Лапкой по лицу

      Женя кошачьих любил всегда.       Это вам подтвердит каждый, а Валерия Юрьевна вдобавок ещё и перекрестится. Будучи маленьким, Женя столько бездомных кошек к ней притаскивал регулярно, что где-то на пятнадцатой было принято стратегическое решение перестать считать их и вложиться в запас кормов. Аптечку тоже приходилось пополнять по несколько раз в месяц – антисептик на исцарапанного вдоль и поперёк маленького кошатника лился рекой, бинты уходили быстрее, чем бумага для годового отчёта, а один раз даже пришлось лечить блох.       Заневская по ощущениям тогда устала на три жизни вперёд, пока Женя не вырос и не стал утомлять её всего на одну жизнь вперёд. Но ничего не поделать, Валерия соврёт, если скажет, что её раздражали такие порывы подопечного. Смотря на эти жёлтые глазки, на которых слёзки накатывали от того, что «Кошечка ведь замёрзнет, и ей кушать нечего», рука сама тянулась потрепать кудрявую макушку этого доброго мальчика. Возможно, даже слишком доброго, думала Валерия и надеялась, что ему не выйдет это боком.       Добрый мальчик быстро вырос в хорошего парня, а хороший парень быстро скатился в нестабильного наркомана. И страхи Валерии не сбылись – доброта не выйдет тебе боком, если из доброго в тебе лишь сок, который в неравной пропорции пил с блондинкой. И тот быстро покидает Женю, оставляя на губах неприятный привкус. Голос разума не теряет возможность ввернуть комментарий, мол, вот они, последствия твоей слабохарактерности. Нет же, не слабохарактерности, а доброты. Женя не слабый, он добрый, а значит и сильный. Голос на это лишь бессовестно громко смеётся, долбя шумом по ушам и вынуждая крепко сжать виски. Нет, Женя, ты просто слабый, а ещё и доверчивый, раз поверил во всю эту муть про доброту, которой тебе все вокруг ссали в уши. Женя спорит, но он сам уже не до конца верит, что прав именно он, ведь он сомневается, а голос нет. Женя не понимает, Женя запутался, Жене страшно. И Женя злится.       Приступы агрессии – это отвратительно.       В голове не то что туман, а целый филиал спецэффектов. Вон на том лице больная голова дорисовывает голос указывает на злую ухмылку, которую сам же определяет как очевидную провокацию. После отдаёт сигнал об атаке и начинает постепенно накладывать фильтр красного цвета – сначала он только в голове, но кулаки работают быстро, так что всё вокруг уже красное взаправду. А заботливое подсознание ласково продолжает шаманить над реальностью помогать Жене, стирая ощущение боли и усталости. Да и продолжает высасывать замечать поводы продолжить раскраску в багровых тонах – вон тому наложило звуковую дорожку смеха явно жить надоело. Над Женей нельзя смеяться, поэтому донеси-ка это до этого юмориста. И Женя доносит. Доносит с чувством, толком и расстановкой, как учила Валерия Юрьевна.       Ничему его никто не учил. Только сейчас Женя всё ничего понял, только сейчас он начнёт жить правильно. Без чужих указок, без чужого вранья, без тепла, свободно и счастливо. И не нужен ему никто: ни этот слабак Рубчинский не слабак, зачем я столько ему наговорил, ни эта мямля Соня она просто хотела лучшего, зачем я её оттолкнул, ни вечно рыдающая Валерия я только делаю ей больно, зачем, ни даже Серёга, с которым он теперь изредка тусует боже, он ведь такой урод, зачем я вообще имею с ним дело. Голос лишь поддакивает, хвалит.       Женя ведь теперь сильный.       Силы всё-таки не бесконечны, после драки, не менее десятка лежащих трупов тел и пары пропущенных ножей и кастетов Женя всё-таки устаёт. Устаёт внезапно и сильно, падая на колени прямо за гаражами из тонкого листового железа. Еле отползает к одному из них, чтобы опереться спиной на исписанную номерами Кристин и Снежан стену, и слушает тишину. В кои-то веки голос насытился кровью и затих, лишь изредка что-то шепча. Адреналин сошёл на нет, как и доза, и боль от ран, перетруженных мышц и ломки быстро захватила всё.       Сильный Огнев сжимается в комок и скулит на земле, в окружении пустых старых шприцов и запаха застарелой мочи.       Просыпается от какого-то прикосновения к лицу. На удивление, это оказывается не ботинок, а что-то маленькое, тёплое и влажное. Со слышимым скрипом приоткрыв глаза, Женя видит лишь какое-то расплывчатое серое пятно. Сил разглядывать, реагировать и вообще хоть что-то делать не было, так Женя закрывает глаза обратно с мыслью, что пусть хоть эта галлюцинация режет его или окажется ангелом, встречающим всех почивших торчков, глаза обратно он не откроет. Пятно, видимо, такая реакция устроила, потому что больше никаких прикосновений к лицу не было. Зато у груди появилось что-то шарообразное, ощутимо тёплое и немного двигающееся. Даже немного приятно, опасности нет, можно и дальше спать.       Через пару часов выяснилось, что пятно это – обычный кот. Или кошка, Женя у неё не спрашивал, так что пусть будет кошка. В середине сентября ночами уже холодает, вот и прибилась к самому тёплому, что нашла. Женя какое-то время пялится на неё и даже тянет руку к облезлой шерсти, но его останавливают два голоса.       Уже ставший привычным спутник орёт, какого дьявола он вообще вытворяет? Как баба, блять, решил приласкать комок шерсти. Призывает как минимум схватить за шкирку и отшвырнуть от себя подальше, как максимум – продолжить изображать жалостливую душу и просто добить это жалкое создание. Женя не делает ни того, ни другого, просто сжимает руку в кулак, матерится в сторону открывшихся зелёных глаз и быстро уходит.       Потому что крики в голове не смогли до конца заглушить тихий, но строгий и уже почти забытый голос Валерии Юрьевны: «Женя, не трогай бездомных кошек! Блох подцепишь ведь, а мне тебя лечить.»       Кошек Женя действительно больше не трогает, да и не смотрит на них в принципе, не замечает. Быстро забыл и вернулся к уже привычной рутине из драк, ссор, обид, оскорблений, чужих слёз и наркотиков. Пока закинувшись очередной наверняка палёной синтетикой его не озаряет – наркотики. Нар-котики. Котики. Занятно, почему котики? Привычный голос не отвечает – он вообще всегда замолкает стоит догнаться и наебашиться. Потому Женя в принципе и глотает промокашки, ведь невозможно вечно слушать чужой голос, хочется отдохнуть. Голова приятно пустая и это мгновение хочется ценить, а потому все мысли о галлюциногенных котиках забрасываются в дальний ящик. Потом, когда реальность поплывёт под ногами, а земля станет гиблым болотом, вот тогда и зависнет и подумает о том, что первично – кот или дурь?       Земля постепенно действительно начинает крутиться. Не, крутилась-то она всегда, просто почему-то чувствуется это только сейчас. Хочется испытать вестибулярный аппарат на прочность, а потому Огнев встаёт и на автопилоте плетётся в неизвестном направлении. По его ощущениям это заняло минут пять, но внезапно взошедшее солнце сбивало с толку. Пытаясь понять, должно ли солнце вообще вставать в октябре, октябрь ли сейчас и есть ли солнце в принципе, Женя сам не заметил, как сполз по какой-то вылезшей из-под земли опоре. Из залипания на ближайшее дерево его резко вывела тяжесть на ногах. Кошка. Чёрный Серый вроде бы шарик бессовестно сел на колени и смотрел своими красными зелёными глазами. Женя смотрел в ответ на эту меняющую форму субстанцию. Так и сидели, не понимая, реально ли это зрелище или прошлые размышления создали ему такой забавный глюк. Внезапно накатила злость на эту морду, если она реальна, то за наглость, если нет – за само существование. Глаза закатила привычная красная плёнка и под рукой на секунду оказалась вроде как даже настоящая шерсть. Прочувствовать не успел, непонятное создание всё-таки слетело с ног от удара. Рухнуло на землю с громким ором, зашипело и накинулось на Женю. Царапало больно, по лицу и рукам, пока второй раз не отлетело на землю, уже дальше. Так там и затихла, пока наполнившийся адреналином и злостью Женя вскочил на ноги и не ушёл в поисках нормального противника.       Нашёл, как выяснилось утром, перетёкшим в вечер. Сбитые кулаки и пара синяков явно свидетельствовали о хорошей потасовке, что голос одобрительно хвалил. Царапины за синевой были не так видны, поэтому о реальности уже позабытой серой кошки Женя и не догадывался.       Первый тонкий слой снега к концу ноября Женя громко материт на весь район, пока идёт домой. Несколько часов ему ебали мозги попеременно Рубчинский и Заневская, даже Исаакиевкий пару слов всунул. Все были несколько раз посланы с подробным объяснением маршрута, а Купчино даже ускорение в виде пары хороших хуков выдали, раз на словах не доходит. Но этого оказалось мало, чтобы сбросить пар, а потому Женя активно ругался и вертел головой в поисках хоть чего-то, что можно будет сломать или избить. Не находил, репутация уже работала против него и «этого ёбнутого» обходили стороной. В такие моменты голос разрывался надвое, одновременно и ворча на отсутствие драки, и упиваясь своей славой. А Женя в такие моменты сам уже не понимал, где голос, а где он сам. Наверное, чувство полного одиночества было от него, но оно быстро затерялось – нельзя, голос запрещал, а бороться с ним сил уже не было. И злиться сил не было, не было сил ни на что, хотелось просто упасть и разбить голову об тонкий лёд вчерашних луж. Биться лбом до крови, чтобы не слышать ничего, чтобы просто сдохнуть и отдохнуть. На мгновение Женя победил и довольно рухнул прямо на снег, достаточно тонкий, чтобы не смягчить удар. Великолепно, больно достаточно, чтобы отвлечься хотя бы на секунду от войны в голове. Но всё равно после руки сжимаются в виски и слёзы текут из глаз. Плевать, что могут вдруг увидеть Не плевать, какого хуя ты рыдаешь как побитая шлюха?       Женя уже совсем не понимает, что он чувствует и он ли это чувствует? Мир перед глазами казался каким-то неестественным, словно вот-вот рассыпется на кусочки перед ним, хотя сегодня в руки не было взято ни единой марки. Он и не уверен, слышит ли он какие-то надрывные и писклявые вопли на самом деле или это очередная ловушка съехавшей кажется навсегда крыши. Но, лишь бы отвлечься на что-то, аккуратно ползёт на звук, опасаясь что от неаккуратного движения земля под ним треснет, как лёд на лужах.       Вопило довольно небольшое нечто, так сразу и не разобрать что – вроде серое, но припорошённое снегом, вроде и с шерстью, а вроде и с голой синеватой кожей, вроде и тощее, а вроде и орёт так, что аж уши на секунду закладывает. Настолько противоречивый набор, что Женя твёрдо убеждается, для прихода ему уже и никакого кайфа не надо. Но всё равно упорно вглядывается и рассматривает в это что-то, оказавшееся кошкой. Точнее, оно точно должно было ей быть, но стало тощим, полулысым и окровавленным страшилищем. Женя в отвращении дёрнулся и на это движение моментально среагировало животное, не прекращая орать развернув морду к нему. Уже собравшийся было забыть про неё Огнев застыл. Может, это просто такой странный бэд-трип, может просто зрение подводит, но…       Кошка плакала. Это однозначно слёзы вымочили всю морду, а не растаявший снег. Жидкость беспрерывно текла из зелёных глаз, а сама кошка вновь заорала и слабо бросилась на Женю. Она еле ходила, постоянно падая на передние лапы, но отчаянно шипела и выпускала когти. Женя испугался. То ли было что-то не так в этом животном, то ли просто он был на измене, но он быстро отполз назад и зачем-то поднял ладони. Кошка перестала двигаться, ещё немного пошипела и медленно поковыряла на прежнее место. Больше не орала, только негромко словно бы скулила и тыкала в снег передней лапой. Подползти ближе было всё ещё страшно, а в голове с новой силой забурлила каша. Ты блять боишься драной полудохлой кошки? Серьёзно? Женя снова схватился за голову и вскочил на ноги, лишь бы убежать хоть куда-то. Стоя, с высоты своего роста, прежде чем развернуться и убежать, он всё-таки сумел разглядеть, куда тыкала кошка.       Только дома, после спасительной дозы, Женя смог понять, что увидел. А увидел он три небольших комка шерсти, все разноцветные и измазанные красным. Понять, что это котята, издалека было тяжело из-за снега. Из-за снега, покрывшего всех троих и не таявшего.       Непонятно почему, но с этого дня в его кошмары добавилась и плачущая кошка. А кошмары Женя видел часто, и ночью, и днём, и обдолбанным, и пьяным, и чистым. Большинство из них хоть и вызывали рвоту от ужаса, но были хоть немного привычны, как то лицо за спиной в любой отражающей поверхности. Этот, гад, конечно, разматывал остальные глюки всухую и терзал особенно часто и сильно. И непонятно было совершенно, на самом деле у тебя стоит кто-то в коридоре возле кухни – а исключать такое нельзя, Женя вообще не отложил в голове, закрыл ли он дверь и есть ли она у него в принципе – или же это просто фантом. Страшно, до криков и слёз, до невозможности уснуть, пока чужие глаза молчаливо водят по исколотым рукам. И не прогнать, оно не уйдёт, чем бы оно не было. И Женя это знает, но почему-то пытается.       Кошка же была чем-то иным. С ней Женя в кои-то веки был в чём-то уверен, а именно – она как бы реально есть, но конкретно вот здесь и сейчас её нет. Откуда такая уверенность – загадка, но только с ней Женя переставал сомневаться во всём вокруг и даже радостно выдыхал. Глюк, точно глюк, причём относительно безобидный. Она всегда уходила, если на неё достаточно долго орать, недовольно шипя и стуча когтями. Однажды она явилась тогда, когда силы были не то, что на нуле, а в минусе. Женя не спал уже неясно сколько, тяжело считать дни, когда чёртова декабрьская ночь длится почти все сутки, а восприятие времени попрощалось уже давно. Насмешливый силуэт расселся в кресле, пока Женя лёжа вцепился в ворс испачканного всеми возможными телесными жидкостями ковра и слушал цокот когтей в коридоре. Когда заплаканная морда уткнулась прям в лицо, сил орать уже не было Конечно, терпила ты ёбаная, вот так и лежи. Слабак, сил у него нет уговаривать блядскую кошку уйти. Женя снова вцепился в волосы, явно вырывая парочку, и почувствовав приближение чего-то тёплого, маленького и влажного к лицу, не своим голосом рявкнул: ̶ Да уйди ты наконец-то навсегда! Сдохни, как и твои выблядки!       Всё замолчало. Вообще всё, все гости, все галюны, собственные сердце и лёгкие, соседи за стенкой и ветер за окном. Тишина. Абсолютная тишина. Которую разорвал оглушительный сейчас скулёж, не переходящий в обычный кошачий ор. Но даже он не пробился через тишину в голове. А вот мягкому прикосновению удалось это. Женя в панике поднял глаза и встретился ими с заплаканными зелёными.       И небольшой кошачьей передней лапкой, которая тыкала его в нос.       Ужас. Жене не было страшно, он буквально перестал чувствовать своё тело, не в силах шевельнуть даже пальцем, пока ледяная лапа продолжала касаться его носа, щёк и лба. Смотреть в слезливый взгляд казалось невозможным, но Женя смотрел и не мог отвернуться, не мог даже моргнуть. А кошка продолжала, постепенно прекращая скулить и покрываясь чем-то белым. Наконец она опустила лапу, подогнула её под себя и окончательно затихла. Рука, словно сама по себе, потянулась к ней, но от мгновенно обжегшего холода дёрнулась обратно. Поняв, что снова может двигаться, Женя моргнул, притянул к себе руку и заорал. Вся ладонь была в крови, а на онемевших от холода пальцах сверкал иней. Такой же, как и на так и не исчезнувшем комке меха перед ним.       Бежать. Нужно срочно бежать отсюда, подальше от этого трупа и холода. Женя не то что куртку не хватает, не обуваясь выскакивает в подъезд какая удача, что ты дверь никогда не закрываешь и бежит вниз по лестнице. Без разницы куда, только бы подальше и побыстрее. Только бы больше никогда не увидеть это серое тельце. Несмотря на весь адреналин, усталость нагоняет довольно быстро и с размаху бьёт, отчего Женя падает прямо на заледенелый асфальт и скользит по нему до ближайшего сугроба. От побега легче не стало, могильный холод никуда не делся и Огнев позволил себе расплакаться.       На какое-то движение, замелькавшее сбоку, не реагирует никак, у него давно уже на периферии что-то постоянно бегает и скачет. А вот на злобное сетование о проклятых торчках автоматически злится, поднимая голову. Но этот наглец оказывается слишком быстрым и уже сидит в каком-то джипе неподалёку, заводя двигатель. Затем зачем-то выскакивает обратно и Женя снова воодушевлённо порывается встать и заехать ему по лицу, как тот быстрее открывает капот и вытаскивает из него…       Женя падает обратно в сугроб. Вытянутая рука в кожаной перчатке держит котёнка. Пока Женя снова впадает в какой-то истеричный ступор, котёнка отшвыривают в сугроб и джип уже скрывается за поворотом. Приземляется существо с громким визгом и аккурат недалеко от Жени. Он моментально вскакивает на ноги и собирается бежать как можно дальше от этого кошмара наяву, но поскальзывается и падает обратно. Шальной взгляд снова цепляется за котёнка и снова Женя цепенеет. Он отчётливо видит каждую снежинку в аляпистой разноцветной шерсти, которых становится только больше, а перед глазами только припорошенный инеем серо-красный комок. Опять становится страшно, но кто-то стряхивает весь снег с крохотного тельца и уже не так трясёт. Женя с удивлением понимает, что это вроде как его руки сейчас зачем-то растирают это пищащее нечто, но не чувствует ничего. Это не он сейчас прижал котёнка, ведь он не чувствует никакой тяжести и рук в целом. И не его ноги сейчас идут куда-то, он вообще наверное так и остался в том сугробе, наконец-то заснул и вряд ли проснётся, иначе почему в вечно норовящей взорваться голове так пусто и тихо?       Женя всё ещё не может отличить, что реально что нет, всё ещё спорит с самим собой по несколько часов и не может воспринимать ход времени. Но теперь у него индикатором реальности станут небольшие царапины на тыльной стороне ладони, крики гостя из-за спины будут прерываться громким мяуканьем, а по интервалам между шкрябаниями когтями по холодильнику можно будет определять, сколько примерно часов он уже пропустил.       Всё будет, не скоро, не легко, но будет. И успокаивать будут любимые руки, а не наркотики, и вместо безымянной серой плачущей кошки перед глазами будет мурлыкающая трёхцветная Муся.       А сейчас Женя в первый раз за долгое время закрывает дверь и варит манагу на двоих, пока вроде как реальный комок забрался под батарею.