Однажды в Греции...

Сознание вернулось, и Пьер отчаянно заработал руками, почувствовав, что находится под водой. Которая, судя по ощущениям, была не только вокруг него, но и где-то внутри тоже. Хорошо, если только в желудке – остальные органы в качестве резервуаров для прохладной и не слишком чистой воды подземного озера подходили ещё меньше. Тяжёлая намокшая куртка сковывала движения не хуже смирительной рубашки, но на выпутывание из неё ушло бы не только время, но и драгоценные силы. Не говоря уже о воздухе, которого, казалось, не осталось в его теле совсем. Он не мог видеть, далеко ли до поверхности, не был до конца уверен даже в том, правильно ли плывёт – сумрак в пещере лишал возможности ориентироваться. Но давление на барабанные перепонки становилось все меньше, и это вселяло надежду на то, что скоро он снова сможет дышать. Отфыркиваясь и надсадно кашляя, мужчина вынырнул из воды и едва опять не ушел на дно, захлебнувшись, на этот раз – воздухом. «Помогите!» Он физически был не в состоянии звать на помощь. Мысли – это единственное, чем оставалось довольствоваться, и Пьер держался за них, как за спасательный круг. Их трудно было назвать мыслями разумного существа. Естественные, словно дыхание, которого он был лишён, яркие и отрывистые, словно вспышки маяка в тумане, они удерживали его голову над водой и заставляли безостановочно двигаться, барахтаться, плыть... ...К берегу? Пьер не знал, насколько близко он от заросшего мхом берега до тех пор, пока очередным отчаянным гребком не рассадил руку о грубый камень. Вода помутнела от крови, которая облаками заклубилась вокруг, запястье вспыхнуло было болью, но она тут же угасла, растворившись в вихре гораздо более сильных и мучительных ощущений, во власти которых находилось тело мужчины. Протянув здоровую руку, Пьер обрушил её на камень и заскрёб по нему пальцами, силясь ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы вылезти наружу, но безуспешно. Берег был пологим, и выбраться на него не составило бы проблем, не будь он настолько обессилен. Гигантским усилием заставив себя не паниковать и смирив сопротивляющееся тело, Пьер как можно дальше протянул обе руки, широким хватом цепляясь за скалу, и зацепился подбородком, точно якорем, за удачно подвернувшееся углубление в камне, раздирая кожу в кровь. Ему уже давно не хватало воздуха. Каждый новый вдох и выдох сопровождался судорогой и выворачивающим наизнанку кашлем, и, сантиметр за сантиметром, мужчина соскальзывал обратно в воду. «Нет!» Он отвоёвывал эти сантиметры. Он был готов зубами цепляться за камень, если бы это принесло ему пользу. Вода струилась по исцарапанному лицу, заливая глаза, короткие волосы облепили лоб. С каждым мучительным спазмом мышц он старался рвануться вперёд, не дать обмякающему телу окончательно рухнуть в воду. И ему это удавалось. Ещё немного, и грудью он уже будет лежать на твёрдой земле. Рывок – и Пьера едва не отбросило назад с той же силой: пряжка ремня зацепилась за выступ. Он дёрнулся еще раз, и вновь был отброшен, и паника наконец одержала верх. Из груди мужчины вырвался хриплый отчаянный то ли стон, то ли вопль, и, выжимая остатки сил, он бросил себя вперёд. Пряжка жалобно звякнула и, оторвавшись, булькнула в озеро, а сам Пьер с громким плеском вырвался из его цепких объятий и откатился в сторону. И снова кашель, и снова судорога сводит всё тело, заставляя мелко дрожать каждую мышцу. Он стоял на коленях, почти касаясь лбом камня, а вода лилась ручьями с него и из него, разлеталась вокруг тёплыми брызгами. Он был беспомощен и жалок. Но при этом жив. Пьеру показалось, что прошли часы, прежде чем он смог нормально вздохнуть. Холодный воздух оцарапал истерзанную гортань и хлынул в лёгкие, причиняя боль и облегчение, и мужчина рухнул на бок, прижимаясь щекой к мокрому камню. Дрожь мало-помалу уходила, оставляя за собой восхитительную слабость, и Пьер наслаждался каждой её секундой. Потому что она значила, что всё позади. Что он выжил. «Всегда был живучим». Превозмогая слабость, мужчина кое-как поднялся на ноги, и, пошатываясь, побрёл дальше от берега. Голова кружилась, перед глазами плавали тёмные пятна. Натолкнувшись на что-то тёплое и мягкое, Пьер не сразу разглядел, что это, а когда разглядел – подавился воплем и отшатнулся, прижав руку к груди. Лицо его исказил ужас и отвращение. Оцепенев, бледный до синевы Пьер разглядывал два обращенных к нему гигантских конских крупа. Которые, как он знал, принадлежали гораздо менее прекрасным созданиям, чем лошади. Он выждал ещё минуту. Кентавры по-прежнему не шевелились и, насколько ему было видно, не дышали. Но Пьер по собственному опыту знал, что такие мелочи ещё ни о чем не говорят – в прошлый раз, перед тем как напасть на него, они вообще были каменными статуями. Глаза его внезапно расширились. В прошлый раз... в прошлый раз один из кентавров лягнул его прямо в грудь, отбросив на добрый десяток метров, словно куклу – и он оказался в воде. Но... С трудом справившись с «молнией» на мокрой куртке, Пьер распахнул её и ошеломлённо провёл рукой по груди, ощупывая рёбра. «Не может быть». Не может быть, чтобы все было цело. Он помнил силу удара, он помнил боль и темноту – не может быть, чтобы... Он задрал гольф и, затаив дыхание, уставился на бледную кожу. Ни-че-го. Даже синяка в форме копыта размером с тарелку. Не может быть. Но, с другой стороны, кентавров тоже не может быть. Не существует каменных кентавров, которые оживают, стоит только кому-то посягнуть на древний артефакт, который они сторожат. Ещё одно воспоминание сверкнуло перед глазами, и мысли о несуществующих монстрах и чудом уцелевших рёбрах отступили на задний план. – Лара! – хрипло воскликнул он. Моргнул. – Лара-а-а!!! Его крик эхом раскатился под каменным сводом, и наступила тишина. Только вода капает. Собрав остатки сил, Пьер шаткой трусцой побежал по площадке перед входом в склеп. Плевать на кентавров, плевать на шум и на то, что он едва стоит на ногах. Она не могла уйти. Не могла бросить его тут на произвол судьбы, не могла! «Нет!!!» Животный страх вновь овладел им. Он кружил по площадке и беспрестанно звал её, вглядываясь в темноту закоулков; прохромал вверх по ступеням и осмотрел гробницу. Лары – ни в сознании, ни раненой – не было нигде. Он даже решился подойти поближе к неподвижным кентаврам, чтобы убедиться, что её не придавило тяжелым боком. Он бы обшарил и дно, если бы не знал наверняка – после того, как Лара справилась с кентаврами, тонуть она бы не стала. На Пьера обрушилось понимание того, что он в этой тёмной и гулкой пещере совершенно один. Медленно, словно в забытьи, мужчина прошел к ступеням, в плоских чашах возле которых горел огонь, и опустился рядом. «Не-е-ет». Привалившись к стене, он спрятал лицо в ладонях и содрогнулся. Как такое возможно? Она ушла. Даже не потрудившись узнать, жив ли он – а ведь наверняка прошло не так много времени с того момента, как он оказался под водой, иначе ему бы не выплыть самому. Ушла. Второй раз в его жизни она ушла, оставив его погибать. «Женщины бессердечны». Он и злейшему врагу не пожелал бы такого врага, как Лара Крофт. Впрочем, Пьер не мог сказать, что они были врагами. Скорее он назвал бы их отношения соперничеством и жёсткой конкуренцией. Очень жёсткой. Но не враждой. Если случай сводил их в обычной жизни, француз держался с мисс Крофт непринуждённо-вежливо, помня о том, что она в первую очередь женщина, а уж только потом – Рэмбо в юбке. Другое дело, что сама Лара вряд ли относилась к нему так же. Пьер обхватил голову руками. Да будь они трижды врагами – он бы никогда не поступил подобным образом на её месте! Однажды он это уже доказал. В тот самый раз, когда она впервые бросила его на произвол судьбы. Он застонал от отчаяния. Одно дело – борьба. Если они с соперником находились в равных условиях – Пьер был безжалостен и жесток. Он никогда не был щепетилен и, по большому счету, ему было всё равно, как именно добиваться поставленной цели. Но... когда удача оказалась на твоей стороне... Победитель может и должен позволить себе снисхождение к проигравшему, если это ему ровным счётом ничего не стоит! Пьер старался не делать вещей без выгоды для себя. Но он знал, что такое великодушие, и тонко чувствовал моменты, когда его проявление не помешает намеченным планам, а пойдёт лишь на пользу. Окажись Лара на его месте, он бы непременно спас её. Или, по крайней мере, убедился бы, что спасать уже поздно. Мужчину зазнобило, и он придвинулся поближе к чашам, вяло отметив про себя, что огонь в этом месте выглядит так же правдоподобно, как огромные мускулистые кентавры и мгновенно исцеляющиеся рёбра. Теплее ему не стало. Кое-как стянув с себя плотную замшевую куртку, Пьер повесил её на край чаши – та тоже была странно холодной – и попытался выжать рукава. Раз, другой. Вода хлынула ему на ботинки, но ткань суше не сделалась, и француз ругнулся сквозь зубы. «Почему?» – спросил он себя. Почему она ушла? Он мог бы назвать множество возможных причин – но какая именно из них была виновата в его одиночестве, не знал. «Я должен узнать, почему она так поступила!» – глаза Пьера загорелись недобрым огнём. Он провёл рукой по груди, ощутив холодную гладкую кожу без единой царапины, и сердце застучало быстрее. Ему дали ещё один шанс. И он получит ответ на свой вопрос. «Почему?..» Пьер взревел, точно раненый зверь. «Держитесь, мадемуазель Крофт. Я добьюсь своего, чего бы мне это ни стоило». Он выберется отсюда, и сразу же отправится в Англию. Там найдет Лару... и заставит её ответить. Заставит. * * * Яркая луна освещала внутренний двор поместья Крофт: его аккуратно постриженные кусты, сочно-зелёные в ночных сумерках, крупный серо-коричневый гравий дорожек, на каждый шаг отзывающийся громким шуршанием, деревянные рамы тренажёров на полосе препятствий. Живописная картина, ничего не скажешь. Однако Пьер был не в настроении любоваться пейзажем. Он стоял, опираясь спиной об один из тренажёров и скрестив руки на груди, и уже который час наблюдал за окнами и балконом леди Крофт. Ему не давало покоя ощущение того, что с того момента, как он дал себе обещание вытрясти из Лары ответ на свой вопрос, прошло не больше нескольких секунд. Он смутно помнил, как добирался до поместья. Словно вот он ещё стоит на ступенях, глядя на чашу, полную языков пламени – а вот уже спрыгивает по ту сторону ворот с кованой буквой «С» на створках. Бред. Пьер тряхнул головой, избавляясь от наваждения, и вновь поднял взгляд на окна. Сколько времени прошло с тех пор, как погас свет в спальне леди Крофт? Час? Век? Француз не спешил действовать. Надо дать Ларе время уснуть, достаточно крепко, чтобы она не услышала скрипа балконной двери, шороха штор и тихого дыхания. Чтобы он успел подготовиться. Вот теперь – пора. Пьер ловко взобрался на деревянную конструкцию и забросил на балконные перила крюк. Тот отчётливо звякнул. Мужчина затаил дыхание – не разбудил ли Лару этот негромкий звук? Но всё по-прежнему было тихо, и он продолжил путь. Без особых усилий взобрался на балкон. В голову пришла мысль, что он сейчас ведёт себя, как пылкий влюбленный, во что бы то ни стало решивший под покровом ночи тайком пробраться к своей девушке в надежде на лучшую награду – её поцелуй. Далеко не за поцелуями пришел сюда Пьер в этот поздний час. Он покрутил в замке прозрачной двери отмычкой, бесшумно отворил её и вошёл в комнату. Лара спала. Яркая полоса лунного света наискосок прочертила её лицо, выхватывая из тьмы высокий лоб и растрепанную чёлку, казавшуюся блекло-рыжей. Губы женщины были чуть приоткрыты, голова лежала на сгибе локтя левой руки, правая же сжимала угол лёгкого лоскутного одеяла – в комнате было прохладно. Пьер поспешно закрыл за собой дверь, чтобы избежать сквозняка. Взгляд его привлек один из любимых парных кольтов Лары, лежащий на тумбочке возле кровати. Протяни руку – секунда – и грабителям понадобится медицинская помощь. Француз усмехнулся про себя. Он готов был поспорить, что брат-близнец этого пистолета лежит сейчас не где-нибудь, а у Крофт под подушкой. Под тиканье напольных часов Пьер неспешно прошелся по комнате, прихватив кольт с тумбочки, и расположился в кресле напротив кровати, так, чтобы видеть лицо Лары. Провел большим пальцем по гладкому и будто бы влажному металлу. – Mademoiselle Крофт! – вкрадчиво позвал он. Характерный щелчок прозвучал удивительно громко в наступившей тишине. Глаза Лары моментально распахнулись, словно она только и ждала, когда голос Пьера нарушит ночную тишину, чтобы проснуться. Сдержав желание зажмуриться, она откинула голову назад – светлая полоса переместилась к подбородку – и, наконец, смогла разглядеть своего гостя. С её губ сорвался сдавленный вздох, и рука, поползшая было под подушку, на миг замерла; этого хватило Пьеру, чтобы заметить движение и требовательно качнуть дулом пистолета. – М-м, Лара. Я бы на вашем месте даже не пытался, – посоветовал француз, мысленно похвалив себя за верную догадку. Поколебавшись, женщина медленно убрала руку. Села на кровати, прижавшись к простому, без узоров, изголовью. – Я сошла с ума, – уверенно изрекла она, обхватывая колени руками. Пьеру показалось странным то, что Крофт дышит быстро и тяжело, как после долгого бега. Он, конечно, мог списать это на испуг, шок, что угодно – но Лара была не из тех, кто боится незваных гостей. Пусть даже этот гость держит в руке её собственное оружие, направленное точнёхонько ей в грудь. – Я живучий, Лара, – улыбнулся француз. – К большому вашему разочарованию. Он положил ногу на ногу и поёрзал в кресле, устраиваясь удобнее. Ему предстоит долгий разговор. Им предстоит. – Я точно сошла с ума, – голос Лары сорвался. Дыхание её оставалось прерывистым. Вообще, выглядела она не лучшим образом. Лицо осунулось, а под глазами – это он заметил только сейчас – темнели круги. Пьер закусил губу. Его начинала бить дрожь. – Ние думаю, мадемуазелль, – протянул он с более заметным акцентом, чем обычно. Взяв себя в руки, он продолжил уже спокойнее, – Вряд ли такие расчётливые люди, как вы, легко териают рассудок. Он перехватил взгляд, который она бросила на подушку, и его усмешка стала злой. – Нет-нет. Не стоит. Крофт стиснула зубы. Как-то неожиданно до Пьера дошёл тот факт, что он находится в спальне привлекательной одинокой женщины, и что эта самая женщина сидит перед ним почти что обнажённая. Он принялся несколько удивлённо разглядывать прямые загорелые плечи Лары, потом опустил глаза ниже, приподнял одну бровь и даже в задумчивости потер подбородок. Женщина одарила его испепеляющим взглядом и натянула одеяло до самой шеи. – Не переживайте, мадемуазель, – француз прижал свободную ладонь к сердцу. – Я не собирался и не собираюсь посягать на вашу честь, – он пристально следил за тем, чтобы руки Лары оставались на виду. – По правде сказать, вы ниемного не в моем вкусе. Учтиво улыбнувшись, он прибавил: – Но, повер`те, это не означает, что я вас не уважаю. Наоборот. – Я тебя презираю, – сквозь зубы процедила Крофт. Её голос надрывным эхом отдался у Пьера в голове, и мужчине стало не по себе. – Вот как? – мягко переспросил он. – А мне кажется, это я должен вас презирать. Дыхание его участилось. – Ты не имеешь права быть... – Жив? – быстро перебил её Пьер, не обращая внимания на настойчиво загудевшее в ушах эхо и головокружение. – О да, я имел смиелоссть помешать вашим расчётам, мадемуазель, ние так ли? Глаза его безумно сверкнули в тот момент, когда он подался вперёд и крепче сжал рукоять кольта. Щёки Лары побледнели, и в ту же секунду вспыхнули румянцем. И её гость знал причину такой быстрой смены красок наверняка: Крофт испугалась. Всего на мгновение. После чего быстро взяла себя в руки. Голос Пьера сделался жёстким и тяжелым, отчего протяжный акцент снова исчез, сменившись металлическими нотками. – Я не собираюсь вас убивать, – он откинулся на спинку кресла. – Это не в моих интересах. А это, – он широким жестом левой ладони повёл в сторону оружия, – мне затем, чтобы вы не наделали глупостей, мадемуазель. Внезапно Пьер поймал себя на том, что дыхание его стало ровным, глубоким и размеренным без какого бы то ни было его участия. Раз-два-три – вдо-о-ох. На лице мужчины помимо его воли отразилось недоумение, и он попытался вздохнуть, сбивая кем-то заданный ритм, но безуспешно. У него даже не получилось толком запаниковать. А Лара молчала. – Неужели вам неинтиересно, зачем я здесь, мадемуазель? Пьеру наконец удалось справиться с собой, и он снова насмешливо смотрел на собеседницу, поигрывая кольтом. Ему нравилась роль хозяина положения, нравилось чувствовать власть над той, которая когда-то заставляла его проявлять слабость. Правда, упорно хранимое Ларой молчание раздражало – но он готов был терпеть. – Что ж, очень жаль. Вам всио-таки придётся меня выслушать. – Ну скажи хоть что-нибудь! – снизошла до него Крофт. После чего закрыла глаза ладонью и пробормотала себе под нос: – Как же глупо звучит... Пьера такое поведение заинтриговало, однако он счёл выяснение его причин не столь важным. В конце концов, он никуда не спешит, и может разобраться во всём позже. – Скажу, – согласился он, привставая с кресла, чтобы задёрнуть занавесь – полоса лунного света на груди Лары мешала ему сосредоточиться. – Я пришёл, чтобы поговорить. Об одном небольшом случае, который свёл нас вместе на прекрасных берегах далёкой Греции. Я думаю, вы догадываетесь, о чем я, мадемуазель. Он наклонился вперёд и подпёр подбородок кулаком, не сводя взгляда с женщины. Дуло пистолета вильнуло и стало смотреть в сторону от неё, но она даже не пошевельнулась. – Знаете, всё время, пока я искал вас, я думал, что ищу ответы, – поделился Пьер. – А теперь эти поиски кажутся мне бессмысленными, потому что я понял, что не знаю ниебходимых вопросов. Пьер посерьёзнел. – Я хочу поговорить, – с расстановкой произнёс он. – Поговорить о том, почему вы ушли. Я хочу знать, почему вы уходите каждый раз! Лара, я знаю навиерняка – если бы вы хотели от меня избавиться, вы бы позаботились об этом сами, n'est-ce-pas? Серьёзная женщина вроде вас не стала бы полагаться на судьбу в отношении взрослых выносливых мужчин, о да... – глаза Пьера сузились, – даже если они падают в п’ропасть... или тонут. Он прерывисто вздохнул, осознавая, что к нему возвращается контроль над собственным дыханием, а вместе с ним ощущения и эмоции. – Поэтому я спрашиваю вас, – он судорожно глотнул воздух, – зачем? Зачем вам это было нужно? Ради мести, быть может? Или вы просто настолько меня презираете, что сами не хотите марать руки? Назовите мне причину! Во взгляде мужчины плеснулось бешенство. – Назовите причину, мадемуазель Крофт! – рявкнул он, тряхнув оружием, забывая о том, что пару минут назад он сам признался, что не намерен пускать его в ход. Лара не шелохнулась, и Пьер опустил руку. – Тогда, в Риме, я вытащил вас из пропасти, – с горечью произнес он, – и вовсе не только потому, что хотел получить камень. – Тогда, в Риме, – эхом отозвалась она, – получив камень, ты бы не оставил меня в живых, не поступи я так, как поступила. Ты ведь знал, что я не отступлюсь. Пьер невесело усмехнулся. – Вы бесконечно наивны, Лара. Есть множество способов задержать кого-то, ние сбрасывая его при этом в огромную яму. Я мог оглушить вас, мог поймать удобный случай и связать. Что угодно, чтобы остановить вас на короткий срок. И к тому времени, как вы опомнились, я был бы уже далеко. Он поднялся на ноги и зашагал по комнате, не выпуская Крофт из виду. – А в Греции вы, очевидно, наказали меня за мою подлость, Лара? За то, что ние стал, подобно благородному рыцарю, уступать даме желанную награду? Или за то, что `решил подставить вас каменным монстрам? Их взгляды встретились, и Лара не отвела своего. – Я не считаю, что была не права, – открыто сказала она, – но я в долгу перед тобой. – О чиом вы говорите? – раздражённо бросил Пьер. – Я в долгу перед тобой, – повторила она, вставая с постели. Пьер попятился, следя за её действиями с удивлением и опаской. – Слышишь меня?! – Лара повысила голос. – Я тебя так не оставлю! Она сделала еще шаг, и у француза перехватило дыхание. – Вы не в себе, мадемуазель, – пробормотал он, отступая в сторону. – Не в себе. – Не оставлю, – голос Лары был твёрд и полон решимости. Внезапно Пьер вздрогнул от накатившего на него холода. Волна его прошла по всему телу и схлынула так же неожиданно и быстро, как появилась, оставляя после себя неприятное ощущение дрожи и влажное дыхание. Пьера зазнобило. – Вы открыли окно? – он чётко знал, что его собеседница не могла этого сделать. Она даже не приближалась к нему. Лара покачала головой, печально глядя на француза. Еще шаг. Пьер понял, что спиной упирается в стену, когда Лара преодолела последние разделявшие их метры. Не успев удивиться, он почувствовал, как ствол пистолета, который он по-прежнему сжимал в руке, уперся ей в грудь, почувствовал её губы на своих, и замер. Длилось это едва ли мгновение. Лара отступила назад, а он автоматически потянулся за ней, собираясь ответить на этот неловкий и какой-то странный поцелуй, но она, едва заметно улыбнувшись, остановила его, положив руку ему на грудь. И одним сильным толчком отправила его в темное беспамятство. * * * Вода. Опять внутри него вода. Попытка вздохнуть вызвала уже знакомый кашель, а тот, в свою очередь, отозвался неожиданной болью в груди, и Пьер зажмурился, даже не успев открыть глаза. – Диешовка, – пробормотал он, когда, наконец смог говорить. – Малобюджетний р`оман. Гиерой приходит в сиебя после поцелуя п`рекрасной дамы. Он разлепил веки и поймал взгляд мокрой до нитки Лары Крофт. С трудом повернул к ней голову. – Отвратитиельно, – облизал губы и добавил: – Докажите мние, что это ние сон. – У тебя ребро сломано, – просто ответила Лара. – Чудиесно. Француз со вздохом уставился в тёмный потолок пещеры. Часть обзора закрывала металлическая чаша, в которой шипел огонь. Бока её были блестящими и гладкими, и в них он видел своё кривое отражение. Лара провела рукой по лбу, откидывая назад мокрую чёлку, и медленно облокотилась на стену. Лицо её было непроницаемо. – Вас выгодно имиеть в должниках, Лара, – проговорил мужчина, продолжая обозревать потолок. Почувствовав на себе вопросительный взгляд, он пояснил: – Я слышал вас. Все время слышал. «И даже думал, что отвечает...» * * * ...Створки дверей распахнулись, и их ослепил яркий солнечный свет. Пьер Дюпон, чья рука лежала на плечах Лары Крофт, не обращая внимания на боль в перебинтованной груди, с наслаждением вдохнул воздух, пахнущий горьковатой пылью – такой чудесный после сырых подземелий – и спросил: – Неужели вы и вправду меня презираете, Лара? Женщина одарила его изучающим взглядом. – Иногда. Её тон был сухим, но глаза улыбались. – Замечательно, – кивнул Пьер, – потому что вы по-приежнему не в моем вкусе. И оба размеренным шагом направились к тропе, ведущей к подножию скалы.