О том, как мальчик Лёня стал мужчиной

      Гриша повалил Леню на кровать. Она была жесткая, старая причем, но им двоим это не особо мешало. Поцелуи были такими жесткими, властными, Гриша кусал его губы, чтобы прям в кровь были, чтобы на языке оставался металлический привкус крови, любви и страсти. До этого они сидели в семнашке и пили виски, разговаривая о том о сём. Им было хорошо в компании друг друга, обсуждать прошедшие баттлы, будущие баттлы, «да ты его выебешь в два счета» — говорил Гриша про будущий баттл Лёни с Палмдроповым. Он его, по правде говоря, недолюбливал, это был самонадеянный пиздюк, который бухает как не в себя и строит из себя дохуя крутого МС, когда на деле (по мнению Рябкова) было нихуя не так. Понты и не более.       Не то что Лёня, Лёня был хорошим мальчиком, послушным, не выебистым. Слушал и уважал старших, всем бы таких мальчиков.       Лёня был спокойным, таким светлым, невинным, много мужчин на него хотели позариться, забрать себе этот лакомый кусочек тортика, но Гриша будет первым. Вы думали они в первый раз так? Нихуя. Их страсть кипит уже продолжительное время, но эта страсть дальше поцелуев и ночевки у друг друга никуда не заходила.       И когда они оба пьяные в щи, не могут стоять на ногах, не могут думать, соображать, здраво мыслить, решили перейти на новый уровень отношений. Секс.       Лёнина футболка летит на пол, следом туда же летят джинсы, потом и нижнее белье и всё — Стяжкин полностью голый, открытый, доступный. Всё только для Гриши, для него одного. Для него одного Лёня перестал общаться почти со всеми коллегами из команды голубей, для него одного Лёня перестал ходить на еженедельные тусовки, для него одного Лёня перестал быть тем, кем был раньше.       Для него одного.       — Ты готов? — наконец-то неловкая тишина разбилась об стены, голос Гриши был хриплым, наверное из-за пару выкуренных сижек перед этим «торжеством». Лёня лишь одобрительно кивает, не осознавая на что подписался, но ему это и не нужно, он был бы к этому готов и в трезвом состоянии, скорее всего.       Рябков снимает с себя толстовку, точно также кидает на пол к остальной одежде. Лёнечка такой горячий, так обжигает, проходится пальцами по щуплому и тощему телу, очерчивая сначала зону ребер и пересчитывая каждую пару (для чего? удостоверился, что все на месте.), а после аккуратно хватается за член не особо больших размеров, но для Лёнечки такой в самый раз, он сам по себе маленький, и член тоже не тридцати сантиметровый.       Гриша не медлит. В сильном опьянении умудряется даже где-то найти смазку (казалось бы, он мог бы и так, насухую, но он же не совсем варвар ебанный, понимает, что у Лёнечки — это первый раз, и нужно быть максимально аккуратным, даже если ты сам невменозе.)       Прозрачная жидкость выливается сразу на два пальца, чтобы процесс быстрее пошел. Она была холодная, слегка тягучая, как жвачка, и пахнет как клубника (Гриша знал, что Стяжкин ой как любит клубнику, постоянно рассказывал, как в Австралии литрами её собирал). Он аккуратно вводит пальцы в сфинктер, следя за реакцией Кенгуренка, хоть и в глазах всё плывет. А Лёнечка аж сжался под напором, ему было страшно, непривычно, он боялся что будет безумно больно, неприятно. Пальцы входят туда-сюда, разрабатывая Стяжкина всё лучше и лучше, вызывая у младшего приглушенные стоны. Спустя пару минут стало настолько хорошо, что аж из глаз искры посыпались, сердце и так бьется не в такт, слишком быстро, резко, а тут ещё и пальцы дошли до простаты.       И все, пиздец.       Это длилось недолго, минуты три наверное. Потом в ход пошел третий палец. Лёня все постанывал, кусал пухлые губы, выгибался в спине, а Гриша всё нацеловывал ему шею, пытался успокоить, шептал что-то нечленораздельное на ухо, так тихо и сладко, что от этого голова хотелось лететь на облаке.       Долой прелюдии, и так много время на это потратили. Рябков подтягивает немного за колени Лёнечку к себе поближе, чтобы им двоим удобно было, уже давно сам до конца разделся, смотрит Стяжкину в глаза, и в них же утопает, а потом наклоняется прям близко-близко, чтобы носами касались друг друга.       — Я люблю тебя, — шепчет Гриша в губы, после входит, медленно, аккуратно, пытаясь не навредить, хотя если честно, давно хотелось бы сорваться на бешенный темп, втрахивать это податливое тело в кровать, в стол, в подоконнике, да в любую, блять, поверхность. Но он не может. Он не может сделать Лёнечке больно, и никогда не сделает. Не посмеет.       Толчки были сначала плавные, Лёня быстро привык, пытался как можно сильнее расслабиться, чтобы было не так хуево на самом деле. А потом Стяжкин и сам темп подхватил, даже бедрами подмахивал, держался за одеяло, мял его как только было можно и нельзя, стонал, пытался быть потише, соседи же, но Гриша дал ясно понять что сегодня им можно всё, а значит и соседи сверху потерпят.       Первым кончает Лёнечка себе на живот, он аж застыл на пару секунд, пока Рябков тоже был на исходе, он делал быстрые толчки, все быстрее и быстрее, немножко даже переборщил, но успел вытащить и кончил тоже на живот (не хотелось в первый раз портить всё тем, что кончил внутрь).       Гриша валится рядом с ним, пытается отдышаться, кажется, он даже протрезвел. Голова правда гудела пиздец, но за то в груди что-то разливалось такое теплое и нежное, неужели они смогли преодолеть этот барьер.       — Под конец разогнался, — шепчет хриплым голосом Лёня, — в следующий раз аккуратней, молись, чтобы там крови не было.       И он посмеялся, крепко обнял своего кенгуренка, вдыхая приятный аромат от его волос, даже они блять пахнут клубникой.

ритмичные движения, резкие толчки у мальчика лени разбиваются очки разорванные джинсы и течет немножко кровь вот такая быстрая первая любовь