Чёрт меня дёрнул притвориться геем!

арт от Beyond14 (*_*. Надпись особенно доставила!!!): http://s017.radikal.ru/i418/1203/89/b36fa3acb6bb.jpg арт от Miralisa (господи, спасибо тебе, что подсказала насчет драйваков): http://s019.radikal.ru/i610/1203/5c/5e21366f2328.jpg и арты от Бог Эрос (я так рада снова с тобой общаться ^.^): http://i073.radikal.ru/1203/52/52b78dc53a25.jpg http://s017.radikal.ru/i439/1203/b2/b4b3b17e53e2.jpg       Вошёл в палату, опустив глаза в пол, потому что было стыдно смотреть на Макса. Конечно, он понимал, куда я ушёл, ведь сам сказал мне отлучиться по этой причине.       Меня никогда не заставала за этим занятием даже мама, да и не представляю, как бы повел себя я в такой ситуации. Было ужасно неудобно осознавать, что парень сейчас, возможно, даже представил меня в туалете, удовлетворяющего самого себя. От такой мысли ком подступил к горлу.       Но тут я почувствовал вибрацию телефона, лежащего в кармане. Странно, кто-то звонит… Но еще так рано. Я быстро достал мобильник, не глядя, нажал на кнопку ответа и, машинально подняв глаза и посмотрев на Неземнова, увидел его удивленное выражение лица. — Алло? — сухо произнес я. Только сейчас дошло, что я не в курсе, кто именно звонит. — Это я, — ответил голос. Парень продолжал пристально смотреть на меня, немного прищурившись. Видимо, пытается расслышать каждое слово, которое произносит мой собеседник.       Я отнял телефон от лица и посмотрел на экран; тут же все перевернулось вверх дном. На темно-сером фоне горели белые буковки «Алекс». А ему-то что надо в такую рань? Или я не один — такая ранняя пташка? — Что такое? — спросил я нетерпеливо. — Слушай, может, прошвырнемся сегодня куда-нибудь? Первый день каникул, как никак, да и погода хорошая. — Прости, не могу, — выдохнув, пробубнил я, обиженно глядя в сторону большого окна. Да, действительно, погода просто изумительная. Голубое безоблачное небо и теплое яркое солнце, дарующее хорошее настроение. Голые ветви на вершинах деревьев немного покачивались, что говорило о том, что на улице господствовал легкий ветерок, досаждая прохладой. — А что такое? — немного взволнованный голос на повышенных тонах. — Я в больнице сейчас. — У мамы на работе? — Да нет… — Что-то случилось? — резко спросил он, повысив голос. — Со мной все хорошо, не волнуйся. Просто друг ребра сломал, сейчас отлеживается. — Какой друг?       У меня ступор… сказать или нет? Если скажу… Хотя, а что он может подумать? Это только у меня мысли всегда не в ту сторону, как у извращенца последнего. — Максим Неземнов, брат Оксаны.       Я бросил взгляд в сторону любимого, а он все так же продолжал смотреть на меня, не отрываясь, будто хотел просверлить дырку. Его выражение лица говорило о том, что он жутко недоволен: между бровями образовалось несколько складок, губы сжались, а во взгляде читалось неодобрение. Неужели стесняется такого знакомого как я? Или тоже боится, что о нас могут не то подумать? — … его, хорошо? — раздалось в трубке. — Что? — переспросил я, потому что отвлекся на парня, лежавшего на кушетке, и поэтому прослушал почти все, что сказал Алекс. — Говорю, что приеду, проведаю парня, глухня! — Зачем? — вылетело просто машинально. Я и не думал, что Лёха так хочет повидаться с тем, с кем он за всю жизнь и парой слов не перекинулся. — Хочу поддержать доброго человека, — хихикнув, добавил он. — Так ты не против, что я к тебе присоединюсь? Все равно дома скучно.       Макс ехидно ухмыльнулся и кивнул головой, то ли в знак согласия, то ли, удивляясь тому факту, что у него (без ведома самого Неземнова) появился новый друг. — Да, конечно, — выдавив улыбку, ответил я. — Думаю, Максим будет рад. — Вот и отлично. А где он лежит? — В центральной. — Хм… хорошо, буду где-то через час. Встретишь меня в вестибюле? — Да-да. Давай, до встречи. — Угу, покеда.       Я, отняв телефон от уха, нажал кнопку сброса и виновато посмотрел на Макса. Ох, представляю, какой мне сейчас будет выговор. Но вместо этого он произнес то, что меня удивило, что уж тут скрывать. — Ну вот, еще один поклонничек. Скоро лопатой их разгребать придется. Только бы девчонки из школы не прознали о том, что я в больнице, — парень хохотнул. — Иначе мне конец! — Наверное, да, — протянул я и снова плюхнулся на стул рядом с его койкой. — А много их у тебя было? — Ты про поклонниц-то? — переспросил парень, вскинув одну бровь и усмехнувшись. Сейчас он был похож на кошку, играющую с мышкой. Дай только повод — и он опустит тебя ниже плинтуса.       Я робко кивнул, смущаясь. Да, меня интересовал этот вопрос, потому что, честно говоря, человек я ревнивый. Даже если он будет просто разговаривать с парнями или девушками своего возраста, то я буду нервничать. Откуда такая ревность? Да понятия не имею… Но от вида Мэтта, подмигивающего Максу, у меня по спине начал стекать холодный пот. Просто осознание того, что парень добр и человечен не только со мной, уже заставляет рвать и метать. Неземнов нахмурился, смотря в окно. — Наверное, — начал было он, но тут же сбился. — Нет, точно не скажу. Но за десятый класс, когда я еще почти каждый день посещал школу, мне признались в любви девчонок пять. И это только из нашей школы. Я еще глупость имел с Мэттом в скейт-парк ездить… Помню даже, Мэтт потом надо мной ржал, что я, видите ли, являюсь стимулом для занятий спортом у женской половины населения города. — Ясно, — буркнул я. — А они тебе совсем не нравились? — Ни единая, — тут же отрезал он. — Даже если бы я видел их по сто раз в день, не обратил бы внимания. — А Мэтт… он тебе нравится? — чувствую, как начинаю краснеть. Пальцы рук немеют, а к горлу подступает ком. Почему-то вдруг стало так страшно. Вдруг для него я лишь забава, утеха? Хотя имею ли я право так думать? Он говорил, что любит! Он так бережно относится ко мне. Его ласковые взгляды, теплые, мягкие губы и нежные прикосновения — не говорит ли это о том, что я ему действительно небезразличен? — Думаю, да, — немного повременив, ответил Макс. Внутри все будто упало и свернулось. Что? Мне послышалось? И он говорит об этом так спокойно, мать вашу? — Он хороший друг. Выручит, когда нужно, и подсобит. — Вот как, — кажется, мой голос дрогнул, потому что Макс тут же, посмотрев мне прямо в глаза, нахмурился. — Ты чего это? — А не знаешь, во сколько Окси и тетя Аня подъедут? — Да фиг пойми. Я не въехал, приедет ли мама, но сестра точно прибежит часов в двенадцать. Она любит поспать, да и копуша еще та… — Понятно…       Повисла пауза. Я думал о Мэтте, точнее, о том, что мог он значить для Макса, кем именно мог являться. Любимый же просто смотрел в окно, время от времени поглядывая на часы и шумно вздыхая. Я заметил, что иногда он морщится, если пытается хоть немного сменить позу или вытащить из-под одеяла руку. Не представляю, с какой болью ему приходится мириться, но, судя по всему, перелом ребра — вещь крайне неприятная, если даже пуленепробиваемая безэмоциональность Неземнова в такие моменты его не спасает. — Слушай, а как вы с Мэттом познакомились? — поинтересовался я, взглянув на парня. Он нахмурился и, слегка усмехнувшись, ответил: — Ну… я тогда учился в девятом классе и увлекся спортом, так как дома все равно делать было нечего, а в школе — и подавно. Стал стабильно посещать качалку и познакомился с компанией парней. Вместе потом часто кооперировались и ходили куда-нибудь, мозги расслабить. Пошли первые сигареты, первые пьянки… — Макс прервался на пару секунд, задумавшись, а потом продолжил, — Одним из тех парней и был Мэтт. Он всегда держался особнячком, не пил, не курил, в общем, Мать Тереза. Нам еще мораль читал, мол, неправильно это. Меня радовала его непохожесть, его собственный взгляд на мир. Он не стремился быть модным, потакать своим сверстникам… — А сколько ему лет? — перебил я парня. — Двадцать. — Обалдеть, — протянул я. — А он на каком курсе? — Четвертый, в медицинском учится. — Хм, странно… — А что такое? Я нахмурился. — Судя по тому, как он рассказывал о твоих травмах, когда мы только встретились в больнице… — Нет, нет, — вдруг перебил меня Макс. — Этот парень фиг что о своей жизни расскажет. Ему проще притвориться тупым гопником, чем полчаса объяснять, какие переломы опасны для жизни, а какие — нет. — Тоже логично, — согласился я, кивнув, — А что он делал в такой компании малолеток? Уже ведь в институте учился. — Понятия не имею. Может, захотелось простого, непринужденного общения с несколькими глупенькими школьниками; в таком случае, его можно понять, ведь большинство учеников на бюджете — скучные очкастые ботаники, с которыми кроме как о медицине, не о чем поговорить. — Он на бюджет поступил? — Ну да. — А какую выберет специальность? — Врач — инфекционист. — Ясно.       Снова повисла пауза. Я теребил кончиками пальцев край белой толстовки, а Макс просто смотрел в окно, почти не моргая. Мне так нравилось просто наблюдать за ним, сидеть рядом, чувствовать его присутствие. Знать, что сейчас он в безопасности и не попадет в какие-либо передряги. Быть может, сейчас он думает обо мне?       Осознание его близости просто сводит с ума, хочется встать со стула, обнять его за плечи и прижать к себе, вдыхая этот терпко-сладкий, манящий и одурманивающий аромат. Утопать в ласках, чувствовать его каждой клеточкой своего тела, дрожать от прикосновений, слышать его голос, смотреть в опьяненные от возбуждения озера глаз.       Даже не верится, что такая красота досталась мне, обычному парнишке! Интересно, чем я ему понравился? Внешностью? Рыжие волосы… помню, меня из-за них дразнили в начальной школе «Джинни Уизли». Да, я зачитывался взахлеб произведениями Джоан Кэтлин Роулинг, и от фильмов меня просто за уши было не оттащить, но после возникновения этой клички каждый раз при упоминании о Поттериане становилось не по себе. «Если перестаешь сопротивляться, то противнику быстрее надоедает», — жалко, что в своё время никто не дал мне подобного совета. Маме я даже не рассказывал, что надо мной подшучивали (да и не только из-за цвета волос, но и из-за умственной развитости), и поэтому она не была в курсе многих моих проблем. В это время она уже начала отдаляться от меня из-за смерти отца, отношения становились все более неестественными и натянутыми, будто наиграны. Друзей, кроме Окси, у меня и не было… Кстати, интересно, когда она придет?       От размышлений меня оторвал резкий щелчок; ручка двери повернулась, и в палату вошли две медсестры. — Геннадий Петрович, мы нашли для вас одиночную палату. Сразу за ширмой началось какое-то копошение, а затем радостный возглас: — Ну наконец-то!       Из-за занавеса показалось изуродованное шрамами лицо… Хм, может быть, именно поэтому он и огородился ширмами? Честно говоря, мне представлялся какой-то пухленький старичок с блестящей лысиной и длинной бородкой, как у Хоттабыча, но этим загадочным пациентом оказался рослый худощавый мужчина лет сорока пяти с копной густых темных волос на голове.       Отодвинув ширмы в сторону, медсестры вынули из-под колесиков, прикрепленных к ножкам кушетки, упоры и повезли койку вместе с пациентом из палаты. Я наблюдал за всем этим действом так внимательно: почему-то мне всегда было интересно следить за больными и их общением с медсестрами. Одни — такие доброжелательные, после выписки дарят по букету чуть ли не всему персоналу, другие же, наоборот, еще проклятие нашлют или порчу, если им, вдруг, завтрак невкусный подали. Помню, как я испугался, будучи еще восьмилетним ребенком, когда одна женщина, такая страшная, старая, седая и горбатая, сказала, что насылает проклятие на весь наш род. Я тогда сидел на скамейке и ждал маму, а как только старушка ушла, расплакался.       М-да, только воспоминание о слове «Завтрак» заставило мой желудок издать звук, подобный крику умирающего кита, но я вовремя напрягся и немного наклонился вперед, чтобы нечаянно не оглушить бедных девушек своим криком души. Макс, немного сузив глаза и ехидно усмехнувшись, произнес: — Удачного выздоровления, Геннадий Петрович! — И тебе удачи, малец, — пробубнил мужчина в ответ, напоследок с укором глянув в мою сторону. Что? Чем я-то ему не угодил?