Урок прошёл, как всегда, ужасно. Одним чудом не испепеленный моим взглядом Павел Иванович швырял в нас маленькие кусочки мела и с остервенением листал уже помятые тетрадки. Среди них была и моя, подписанная таким почерком, который ему в самых счастливых снах не снился.
У меня никогда не было проблем с учебой. Порой спрашивают, как я умудряюсь оставаться круглым отличником, не делая домашнего задания и не записывая конспектов во время уроков. Я мог отмахиваться, ссылаясь на внимательное отношение к учебе в-отличие-от-некоторых, но в душе каждый раз лелеял воспоминания об отце, мягко муштрующем мой мозг постепенным воздействием разной степени ментальной боли и гениальности.
Мать верещала всякий раз, когда я выходил из детской в слезах под провожающий недовольный взгляд отца. Но я знал, что эта боль даст результат, и я терпел все занятия с самого детства.
Проблемы с учебой мне создавал только Павел Иванович. Его грубое отношение к ученикам меня раздражало, но, смирившись с тем, что этого заслуженного учителя, который заслужил разве что кисточку для чистки пупка, не уволят, я махнул рукой и начал читать учебную литературу, стараясь вникать в суть всех пройденных тем самостоятельно. Но иногда инициатива не дает ровным счетом ничего. Я чувствовал себя собакой, которая пытается взять ручку и написать «я дебил», — максимально беспомощно.
— Раевский! — позвал учитель. Я вздрогнул и тут же поднялся со стула. Весь класс повернулся в мою сторону, сосредоточенно глядя прямо в глаза. У них недостаток целей для детального изучения? В следующий раз пущу в класс шмеля, повеселимся.
— Назови-ка мне годы правления Николая Второго! — сощурившись, свиной министр повертел в руке указку, сверля меня взглядом.
— 1894-1917, — шумно выдохнув, пробормотал я, посмотрев в сторону Оксаны. Она, как и все, глядела на меня, не отрываясь. Предательская кровь хлынула к щекам от неожиданности и легкого смущения.
Быстро опустив глаза в пол, я сел на место и, закрыв лицо руками, уткнулся в парту.
— Ты чего? — тихо поинтересовалась Окси, развернувшись ко мне на стуле. Сахара в горле была мнимым ответом.
Честно говоря, мы уже давно не общаемся, как раньше. Сейчас наши отношения из «лучших друзей» с колоссальной скоростью перекочевали в «просто одноклассники». Она не замечала меня, а я изредка, завидев её, здоровался, немного наклоняя голову.
— Всё нормально, — прошептал я, проглатывая образовавшийся ком.
— Правда?
Я поднял голову и посмотрел на нее, предварительно выбрав из арсенала масок самое невозмутимое выражение лица. Девушка с копной темных вьющихся волос изучала меня своими серыми глазами, в которых я нередко замечал металлический отлив.
Я кивнул, слегка улыбнувшись. Плечо все еще саднило, и я, еле оторвав взгляд от Оксаны, с укором глянул в сторону Алекса, качающегося на стуле. Жаль, что его непосредственность не заразительна. Разве что половым путем, но пусть от этих познаний меня убережет судьба.
— Просто ты такой красный. У тебя, случаем, температуры нет? — она протянула руку и тонкими пальчиками прикоснулась к моему лбу. — Вроде всё в норме.
Еще раз одарив меня оценивающим взглядом, она робко улыбнулась и развернулась обратно. Благо, Павел Иванович в этот момент копался в куче тетрадок, поэтому не заметил наш маленький диалог. В противном случае нас бы уже тащили за шкирку к директору, раз мы занимались непозволительными непристойностями на уроке.
От ее необъяснимого порыва я ощутил новый, но слабый прилив надежды, которой питался уже столько времени. Вера в знание, что мои чувства в будущем окажутся взаимны, и я буду иметь право упиваться сладостным поцелуем и сжимать её тонкое тело в объятиях.
Часто задаю себе вопрос: а почему бы мне просто не признаться ей в своих чувствах? Нет, всё испорчу. А, учитывая то, что я придумал, можно подобраться ближе, позволить дружбе окрепнуть, дождаться, пока она в меня влюбится, и отдать бразды правления господину Случаю.
Я, ехидно усмехнувшись, немного привстал и перегнулся через парту, так, чтобы мои губы оказались рядом с её ухом.
— Окси, ты сегодня свободна после уроков? — прошептал я, щекоча дыханием. Она вздрогнула, но голову в мою сторону не повернула, а лишь робко кивнула в ответ.
— Отлично. Давай сходим в кафе, я хочу поговорить, — промурчал я, а мои губы сами собой расплылись в улыбке. Азарт овладел моим разумом. Поиграем?
— Хорошо, — сглотнув, прошептала Оксана.
Я уселся обратно на стул и облегченно вздохнул, но тут до меня дошло озарение. Что я ей скажу? «Окси, я гей»? Нет, нет, лучше так: «Окси, я за мальчиками»? «Послушай, иногда в хромосомах случается небольшой сдвиг...»? «Другие парни любят вход парадный, а я — шоколадный?» Черт.
Следующие минуты я провел, будучи в астрале. Никакие мысли в голову не приходили, и я начал паниковать. Черт, черт, черт! Соберись, тряпка! Придумай что-нибудь! Хотя, в крайнем случае, будем действовать в зависимости от ситуации.
От размышлений о проблемах бытия меня отвлек звонок.
Начинается обратный отсчет… осталось пять уроков до рокового похода в кафе.
Сразу после звонка я, не дожидаясь, пока соберется Алекс, рванул в столовую. Хотелось забыться, утыкаясь лицом в стол с едой. Схватив первую попавшуюся булочку, я целиком засунул её в рот и начал медленно пережевывать.
— Гляньте! — Алекс громко декламировал на всю столовую. — Самец-хомяк с дивными слезящимися глазками ищет себе самку. Но чтобы отведать его дары, ей придется залезть к нему в пещеру.
— Офень фмефно! — промямлил я, пытаясь прожевать сухое тесто.
— Я вообще-то твой рот имел в виду, — Лёша, вытирая выступившие от смеха слезы, похлопал меня по больному плечу, отчего моё и без того перекошенное зерцало стало похоже на тужащегося азиата.
И снова Алекс согнулся пополам из-за нового приступа смеха, а я, заглотнув нежующийся ком теста, обругал его за милую душу. Не вспомню всех моих эпичных высказываний, но его мать я упомянул неоднократно.
Отдышавшись и выпрямившись во весь рост, Алекс потеребил меня за щеку, сделав бровки домиком.
— Ты такой милашка, когда злишься, — промурчал он.
— Отойди от меня, окаянный, — задрав нос и выпучив глаза, с запалом воскликнул я, но сам же, представив, как я сейчас смотрелся со стороны, звонко рассмеялся.
***
Остальные несколько уроков прошли довольно обыденно. Я старался не думать о предстоящей встрече с Оксаной, потому что нужно было усвоить материал за урок. Но мысли сами лезли в голову и, сколько ни пытался, прогнать их не сумел.
Когда наступило время встречи в раздевалке, я уже тысячу раз прокрутил в голове всё, что могло произойти. Я даже представил, что школа может загореться посреди учебного дня, и я, как рыцарь на белом коне, спасу мою возлюбленную от огня.
Я приложил руку к лицу и шумно выдохнул, испытывая стыд и отвращение к самому себе.
Быстрым шагом я пошел в сторону раздевалки, озираясь по сторонам. Последним уроком был иностранный язык, и мы с Оксаной в разных группах, поэтому встретиться мы должны были, уже одевшись.
Но вдруг у меня по спине пробежал холодок, а сердце ушло в пятки. Вот она. Стоит у выхода, ждет меня. Уже оделась.
Я быстро рванул за своей ветровкой и, наскоро натянув её, подошел к девушке.
— Привет, — улыбнулся я.
— О, а я тебя уже искать собиралась идти, — Окси облегченно выдохнула.
— Ну, я уже здесь. Пошли?
— Ага, — девушка разулыбалась. Видимо, сегодня у неё было хорошее настроение, что не могло меня не радовать.
***
— Оксан, — я сделал серьезное выражение лица, чтобы придать своей пламенной речи как можно больше трагичности. Театрал, блин. — Мы с тобой очень давно знакомы. Практически с пелёнок, и я доверяю тебе, как своей лучшей подруге, — слова лились одно за другим, складываясь в красивые предложения. Девушка улыбнулась, в руке теребя трубочку от выпитого коктейля. Она, одним жестом, откинула за спину темные кудри и уселась удобнее на мягком диванчике.
— Так вот, — я немного прервался, залюбовавшись Оксаной. Каждое её движение заставляло меня напрягаться. Нервы ни к черту, — я не знал, с кем ещё смогу поделиться своей тайной, именно поэтому позвал тебя сюда, в это замечательное, — я оценивающе окинул взглядом кафе. Уютная, но маленькая забегаловка, — место.
— Что-то случилось? — Окси заерзала на диванчике, вопросительно уставившись на меня.
Я робко улыбнулся в ответ, внутри гордясь своей идеей и ментально надувшись, как гордый индюк.
— Оксан, я гей.
