betrayal, trust and our sick love

Сгущались тучи на почерневшем небе; зажигались фонари тёплым жёлтым цветом; ветер то громко завывал плачущим ребенком, то смиренно стихал, оставляя за собой приятную вечернюю тишину. Однако долго тишина не длилась, и через ничтожные секунды до ушей доносились назойливые людские голоса, шум идущих повозок на конной тяге, стук о холодный асфальт множества дорогих каблуков. Теперь каждый новый вечер был похож на предыдущий: Джошуа надевал чёрное пальто и вязаный шарф, покидал тёплый дом и мчался к Трафальгарской площади, мчался к нему. Лондонские улочки уже вовсю гудели, топот лошадиных копыт не прекращался, бессмысленные разговоры ни на миг не умолкали, а он все нёсся сломя голову так, словно ещё секунда, и случится нечто непоправимое. Хотя навязчивые мысли и страхи не должны были иметь места в его голове, ведь ещё ни один раз за последние несколько месяцев их ежедневная рутина не нарушалась. Миновали старые ветхие дома с прогнившими крышами, окна которых были мутные, и трудно понять, проходил ли сквозь них свет. Прямо под ними, на сырой земле ютились продрогшие от ноябрьского мороза люди низших сословий, всеми способами старающиеся согреть онемевшие пальцы. Невыносимо представить, как у них получалось выживать в такие холодные времена, не имея ни дома, ни пищи. Оставались позади и дорогие каменные дома, роскошные заведения. Он продолжал бежать к площади, перед которой неизменно стояло большое пятиэтажное здание, принадлежащее, насколько Джошуа довелось услышать, известной ремесленной компании. Однако узнать, как ему удалось арендовать комнату на пятом этаже, не вышло. Узнать и об их странных отношениях, о том, как долго они продлятся, что они собираются делать дальше, у Джошуа тоже не получилось. Он, казалось, навечно поставил крест на данной теме, мягко улыбаясь, и Джошуа не смел перечить. Как бы там ни было, он с трепетной искренностью наслаждался каждой секундой, проведённой вместе, нуждался в нем. Когда Джошуа открывал дверь комнаты собственным ключом, то заставал его лежащим на дорогом диване кофейного цвета с сигаретой между губ. Глаза прикрывались на секунду, и он стоял у двери в попытках унять лихо бьющееся в грудной клетке сердце. Впрочем, как и в этот раз. – Ты ведь не любишь сигареты, Джонхан. Услышав знакомый голос, лежащий мужчина повернул голову к нему и окинул нечитаемым взглядом. Джошуа никогда не удавалось прочитать ни единую эмоцию в вечно прищуренных глазах и вечно расслабленной улыбке. Зрительный контакт продолжался неизвестное количество времени, после чего Джонхан вернулся к начальной позе. – А вы не любите мороз, мистер Хон. Джошуа поджал губы, снимая уже холодное пальто и вешая его на маленький крючок на стене. Время неумолимо текло, а Джонхан так и не обратился к нему по имени. – Ты прав, – Джошуа кивнул и сел на корточки перед диваном. «Я не переношу холод, но ради того, чтобы увидеть тебя, готов замёрзнуть до смерти» Вблизи это лицо казалось ещё привлекательнее. Его красота не была похожа ни на одну другую. Светлые мягкие волосы напоминали первые подснежники ранней весной, в нежном взгляде тёмных глаз Джошуа медленно шёл на дно, а к пушистым, словно пух, ресницам хотелось прикоснуться так, что кончики холодных пальцев подрагивали. Каждый раз, когда Джонхан находился настолько непозволительно близко, Джошуа приходилось переводить сбившееся дыхание и прятать руки в карманах дорогого костюма. – Зачем пришёл на этот раз? – негромко спросил Джонхан, по-прежнему не открывая глаз и докуривая сигарету. Тонкая струя дыма тянулась от его тонких губ до лица Джошуа. Тот моргнул. – С каких пор ты спрашиваешь подобное? Разве мне нужен повод? Ответа не последовало в течение нескольких минут, и Джошуа, продолжающий сидеть преданной собакой перед Джонханом, уже не надеялся услышать чужой голос. Обычно так и происходило. Бросив пару фраз, Джонхан замолкал вплоть до следующего его визита. Джошуа привык. Быть в роли одинокого рассказчика привык, играть статую или элемент декора в этой комнате привык, мучиться в пучине своих мыслей привык, неловко перебирать пальцы на коленях привык. Внезапно Джонхан поднялся, небрежно выбрасывая сигарету на придиванный деревянный столик, и направился к барной стойке. Комната была довольно маленькой для целой семьи, но двух людей, не занимающихся ничем, кроме совместных посиделок то на диване, то за стойкой, как раз вмещала. Гостиная, в которой по центру местился большой диван, соединялась с кухонным углом. Там, помимо пустых столешниц и шкафов, была обустроена барная стойка. За стеклянными дверцами хранились бутылки дорогого вина – единственное, что указывало на чье-то проживание здесь. – Выпьем, мистер Хон? – не смотря на собеседника спросил Джонхан и доверху наполнил стеклянный бокал. Прищуренные глаза завороженно следили за переливающейся жидкостью. Джошуа наконец встал с прежнего места и подошёл к стойке. – Ты же знаешь, я не пью алкоголь. И тихо добавил: – Только кофе. Джонхан взглянул на него исподлобья и усмехнулся. Джошуа для него – глупый и робкий зверёк, который даже не старается скрыть чувства в голосе, поведении и ярких глазах. – Не думайте, что я забыл этот факт. Всего лишь надеялся, что вы пересмотрите взгляды и в кои-то веки составите мне компанию, – Джонхан легко пожал плечами и уселся за высокий стул. – Кофе у нас не предусмотрено, вы знаете. Джошуа кивнул и опустился следом, еле слышно выдыхая. Не забыл. Помнит. Если бы полгода назад Джошуа сообщили, что в будущем он станет так трепетно относиться к каждому брошенному слову другого человека, он бы, скорее всего, покачал головой. Однако ничего в жизни невозможно предугадать, ни к чему нельзя быть готовым. Полгода назад он ни за что не стал бы сидеть перед таким человеком и влюбленно впитывать в себя каждое его действие. Джонхан медленно подливал вино из бутылки в бокал, а Джошуа готов был поклясться, что на самом деле это был сладкий яд, и вливался он в его сердце. Джонхан молчал какое-то время и неторопливо смаковал дорогой напиток, то и дело закрывая глаза в наслаждении. Джошуа не отрывал взгляда и, казалось, перестал пускать воздух в лёгкие. Потому что лёгкие были забиты одним человеком. – Так и будете прожигать меня взглядом? – усмехнулся Джонхан и наконец даровал свое внимание несчастному воздыхателю. Джошуа неуверенно опустил взгляд и тихо сглотнул. Реагировать на вопрос он не стал. Не потому, что ответ лежал на поверхности и Джонхан наверняка знал его, а потому, что страх лишал возможности открыть рот и издать какой-то звук. Тем временем Джонхан продолжал. – Хм, говорите, не нужен повод, чтобы прийти ко мне? – он коротко улыбнулся своей нежной улыбкой, а затем внезапно стёр с лица любое напоминание о ней. Глаза сверкнули холодом, и Джошуа невольно вздрогнул на стуле. – Так не пойдёт. какие-то новости будут? Важная информация? Что-то из полиции? Мистер Хон, не думаете же вы, что я с вами развлекаюсь в этой маленькой комнатушке? – продолжал добивать Джонхан, прекрасно зная, как действует такой холодный властный голос на врача. Джошуа не смел поднять голову и загнанно дышал. Страшно. До сбившегося дыхания и коликов в животе – страшно. Он боялся не того, что Джонхан в любой момент мог вытащить револьвер из-под чёрного жилета и запросто покончить с очередной жизнью. Джошуа боялся потерять то хрупкое, невидимое доверие, которое тонкой нитью соединяло сердца главы мафии и доктора вражеской стороны. Грех за предательство мирного населения Джошуа никогда не искупит, но сожаления в сердце не было и не будет. Он самолично вручил себя Юн Джонхану и готов пойти на любой шаг, лишь бы не рушить доверие. От мысли, как сильно Джонхан влияет на него, Джошуа хотелось кричать, рвать волосы на затылке и биться о стены. Наконец он поднял глаза и спокойно ответил: – Разумеется, это не так. Я осознаю, какая ответственность лежит на мне, и готов работать во благо мафии до конца. Но... почему ты... – Джошуа запнулся, проклиная себя за то, что не смог сдержать порыв и задал мучающий его вопрос. – Говоришь так, словно не доверяешь мне? – голос под конец дрогнул, и Джонхан вряд ли узнает, с какой болью дались эти слова Джошуа. Сердце билось так, будто грозилось вырваться наружу. И очередная мягкая улыбка Джонхана. – А почему должен? Джошуа застыл. Кажется, даже его сердце перестало разрушать грудную клетку. Он внимательно вглядывался в морозно-теплые глаза напротив и ломал голову над ответом. В действительности, так дело и обстояло. С какой стати Джонхану – главе преступной группировки – доверять врачу? Врачу, который всю осознанную жизнь работает на правительство и на дух не переносит лондонскую мафию. Несмотря на их негласное «доверие», количество логических объяснений приравнивалось к нулю, а настольные часы продолжали противно отбивать каждую последующую секунду. Джошуа вдохнул воздух в лёгкие и уверенно произнёс: – Я на твоей стороне. Однако Джонхана такой прямой ответ не устраивал. Он усмехнулся и покачал головой, прикрывая глаза. – Мне нужна гарантия. Ты уверен, что со мной? После этих слов Джошуа резко вскинул голову, задыхаясь воздухом. Впервые глава мафии обратился к нему на «ты», без напускной вежливости и формальности. Ощущение, словно в этот момент Джонхан поставил перед Джошуа жизненно важный вопрос. Дал шанс, позволил им быть кем-то ещё, кроме преступника и врача. Кроме официальных врагов. Джошуа сжал руки в кулаки на коленях и ещё увереннее ответил: – Разумеется, Джонхан, я не предам тебя. Джонхан застыл с бокалом у губ и встретился глазами с врачом. С одной стороны – изучающие, жаждующие найти подвох и слабость. С другой – преданные, желающие найти крупицу надежды. Ещё один зрительный контакт, на этот раз гораздо длительнее. Первым сдался Джонхан, отводя взгляд. – Мне все ещё нужна гарантия. Ты слишком много знаешь, и я ломаюсь в предположениях, зачем тебе эта чёрная игра. Ты ведь не такой, верно? – он снова вернулся к напитку, делая вид, что увлечён алой жидкостью. – Какова вероятность, что ты не станешь использовать известную тебе информацию обо мне и моих людях в пользу полиции? Умирать с мыслью, что меня обыграл обычный доктор, до жути нелепо, не считаешь? – глаза вновь обратились к внимательно слушающему врачу. Джошуа даже не моргнул на длинную тираду мафиози и твёрдо ответил: – Если потребуется, я умру вместо тебя. доверься мне. «Доверься мне, пожалуйста. Я отдал тебе всего себя, больше у меня ничего не осталось» – хотелось кричать. Часы пробили полночь, на площади продолжали доноситься громкие людские голоса, смех, взволнованные крики детей и звонкий смех взрослых. Стук лошадиных копыт не прекращался, уличный шум становился только сильнее, а в окне пятиэтажного здания две пары губ слились в долгожданном поцелуе. Бокал с вином с соответствующим звоном опустился на твёрдую поверхность, заставляя алую жидкость разлиться огромной лужей, но никто не обратил на это внимания. Джонхан положил обе руки на шею пораженного врача, ласково провел пальцами по ней, мягко схватился за подбородок, а затем Джошуа почувствовал, как драгоценные губы коснулись его собственных. Ему хотелось ломать голос в криках о любви к этому человеку, но Джошуа смог лишь выдавить рваный вдох и закрыть слезящиеся глаза. Поцелуй Джонхана особенный – не похож ни на что другое. нежный, трепетный, тягучий, словно самый сладкий мёд. Джошуа как сквозь вакуум слышал тихое сбившееся дыхание Джонхана, и сам старался не задохнуться в ощущениях. Головокружительно. Неописуемо. Когда Джонхан перестал сладко мучить чужие губы и отстранился, даря последний короткий поцелуй в порозовевшую щеку, Джошуа влюбился во второй раз. – Ты веришь мне, Джонхан? Глава мафии помедлил с ответом, безмолвно изучая красное лицо с огромными плывущими глазами. – Верю, Джошуджи.

*****

Через плохо прикрытое окно в кабинет проникал лёгкий ветер, наводя на столе беспорядок: пожелтевшие листы бумаги поднимались в воздухе, кружились, как настоящие опадающие осенние листья, и медленно укладывались обратно на деревянную поверхность стола или холодный пол. Джошуа отвлёкся от работы, развернулся в кресле, встал и подошёл к окну, намереваясь захлопнуть его. Но в следующую минуту порыв ветра резко сбил маленький кактус в горшке, капли дождя стали безжалостно ударять по всему, что попадется на пути, будь то черепица крыши, крыльцо здания или открытые окна. Врач поджал губы и наконец захлопнул ставни. Работа совершенно не шла, Джошуа отвлекался на любую мелочь и медленно раздражался. Когда спустя час ему удалось настроить себя на продолжение работы, в его кабинет постучали. Джошуа вздохнул и устало произнёс: – Входите. Дверь открылась, и в помещение вошёл удивлённый мужчина в полицейской форме. Он встал перед столом, за которым сидел сгорбившийся Джошуа, и присвистнул. – У-у-у, наш доктор уже устал от своей работы, я погляжу, – губы растянулись в доброй улыбке, и мужчина присел на маленький стул. Джошуа ещё раз вздохнул, отпивая кофе из фарфоровой чашки. – Здравствуй, Сокмин. Младший офицер полиции – Сокмин – был лучшим другом Джошуа, если его можно было так назвать. Не сосчитать, сколько раз он вот так внезапно возникал в кабинете и отвлекал Джошуа от важных дел. И на этот раз Сокмин снова легко улыбнулся и откинулся на спинку стула. – Да-да. Чем занимаешься тут? Опять изучаешь данные о пациентах? – он стал задавать глупые вопросы, чем выдал свою неловкость. Джошуа вопросительно приподнял бровь. – Чем мне еще тут заниматься? Сокмин понял, какую ерунду спросил и моментально покраснел, размахивая руками. – Конечно, я знаю, что ты тут делаешь, Джошуа, я... я немного переволновался... – У тебя что-то случилось? – Джошуа кинул в друга почти обеспокоенный взгляд, но затем вновь вернулся к бумагам. – Нет, ничего не случилось. Просто пришёл поговорить, – он задумался. – Поделиться новостями! Наверное... Было видно, как Сокмин переживал о том, стоит ли рассказывать то, что так хочется. – Шуа, ты же мне друг? – открыто спросил офицер, держа руки в напряжении на коленях. Джошуа медленно кивнул, не понимая, к чему тот ведёт. – Есть кое-что, с чем я хотел бы поделиться с тобой, потому что ты мне почти самый близкий человек! После отца и Сынчоля, само собой. Извини, но мы с тобой знакомы немногим меньше, чем с ним, поэтому я... Джошуа поднял руку в останавливающем жесте и усмехнулся. – Я понял. Рассказывай, что хотел. Глаза Сокмина бегали по кабинету главврача, словно ища знак, чтобы начать раскрывать Джошуа все свои секреты. Когда молчание затянулось, Сокмин не выдержал. Он резко поднял голову и впился взглядом в друга. – Ты знаешь, что завтра мы собираемся поймать главу мафии? – на одном дыхании выпалил Сокмин, широкими глазами глядя на врача. Рука Джошуа, державшая папку, заметно дрогнула, но Сокмин, который был слишком увлечён разговором, этого не приметил. – Кажется, его зовут Юн Джонхан. Сынчоль мне сказал. Даже имя кричит о его противной натуре, не так ли? – он нервно засмеялся и почесал тёмный затылок. Джошуа прикрыл глаза на пару секунд, чтобы успокоиться. Бояться нечего – Джонхану ничего не будет угрожать, если Джошуа вовремя предотвратит это. Он обязан. Это несложно – обвести вокруг пальца такого наивного человека, как Сокмин. Все-таки Джошуа ради Юн Джонхана готов обмануть и предать кого угодно. Не то чтобы ему не было дела до жизни других людей. Все просто: голова больше не могла функционировать и здраво мыслить. Каждый уголок разума принадлежал Джонхану, он заполонил внутренности Джошуа и не позволял чувствовать ничего, кроме неправильной любви и безграничной преданности преступнику. Поэтому Джошуа почти физически не смел идти против главы мафии, не смел доставлять ему неприятности и делать больно, не смел разочаровывать, терять доверие или вовсе позволять Джонхану быть пойманным. И пусть Ли Сокмин действительно не совершал грехи в своей жизни, пусть был таким до ужаса невинным и добрым, что некоторые удивлялись, видя его в полицейской форме, пусть был готов примчаться к другу при первом зове, потому что по-настоящему любил, – Джошуа при любом раскладе выберет Джонхана. Поэтому он избавился от таких ненужных мыслей. – О, правда? – доктор наигранно удивился, продолжая прожигать дыру глазами на бумаге. – Да-а... – пробормотал Сокмин. – Не уверен, что имею право рассказывать об этом кому-либо, но ты же мне не чужой, Шуа! Я знаю, что ты самый честный и благородный врач в Англии, а ещё лучший собеседник и собутыльник, который не пьет, – он рассмеялся из-за собственной шутки. А Джошуа было совершенно не смешно. – Мы начинаем уже завтра вечером. Я так волнуюсь! Если все пройдёт успешно, мы навсегда освободим наш Лондон от проклятой мафии. И я отомщу за сестру. Джошуа наконец поднял глаза на товарища и мысленно попросил прощения. Тысячу раз. Во взгляде Сокмина читалось одно – волнение и жажда мести. За все грехи, которые лежали на плечах Юн Джонхана. Знал бы Сокмин, с кем он так доверчиво делится новостями. Ещё раз произнеся в уме «прости меня», Джошуа отложил папку и деланно увлечённо взглянул на Сокмина. – Ты выглядишь таким взволнованным. Расскажешь подробнее о вашем плане? Мне действительно очень интересно. Сначала младший офицер замялся, неловко смеясь, но надолго его не хватило, и в следующую минуту он уже стал подробно описывать план полиции, вплоть до малейших деталей, ничего не скрывая от друга. А друг этот не отрывал внимательного взгляда от Сокмина и впитывал в себя всю поступающую информацию. «Прости меня, друг»

♤♡♤

Кирпичные стены ресторана пропахли дорогой изысканной едой, в воздухе витал лёгкий аромат роскошных духов и одеколонов, заглушенные светские разговоры разбавлялись классической музыкой на фортепиано. Отовсюду доносился прекрасный женский смех, низкие мужские голоса, стуки каблуков о ресторанную плитку. Сынчоль удивлённо смотрел на Джошуа, который появился здесь словно из ниоткуда и просто заявил, что хочет присутствовать на «важном для всего Лондона событии». Поначалу главный офицер сомневался, стоит ли позволять врачу сидеть вместе с ними, но быстро избавился от этих мыслей. Главного врача города знали все. И все ему беспрекословно доверяли. – Все ещё не пьёшь, Джису? – по-доброму улыбнулся Сынчоль, наливая в роскошный бокал виски. Джошуа поморщился от этого обращения, которое знало не так много людей, и покачал головой. – Не вижу нужды. За большим столом насчитывалось десять человек, девять из которых работали в центральной полиции, и лишь один – в местном госпитале. Джошуа знал всех офицеров поголовно, знал об их личной жизни, семьях, привычках, предпочтениях в еде и спиртном. Не сказать, что полицейские и доктор были друзьями, скорее офицеры – сплочённая команда, а Джошуа просто их знакомый. Однако даже при таком раскладе доверие к врачу было огромным и неоспоримым. Джошуа окинул взглядом стол, за которым сидел. Все мужчины увлечённо беседовали друг с другом, словно не собирались через какие-то два часа в этом месте арестовать главу мафии. Единственный, кто не участвовал в групповых обсуждениях, был Джихун – второй по полномочиям офицер полиции. Джошуа поджал губы. Внезапно их глаза встретились, и молчавший все это время Джихун повернулся корпусом к врачу. – Сказать честно, я не понимаю, чего ты добиваешься. Все разговоры прекратились. И полицейские, и сам Джошуа непонимающе уставились на Джихуна. За столом наступила звенящая тишина, но она не возымела должного эффекта из-за по-прежнему шумных посетителей ресторана, которым не было дело до разборок местной полиции. Сынчоль первый отмер и выгнул бровь, вопросительно глядя на коллегу. – Что ты имеешь в виду? Какие-то проблемы? Но Джихун даже на секунду не повернулся к старшему офицеру, попросту проигнорировав его. Он пристально следил за эмоциями доктора, но Джошуа не поменялся в лице даже тогда, когда прозвучала первая фраза офицера. Он достаточно долго играл благородного гражданина, чтобы попасться на подобных высказываниях и сдать себя с потрохами. Не дождавшись ответной реакции, Джихун продолжил сверлить врача взглядом. – В последнее время ты слишком странно себя ведёшь, Джошуа. Я не имею ничего против тебя, поверь. Я всегда понимал тебя и твои мотивы, но теперь... – он покачал головой. – Ты наверняка понимаешь, о чем я, – его голос сквозил холодом. Джошуа пожал плечами и отпил крепкий кофе. – Нет, Джихун, не понимаю. Я всего лишь пришёл поддержать близкого мне друга, – он кивнул в сторону удивлённого происходящим Сокмина, который даже жевать перестал. – Но тебя снова не устраивает моё присутствие. Сынчоль нахмурился. – Джошуа, он не это имел... – Не утруждайся, Сынчоль, все в порядке. Я уже перестал обращать внимание. В конце концов, я не должен устраивать всех. Когда вы закончите, я тут же уйду. Прошу прощения на доставленные неудобства, – Джошуа даже бровью не повёл. Джихун поджал губы и раздражённо вернулся к закускам на столе. Полицейские переглянулись, и один из них обеспокоенно взглянул на Джошуа. – Не принимай близко к сердцу, он просто не в духе, – мягко проговорил он и осторожно положил свою ладонь поверх Джошуа. Доктор слегка удивлённо встретился с добрыми глазами напротив. – Конечно, Минхао. Обстановка за столом вновь вернулась в прежнее русло, коллеги по работе звонко смеялись и шутили, выпивали, в действительности ведя себя так, словно сегодня обычный вечер. Но спустя какое-то время Джихун вновь заговорил: – Скажи, Джошуа, мы можем положиться на тебя? – его глаза пристально смотрели в чужие напротив, словно пытаясь прожечь. – Ты не внушаешь доверия. Полиция уже не обращала внимания на выходки второго офицера, а Джошуа опустил голову, грустно усмехнувшись. Никто из присутствующих не заметил этого жеста. – Разумеется. Я на правильной стороне, не сомневайтесь.

*****

Огромные часы пробили одиннадцать часов вечера, когда торжественный зал окрасился красным. Великолепный Лондонский ресторан, в котором сплошь и рядом — жестоко расстреленные полицейские в лужах собственной крови. Сокмин прикрыл дрожащей рукой рот, стараясь не дышать, чтобы не вдыхать стоящий металлический запах. Он оперся плечом на входную колонну, колени то и дело подгибались. Все коллеги, пять минут назад расслабленно болтающие и пьющие дорогой алкоголь, теперь застыли в неестественных позах на холодном полу душного помещения. Сокмин зажмурился, уверяя себя, что это всего лишь страшный сон, и мафия ни за что бы не пошла на этот отчаянный шаг. Но внезапно он услышал шорох позади себя. резко повернув голову, Сокмин встретился с парой тёмных прищуренных глаз. – Джошуджи просил передать тебе «прости». В последний миг Сокмин успел вглядеться в лицо своей смерти, а затем услышал выстрел и крик. Его собственный.

*****

– Как себя чувствуешь? Уже жалеешь, что пошёл на это, не так ли? – Джонхан стоял посреди окровавленного зала, среди трех десятков трупов полиции и невинных англичан. Он внимательно читал эмоции на лице Джошуа, который застыл статуей напротив. – Ответь мне. Ты жалеешь? На этот раз настойчивый голос вывел Джошуа из транса и он моргнул, не изменяясь в лице. В следующую секунду врач опустился на одно колено, склоняя голову перед своим главой. – Я не жалею, Джонхан. Я ведь говорил, что на твоей стороне. Джонхан долго молчал, прожигая взглядом чёрную макушку. Затем он бросил револьвер из рук на алый пол и опустился перед доктором. – Я могу считать это твоим присоединением к мафии? – тонкие губы тронула нежная, но безумная улыбка. Джошуа чувствовал собственное бешено бьющееся сердце и ничего не говорил. Вокруг него неизменно валялись мёртвые тела бывших коллег, товарищей, друзей, а он – неисправимый грешник – не мог оторвать влюблённого взгляда от жестокого убийцы. Пусть Джонхан уничтожит весь мир, окрасит красным каждый сантиметр на земле, Джошуа будет стоять позади него, чтобы в любой момент словить, поддержать, спасти. Он больше не главный врач Лондона, не благородный англичанин и не друг центральной полиции. Теперь он – одно целое с предвестником смерти с самыми прекрасными глазами и самыми манящими губами. Джошуа провел языком по засохшим губам и медленно повторил улыбку Джонхана. Но вышла она неуверенной и робкой. увидев ее, Джонхан пододвинулся ближе. Они все ещё сидели на коленях друг перед другом, измазывая дорогую ткань брюк пылью и чужой кровью. Джошуа не выдержал взгляда Джонхана и прикрыл глаза, игнорируя поток слез, который усиленно старался предотвратить. Джонхан моргнул, распахивая глаза словно в неверии, и мгновенно прижал доктора к себе. Лицо Джошуа из бледного превратилось в красное от горьких слез, которые не прекращали падать. Первый мягкий поцелуй Джонхана пришёлся в горячий висок, следующие четыре на солёных щеках, шестой в нос, седьмой в уголок губ, восьмой и девятый в каждую родинку на лице. Джонхан отстранился, вглядываясь в разбитое, но такое преданное лицо напротив, и вытер новые слезы кончиками пальцев. Джошуа глубоко и надрывно дышал, кажется, совершенно не стесняясь открытых эмоций. Джонхан долго смотрел на доктора, так, как он мог лишь он. И затем снова обнял так крепко, как только возможно двум телам, зарылся носом в чёрные волосы. – Ты веришь мне, Джошуджи? – тихий шёпот Джонхана нарушил мёртвую тишину. – Я верю, Хани.