в кабинете у директора

в кабинете у директора – алена швец Этот последний звонок – самое скучное мероприятие за весь период их учебы в школе, богом клянусь. Особенно учитывая то, что во время учёбы было... Слишком уж весело. Потому что "да зачем эта экскурсия, тут колледж Волче недалеко, пошли к нему, у него последняя пара, ну Серёж, тебе правда интересно на мосты смотреть?". Потому что "ну пойдем в зал итальянского искусства, пожалуйста, Игорь, мы на античность с классом уже раз шестой ходим". Потому что "– Разумовский, либо ты отсаживаешься от Грома, либо... Либо! – Родителей вызовете?" А тут вот... Последний звонок, пфе. Даже не звонок, боже, хуже, выпускной!!! Он же весёлым должен быть! Но нет же, все стоят себе важные красивые со стремными лентами на плечах. Их что, за 100 рублей в Ашане купили? Ещё и вырвиглазного алого цвета... С отвратительной выпирающей печатью букв. Боже. И эта церемония, фу. Сначала под гимн все стояли, словно под похоронный марш, потом слушали приказы всякие. А потом стояли с заветными корочками, ради которых пахали одиннадцать лет, и которые пойдут в качестве подставки для кружки. Ну или не кружки – Волков на аттестате иногда помидоры режет. А у Разумовского и Грома подставки особенные – красные. Парные, получается. Прям как надо. – Они теперь танцевать будут, да? – Сережа вздохнул. – Ещё стоять и ничего не делать. Можно уже домой пойти отмечать, а? – Ну, мы можем и не стоять. Смотри, – Игорь показал на одноклассников, которые уже строились в порядке для вальса. – Как некрасиво они стоят. У них же почти круг, но одной пары не хватает, видишь? – Алина ведь заболела, вот пары и нет. – Так давай исправим. Гром вышел чуть вперёд, склоняясь в изящном поклоне, – как же ему идёт этот костюм – и ладонь раскрытую Разумовскому протянул. – Я обещал тебе танец у Эрмитажа, но тут ведь тоже можно, да? А потом обязательно туда съездим. А сейчас... Позволишь тебя на танец пригласить? – Нас убьет директриса, – пробормотал Разумовский, улыбаясь и ладонь Игоря принимая. – Она быстрее сама помрёт от гнева. Игорь потянул Серёжу за собой, занимая позицию отсутствующей пары так, словно все так и должно быть. А что им теперь сделают? Танец они не остановят – придется объяснять, почему и зачем. А наказать? Как? Аттестаты уже на руках, они даже не ученики школы уже, что им могут сделать? Родителям рассказать? Только вот с родителями Серёжи будет проблема, а Константин Гром все мероприятие стоит и смотрит на них. И он ни разу против Серёжи не высказался, честно говоря. Может, потому что думал, что они друзья. А вот теперь... Ну... Не думает. Друзья обычно вальс вместе не танцуют. А красиво-то как, а... Потому что они были единственной парой, которая хотела танцевать вместе. Остальных заставили, поставил хореограф и принудил к временному симбиозу в танце. С Игорем и Серёжей такого не было – они сами друг друга выбрали. – На нас все смотрят. – А тебя это так волнует? – Игорь на пару секунд положил ладонь на щеку Разумовского, не прерывая танца. – Отцу сигареты покупал? Табаком пахнешь. – Ты же знаешь, я не курю. А отцу сегодня, видимо, не одна пачка понадобится. Смотри, какая директриса красная стоит. – Игорь усмехнулся, когда Сережа рассмеялся тихо, глядя на руководительницу школы. – Синьора Помидора прям. И рядом завуч Чиполлино, ага. Разумовский рассмеялся, подходя ближе к Игорю и утыкаясь лбом в его плечо. Директриса сейчас провалится от злобы, честное слово. Но нет, не провалилась! Как только танец кончился, она сразу отдала бразды управления сим мероприятием завуча, а сама, краснющая, словно флаг Советского Союза, который висел у этой странной женщины в кабинете, залетела в школу, предварительно гаркнув что-то о том, что ждёт Грома и Разумовского в своем кабинете. И почему-то им обоим даже не страшно было в кабинет директора теперь заходить. А смысл бояться, а? Назло ей будут вместе идти, сцепив ладони крепко. – Что вы устроили?! – женщина разъяренной фурией по кабинету носилась, кажется, борясь с желанием швырнуть какой-нибудь кубок школы в парочку. – Вы! Гордость школы! Опозорили ее! Что я теперь скажу остальным, а?! Как только не стыдно? – А за что стыдно то, Надежда Юрьевна, – Гром вложил руки в карманы, покачиваясь с носка на пятку и обратно. Ну серьезно, за что ему стыдится? За то, что любит? Ещё чего. За Серёжу стыдиться? Да ни в жизни. Гром горд был, что такого человека не оттолкнул, что он до сих пор с ним, что они вместе по-настоящему. – Вы так все кричите, кричите, а почему кричите? – Да что твой отец скажет, а? Мало того, что с парнем спутался, так ещё и с детдомовским каким-то! С твоим-то отцом, как не стыдно только позорить его фамилию! Игорь нахмурился в секунду, ладошку Серёжи в своей сжимая покрепче. Словно успокоения искал, словно сам себе говорил "женщин не бьют, Гром, нельзя". Да только... Как смеет она... Такие вещи говорить... Про Серёжу его... Про его птенчика, самого открытого и хорошего, самого светлого, такого... Которого не сломала эта жизнь в детдоме, не сломало отсутствие родителей и других родных. Сильного его птенчика, которого Игорь все равно готов был защищать собственной грудью. – Мы с Вами взрослые люди, Надежда Юрьевна. – мрачно так проговорил Гром – ему уже не до смеха, его не забавляет совсем то, что она позволяет себе говорить в адрес Разумовского. – Да! И ты понимать должен, что дружба с такими тебя ни к чему не приведет! – Нет. Я понимаю, что это вы мыслите, как закостенелая старуха с совковским воспитанием. Не вы ли нас гордостью школы звали минуту назад? Тогда как смеете вы говорить такие вещи о таком же как я человеке? Сережа никакой не прокаженный, не неправильный и не "такой". Он прекрасный, самый лучший, лучший из всех, кого я знал. И уж точно лучше вас, хоть вы и с родителями росли. До свидания, Надежда Юрьевна, надеюсь вас больше никогда не увидеть. Игорь, слушая возмущения директрисы, Сережу следом за собой вывел из кабинета, ворча себе под нос что-то явно неприличное и матерное. – Раскудахталась, старуха дряблая. Чтоб ей... – Не ругайся. – Не буду, птенчик. Просто... Вот! – Игорь махнул как-то свободной рукой, словно по воздуху наотмашь ударяя. – Чего за бред она на тебя наговорила, а? – А вдруг она права... Может тебе и не надо со мной ни дружбу, ни отношения водить... – Ага, щас. Ну-к прекращай, знаю я твое. Не слушай других, ясно тебе? – Тебя тоже не слушать? – Нет, меня слушай. И Волче слушай, мы глупостей не скажем. А вот таких мымр и марамоек не слушай, понятно? Разумовский кивнул неуверенно, опуская после этого голову, и ладонь Игоря сжал покрепче, чтоб он не отпускал от себя больше никогда. Потому что... Если он от директрисы защититься не может сам, то как ему дальше то быть? Его ж загрызут, разорвут, словно псы голодные подбитого птенца. – Никто тебе и слова не скажет, пока я с тобой, – Игорь губами прикоснулся ко лбу парня, челку его назад откидывая ладонью, – Обещаю.