некоторые части её тела и прикрыты вроде бы пеной. Сам же текст — Дианочка закусила нижнюю губу, вчитываясь в мелкие строчки? — повествовал о девушке, за которой охотились убийцы, о девушке, которая пригласила к себе в дом недавно обретённого друга, обещающего стать её рыцарем и защитником. По ходу сюжета она забирается в ванну и начинает принимать душ. Мысли её при этом касаются мужественной внешности её нового друга, его рук, его мускулистых плеч. Она представляет себе, как Франц проскальзывает прямо к ней в ванну, как ладони его обхватывают её обнажённую грудь. Ручка душа в руке её проворачивается, струя воды падает на низ её живота. Девушка стонет тихо... Дианочка была красной как рак, читая и перечитывая опять и опять этот странный фрагмент, она почти переставала дышать. Она знала, что к концу сцены девушка поскользнётся и ударится головой, её крик привлечёт внимание парня за стенкой, он спросит её, всё ли в норме, но у девушки от боли пройдёт фривольное настроение, она со стыдом ответит сквозь шум, что всё хорошо. «А если бы не ответила? Если бы парень просто ворвался в ванную?» Юная мадемуазель Потье чувствовала, как ей становится горячо — горячо в трусиках. Ей отчаянно захотелось быть там, быть в этой ванной, быть святою невинностью, пойманной кое за чем недостойным. Коленки её сдвинулись и раздвинулись несколько раз. Еле дыша, стрельнув глазами по сторонам пару раз — вроде бы никого рядом нет? — вся алая, Диан, прикрыв руку книжкой, просунула медленно под синюю свою юбочку пальцы... И сама приглушенно застонала. Это был далеко не единственный в своём роде из эпизодов самопознания юной девушки. Француженка словно бы проверяла себя постепенно на прочность, испытывая, насколько невинной и элегантной способна выглядеть внешне — и какою шалавой быть внутренне. Она не могла сказать точно, в какой миг она поняла окончательно, что испытывает сексуальное возбуждение от контраста, от лицемерия, от притворства, от неизмеримой величины расстояния меж внешней своей непорочностью — и извращённостью тайной. Она не могла сказать точно, в какой миг она поняла, что бесповоротно зависима от подобного, что не может сорваться с крючка, что невоспроизводимо захватывающие взрывы страстей и фейерверки непередаваемого наслаждения может ей дать отныне только лишь это. В миг, когда она занялась мастурбацией в магазине, стоя в очереди, касаясь сквозь дырочку в кармане синих брюк себя пальчиком и доведя себя за три минуты до двух сумасшедших оргазмов? В миг, когда она поэкспериментировала с игрушкой, купленной анонимно и доставленной на абонентский ящик, игрушкой, которую она держала меж ног весь обед в студенческом общежитии, включая на полную мощность, когда на неё смотрел кто-либо из ребят? В миг, когда она запустила ладонь себе под подол во время беседы по телефону с парнем, парнем, увлёкшимся её романтическим обликом и невинной с виду сферою интересов, парнем, даже не подозревавшим, что его взволнованное признание в чувствах заставляет похлюпывать пальчики в трусиках шлюхи на другом конце провода? Ясно было одно: — она на крючке. И — в то же время — из-за природы крючка она не могла сказать о нём никому, не могла показать таракана в хрустальном яйце. Диана не знала, что будет, если личина её лопнет однажды. Может быть, ничего, — но вдруг она не испытает в жизни больше ни одного сверхоргазма? Это было бы жутко. Поэтому она не решалась раскрыть свою суть даже тем, кто мог на тот или иной момент её биографии претендовать на роль её парня. Даже испытывая к ним зыбкие чувства в ответ. Она отчаянно жаждала, чтобы кавалер её понял всё сам, давала мысленно себе нагоняющие адреналина клятвы — «Если он залезет рукой мне сейчас под подол, а далее в трусики, я не возражу ни движением, я позволю ему делать со мной что угодно». Но старательно выстроенный фаянсовый образ мадемуазель Потье работал против неё — никто и помыслить не мог о подобном кощунстве. Никто не ведал, что холодновато-романтическая красотка умирает от похоти. Безадресной. Едва ли не ко всему миру подряд. Диан знала, что для женщин подобная психопатия не особенно в фаворе, она подозревала, что в ней говорит неверие её подсознания в реализуемость её тайных грёз. «Раз ты всё равно никогда не получишь желаемое, почему бы не дойти до предела?» Пару раз игры с клятвами рисковали поставить её в ужасное положение. Например, как насчёт того, чтобы, прокатившись в такси и осознав неожиданно, что денег на проезд не хватает, мысленно себе принести самый страшный обет, что не будешь ничуть возражать и послушно последуешь сказанному, если водитель потребует от тебя вместо платы минет? Но её имидж спасал её даже тут. Имидж. Шлифуя его, украшая его финтифлюшками, мадемуазель Потье углубилась некогда в археологию. Ещё бы, это ведь так романтично и так таинственно, это так укрепляет кажущийся образчик недоступной возвышенной дамы? Образ. Порой Диане хотелось его уничтожить, порвать, расколотить вдребезги. Закричать на весь лагерь: «Я блядь! Взгляните, с кем вы вообще общаетесь! Знаете ли вы, что я делала четыре часа назад с ружьем из экспедиционного арсенала, знаете ли вы, что я творила с найденным мною в отроге в одиночку наконечником копья алеутов и по какой причине в действительности он являлся столь скользким?» Типажи её спутников по отряду не сказать чтобы особенно помогали бороться с фантазиями. Они, в отличие от неё, были до некоторой степени подлинными фанатиками науки, благородными идеалистами, озадаченными идеей найти Шамбалу или хотя бы раскрыть ускользающую загадку Долины. Беседуя с ними, Диан ощущала в особенной степени свою шлюшность, шалавистость, чем больше она напускала на себя ирреального флёра и вкрапляла в свою речь натянутый французский акцент, тем сильней ей хотелось проделать прямо в присутствии кого-либо из своих собеседников нечто не вполне адекватное. Ну, например, просто потянуться рукой к его брюкам? «Какова, интересно, была бы реакция благородного труженика науки на подобное внезапное поведение респектабельной леди? Презрение и разочарование, надо думать?» Впрочем, это ведь русские, аристократов у них давно перевешали. Тем сильнее трясло порой Диану от похоти, когда она ловила на себе благоговейные взгляды Кирилла. Он явно мнил её божеством. Адам вроде бы относился спокойнее к ней, беседуя на разные темы и не выказывая пока особенной силы влечения к её фаянсовой оболочке. В таких случаях Диана сама почти забывала о ней, чувствуя себя и ведя себя скорее нейтрально — не грязная шлюха, но и не фарфоровый ангел. Она была почти искренней во время того разговора с ним. А потом... Что её дёрнуло поэкспериментировать снова с нелепыми «клятвами»? Скорее всего, явная идеалистичность Адама, его невероятная увлечённость идеей Долины. В скрытой распутнице встреча с подобными типами всегда пробуждала желание чуть-чуть ковырнуть их. Проверить, так ли уж они благородны и идеалистичны на деле? Диан разговаривала с Адамом... ...представляя, как поигрывает с ним через брюки. Диан вворачивала невинные вроде бы шутки... ...в уме произнося клятву: «Если он полапает сейчас мою грудь сквозь одежду, я сразу стану его сексуальной рабыней на вечер. Немедля. Причём — скажу ему это». Мадемуазель Потье выслушивала с показным интересом — не совсем наигранным, впрочем? — печальную историю жизни опального археолога. В уме же стояло грустное: «Ну же, давай. Шлюха перед тобой вся течёт. Просто протяни вперёд хамски руку — и она будет твоей. Ты же ведь этого хочешь? Нет? Создание подобного рода не требуется даже тебе?» В тот день она приготовила отряду гречку на ужин, температура у маленькой кухоньки была раскалённой, пылающее же в «печке» меж ножек у мадемуазель Потье адское вожделение так и не успело утихнуть. Она думала сегодня посетить сарай с арсеналом — то место, где она уже раз пятнадцать, не меньше, баловалась со стволами двустволки, оставляя дверь иногда слегка приоткрытой и представляя в фантазиях, как Кирилл или Алин ловят «утончённую французскую леди» за недостойным занятием. Но беседа с Адамом её отвлекла. Горячая гречка просыпалась случайно несколькими крупинками за отворот её платья, тайная извращенка зарумянилась — её даже это случайное происшествие вполне было способно навести на скабрёзные думы. Ей пришла в голову м ы с л ь... Диан лихорадочно облизнулась. М ы с л ь, конечно, была безумием. Но разве не к этому она всю свою жизнь шла? >> 1.1. Отвергнуть мысль. Это глупо и ни к чему хорошему не приведёт. Это абсурдно, низменно, гадко, грязно, постыдно, это, в конце концов, совершенно нелепое действие, словно специально унижающее образ возвышенной светлой француженки? >> 1.2. Последовать мысли, касающейся не полностью ординарного и не совсем целевого применения пищевого продукта.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

1.1. Она удержалась. Хотя и неведомо как? Что же, за всякий акт проявленной над собою власти требуется рано или поздно платить. Диана не вполне притворялась, строя свой фарфоровый образ, он отражал часть её увлечений, она действительно интересовалась отчасти фантастикой, археологией и психологией. Благодаря последнему зная, что «сила воли» у человека — ресурс ограниченный. Сейчас Диан Потье готова была перейти грань. Она стояла нагая в лучах встающего солнца, шатёр Адама стоял впереди, другие члены отряда пока ещё не успели подняться — но теоретически могли пробудиться в любое мгновение. Что до Адама — тот вроде бы обычно не просыпался в отряде намного раньше других, но едва ли хоть кто-то устраивал ему прежде перед побудкой подобное зрелище? Тяжело дыша, заливаясь багряною краской, утончённая французская леди провела пальцами по своему телу, ущипнула соски. Коленки её задрожали. «Что я делаю». Она закусила губу. От мысли, что будет, если Адам проснётся, увидит её из палатки, — или если он проснулся уже? — ей хотелось стонать. «Я блядь, просто блядь». Пальцы аристократично-загадочной девушки коснулись клитора, она прерывисто то ли захныкала, то ли застонала. «Блядь, которую нужно ебать». Диан Потье никогда бы в жизни никому не созналась, что настолько хорошо знает обсценную сторону русского. «Что, если он сейчас смотрит? — мелькнула новая мысль в воспалённом похотью мозгу девушки. — Что, если он... о-оо-ооох... т о ж е мастурбирует сейчас тайно, на меня глядя?» Диан вскрикнула слабо от этой мысли, коленки её подкосились. «И я ведь з а с л у ж и в а ю этого». Крик повторился, превращаясь в дребезжащий стон, почти потеряв равновесие, девушка захихикала мелко, с сумасшедшей скоростью орудуя пальчиками. «Конечно же, он наслаждается этим, любуется голенькой дурочкой, шликающей напротив его палатки, может быть, даже делает снимки с мобильного телефона, чтобы потом их загнать в Интернет или показать всем знакомым? Чтобы потом как ни в чём не бывало выйти с сонным видом наружу, поздороваться невозмутимо со мною уже совершенно одетой, пожелать мне доброго утра, ласково улыбнуться, беседуя куртуазно и вежливо с ни о чём не догадывающейся наивной глупенькой блядью?» От этой мысли мадемуазель Потье утратила-таки вконец равновесие, её голая попа соприкоснулась с колючками прошлогоднего перегноя, она фактически села на землю — вогнав в себя и в нежную свою плоть едва ли не до предела пальцы — и приглушенно взвизгнула. — Да. Si. Да-а. Si. Да-аааа... >> Перейдите к 2.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

1.2. Состоявшая минутою позже следующая беседа с Адамом была невиннее прежнего — хотя, надо заметить, отличалась особой бессвязностью взволнованной речи девушки и частыми странными паузами в её монологах. Она стояла рядом с ним, пунцовея, коленки её дрожали, а между ног всё горело — горело на сей раз, однако, вовсе не только от похоти, но от хранящей остатки накала пригоршни гречневой каши, что мадемуазель Потье щедро ввела сама себе ложкою в киску. «Если крупинки начнут выпадать сейчас вниз...» Она почти перестала дышать от этой мысли, она прикрыла на мгновенье глаза. Диана т е к л а. И осознание скрытого замысла, злой подоплёки, коварного плана в этом, — остаток крупы вернётся впоследствии в варящуюся кашу, она специально положит Адаму в тарелку сей сгусток, он распробует на вкус глубинную суть «утончённой француженки», весь её срам, всю её похоть? — заставило её застонать... — С тобой всё в порядке? — встревоженно взглянул ей в глаза её собеседник. Всё как тогда. На газетной вырезке в детстве. — Да. Да. — «Почему ты не видишь, какая шлюха перед тобой, на которой пробы негде ставить, которую надо брать и немедля использовать? Клянусь, если ты сейчас полапаешь мою грудь, засунешь мне руку под платье или ещё что-нибудь в этом духе, я немедленно сделаю тебе минет, отсосу тебе прямо сейчас». — Спасибо тебе, Адам. Всё... хорошо. Позже, кидая время от времени загадочно-таинственные с точки зрения окружающих взгляды в сторону уплетающего неторопливо гречневую кашу Адама — и заливаясь багрянцем от его недоумённых ответных взглядов? — Диана вновь потекла. Ей захотелось просунуть немедля руку под стол, кончить бесстыже у всех на глазах, чтобы этот идеалистичный Адам, этот наивный Кирилл, даже цинично усмехающийся Алин, — чтобы все, абсолютно все увидели Леди Стиль мастурбирующей. Но она удержалась. Хотя и неведомо как? Что же, за всякий акт проявленной над собою власти требуется рано или поздно платить. Диана не вполне притворялась, строя свой фарфоровый образ, он отражал часть её увлечений, она действительно интересовалась отчасти фантастикой, археологией и психологией. Благодаря последнему зная, что «сила воли» у человека — ресурс ограниченный. Сейчас Диан Потье готова была перейти грань. Она стояла нагая в лучах встающего солнца, шатёр Адама стоял впереди, другие члены отряда пока ещё не успели подняться — но теоретически могли пробудиться в любое мгновение. Что до Адама — тот вроде бы обычно не просыпался в отряде намного раньше других, но едва ли хоть кто-то устраивал ему прежде перед побудкой подобное зрелище? Тяжело дыша, заливаясь багряною краской, утончённая французская леди провела пальцами по своему телу, ущипнула соски. Коленки её задрожали. Вниз ниспала ещё пара серых крупинок — всё правильно, мадемуазель опять «накормила» себя масляной гречкой. «Что я делаю». Она закусила губу. От мысли, что будет, если Адам проснётся, увидит её из палатки, — или если он проснулся уже? — ей хотелось стонать. «Я блядь, просто блядь». Пальцы аристократично-загадочной девушки коснулись клитора, она прерывисто то ли захныкала, то ли застонала. «Блядь, которую нужно ебать». Диан Потье никогда бы в жизни никому не созналась, что настолько хорошо знает обсценную сторону русского. «Что, если он сейчас смотрит? — мелькнула новая мысль в воспалённом похотью мозгу девушки. — Что, если он... о-оо-ооох... т о ж е мастурбирует сейчас тайно, на меня глядя?» Диан вскрикнула слабо от этой мысли, коленки её подкосились. «И я ведь з а с л у ж и в а ю этого». Крик повторился, превращаясь в дребезжащий стон, почти потеряв равновесие, девушка захихикала мелко, с сумасшедшей скоростью орудуя пальчиками. «Конечно же, он наслаждается этим, любуется голенькой дурочкой, шликающей напротив его палатки, может быть, даже делает снимки с мобильного телефона, чтобы потом их загнать в Интернет или показать всем знакомым? Чтобы потом как ни в чём не бывало выйти с сонным видом наружу, поздороваться невозмутимо со мною уже совершенно одетой, пожелать мне доброго утра, ласково улыбнуться, беседуя куртуазно и вежливо с ни о чём не догадывающейся наивной глупенькой блядью?» От этой мысли мадемуазель Потье утратила-таки вконец равновесие, её голая попа соприкоснулась с колючками прошлогоднего перегноя, она фактически села на землю — вогнав в себя и в гречневую крупу едва ли не до предела пальцы — и приглушенно взвизгнула. — Да. Si. Да-а. Si. Да-аааа... >> Перейдите к 2.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

2. Диана кончила. Кончила так глубоко и так сильно, что едва ли не потеряла сознание. Случайное шуршание рядом заставило её дрогнуть, даже прийти в панику, но это был хомячок. Она слабо хихикнула. Кинув взгляд на палатку Адама — тот, похоже, всё ещё спал, а впрочем, вероятность быть обнаруженной при взгляде через проём резко падает, когда ты лежишь на земле? — девушка медленно и энергично начала отползать в сторону. Следующий день был чуть легче, после безумного демарша накануне сексуальное напряжение в недрах внешне недостижимой красотки слегка разрядилось. Пару раз Диан Потье как ни в чём не бывало беседовала с Адамом, пытаясь понять, видел ли он хоть что-нибудь, понял ли он истинную её суть, — но, увы или к счастью, видела в его глазах лишь всё то же успевшее ей опостылеть благоговение. «Так уж прямо и опостылеть? Признай, тебе ведь нравится это». С этим Диан никак не могла спорить. Девушка вспомнила, что личные вещи Адама вроде бы потонули в реке, телефон при нём едва ли мог быть, компромата можно было не опасаться. Но, как ни странно, эта сторона происшедшего интересовала её в последнюю очередь. «Понял ли он, кто я в действительности?» Ей хотелось, чтобы понял. От осознания этого по нежным щёчкам француженки вновь прошёл шершавою щёткой румянец. Ей действительно очень хотелось, чтобы Адам увидел её настоящую, чтобы начал грязно смотреть на неё как на сексуальный объект — или даже соответственно действовать. Нет, не обязательно даже на уровне флирта. Цепкий ум Потье всё никак не покидала противоестественная фантазия о сжимающем своё вульгарное естество археологе, любующемся ей втихаря из палатки? Она начала как бы невзначай беседовать снова с Кириллом, хотя не избегая в то же время разговоров с Адамом. Следить усиленно за косметикой и балансом теней. Поначалу ведя игру мысленно. «Ну же, давай, сделай это, — взмахивала Диан ресницами. — Я ведь сижу здесь для этого. Расскажи мне о Долине, расскажи, как искал её твой отец. А теперь — посмотри на мои слегка приоткрытые губы, посмотри, как я касаюсь их в притворной задумчивости кончиком своего пальца. Посмотри — и неожиданно вспомни, что столешница скрывает от меня сейчас нижнюю половину твоего тела». Нет, вслух она этого не говорила. Она ещё не настолько сошла с ума? «Сделай это, Адам. Если сделаешь — клянусь, я стану сразу на сутки твоей сексуальной рабыней и немедля объявлю тебе это». Безопасная в общем-то фантазия, хотя и безумная. Вряд ли бы в принципе археолог когда-либо мог решиться на нечто подобное — ну, по крайней мере, если и впрямь не увидел её тогда у палатки? Но Диану она заводила. Мадемуазель Потье флиртовала мысленно, в открытую выступала в качестве беззастенчивой шлюхи в этих псевдотелепатических разговорах. О, ей порою казалось, что она становится ведьмой от этих фантазий, что аура легендарной Долины, о которой все говорят, действительно присутствует здесь и влияет причудливо на неё, что она, Диан, меняет незаметно своего визави, словно бы переплавляющегося во что-то иное под действием её внешне невинных жестов и мимики? — Спасибо тебе, Диан, — взгляд археолога был по-дружески тёплым. На этот раз они пробеседовали полчаса об особенностях лингвистики, девушка не могла прежде даже и заподозрить, что в эволюции языка удмуртов было столько забавного. — С тобой так легко. — Тебе спасибо, Адам, — коснулась пальцев его через стол со смущением интеллигентная девушка. Облизнула неторопливо губы, напомнив себе в очередной раз о «коварном плане». — Мне приятно быть в твоём обществе. И я рада, если ты получаешь удовольствие от моего. Как это странно. Беседовать вполне искренне на невинные научные темы, чувствовать что-то высокое, одновременно внутри ощущая нетерпеливо покалывающие иголочки бессовестного вожделения. — Уд-довольствие?.. — спросил он неуверенно, вроде бы слегка покраснев. «Неужели? Нет, это вряд ли. Впрочем, клятва моя, Адам, сегодня тоже всё ещё в силе». — Удовольствие, — подтвердила мадемуазель Потье непринуждённо, заставив свои глаза блеснуть. Чуть наклонила голову, вновь медленно облизнула губы, словно стараясь проиллюстрировать путь кончика языка по каждому сантиметру. — Тебе ведь приятно быть со мною, Адам, смотреть на меня, видеть меня? Надеюсь, что так. Кто-то сказал бы, что подобное дурацкое поведение и подобные гламурно-шаблонные реплики разрушают весь её интеллектуальный образ, не оставляют камня на камне от старательно возведённого ею фаянсового монумента. Но за последние несколько дней попыток «невербального искушения» Потье вполне убедилась, что даже столь грубые намёки её в упор не улавливаются чрезмерно воспитанным собеседником. Ну а раз он всё равно ничего не уловит — почему бы не поддразнить чуть-чуть риском хотя бы себя? — Ты права, — подтвердил собеседник, сглотнув почему-то слюну и покраснев ещё гуще. Краем глаза Диан заметила, что его левая рука скрыта столиком, но решила не обращать на это внимание, хватит обманывать себя. Не тинейджеры, чай. Идея «безмолвного соблазнения» с подобной намеченной целью была с самого начала нелепой. — Оч-чень... пприятно. Он отчего-то запнулся, неловко глянув на неё. «Неужели?.. Да нет. Бред». — Тогда — не останавливайся, Адам, — шепнула собеседница мягко, смежив на долю мгновения веки, сделав это так, чтобы выглядело, будто она кинула взгляд сквозь стол вниз. — Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Продолжай. Она оставила губы приоткрытыми, приоткрытыми и поблескивающими, глядя демонстративно в сторону. Но — в то же время видя краем зрения, улавливая краем слуха, как дышит всё тяжелее Адам, как подёргивается всё чаще его плечо, меж тем как другое остаётся недвижно. «Не может быть», — первая мысль. Вторая мысль: «Я просто извращенка. Он же не озабоченный какой-нибудь недоросль. Может быть, у него лишь разыгрался некстати приступ чесотки, а я тут думаю невесть что?» В уме её пронеслись пантомимою все нелепые её разговоры с Адамом и Киром за последнюю половину недели. Могли ли мимика её и поведение быть более прозрачными, чем ей казалось? Мог ли Адам, выглядящий благородным асексуальным стоеросовым олухом, что-то понять? — Тебе... хорошо, Адам? — спросила она почти одними губами. Положив на них медленно кончик пальца. Введя его чуть-чуть глубже внутрь. Взгляды их соприкоснулись. Адам — она готова была поклясться — застонал слабо, движения его руки теперь нельзя было интерпретировать неоднозначно, они учащались. — Д-да, Диан... Д-диан... Она, не веря себе, улыбнулась. Чувствуя вновь забытую было уже мокроту в своих собственных трусиках. «Миссия выполнена». Коварная ведьма заставила пасть благородного паладина науки, заняться, как школьник, унизительным рукоблудом на вызывавший ещё пару суток назад лишь самые высокие мысли романтический образ. Или ей только лишь кажется это?.. >> 2.1. Сказать вслух Адаму, что она теперь его сексуальная рабыня на сутки. >> 2.2. Убедить себя, что ей показалось, закруглить вежливо разговор и всю жизнь потом сожалеть об этом.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

2.1. Диан Потье сдвинула и раздвинула под столиком ноги, пытаясь то ли усилить, то ли ослабить мучающий её изнутри жар. Вот и всё, теперь невесомый хрустальный образ всей её жизни и юности навеки погибнет — ну, по крайней мере, для одного-единственного человека. Она д о л ж н а. — Ты знаешь, Адам, — проговорила чуть слышно француженка, — я... твоя сексуальная рабыня теперь. На сутки как минимум. Я... я... буду делать всё, что ты скажешь. Мужчина напротив моргнул, рука его замерла. Он окинул её с ног до головы взглядом, и теперь это был уже не взгляд отчуждённой романтики, это был взгляд вполне собственнический, взгляд, прикидывающий, что и как теоретически можно с прекрасной Потье совершить. Диан ощутила, как под блузкой от этого наглого взгляда у неё твердеют соски. — Ч... ч-честно?.. — растерянным голосом и как-то по-детски словно бы на всякий случай всё-таки уточнил он. Девушка против воли фыркнула. — Клянусь. Адам выбрался из-за стола, по оттопыренности на его брюках можно было предположить, что домыслы мадемуазель Потье были хоть отчасти правдивыми — и что идиоткой на все сто процентов она сейчас себя всё же не выставила. Она тоже встала, вытянулась перед ним в струнку, слабо дрожа. Пальцы археолога коснулись в открытую её правой груди, другая ладонь залезла неделикатно под юбку, нашаривая ленту белья. Диана закусила губы, чтобы не застонать от натиска этих по-мальчишески неловких пальцев, не сойти с ума от сбывающейся прямо сейчас мечты, сбывающейся фантасмагории происходящего. — Я... всегда хотел этого, — выдал неожиданно будто бы для себя самого археолог, дыша тяжело, сдёрнув рывком её трусики до коленей. — Знал, что это неправильно, ты такая невинная, неземная, возвышенная, но... Лежал часами напролёт в своей палатке перед рассветом и представлял мысленно, как ты... делаешь... разные гадости. Диан улыбнулась, глядя в глаза ему. Одновременно — потёрлась чуть-чуть пламенеющей, жаркой, текущей, сочной, нетерпеливой вагиной о его беспардонную пятерню. — Ты теперь можешь заставить меня, — шепнула она. — Сделать их все. Адам прикрыл глаза. И в то же время — сделал резкое движенье ладонью, почти сжав в кулак пальцы и одновременно вдвинув их глубже, отчего Диана мучительно-сладко завыла, заизвивалась, сжав зубы, чувствуя себя сокмаппетом на руке. — Могу, — шепнул он в ответ. Поцелуй в подбородок. — И заставлю.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

2.2. Проза жизни, дамы и господа. Вы в этом варианте действий живёте. Поэтому, думаю, вы не хуже меня можете при этом выборе расписать дальнейшую судьбу бедной Диан Потье сами.