LEAVE ME ALONE

— Проклятье, Найроби, я думала ты профессионал в области фальшивых купюр, но похоже ошибалась, — ехидно заговорила блондинка. — Ницца, сукина ты дочь, абсолютно все партии, до сегодняшнего дня, я сделала настолько идеальными, что ни один грёбаный человек в этом мире не поймёт, что эти бумажки были напечатаны грабителями в масках Дали, — оскорбилась темноволосая испанка. Найроби потянулась к столу и взяла в руки пятидесятиевровую купюру, напечатанную днём ранее. — Посмотри на них, девочка, эта бумажка — произведение искусства. Еë никак нельзя отследить, настоящий шедевр, правда? Хоть в Лувр повесить можно! — А что тогда сегодня с тобой случилось? Плохой день? — Катись к чёрту, Ницца, плохой день похоже сегодня у тебя. Иначе я не могу объяснить то, почему ты вдруг так взъелась на меня, — с сарказмом проговорила испанка. — У меня? Ха-ха, я бы не злилась, Найроби. Вот только ответственность за каждый потерянный евро лежит на мне. — Заключила девушка, — а теперь сделай мне одолжение, помолчи хотя бы минутку, пока я не придумаю, как нам нагнать потери, — добавила блондинка. Хотев возмутиться, но посмотрев на серьёзное выражение лица Ниццы, Найроби поспешно отвернулась и принялась рассматривать под лупой несовершенства своих творений. — Найроби, я же прошу тебя, помолчи! — Но я и так молчу, — с непониманием заметила испанка. — Ты думаешь — и меня это раздражает. «Что у этой сумасшедшей в голове творится? Ограбление явно не идёт Ницце на пользу» — подметила у себя в мыслях Найроби. Наконец решив проблему с некачественно напечатанной партией пятидесятиевровых купюр, блондинка шла по пустому коридору Королевского монетного двора, с трудом передвигая ногами от усталости. «Чёртовы бумажки, всего одна неправильная цифра в серийном номере, и почти пять миллионов евро летят к чертям. И кому всё это расхлебывать? Конечно — Ницца помоги, Ницца дай совет. Бога ради, когда уже от меня отстанут со своими тупыми просьбами?» —крутилось в голове у девушки. А кому как не ей — перфекционистке и самому ответственному человеку в банде исправлять глупые ошибки других грабителей? Подходя к тяжёлой двери небольшого, но уютного кабинета Андреса де Фонойоса, настроение Ниццы понемногу улучшалось, ведь через пару минут она снова посмотрит в его карие глаза, как маленькая, влюбившаяся в старшеклассника, школьница. Снова почувствует его трепет и тёплое отношение к себе, снова подарит ему свой поцелуй, а в ответ получит незабываемую волну наслаждения, а после опять уйдёт с тоской на сердце, ведь им нельзя проводить много времени вместе, наслаждаясь друг другом. Так как всякие личные отношения запрещены во время самого крупного ограбления в истории. С правилами Профессора приходится мириться, потому что налёт не терпит слабостей и соплей, справедливо… Поднеся ладонь к дверной ручке, и уже собравшись нажать на неё и переступить порог, до её ушей донёсся неожиданный и тихий, но прекрасно уличающий в предательстве стон. «Что за хрень?» Рука девушки на секунду зависла в воздухе над ручкой двери, ведь если Ницца дотронется до неё, вероятно, это станет последним аккордом в их сумасшедшей романтической истории с Берлином, точкой невозврата в их отношениях. Всего одно лёгкое движение руки вниз, и всё то, что долгое время не давало девушке ни на секунду почувствовать себя одинокой — катится в пропасть. И всё же, преодолевая себя, она делает это незначительное движение, её глазам открывается на редкость мерзкая картина. Да, она увидела именно то, что желала не испытывать больше никогда в жизни — измену. Жуткое преступление против совести, предательство любимого человека, которое навсегда способно сломать его. В тот момент, будто земля ушла из-под ног Ниццы, в глазах застыла одна картина: Берлин, её любимый, которому она доверила свою душу и сердце, открылась полностью, и который в последствии выстрелит ей в спину и растопчет все чувства, прижимает бедную заложницу к столу. Кажется, в каждом раю происходит одно и то же: кто-то, не выдержав соблазна, кусает яблоко и всё летит к чертям. Услышав зловещий звук, открывающийся двери, Фонойоса лишь медленно повернул голову. — Вы что-то хотели, сеньорита Ницца? — будто выплюнул с ухмылкой мужчина. На его лице не было ни удивления, ни сожаления, лишь приподнятые уголки губ. Ницца не могла и слова из себя выдавить, лишь просто стояла и смотрела в его глаза, стараясь не проронить слезу. Глаза, смотря в которые прежде, она чувствовала себя такой живой и счастливой. Девушка всегда находила в них отраду, ей часто казалось, что в карих глазах Андреса отпечатался её силуэт, она искренне верила в правдивость его чувств. Если бы не ступор, Ницца непременно бы заметила, что очи, которые прежде улыбались в сопровождении рта, были пустыми. Стоило ей только вглядеться в них, девушка бы обязательно увидела, насколько они были печальны. Будто бы проснувшись от кошмара, Ницца поняла, что непозволительно долго стоит на одном месте и ничего не предпринимает. Нет, она не собиралась плакать, устраивать сцену ревности или тому подобное. Блондинка уже прошла через это всё со своим бывшим молодым человеком, она уже испытывала эту боль на себе, и выработала антитела к данного рода трагедиям. «Тебе нужно ответить ему, Ирэн, давай же, ты не должна ни секунды больше продолжать стоять как вкопанная, соберись блин, и скажи хоть одно грёбаное слово!» Собрав все оставшиеся силы, Ницца наконец натянула кривую улыбку и выдавила из себя: — Извините, сеньор Берлин, что потревожила, я, пожалуй, пойду. — Отлично. Ариадна, дорогая, прости за данное недоразумение. Сеньора Ницца нас больше не потревожит. Девушка понимала, что продолжать стоять и смотреть на эту «прелестную» сцену глупо, очень глупо. Но ее тело имело иную точку зрения на эту ситуацию и отказывалось двигаться. «Какая же ты дура, Ирэн, тебе нужно срочно повернуться и свалить из этого грёбаного кабинета куда подальше. Какого чёрта я стою как идиотка на одном месте?! Что я надеюсь ещё услышать? Андреас наконец развернется и закричит, что это ебаная шутка под звуки праздничных хлопушек?» — Всего хорошего, Ницца — все с той же ухмылкой на лице поставил точку в столь неприятном диалоге Берлин. Последняя фраза наконец вывела девушку из транса и хлопнув дверью, она быстро зашагала в главный холл, где в это время, опустив голову сидели 23 заложника. Сердце бешено колотится, будто через мгновение буквально выпрыгнет из груди. В ушах не прекращая гудит, а в глазах расплывается всё, что девушка видит по пути. В голове на повторе звучит фраза: «Всего хорошего, Ницца». Фраза, сказанная при других обстоятельствах, обрела бы совсем другой смысл. Всего ничтожные три слова, способные вызвать бурю чувств внутри милой девушки. Больно, очень больно. Нет, не потому что измена способна морально убить Ниццу. Ведь боль от «удара в спину», не зависит от диаметра и глубины раны, чаще она зависит от того — в чьей руке был нож. Девушку предали, бесчеловечно обманули и надругались над её чувствами. А сделал это Андрес де Фонойоса — человек, для которого спина Ниццы всегда была открыта. Сегодня очередь вечернего дежурства, как на зло, досталась девушке. В тот момент Ницца, как никто другой, понимала чувства заложников. Они даже не могли представить, что с ними будет дальше, были слепы и глухи, им оставалось лишь, поджав ноги, сидеть в абсолютной тишине и размышлять над тем, как скоро они смогут вернуться домой. И смогут ли? Девушка чувствовала то же самое, она даже не представляла, что будет дальше. Как ей теперь разговаривать с Берлином, смотря ему в глаза? Кому она сейчас сможет открыть все свои проблемы и переживания? Кто теперь будет дарить ей те эмоции, что дарил Андрес? В голове у Ниццы крутились и более насущные вопросы: «Почему, почему он не побежал за мной, крича, что это была ошибка, как делают все мужчины? Почему не начал оправдываться тем, что заложница сама его соблазнила? Почему не стал клясться в любви и говорить, что ему никто кроме меня не нужен?» Все эти вопросы не умолкая кричали в её голове, и не на один из них у девушки не находилось ответа. Ницца уже сталкивалась с изменой, но тот мужчина вёл себя иначе: чуть ли не рыдая, оправдывался до последнего. Реакция же Берлина, окончательно вывела из колеи. Он слишком спокоен, почему? «Неужели я настолько сильно ему наскучила?» Размышления девушки были неожиданно и бессовестно прерваны: — Ницца, смотрю ты сегодня не в настроении? — раздался в тишине голос Артуро Романа — директора монетного двора, ныне заложника. — Неужели начинаешь осознавать, что живыми вам не выбраться? Вас все-е-х перестреляют, безумцев. Поверь Ницца, я тебе гарантирую, ни один ублюдок в красном костюме с маской Дали не выйдет от сюда без наручников на запястьях, — выдержав небольшую паузу, пробормотал он, запинаясь. — Я рада, что у тебя своя точка зрения на происходящее, Артурито, теперь закрой рот и сядь на своё место, смельчак хренов. — Иначе что? Опять начнешь пугать меня своим пистолетом или Хельсинки позовешь? — задыхаясь от гнева, продолжил Артуро. «Вот же урод. Прекрасно видит, что я подавлена, нужно ещё больше в душу нагадить, ублюдок». — Нечего ответить, сеньорита Ницца? — мужчина продолжил выводить девушку из себя. Не выдержав, блондинка быстро достала из кармана револьвер. — Что я и говорил, опять будешь пугать меня пистолетом, вот только есть один нюанс, — прошипел Артуро. — Какой нюанс, Артурито, объясни мне, — ехидно спросила девушка. — Ты не выстрелишь в меня, Ницца, ведь если ты сделаешь это, ваш профессор лично тебе бошку снесёт, — дрожа, выдавил из себя мужчина. — Артуро, я не буду стрелять, мы с тобой сыграем в одну увлекательную игру, — смотря на озадаченного её предложением мужчину, Ницца продолжила, — закрывай глаза, Артурито, давай. Заложник хотел было возмутиться, но под пристальным и игривым взглядом девушки сдался и всё же опустил веки. Ловко разрядив револьвер, Ницца позволила ему открыть глаза. Направив дуло пистолета чётко в середину уже вспотевшего лба мужчины, она начала: — Итак, Артуро, ты уже догадался во что мы с тобой играем? Сделав своё фирменное испуганное лицо, заложник дрожащим голосом предпринял попытку угадать игру: — Ты убьёшь меня, да? — Неправильно. — Палец на курок, но к удивлению Артуро, вместо звонкого выстрела, револьвер издает лишь глухой щелчок. — Русская рулетка? — взревел мужчина. — Ты правда сумасшедшая! — Артурито, тебе уже пора научиться вовремя закрывать свой поганый рот, — улыбнулась Ницца. Раскрутив барабан без единого патрона, девушка снова направила револьвер. За долю секунды, что девушка нажимала на курок, Артуро уже успел попрощаться с жизнью. О чудо, выстрел вновь не прогремел. — А ты везунчик, Артуро, как думаешь, в следующий раз удача будет на твоей стороне? Честно — я в этом сомневаюсь, —ухмыльнулась блондинка. Тяжело сглотнув, заложник наконец поднял своё уже бледное от страха лицо. Со слезами в уголках глаз, дрожащими губами, до чёртиков напуганный Артуро наконец вытянул из себя: — Ты же убьёшь меня, сука сумасшедшая! — Эх, Артуро, и зачем я говорила про «заткнуться вовремя»? Всё мимо ушей, никакого воспитания, — с досадой ответила Ницца. Даже не став крутить барабан, девушка вновь приставила пистолет, на это раз к виску мужчины. — Ну что, Артурито, готов с архангелом Михаилом встретиться? Передавай ему привет от меня, — рассмеялась девушка. Не дав заложнику и открыть рта, Ницца с улыбкой нажала на курок. И вновь глухой щелчок. Кажется, будто Артуро уже увидел свет в конце тоннеля, мужчина был уверен, что умрёт. Умрёт так глупо, всего лишь от стечения обстоятельств. Не вовремя сказанные слова в совокупности с отвратительным настроением Ниццы — непременно убили бы мужчину, но не сегодня. — Боже, Артурито, да ты и вправду в рубашке родился, — фальшиво удивилась Ницца. До заложника, кажется, только дошло, что он жив, выстрел был холостой. Артуро больше не мог сдерживать себя. Все тело дрожало, будто его окунули в ледяную воду. По щекам покатились слезы. Своей бледностью мужчина начал напоминать труп. — Ну что? Мы продолжаем? — собираясь раскрутить барабан пистолета, спросила, уже начинающая терять силы, Ницца. К удивлению девушки, смельчак Артуро тут же рухнул перед ней на колени. Подняв на девушку глаза, полные ужаса и страха, он взмолился: — Ницца, прошу тебя, остановись. У меня, у меня жена, ребёнок, точнее два, нет, три, точно три! Хватит, прошу тебя, если в тебе осталась хоть капля человечности, прекрати! Девушка устало вздохнула: — Хорошо, Артурито, ты свободен. Не потому, что вызываешь у меня жалость, нет, мне просто наскучило играть с тобой, — подав руку, Ницца помогла подняться Артуро. — Я могу идти? — уже без прежней уверенности в голосе спросил заложник. — Не торопись, — девушка, не спеша, показывает барабан от револьвера без пуль. — Сволочь! Из-за тебя я уже с жизнью успел несколько раз попрощаться, а в пистолете не было пуль, серьезно?! — воскликнул он, не веря своим глазам. — Вот теперь, сладких снов, Артурито. — Довольная собой ответила Ницца. Игра в «русскую рулетку» конечно смогла отвлечь блондинку от трагедии, произошедшей буквально час назад, но, когда Артуро наконец уселся на своё место, девушка вновь ушла в себя, отходя к стене. Самые счастливые моменты жизни пролетали у Ниццы перед глазами быстрее скорости звука. «Черт, Ирэн, это слезы? Нет-нет-нет, я уже вдоволь наревелась из-за грёбаных ублюдков, мне нельзя позволять это себе, соберись, тряпка». Но одна предательская слеза всё же скатилась по её щеке, оставляя за собой мокрый солёный след. Упрямые воспоминания так и лезли в голову Ниццы, и у нее больше не было сил сопротивляться им. Ностальгия обольщает. Нам трудно избавляться от воспоминаний, потому что мы думаем, что они являются реальностью. Но это отнюдь не так.