Непереможне сонце (Непобедимое солнце)

- Бензин заканчивается, Украина. Придётся остановиться в городе, пока не раздобудем новый транспорт. Город, встретивший их, представлял собой причудливый и жуткий лабиринт из полуразрушенных зданий, помятых машин, вырванных с корнем деревьев и фонарей, узких улочек с небольшими дырками и огромными пропастями в асфальте. Город был мёртв и разломан. Не город-призрак, но город-зомби точно. - Да уж, проблематично будет раздобыть транспорт. Город вызывал ассоциации с вездесущим, всевидящим и жестоким божеством, которое в одночасье расплющило всё вокруг своим громовым кулаком. Город был настолько искажённым, что ни УПА, ни Украина не могли даже приблизительно вспомнить его название. И не то что название - в какой он области, в какой стране? Может, они вообще мертвы, и их просто перекинуло в другое измерение? Украина смотрел прямо на солнце, на потайную звезду, расплывающуюся по предзакатному небу, не пряча застывших глаз от губительного света. Украине было всё равно, пусть даже всего на несколько минут. Равнодушие - лучшее оружие против моральной боли. Украина уже отрастил себе такую моральную броню, что туда не проникает ни горе, ни радость. - Пойдём, Украина. Чего застрял? - Да, УПА. - Тебе что-нибудь нужно, Украина? Еда, попить чего-нибудь? Ночлег? Из-под земли достану, если надо, обещаю. - А тебе? - Я пулемёт, - виновато и с горькой иронией ответил УПА. - Мне уже триста лет ничего не надо, кроме тебя. - Преисполнился ты в своём равнодушии, - сделал вывод Украина. - Я должен у тебя поучиться. - Не надо. Оставь хотя бы то, что есть. Это и делает тебя человеком. УПА действительно говорил, как пулемёт - быстро, безостановочно и бездушно. Но только говорил. Любовь к Украине - единственное, что делало его человеком. Украина не любил УПА - скорее был привязан к нему физически и морально. Никто не любит кислород, но только до тех пор, пока не окажется в вакууме. Опираясь ослабшими локтями о стену ближайшего дома, Украина вдруг ударил по ней кулаками, с первого же удара разбив костяшки до крови. - Хочу чувствовать, - ответил Украина, не дожидаясь вопроса. - Хочу быть человечнее. Но я не чувствую даже боли, хотя мои руки в моей собственной крови. Мне нужно что-то сильнее, чем боль. - Не смей думать о наркотиках. Ты уже триста лет как в завязке. - Что, если посмею? Оставишь меня в этом раздолбанном городе одного? - Вот этого уже я не посмею, Украина. Не передёргивай. - А ещё ты обещал достать из-под земли всё, чего я попрошу. - Я не говорил о вредных вещах. Я говорил о еде, напитках и ночлеге. - Еда из помойки, напиток из сточной канавы и ночлег на обоссанном матрасе? Ничего себе, безвреднее не бывает, конечно. Украина двинулся вперёд по улице, и УПА ничего не осталось, кроме как пойти вслед за ним. - Откуда в тебе такая избалованность? Ты ещё не привык? - Я триста лет жил нормально. От страданий и лишений можно успеть отвыкнуть за триста лет. - Ты помнишь, что было раньше. - Мало ли что было раньше. Триста лет нормальной жизни - эталон жизни в принципе. - Ты не вернёшь тех времён, Украина. Привыкай. - Легко тебе говорить, ты же пулемёт! - саркастично скривился Украина. - Ты невыносим. Ты даже меня можешь вывести, если захочешь. Украина внезапно принюхался и ускорил шаг. - УПА, я чувствую запах чёрного снега. Либо ты идёшь со мной, либо можешь пойти своей дорогой и забыть обо мне навсегда. Перспектива потерять Украину так же, как они потеряли ВСУ в начале пути, встревожила УПА не на шутку. И он пошёл за Украиной. Как можно ближе к нему. Чтобы в случае чего защитить - мало ли, какие тут чудовища могут водиться. Справедливости ради, ни одного чудовища на своём пути они ещё не встретили. Только, впрочем, внутри Украины, в самом тёмном закутке его души, триста лет спало чудовище. Украина даже имени его не помнил - так давно его не встречал ни в зеркалах, ни в лужах. Звал его просто "Чудовище" - и название это было понятнее любых имён. Это чудовище избивало Украину в приходах и насиловало его во снах. Это чудовище заставляло его делать с собой ужасные вещи. Но это было более трёхсот лет назад... И теперь даже вспоминать не хотелось о нём - "не буди лихо, пока оно тихо". Лихо проснулось само. Чёрный снег - один из опаснейших наркотиков современности. Неизвестно, что он из себя представляет, но употребивший чёрный снег почти мгновенно теряет рассудок, а наступающие всего через пару часов отхода настолько невыносимы, что единственным спасением кажется ещё одна доза. - Вот только попробуй мне предложить эту дрянь, - УПА сел на старый диван, обивка которого была объедена то ли молью, то ли крысами. - Я не предлагаю, - развёл руками Украина и затянул носом дорожку чёрного снега. Ложась на колени УПА и дожидаясь апогея равнодушия, которого хотел добиться, Украина взглянул вверх. УПА начал наблюдать, как белки глаз Украины сначала посерели, а потом и вовсе налились угольно-чёрным. Украина был похож на демона. Украина был похож на чудовище... - Ну что, лучше тебе? - вздыхает УПА. - И твои руки ледяные, и огонь в моей крови... вскрой меня, согрейся... - бормотал Украина и внезапно начал кричать, - Непобедимое солнце нас ведёт! Восемь вестников беды - феникс, феникс, смерть, война, голова, голова, телец, дева! Этот набор слов определённо должен был обладать каким-то смыслом, но УПА его не улавливал, как ни старался. Украина пялился вверх стеклянным взглядом чёрных глаз, в которых единственным проблеском сияла светло-серая радужная оболочка. УПА называл этот близкий к белому оттенок серого не иначе, как "цвет невинности" - потому что абсолютной невинности никогда не существовало, как и абсолютной белизны. Украина пялился вверх невинно и вместе с тем проницательно. Казалось, он был способен видеть душу УПА - или то, что от неё осталось. Внезапно Украина оседлал УПА и завалил на диван. УПА был настолько шокирован пробуждённой силой Украины, что даже не успел воспротивиться. А когда собрался оттолкнуть, было уже поздно - УПА оказался связан скрученным в прочный жгут пледом, который до этого висел на спинке дивана. - Украина, что ты делаешь? Ты же не собираешься меня... Слушай, я согласен с тобой заняться любовью, как только ты пожелаешь, только протрезвей сначала... - Я не хочу ждать, - уверенно заявил Украина. - Я хочу сейчас. Ты хоть представляешь, какой я узкий и горячий внутри? Тебе понравится! Клянусь! Украина захихикал и взял в ладони лицо УПА, пока тёрся задом и ёрзал на мощных бёдрах. И тут, совершенно неожиданно для Украины, УПА разорвал плед надвое и, содрав с себя его остатки, перевёл инициативу на себя и завалил уже Украину на диван. Пока что их прелюдия напоминала не акт любви, а поединок - кто кого первым трахнет. - Ты же сам хотел этого, Украина. Ты меня недооценил, а я не люблю, когда меня недооценивают, - гыгыкнул УПА. - Хочешь, значит, получишь. УПА стянул с Украины штаны и, уже истекая естественной смазкой, но на всякий случай плюнув на ладонь и размазав слюну по члену, резко вошёл. Любой другой на месте Украины взвыл бы, чувствуя невыносимую боль от полусухого проникновения - но Украина, и так почти ничего не чувствующий, а теперь ещё и под кайфом, только улыбался в лицо УПА, и это выглядело так жутко, что хотелось выть и кричать вовсе не Украине. - Я люблю тебя, УПА. Я люблю трахаться с тобой. Глубже, прошу... УПА будто очнулся от недолгого оцепенения и начал двигаться в Украине. Кровь, которую Украина даже не заметил, но которая обильно стекала на обивку дивана, значительно облегчила проникновение для УПА. - Тебе не больно? - спросил УПА. Так, на всякий случай. - Должно, но не больно! - воскликнул Украина. - Продолжай... И УПА продолжил, с каждой фрикцией вбиваясь всё глубже и ускоряя темп. Украина страстно выгибался в прикосновениях сильных рук УПА, и то протяжно стонал, то резко вскрикивал, когда УПА попадал по его чувствительному месту. - Ты действительно узкий и горячий. И красивый, - УПА, не прекращая двигаться, схватил Украину за волосы и чуть оттянул голову назад, открывая нежную шею и впиваясь в неё зубами. - Если всё же кого-то встретим, пусть видит, кому такая красота принадлежит. - Тебе, - Украина вцепился в спину УПА, притягивая к себе. - Никому не отдашь? - Никому, - заверил УПА. - Я сейчас... Не договорив, УПА простонал и кончил внутрь Украины. Часто после секса Украина падал в обмороки. Что триста лет назад, что сейчас. Кому-то из его партнёров это казалось сексуальным, кому-то, как УПА, прибавляло головной боли. УПА не мог просто так взять и оставить Украину лежать на этом грёбаном разваливающемся диване и ждать, пока очнётся сам. Вздохнув, УПА приподнял голову Украины за подбородок и изо всей силы ударил ладонью по щеке. Украина ни капли не был шокирован. И даже обижен не был. Его черноокий взгляд снова стал прежним - только потухшим каким-то. - Мне нужно ещё чёрного снега. - Понимаю... наверное, - УПА погладил Украину по голове. - Ты же видел, тут больше нет. Одну последнюю дорожку ты занюхал. Я не должен был... - Ты не виноват. Я в состоянии себя контролировать. - Вижу. Триста лет контролировал, а сейчас нанюхался в сопли этого дерьма. Зачем? Просто зачем, Украина? - Триста лет всё было нормально. Не сравнивай. - Если так подумать, вся жизнь - одно большое страдание. Нормально - не значит хорошо. Моя цель жизни - сделать так, чтобы тебе всегда было только хорошо, чтобы ничто не омрачало твоё существование. - А я всё порчу, да? Делай счастливым кого-нибудь другого! - Мне нужно, чтобы счастливым был именно ты, Украина. Зачем мне другие? - Это похоже на фанатизм, - Украина прижался к УПА. - Хорошего же ты выбрал себе кумира. Просто наилучшего. Наркомана и мазохиста, который к тому же трахается с ВСУ, пока ты не видишь. - Знаешь, на ВСУ мне как-то тоже похрен, пока этот шкаф зелёный твоему счастью не мешает. Не надо себя очернять. Все мы серые. Нет ни хороших, ни плохих, понимаешь? - Ну, тогда я темнейший из оттенков серого, пусть и не чёрный. - Сам поймёшь, что это не так. Силой переубеждать не буду - дело гиблое. Пойдём дальше или ночлег на этой окровавленной развалюхе тебя устроит? - Вполне. Если твой охрененный торс послужит мне подушкой. *** Они не отводят взгляда друг с друга в белой безупречной пустоте. УПА стоит на коленях перед Украиной и целует его руки с тонкими запястьями и длинными пальцами. Украина мог бы прекрасно вышивать или играть на гитаре - УПА бы обязательно научил, если бы Украина захотел. Украина не хотел ничего - так ему казалось. Но теперь, будучи вместе с УПА в этой белой безупречной пустоте, Украина чувствует себя хорошо - впервые за всю свою длинную жизнь. Чёрт! УПА пялится на Украину своим влюблённым обезумевшим взглядом и вдруг сползает ниже, целуя пыльные кроссовки Украины, поглаживает рукой острые колени - и будто под самую кожу проникает. - УПА, зачем ты... - невнятно бормочет Украина. Украине нравится, но он сам себе не признается в этом. - Я люблю тебя, Украина. Я люблю тебя больше всего на свете. Я обожаю тебя всего, от волос до кончиков пальцев на ногах... - УПА делает паузу только для того, чтобы встать на ноги и прижать к себе Украину, крепко целуя в лоб. - Солнце моё. Непобедимое солнце. Украина неожиданно для себя улыбается в ответ, хотя улыбаться давно отвык. И просыпается. *** Солнце бьёт в зашторенные с вечера окна. Украина потягивается, чуть не задев УПА, зевает и наконец просыпается. Стараясь не разбудить УПА, Украина идёт в ванную. Совершив все утренние процедуры, Украина наконец идёт на кухню, откуда пахнет чем-то вкусным. - Снова яичница? - Украина потирает заспанные глаза. - А что не так? - ВСУ прищуривается и щедро посыпает яичницу перцем. - Научился бы что-то новое готовить. Ладно, я не об этом. Мне кошмар снился. Я сейчас вспомнил всё, что было, и... снова началось, хотя давно не было... Украина садится на стул. ВСУ присаживается рядом и смотрит прямо в глаза Украины - заплаканные и уставившиеся в никуда. - Повторяй за мной. Непобедимое солнце нас ведёт... - Непобедимое солнце нас ведёт, - Украина, ненадолго сосредоточившись, выходит из прострации. ВСУ встаёт и накладывает яичницу на тарелку. - Приятного аппетита. УПА звать будем? - По-моему, он сам придёт на запах твоей яичницы, - Украина обнимает ВСУ сзади и целует в шею. - Как хорошо с вами обоими. Это был сон. Чудовищный сон, дикая поехавшая солянка из прошлого Украины. Это всего лишь кошмар, в реальности такого не будет. Всё будет хорошо.