тримай мене міцно
держи меня крепко
Отливающие янтарем волосы Антона находятся в полном беспорядке; они безнадежно путаются в солнечных лучах на помятой после бурной ночи белоснежной наволочке и выглядят так, словно их уже никогда нельзя будет вернуть в приличное состояние. Слегка закусывая губу, Арсений улыбается так искренне и так до боли уютно, что молодой человек напротив него тоже не может удержаться от ленивой полуулыбки. Они оба знают, что каждое утро прическа младшего смахивает на взрыв на макаронной фабрике, и их забавляет это до невозможности. Арсений про себя замечает, что медовая кожа его возлюбленного практически отливает серебром в этом ярком утреннем свете, в то время как короткая светлая щетина кажется золотистой. У чуть расширенных зрачков Антона собираются созвездия… нет, даже целые галактики: безграничные, таинственные, невероятные. Его светло-амарантовые губы приоткрыты в сладком восторге: невысказанном, не получившем вербальную форму, но таком очевидном для них обоих. Через мгновение юноша на кровати пытается приподняться на локтях, чтобы немного размять затекшее тело, но Арсений тут же недовольно хмурится. - Антош, - только и шепчет обнаженный мужчина, - не шевелись, - он нервно, практически судорожно водит карандашом по крахмально-белому холсту, пытаясь не упустить этот магический образ и изобразить все-все мельчайшие детали: десяток веснушек на фарфоровых плечах, трещинки на припухших от долгих поцелуев губах, маленькую родинку на кончике носа, особое наивно-игривое выражение темно-изумрудных глаз и ухмыляющийся изгиб бровей. - Я устал, А-а-рс, - канючит Антон, - я не могу не двигаться так долго, - его голос карамельный и тягучий с нотками сахара и капризности. - Искусство, - голубоглазый поправляет всклоченную челку, слегка пачкая лоб графитовыми от рисования кончиками пальцев, - требует жертв, Шастун, - многозначительно произносит тот, скользя голодным обволакивающим взглядом по прекрасному юношескому телу. - Ты приносишь меня в жертву ради стотысячного портрета, нам некуда их ставить, - его голос звенит добродушной насмешкой, и малахитовые глаза лукаво улыбаются сквозь пелену невысказанных признаний. Арсений улыбается, озаряя небольшую комнату ярко-васильковой радостью, показывая морщинки-лучики у уголков глаз и жемчужные зубы, открывая с этой улыбкой все свое сердце и душу. Он оглядывает свою спальню-гостиную-мастерскую: если бы не множество стоящих повсюду картин, её можно было бы назвать минималистичной, даже аскетичной, так как из мебели в комнате были только кровать, пара деревянных полок на выбеленных стенах и небольшой стол, за которым Попов проводил большую часть своего времени. Разнообразные полотна повсюду: на подоконниках и полках, у стола и под ним, некоторые даже наспех прибиты к облупленным стенам. На многих из них изображен Антон. Такой разный, такой красивый, такой невероятный. У Арсения в голове за секунду вертится сразу несколько мыслей. Некоторые из них радужные, ослепительно радостные, а другие – до боли под ребрами тоскливые. Что бы с ним было, если бы он не встретил этого очаровательного молодого человека с этими его до невозможности волшебными глазами? Был бы он жив? Арс не уверен. Может быть, он бы просто существовал: пил по вечерам дешевое красное вино, морщась после каждого отдающего спиртом глотка, принимал назначенные врачом таблетки, ел пару раз в неделю и раздумывал о том, насколько он одинокий и жалкий. Может быть, он бы не делал и этого, а просто лежал в холодной могиле, куда – Арсений почти не сомневается – он рано или поздно загнал бы себя. Но сейчас он больше не думает о смерти. Он просто безгранично рад, что в его никчемную жизнь ворвался этот ураган, который окрасил его ртутно-серое и иногда даже графитно-черное существование в яркие цвета. На Арсении нет одежды и греховных помыслов, он искренен, честен и абсолютно счастлив; его счастье отливает пурпурным и вишневым, как и засосы на его бедрах и шее, оставленные нежными, но пылкими губами в июльскую полночь. Он заканчивает карандашный набросок через три остывших чашки чая на столе, а еще спустя несколько часов заполняет его разными оттенками. Антон выходит просто прекрасно: живые яркие глаза с крупинками звездной пыли на радужке, притягательные острые ключицы светло-миндального цвета с перламутрово-ежевичными отметинами любви, что нетерпеливо оставлял Арс в душевой кабине, где пахло грушами и яблоками от шампуня Шастуна. Его пухлые губы выходят очаровательно-малиновыми, и Арсений готов поспорить, что любой захочет поцеловать этого прекрасного юношу на картине, так что втайне он (совсем немного) злорадствует, ведь эти губы принадлежат только ему и никому больше. Длинные цепкие пальцы с серебряными кольцами выглядят так, будто они вот-вот коснутся твоей щеки, одним движением смахнув все тревоги с твоего сердца; его руки сливочно-кремовые, с сапфирно-сиреневыми венами, просвечивающими сквозь полупрозрачную кожу, и Арс не может перестать думать о том, как эти руки бродят по его телу в сумрачные вечера, когда пахнет пионами и лилиями, что стоят на оливково-коричневом подоконнике в их пахнущей счастьем и корицей квартире. - Неужели ты видишь меня таким? – восхищенно шепчет Антон, глядя на собственный портрет, - это будто бы я, но… в миллион раз красивее. Мужчина смущенно закусывает губу, впиваясь жадным любящим взглядом в родные, изученные до последней крапинки у зрачков глаза. - Ты намного прекраснее, просто я – бездарный художник, - произносит он без капли кокетства или лести, - ты – самый красивый человек, которого я когда-либо видел, и я до сих пор с трудом верю, что могу писать твои портреты, могу прикасаться к тебе… могу любить тебя, - хриплым голосом заканчивает он, растворяясь в любимом изумрудном взгляде. - Люблю тебя, Арс, - Шастун чмокает парня в скулу, а после ласкает губами линию его челюсти и уголки аккуратного нежно-персикового рта, - ты такой талантливый, ты видишь мир иначе, ты – особенный, ни на кого не похожий, удивительный, - Попов тает, как сливочный пломбир на губах ребенка в летнюю жару, - невероятный человек, я словами не могу передать, насколько ты мне дорог. Арсений поворачивается к долговязому юноше, кладет свои руки на его обнаженные плечи, медленно проводит вниз по перламутровой коже, ощущая толпы мурашек, что скользят вслед за его пальцами. Он оглаживает руками тонкие запястья, щекочет практически сияющие в этом освещении ключицы, а после опускается на колени и прижимается губами к слегка накачанному упругому животу, трется небритой щекой о нежную молочную кожу, и из покусанных губ вырывается нетерпеливый стон. Он заглядывает сверху вниз своими аквамариновыми от счастья и возбуждения глазами в любимые нефритовые, обрамленные длинными черными ресницами, читая в них все то же самое. Тени играют на светлых стенах, белоснежные простыни путаются между разгоряченных тел и легкие подушки летят на пол, когда Арсений впивается зубами куда-то в бисквитные ключицы Антона, а тот слегка царапает его спину, оставляя чуть заметные бледно-каштановые царапины. Попов целует тонкие, даже немного женственные бедра младшего парня, украшая их влажными следами и новыми лавандовыми отметинами настойчивых губ, и Шастун буквально ломается, разбиваясь на тысячи осколков, когда колкая от трехдневной щетины кожа ласкает его тазобедренные косточки, а горячий язык выводит неведомые узоры на напряженном животе. Небесно-синий восторг, любовь цвета фуксии и огненно-красное желание наполняют небольшую квартирку на окраине Питера.***
- Арс, блять, ты выходишь когда-нибудь из дома? – Дима выглядит слегка раздраженно, но по-прежнему довольно дружелюбно, - я принес тебе кофе и пончики, но, сука, нельзя питаться только тогда, когда я приношу тебе еду. Ты скоро в мумию сухую превратишься! - И тебе доброе утро, Поз! – Арсений одаривает друга расслабленной улыбкой, сквозящей умиротворением и спокойствием, - и спасибо за кофе – то, что мне сейчас нужно. Сахар и кофеин, - он с наслаждением делает глоток горьковатого напитка, а после откусывает пончик, покрытый сливовой глазурью, - заберешь картины? Я написал несколько за эту неделю. - Вдохновение накатило? – ухмыляется Позов, протягивая руку к пончику с желтой глазурью. Арсений шлепает его по ладони, давая понять, что это лакомство не для него. - Оставь его для Антона, банановые – его любимые, съешь этот, - он указывает взглядом на клубничный пончик, - знаешь, любовь – это неистощимый источник вдохновения, это и муза, и пинок под зад, когда необходимо. - Опять написал десяток портретов своего ненаглядного? – Дима сдавленно хихикает. - Всего лишь три, - Попов смущенно опускает глаза, - я готов писать его портреты сутки напролет, Дим, это единственное, что никогда мне не надоедает. - Ах, любовь, любовь, - театрально прижимает руки к груди Позов, - но ничего, я знаю несколько человек в галерее, кто с удовольствием купит и их, - Дима внезапно становится серьезным, - Арс, вы с ним уже долго вместе, а я до сих пор не познакомился с ним лично! Его вещи здесь, но когда бы я ни пришел – его никогда нет дома. И на наши сборища он не ходит. Я жажду познакомиться с тем, кто вскружил голову моему другу! - Он довольно стеснительный. А еще он – трудоголик, - Арсений улыбается, вспоминая то, как Шастун порой писал свои статьи ночи напролет, чтобы уложиться в сроки, - я не могу его уговорить пойти со мной на наши встречи, - он пожимает плечами, не находя в этом ничего необычного. - Это странно, чувак. Твой парень, видимо, интроверт, который не желает заводить новых знакомств, это не очень-то нормально. - Я люблю его, Дим, а это значит, что я принимаю и его странности тоже.***
- А-а-рс, - бархатистый голос разливается по квартире, - «Друзья» начинаются, скорее иди ко мне! Попов заходит в комнату, где Антон сидит на кровати, поджав под себя бесконечно длинные ноги и завернувшись в тонкий клетчатый плед, который Арс подарил ему на Новый год. Закатное августовское небо за окном окрашивает стены комнаты в розовато-гранатовые оттенки, бросая блики и на безупречное лицо Шастуна. Он выглядит, как один из шоколадных кексов с красной сахарной посыпкой в виде сердечек, которые они готовили ко Дню Всех Влюбленных; Арсений знает, что его волосы пахнут пряными медовыми грушами и запечёнными яблоками, а его губы на вкус, как чуть подсоленная карамель. Он обожает такого Антона – домашнего, расслабленного, уютного – больше всего на свете. Он любит все, что связанно с ним, на самом деле: будь это разбросанные по полу рукописи с неизменной витиеватой подписью в нижнем левом уголке, безразмерные худи и футболки в шкафу, десятки лежащих в ванной колец и браслетов или просыпанный в спешке сахар на столешнице цвета слоновой кости. Арсений любит каждую мелочь, которая хоть как-то связана с этим юношей. - Поз пригласил нас в бар вечером, - подходя сзади и кладя руки на расслабленные плечи, произносит он, - он давно хочет познакомиться с тобой. - Ты же знаешь, - младший парень оборачивается, доверчиво заглядывая в голубые глаза, - я не люблю бары. Я не люблю людей. Всех, кроме тебя, - смущенно заканчивает он. - Тебе не обязательно идти со мной сегодня. Может быть, нам стоит как-нибудь пригласить его на ужин или что-то вроде того? - Поговорим об этом в другой раз, - напряженно говорит Антон, - а сейчас иди ко мне, - он отставляет руку, приглашая парня в свои объятия. Арсений не идет в бар в этот вечер. Шастун убеждает его остаться дома и провести время с ним, и как он, черт возьми, может отказать ему? Димка звонит раз пять, но Попов почему-то решает не брать трубку.***
Громкий стук в дверь спустя пару дней вырывает Арса из лап липкого сна, и он даже рад внезапному пробуждению, потому что эта ночь была неприятно жаркой и болезненной, всю ночь мужчине снились мутные, какие-то масляные кошмары, и поэтому сейчас он чувствовал себя абсолютно разбитым. Ночь была для непроглядно черной без Антона, который буквально являлся радугой для него, поэтому утро становится хоть и неожиданным, но спасением от чертовски неприятных снов. Попов натягивает на себя шорты, пряча лилово-бордовые засосы на внутренней стороне его левого бедра, потому что остальным совсем необязательно знать об этой интимной детали, и плетется в коридор, чтобы впустить человека, который настойчиво колотил в дверь. - Поз? - Неужели соизволил открыть? – гневно сверкает карими глазами и всплескивает руками тот, - сначала игнорируешь приглашение, потом не берешь трубку, что это за дела, блять, Арс? - Прости, Поз, Антон вчера уехал к родителям, поэтому я посвятил все время до этого ему. Складка между бровей кареглазого разглаживается. - Так сложно было сообщить? Попов лишь виновато пожимает плечами, глядя на друга сверху вниз, и тот сдается. Как всегда. Дима уходит спустя четыре часа, которые парни проводят за приставкой и вредной едой, разговорами и смехом, как в старые добрые времена. Позов говорит о своей девушке – Кате – и о том, что на днях он хочет сделать ей предложение, и Арсений действительно рад за него. Также Попов тайком мечтает, чтобы и в его жизни наступил день, когда он бы надел обручальное кольцо на молочно-кремовый безымянный палец Антона, чтобы тот принадлежал только ему в глазах всего мира. Он немного грустит, что у них, в отличие от Димы с Катей, не будет шанса сделать все по закону, но тут же улыбается себе в мыслях – они с Антоном и так уже принадлежат друг другу, без всяких ЗАГСов, штампов и бумажек. Попов уверен, что сошел бы с ума, организовывая свадьбу: пока беспечный и вечно расслабленный Антон уверял бы его, что все пройдет отлично, он бы парился по поводу каждой мелочи вплоть до бежевых салфеток, нежно-голубых скатертей на столах и белоснежных орхидей и лилий по всему залу. Так что, в конечном итоге он даже слегка рад, что свадьбы в их жизни не будет. Это сэкономит ему кучу нервов.***
- Здрасьте, баб Маш, - Поз приветливо улыбается соседке Попова, что живет в квартире через стенку и иногда угощает их обоих своей стряпней, - давненько я вас не видел. - И тебе не хворать, Димка! – она дружелюбно кивает ему, - да-да, и правда. Как поживаешь? - Работаю, иногда помогаю Арсению пристроить его картины, - кивком головы он указывает на пару рамок в своих руках, - все как всегда! У Вас-то как дела? Как здоровье? – пока Дима не бросил медицинский, Мария Николаевна часто просила его проконсультировать её по разным старческим болячкам, в которых он, если честно, никогда ничего не понимал. - Здоровье ни к чёрту, Димочка. Ноги болят, спина… Корона эта еще, пропади она пропадом, тьфу ты! Светлану Васильевну из тридцать восьмой схоронили вот на прошлой неделе из-за нее проклятой. Ой, ладно, завелась я, – осекается внезапно она, - кстати, Сенечка кричал несколько раз ночью, с ним все нормально? – ее голос становится немного обеспокоенным. - Ему снились кошмары сегодня, потому что Антон уехал к родителям, и он не мог нормально спать без него, но сейчас с ним все хорошо. Старушка выглядит очень удивленной. - А кто такой Антон? Позов хмурит брови; парни живут вместе в этой квартире еще с прошлого года, и поэтому он не понимает, как соседка не могла заметить Антона. - Это… друг Арсения. Они ведь съехались еще до Нового года, - натянуто произносит Дима. - Я никогда не видела никакого Антона.***
- Арсений, просыпайся, - теплые губы ласкают чувствительную шею и выпирающие позвонки, - я хочу заняться любовью, - нараспев произносит он. Его прикосновения, словно бабочки, щекочущие кожу своими невесомыми крыльями, заставляют желудок брюнета сделать кульбит. - Боже, Тош, я хочу спать, - мужчина смеется в подушку, пахнущую фиалками и ванилью, и лениво потягивается, - неужели это твое желание не терпит пару часов? Сидя на бедрах Попова, положив обе ноги по разным сторонам от его тела, Антон продолжает водить кончиками пальцев по его лопаткам и бокам, отчего старший парень чувствует толпы мурашек, бегающих по его спине от удовольствия. - Нет, - мурлычет юноша, - хочу тебя прямо сейчас и ни минутой позже. Арс резко переворачивается на спину, в эту же секунду встречаясь с горящими малахитовыми глазами; он хватает Шастуна за запястья и одним движением притягивает к себе, и тот оказывается прижатым к обнаженной быстро вздымающейся груди. Антон поднимает глаза, утыкаясь острым подбородком в плечо Арсения, и его губы в эту же секунду начинают целовать линию челюсти мужчины, янтарные волосы ласкают его ключицы, а рука, освободившись от плена цепких пальцев старшего, опускается ниже между разгоряченными телами, щекочет живот брюнета и проникает под резинку его боксеров. Пальцы Антона горячие и сухие, ловкие и нежные, чувствительные и приносящие удовольствие; он знает всего Арса: его тело, его душу, знает, как сделать ему приятно, знает, где нужно прикоснуться, чтобы Попов начал в бреду шептать ругательства, цепляясь руками за влажные белоснежные простыни. Он любит, когда губы Шастуна нетерпеливо оставляют влажные смазанные поцелуи на сгибе его бедра, когда янтарные волосы щекочут его напряженный живот, когда он нежно, но все же ощутимо впивается зубами в разгорячённую кожу. Антон знает, что Арсу необходим зрительный контакт, он знает, как вызвать пламя в глубине аквамариновых глаз, а после виноградно-фиолетовые фейерверки, которые возникают, стоит лишь прикрыть ему веки. Попов не может отвести взгляда от лица Антона, когда он прижимает его к себе, когда стройные ноги обхватывают его крепкую спину, и мужчина ощущает жар и узость хрупкого долговязого тела; Шастун знает все это. Он изучил Арсения до последней капли. Попов выгибается в спине. Он ломается. Он рассыпается на миллионы частичек. Как человек может быть таким невероятным? Как Антон может быть таким чувствительным, таким проницательным, таким родным? Юноша знает Арсения от А до Я: знает все его привычки, все желания, мечты, знает то, о чем другие даже не догадываются. Он знает, что означают поджатые губы Арсения, что он думает, когда хмурится, что он чувствует, когда Антон игриво водит носом по его шее… Они будто слились в одного человека, и Арса это даже немножечко пугает. Но через секунду в его голове практически ощутимый ураган мыслей: АнтонАнтонАнтон. Шастун повсюду: в сердце, в голове, на кончиках пальцев. Перед его глазами обнаженный Антон, сидящий на его бедрах, немного вспотевший, с растрепанными волосами, раскрасневшийся и бесстыдно облизывающий свои пухлые вишневые губы. Арс все еще сжимает упругие ягодицы Шастуна, полностью не отойдя от головокружительного финала, и он уверен, что через пару часов там появятся синяки. Он слышит, как колотятся их сердца, и Антон не может отдышаться, потому что он только что объездил своего парня так хорошо, что тот шептал его имя практически в обмороке. Попов ощущает счастье каждой клеточкой своего организма, перед ним человек, за улыбку которого он готов свернуть горы, и он не может поверить, что нашел его в этом безумном мире, полном зла, лицемерия и лжи. Антон – невинный ангел, добрый, искренний, честный, но, в то же время, дерзкий, загадочный и даже иногда развратный. Арс так сильно любит его. Ему кажется, что их любовь совсем не фантомная, она осязаемая, настоящая – стоит приглядеться и увидишь её лазурные переливы. - Твою мать, Шастун, я не знал, что ты так, - брюнет выделяет последнее слово, - умеешь, - он восхищенно скользит взглядом по алеющим щекам, - иди ко мне. Антон похож на котенка, который ластится к своему хозяину, чтобы показать ему свою любовь и выпросить еще немного ласки. Он лежит на груди Арсения, обвив ногой его бедро, уткнувшись пылающим лицом в его ключицы, и Попов не может перестать целовать спутанные волосы и поглаживать влажную спину юноши. Антон начинает дремать, чувствуя себя любимым и нужным. - Я так тебя люблю, - шепчет Арс, зная, что парень уже спит.***
Сидя на расправленной постели, Арсений лениво перебирает спутанные волосы своего молодого человека, заставляя того тихо-тихо мычать от удовольствия. На мужчине одни лишь шорты цвета мокрой осенней листвы, а на младшем парне только огромная – даже для его двухметрового тела – лиловая футболка с растянутым воротом, открывающим соблазнительный вид на его изящную шею и ключицы. Еще двадцать минут назад они занимались любовью: целовали, нежили и ласкали тела и души друг друга, теперь же пытаются прийти в себя и успокоить трепет в легких. Горящие бледно-желтые свечи наполняют комнату запахом ванили и чего-то цитрусового, и Арс думает, что так, наверное, пахнет счастье. В эту же секунду телефон Попова начинает вибрировать, разрушая этот волшебный момент. - Серега, - отвечает он на немой вопрос Шастуна. - Не бери трубку, - шепчет тот. Брови Попова поднимаются в удивлении. - Почему? - Сейчас они снова начнут уговаривать тебя пойти с ними, а я не хочу проебывать прекрасный вечер из-за этого, - он по-детски поджимает потрескавшиеся губы. - Но… - Пожалуйста, - начинает дрожать Антон, - пожалуйста, Арс. - Хорошо, малыш, - мужчина откладывает телефон, мягко целуя юношу в макушку.***
Он упускает тот момент, когда перестает общаться с кем-либо, кроме Шаста. К осени он теряет связь с реальным миром, полностью растворившись в прекрасном юноше, что сидит на кровати, притянув колени к себе и читая вслух свои рукописи. Арсения абсолютно ничего не волнует, кроме бархатистого карамельно-шоколадного голоса, заполняющего небольшую квартирку с недорогой мебелью, пушистым ковром и белыми рамками на стенах. Попов видит огромные худи с яркими принтами в шкафу, такие же огромные эйр-форсы у порога, исписанные толстые кожаные блокноты, книги с загнутыми на важных местах страницами, темно-синие джинсы, висящие на спинке кровати. Он видит каждую мелочь, связанную с Антоном, и поэтому он забывает обо всем мире. [Позов стучался в дверь несколько минут, но Антон убедил Арсения не открывать, притворившись, что дома никого нет. Дима ушел, оставив три пропущенных звонка на телефоне Попова и нежно-голубое приглашение на свою свадьбу в его почтовом ящике]. [Мама звонила ему несколько десятков раз, но он не брал трубку, потому что Антон нуждался в его заботе]. [Его двоюродная сестра отправила ему уже сотню гневных сообщений, в которых предупреждала, что мама на грани нервного срыва, что она буквально сидит на чемоданах, готовясь вылететь к нему в Питер ближайшим рейсом]. Шастун находил убедительный довод каждый раз, так что Арс не считал свои поступки чем-то неправильным, ведь его парень нуждался в нем, в его любви и внимании, и Попов не мог предать его, оставив ради кого-то другого.***
[Здравствуй, сынок! Пишу тебе сообщение, надеясь, что ты прочтешь хотя бы его, потому что я уже отчаялась пытаться дозвониться до тебя. Ты писал, что работаешь и не можешь пока говорить с нами. Но, Сеня, мы ведь твоя семья, нам нужно слышать твой голос, нам нужен ты, а не эти черствые буквы на экране. Я говорила с Димой, он сказал, что ты игнорируешь и его тоже. Я понимаю, ты перспективный художник, но ведь это не повод забывать о своих родных. Нам нужна лишь минутка, мы все очень скучаем по тебе, дорогой! Папа спрашивает о тебе каждый день, но что я могу ему сказать, сын? Прошу, позвони, когда у тебя появится время. С любовью, мама] [Арсений, если тебе плевать на отца, позвони хотя бы маме, она принимает успокоительные, думая, что я не замечаю. Перезвони. Папа.] [Арс, я не знаю, что с тобой происходит, ты не отвечаешь на звонки, тебя нет дома, когда я прихожу. Ты вообще в курсе, что я женюсь? Я оставлял тебе приглашение на прошлой неделе. У тебя какие-то проблемы? Позвони, если нужна помощь. Даже если она тебе не нужна, позвони все равно, блять] Он шлет матери короткое: «Со мной все хорошо. Занят работой. Люблю», а после идет в любимые объятия, подставляя щеки под ласковые поцелуи и греясь в искренних признаниях.***
Тримай мене міцно, одною рукою,
Так сильно і ніжно вбивай мене.
Держи меня крепко одной рукой,
Так сильно и нежно убивай меня.
Попов также упускает момент, когда все начинает катиться к чертям. Их квартира наполняется оливково-черным цветом ссор и недопониманий. Антон становится чертовски нервным и говорит сплошными загадками, так что Арсений иногда совсем не понимает его. Попов судорожно пытается исправить хоть что-то, хоть как-то оградить их любовь от проблем и горечи, но у него не выходит. Арс кожей ощущает холод и разряды болезненного тока во время их ссор. Он видит – своими близорукими серо-сапфировыми глазами – как медленно гаснет их любовь, как рушатся стены их сказочного замка. Они так отчаянно цепляются друг за друга, но очевидно упускают что-то очень важное, что-то без чего никак нельзя. В день, когда Димка женится, Арс остается дома, печально глядя на помятое приглашение. Он давно уже не выходит из дома. А ещё он давно ничего не пишет. Холст на мольберте остается кристально чистым уже несколько недель. Арсения он раздражает – ему даже кажется, что с белоснежного полотна к нему обращается его преподаватель из художественной школы и кричит о его бездарности и никчемности. Он отворачивает мольберт холстом к стене, но даже тогда шум не утихает. Тогда Арс берет самую большую толстовку Антона и небрежно набрасывает ее на раздражитель. Злобный голос, наконец, утихает. У него нет сил даже на то, чтобы заварить себе чай. Арс смотрит в зеркало и видит осунувшегося, уставшего мужчину с недельной щетиной. У него появляются мешки под глазами, звон в ушах, нытье под ребрами и колючий кустарник вокруг сердца, что впивается своими ядовитыми шипами каждый раз, когда Антон срывается на крик, когда его глаза становятся темно-зелеными, а щеки покрываются лихорадочным румянцем. Арс колотит стену в попытках выплеснуть гнев, костяшки его пальцев становятся карминно-красными, но он не замечает ни крови, ни болезненных ощущений. Его душа наполняется страхами и невысказанными опасениями, ему кажется, что Шастун больше не любит его, что он сделал что-то не так.***
- Антон?! – брюнет носится по квартире, - где ты, черт возьми? – его голос срывается. Он был здесь. В этой комнате. Минуту назад он был здесь. Арс лишь прикрыл уставшие глаза на минуту, а Антон исчез. Не было даже звука захлопывающейся двери. Абсолютная тишина. Мужчина выбегает на балкон, не решаясь опустить глаза и посмотреть на асфальтированную дорожку у подъезда. Если Антон там, он через секунду к нему присоединится. Без раздумий, без страха. Спустя долгую – наверное, самую долгую минуту в его жизни – он смотрит вниз. Кроме листьев и октябрьских луж там ничего нет. Попов облегченно вздыхает. Но куда, черт возьми, тогда делся Шастун? Арсений падает на ледяной пол незастекленного балкона, пытаясь прийти в себя. Проходит время, прежде чем он встает, разминая затекшие мышцы. Антон не берет трубку. Не отвечает на сообщения. Когда Попов попытался позвонить на его работу, ему ответили «Вы, наверное, ошиблись», он попытался снова, но получил колкое «Молодой человек, перестаньте отнимать наше время». Он просто хотел узнать, куда исчез его парень. Может, срочно вызвали в издательство? Арсений кое-как доходит до кухни и выпивает залпом стакан виски, желая заглушить эту горечь внутри.Як тобі сказати? Без тебе не можу спати.
І місяць по кімнаті розкинув сатин.
Как тебе сказать? Без тебя не могу спать.
И месяц по комнате раскинул сатин.
Это длится в течение двух дней. Он не ест и не спит, лишь курит, сидя на подоконнике, и пьет из тяжелого стеклянного стакана горький алкоголь, обжигающий его внутренности и затуманивающий его разум. Боль ледяным туманом обволакивает его тело, заставляя сжиматься в комок, обхватывать голову трясущимися руками и утирать слезы покрытыми пеплом пальцами; его чувства обостряются до невозможности – любая мысль кажется болезненной, перед глазами Попова лишь любимый образ, что появляется с каждым новым глотком алкоголя. Что, блять, случилось? Куда он пропал? Он был в этой ебаной квартире, а потом просто растворился в воздухе. Младший парень приходит лишь глубокой ночью, когда серебристая луна берет в плен их небольшую комнату. Арсений практически засыпает на промокших от слез подушках, когда видит Антона, бесшумно забирающегося на кровать и виновато опускающего глаза. - Любовь моя, я не могу больше оставаться с тобой днем. - Боже… Где ты был? Что-то случилось?.. Я так боялся, что ты меня бросил. Я люблю тебя, я тебя так сильно люблю! Не уходи, прошу тебя, - быстро и неразборчиво говорит Арс. -Тшш, - Шастун прикладывает теплый палец к солоноватым губам, - просто побудь со мной, давай не будем терять время. Арсений чувствует, как что-то внутри него крошится на осколки, оставляющие внутри кровавые ошметки, и он видит, что в этом нет вины Шастуна; он не понимает, что происходит с ним. Он сходит с ума? Антон появляется неожиданно, когда Арс пьян, когда он не уверен, спит ли он или бодрствует, и также неожиданно пропадает. Попов боится спать, потому что, проснувшись, он постоянно обнаруживает, что вторая половина кровати пустует. Младший парень ничего не объясняет, лишь укоризненно смотрит на Арсения, а тот, зная, что виноват, не может увидеть причины. Он боится спать, потому что не хочет просыпаться на холодных простынях в одиночестве. Он боится спать, потому что утро стало означать одно – Антон исчезает бесследно. - Не уходи, - размазывая слезы по пылающим щекам, шепчет он в шею Шастуна, - не оставляй меня снова. - Тогда не засыпай, - тихий голос шелестит упреком. Арс старается, как может, но все же он сдается каждый раз, закрывая каменные от усталости веки, и проваливается в липкий сон, слыша тяжелый вздох Антона и чувствуя легкий поцелуй в лоб.***
Стук в дверь. Громкий. Оглушающий. Арсений вздрагивает, разлепляет непослушные после сна веки и смотрит на часы. Семь утра. Пытаясь понять, что происходит, он оглядывает комнату. Антон сидит на полу и задумчиво пишет что-то в своем блокноте. - Арс! – доносится откуда-то издалека, - открой дверь! Он игнорирует голос Позова, полностью отдаваясь мысли о том, что Антон здесь – в квартире. Не исчез, как обычно. Он здесь, сидит в метре от него. Такой красивый: в безразмерном бордово-фиолетовом худи, темных брюках, с толстой серебряной цепью на шее и шестью объемными кольцами на тонких длинных пальцах. Он временами хмурится, небрежно зачеркивает что-то своей черной гелевой ручкой, закусывает губу, тихо стучит пальцами по паркету, выбивая какой-то свой ритм. - Ты здесь, - болезненно улыбается мужчина. - Я здесь, - не отрывая глаз от своего блокнота, отстранённо шепчет Шастун. Очередной громкий стук заставляет его поморщиться, как от головной боли. - Поз не отстанет от тебя, иди открой дверь, - горько усмехается Антон, поднимая, наконец, свои волшебные изумрудные глаза на возлюбленного. - Но ты ведь не хочешь с ним знакомиться, - робко замечает Арсений, закусывая и без того истерзанную за последние дни губу. - Солнце, - вкрадчиво обращается к нему младший парень, - тебе нужна его помощь. Иди и открой дверь, пока… Снова стук и громкий крик: - Если ты не откроешь мне сейчас же, я выбью эту чертову дверь через десять секунд! Десять, девять, восемь… - Пока он не выбил эту чертову дверь, - хмыкает юноша. - Хорошо, иду. Иду! – громко добавляет он, чтобы Димка его услышал. Едва замок щелкает, дверь сильно дергают на себя с той стороны. - Ты охуел, Арс? – с порога бросается на него Дима, но, увидев его осунувшееся, посеревшее от недосыпа и страданий лицо, он замирает, - что, блять, с тобой происходит? - Все нормально, Дим, не ругайся. Пойдем, я лучше познакомлю тебя с Антоном. Он здесь. Позов недоверчиво смотрит на него, но все же проходит в квартиру, на ходу расстёгивая куртку и вешая её на крючок в прихожей. - Антон, знакомься, это …, - незаконченная фраза повисает в воздухе, когда Дима и Арсений заходят в комнату. Совершенно пустую комнату. Попов разворачивается и торопливо идет на кухню, но Шастуна там тоже не находит. Его нет и в ванной комнате. - Ничего не понимаю, он был здесь минуту назад, - нервно заламывая пальцы, говорит Арсений Диме. И до Димы наконец-то доходит. - Арс, - прочищает он горло, - как давно ты не принимаешь лекарства? Попов возмущенно вскидывает брови и поджимает губы, всем своим видом показывая, что этот вопрос он обсуждать не намерен. - Арс, - более твердо начинает Позов, - как давно ты игнорируешь прописанные психотерапевтом препараты? И что Арсений должен ему на это ответить? Соврать, чтобы не выслушивать нудные и бесполезные нотации? Сказать правду? Попов решает сказать все, как есть, но четко дать другу понять, насколько ему неприятна данная тема. - Поз, иди нахуй, а, - он нервно отбрасывает взмокшую челку, - я не пью их уже больше года, и все со мной отлично. Врачам лишь бы пичкать пациентов всякой херней да деньги за приемы клянчить. - То есть на приемы ты тоже не ходишь, я правильно понимаю? – Позов поджимает губы, пытаясь казаться спокойным, но у него слабо получается. Арс прекрасно видит тревогу и страх в глубине его коньячно-коричневых глаз. Ответом Диме служит красноречивое молчание и сердитый взгляд. Позов такой правильный, что Арса даже подташнивает. Легко, наверное, рассуждать, когда ты сам никогда не принимал подобных препаратов и не ходил к психиатрам. Арсений же все прочувствовал на своей шкуре, и больше к той жизни возвращаться не желал. - Ты уверен, что…, - Позов судорожно пытается подобрать нужные слова, но в итоге формулирует мысль прямо, без эвфемизмов и вежливостей, - Антон – не галлюцинация, а реальный человек? Арсений потрясенно смотрит на него. Галлюцинация? Он вообще в своем уме? Как Антон может быть галлюцинацией? Да он, блять, реальнее любого человека в мире. Арс прекрасно помнит, как они часами разговаривали, обнимались, занимались любовью. Засосы на его теле тоже галлюцинация? А вещи Антона в шкафу? Горечь внутри внезапно превращается в злость. Попов закипает, как забытый на жарком огне чайник. Как Дима может такое говорить? - Арс, прости, - прерывает гневный поток мыслей друг, - но мне нужно убедиться, что ты его не выдумал, блять. - Я его не выдумал, - сквозь зубы шипит Арсений, обдавая Позова холодом и нескрываемым раздражением. - Хорошо, - вздыхает Дима, и Арс, конечно, понимает, что тот ему не поверил, а просто не хочет лишний раз злить. У Димы все читалось на лице: растерянность, паника, немой ужас. Попов ненавидел, когда на него смотрели так. Так, словно он – неразумное, бесконтрольное существо, которое абсолютно не отдает отчета себе и своим действиям. Мог ли Дима быть прав? Чисто теоретически, конечно, мог. Арс понимал это где-то на задворках сознания, но признавать отказывался. Антон был реальным человеком. Его присутствие точно было реальным. Его прикосновения, его объятия, его чертова любовь. Он просто не мог быть нереальным. Ведь так? Вопрос был в том, куда юноша так внезапно исчезал? Попов уверял себя, что этому должно быть какое-то разумное объяснение… но он его не находил, как бы ни пытался. Что, если Дима прав? Но, ведь… Нет! Он не может быть прав. Но что, если искалеченное болезнью сознание Арса действительно выдумало его? Мог ли его больной рассудок создать настолько точный и яркий образ? Мог ли мужчина оказаться в плену собственной травмированной психики? Страх, как липкая ядовитая паутина, обволакивал и сковывал Арсения, потому что он точно знал ответы на эти вопросы. Лабиринты его сознания порой бывали безвыходными. И беспощадными. Он вполне мог быть их пленником, даже не осознавая этого. Попов устало садится на край кровати и обхватывает голову руками. Ему так нестерпимо хочется оказаться в родных руках и перестать задаваться вопросом о том, сходит ли он с ума или нет.Чи чуєш, як страшно мені у полоні?
Як в твоїх долонях нема так ніде.
Ты слышишь, как страшно мне в плену?
Так, как в твоих ладонях, не бывает нигде.
Рядом с Антоном он чувствовал себя живым, здоровым и полноценным. До встречи с ним он был сломленным и разрушенным. Он был разбит, словно пустотелая фарфоровая кукла, которую выбросили из окна на твердый асфальт. Антон бережно собрал осколки его души и кропотливо их склеил, игнорируя порезы на пальцах и не жалея клея. Могла ли галлюцинация быть способной на такое? Арс не мог найти ответа, путаясь в себе и своих больных мыслях. Дима медленно подошел к нему и сел рядом. Он не знал, что сказать другу, как его успокоить, как ему помочь. Дима хоть и не закончил медицинский университет, но все же прекрасно понимал, что диагноз Арса – это то, что нельзя игнорировать. В данном случае добровольный отказ от лекарств и профессиональной помощи был практически стопроцентно фатальным. - Дим, - Арсений внезапно поднял на друга взгляд потемневших глаз, в которых тлели угольки безумия, - у меня ведь есть его фото на телефоне. Дима промолчал, не зная, что ответить. Он думал о том, что его друг будет растоптан, когда наконец взглянет правде в глаза. К сожалению, пока глаза у его правды были лукавыми и нефритовыми. Позов пристально следил за Арсением, который дрожащими руками держал в руках телефон и пытался найти в нем несуществующие фотографии. - Блять! – вскрикнул Попов и со всей силы швырнул телефон в стену. Он кинулся к своему столу. Арсений помнил, что в ящике лежали их фото, сделанные на старый полароид. Они были там, нужно было просто найти их и доказать Диме, что он – не псих, что он не выдумал Антона. Роясь в кипе бумаг, Попов игнорировал стекающие по щекам слезы. Одеревеневшие пальцы не слушались его, листы мялись в руках, падали на пол. В голове пульсировали беспорядочные мысли, Арс в какой-то момент уже не мог сконцентрироваться ни на одной из них. Через несколько минут лихорадочных поисков Арсений выудил из глубин стола потрепанную книгу. Он впился в неё взглядом, ощущая, что вот-вот на него накатит истеричная волна паники. Дима с кровати не мог разглядеть книгу и понять, что именно смутило его друга в ней. Он осторожно подошел к Арсению и взглянул на книгу из-за его плеча. «А.А. Шастун. Держи меня крепко: сборник стихотворений». На обложке также была черно-белая фотография автора. Конечно, Поз узнал это лицо: оно смотрело него с нескольких картин в этой комнате. Год издания указывал на то, что автор сборника либо уже мёртв, либо находится в очень преклонном возрасте. - Арс..., - начал Дима, но договорить не успел. Арсений упал на колени, словно все его тело свело страшной судорогой. Шестеренки в его затуманенном рассудке крутились медленно, но все же он понимал. Теперь сомнений не осталось. Еще несколько минут назад он пытался оттолкнуть здравый смысл подальше, но сейчас сопротивляться ему не было смысла. Антон – плод его воспаленной фантазии. Такой прекрасный, такой правдоподобный суррогат, который заменил ему реальность. Из его груди начали доноситься сначала всхлипы, а затем громкие рыдания. Дима опустился рядом и обвел хрупкое дрожащее тело друга своими руками. Звуки усилились. Вот он момент, которого Позов боялся последние тридцать минут. Знал, что он наступит. Не мог предотвратить и просто обречённо ждал, словно преступник своей неминуемой казни. Его наказанием было смотреть на страдания близкого человека и быть абсолютно бессильным перед его болью. Дима видел, как бледное лицо Арсения буквально разлагается от душевных терзаний, как огонь в голубых глаз медленно-медленно затухает. Арс захлебывался своей болью. Он в ней растворялся. Что Позов мог сделать для человека, который в одночасье потерял смысл своей жизни? Что он мог сделать для того, чья любовь оказалась больной иллюзией? Дима знал: единственное, что он может сделать – просто быть рядом. Через несколько часов, которые показались Диме вечностью, Арсений стал успокаиваться. Хотя, наверное, «успокаиваться» – это неподходящее слово. У него не осталось сил сопротивляться. Он был истощён физически и морально. Боль не отступила, просто сжалилась над ним и дала короткую передышку. Арс обессиленно задремал на плече Димы. Перейдя незримую границу между явью и сном, он тут же оказался в любимых объятьях. Антон крепко держал его в своих руках. Нефритовые глаза смотрели на него с тревогой и любовью.Тримай мене міцно, одною рукою,
Так сильно і ніжно вбивай мене.
Держи меня крепко одной рукой,
Так сильно и нежно убивай меня.