Как в кофе добавить мяту?

Рассвет маленькими шажками подкрадывался с другого конца света с привязанным за тоненькую золотую верёвочку лениво плетущимся солнцем позади. Высотки едва-едва успели принять на себя первый свет нового дня, отражая еще слабые лучи на зелёные листья колышущихся деревьев. Уставшие фонари были готовы вот-вот отключиться, передавая очередную ночную эстафету застенчиво зажигавшимся лампочкам в квартирах. В приоткрытое с вечера окно неуверенно проникал свежий воздух, создавая дополнительную прохладу, так как живущие не любили ночную жару. На часах стрелки застряли где-то задолго до обычного рабочего будильника, а его обладатель уже не спал. Тёмные глаза с грустной любовью в сотый, если не в тысячный, раз пробегались по лежащему рядом телу, повторяя свой взгляд невесомыми касаниями пальцев. Чуть раздавшиеся бёдра были почти не прикрыты сползшим пару часов назад одеялом, а задравшаяся футболка очень эстетично открывала вид на набухшую грудь. Спящий даже не подозревал, насколько сексуально выглядел в этот момент с раскинувшимися по подушке волосами и закинутой поверх головы рукой, пока другая покоилась на заметно округлившимся животе. Тёплая ладонь накрыла покрывшуюся мурашками кожу, чувствуя под ней такую же спящую новую жизнь. Тонкие губы растянулись в домашней улыбке перед тем, как их обладатель был вынужден покинуть своего возлюбленного, оставив напоследок тёплый поцелуй на виске. Воздух, наполненный густым ароматом мяты, неохотно впускал в себя кофейные нотки, но надолго сохранял их привкус. Это было последнее украденное у вселенной утро. Последний раз, когда кожу обжигали прикосновения. Последние минуты перед тем, как всё окончательно обернулось пеплом. *** Чана не отпускало чувство тревоги уже много часов. Вначале он списал это на переживания по поводу предстоящей конференции, на которую его вызвали почти в самый последний момент, не оставив особого выбора. Иностранные инвесторы с трудом согласились проводить переговоры с доверенным лицом, однако именно этот человек имел совесть свалиться с жёстким гриппом накануне вылета. Поэтому… – Директор Бан, вас ожидают в четвёртом зале. Невзрачный бета – один из многих в обслуживающем персонале – появился бесшумно и ожидал сигнала к дальнейшему сопровождению. Четвёртый… Чан чуть шумнее, чем обычно, вздохнул и зашагал вдоль по коридору, сжимая в руках сумку с документами. Перед самым входом в зал что-то глубоко внутри больно кольнуло, заставив еле заметно сморщиться, но внезапно открывшаяся дверь помешала дальнейшему ходу мыслей о причине. – Крис, все только тебя ждут, – еле слышно протянул высокий блондин с собранными на затылке волосами. Его улыбка одними уголками губ была лишь формальностью, но отчего-то они чуть подрагивали… или это был недосып Чана. – Спасибо, Джин, уже иду. Спустя бесконечные переговоры, дискуссии и обсуждения, главы компаний и инвесторы пришли к взаимовыгодным условиям, пообещав в кратчайшие сроки выслать доверенных лиц для подписания необходимых бумаг. В считанные мгновения Бан оказался на улице: прохладный вечерний воздух приятно пробирался в лёгкие, ослабляя чувство тревоги и остужая закрутившиеся мысли. В который раз он пожалел, что оставил свой телефон в номере, ведь сейчас можно было бы позвонить… – Эй, ты чего застыл как истукан? Пойдём, пропустим пару стопочек, у меня есть коллекционный коньяк, – на плечо с лёгким стуком упала длинная ладонь главного партнёра Чана, того самого блондина. На манжете в свете фонарей над входом сверкнули дорогие запонки на белой рубашке, не прикрытой ничем, кроме бежевого вязаного свитера. – Когда ты уже перестанешь таскать свой вязаный пуловер на такие важные собрания, а, Хёнджин? – буркнул темноволосый, сбрасывая чужую руку и направляясь к отелю. – Ни-ког-да, – слоги поскакали в такт шагам. – Ты ведь знаешь, как я нервничаю на этих встречах, а запах моего омеги успокаивает. Тем более свитер связан его ручками! – Твой Феликс на все руки мастер, кстати, как он? Он обещал побыть с Хо, пока я в отъезде. Спросил бы сам, да телефон забыл перед выходом, – неловкость затерялась где-то в тихом смехе альфы и взъерошенных на затылке прядях. – Об этом… – Джин почти не сбился с шага, пока они пересекали фойе, но отвёл глаза и спрятал руки в карманы тёмных брюк. – Меня просили не сообщать, пока всё не придёт в норму… Но я не могу и дальше молчать. – О чём ты? – мужчины остановились в нескольких шагах от лифта. – Что-то случилось с Феликсом? – Ликс в больнице. Минхо сделали операцию. Он под капельницей и не приходит в себя. Слова оглушили и ослепили. Кинули в чёрную дыру абсурдности и невозможности. Но ведь… Нет, Хван не будет о таком лгать. Почему? Что произошло? – На следующий день после твоего отъезда у омеги отошли воды. Минхо-хён спал в этот момент, поэтому на первые схватки не обратил внимание. А Феликс как раз вышел в магазин, чтобы купить шоколадную пасту, которую хён канючил с самого утра. Никто не предполагал, что будут осложнения. Чан сидел на краю кровати, с трудом удерживая своё сознание в шаге от эмоционального срыва. Поднятие на нужный этаж и несколько десятков шагов до номера прошли для него как в тумане. Сейчас же карие глаза невидяще уставились на ровную поверхность холодной воды в стакане, бережно всунутом между ладоней. Хван продолжал рассказывать. – Когда мой муж вернулся, то застал своего брата стонущим в полубессознательном состоянии. Из-за дорожных ограничений в нашем районе, скорая смогла приехать только через несколько часов. Минхо повезло, что один из ваших соседей оказался медбратом и смог хоть как-то помочь. В больнице врачи сразу же положили его на операционный стол. – Я должен был быть рядом… – еле слышно прошептал Чан, сжимая пальцами гранёное стекло. – Не должен был уезжать и оставлять его одного… – Это бы всё равно случилось, ты мог бы не успеть, – тёмные глаза напротив заглянули в океан боли и отчаяния альфы, который винил себя за произошедшее. – Ты, видимо, не подозревал, но… У Минхо была очень трудная беременность, особенно последний месяц, однако никто не знал, что роды начнутся преждевременно. Его тело было не готово. Может поэтому он отдалился. – Почему ты ничего не сказал раньше? Сколько прошло времени? – безжизненный голос не спрашивал – сухо обвинял. – Его прооперировали рано утром. Больше двенадцати часов. Больше двенадцати часов его жизнь, его омега, его Минхо лежит в одиночестве за сотни километров, в то время как Чан, его альфа, его муж с улыбкой на лице пожимает руки и перебирает никому не нужные бумажки. Когда всё успело так измениться? Почему Минхо не пожелал связаться и ни разу не позвонил? Он ведь знал, что Чан почувствует его боль и приедет, несмотря ни на что… Именно с этим было связано то противное тянущее чувство. Зачем Хо так поступил? Почему скрывал своё состояние? У супругов были разногласия и ссоры, потому что у бывшего Ли довольно сильный характер, который лишь обострился в беременность. Неужели… – Чан? Ты слышишь меня? Чан! – Хёнджин уже пару минут тряс своего друга за плечи в попытке выдернуть из мыслей. – Тебе даже не интересно, кто у тебя родился? – Мальчик. Чонин. – Откуда?.. – Минхо сам выбрал имя, когда мы узнали пол на последнем узи. Сказал, что это единственное, что он может дать своему ребёнку, – щёки увлажнились от выступивших слёз. – Что я сделал не так? Где оступился? – Ты не виноват, Крис, – Хван называл старшего альфу вторым именем только тогда, когда хотел обратить его внимание на что-либо. – Так сложились обстоятельства, и к сожалению, не в лучшую сторону. Несмотря ни на что, ты нужен ему сильным сейчас там, а не здесь, проливающим слёзы над стаканом воды. – Я не уверен в этом, Хёнджин. Я уже давно ни в чём не уверен. Просто вы многого не знаете. Оставь меня, пожалуйста, хочу побыть один, – глухо отчеканил Чан, всё также не поднимая головы. – Но… – Прошу тебя, Хван, уходи. До самолёта ещё много часов, собери вещи, позвони мужу, в конце концов, и скажи, что переговоры прошли удачно. Только не смей признаваться в том, что рассказал всё мне. Вы ведь и так собирались молчать обо всём до последнего. Блондин нервно сглотнул под тяжёлым взглядом, который словно придавливал своим страданием к земле. Те редкие слёзы уже высохли, оставив после себя лишь нечёткое воспоминание. Уверенность в их наличии заметно пошатнулась, как и в том, было ли правильным скрывать некоторые вещи. Хёнджин медленно выпрямился, невесомо сжал чужие руки в знак поддержки и тихо вышел из номера. Оба винили себя, но в разном. Вот только если один выместил свои эмоции на ни в чём не повинной мебели, то другой так и просидел до утра на одном месте без единого движения. *** Во всех романтических историях, в которых альфа является владельцем компании или целой корпорации, омега не будет представлять из себя ничего особенного, кроме широкой души и нестандартных действий в тех или иных ситуациях. На момент знакомства Чану было двадцать пять, из которых только полтора года он провел в кресле генерального директора. Своего омегу он встретил, конечно же, случайно, возле мусорки на другом конце города. Минхо пытался вызволить своего кота из западни в виде сброшенных в кучу досок. Оказалось, что парень был младше всего лишь на год, работал в хорошей танцевальной студии и имел ну просто прескверный характер. Оба не придали этой встрече никакого значения, пока судьба не начала их сталкивать буквально каждые пару недель. Тогда-то парни обратили внимание на смешивающиеся запахи мяты и кофе с ноткой коньяка, умение Чана усмирить чужой характер и настроение и всё-таки добрую кошачью душу Минхо. Спустя год они съехались, потом совместные течка и гон, а там и до свадьбы дело дошло. Супруги много ссорились, но потом мирились и старались не повторять ошибок.  Альфа и правда всегда думал, что в их семье всё хорошо, пока омега на последнем триместре беременности не начал вести себя совсем по-другому. Минхо словно отстранился от мужа, почти ничего не рассказывал, не проявлял повышенного внимания, хотя это была его привычка, даже спать ложился один, частенько выселяя супруга на диван. Во всём этом не было особой причины: Чан старался не задерживаться на работе, всегда ездил с омегой к врачам и поддерживал во всём. Что успело измениться? Бан был в отчаянии и полном душевном смятении. Он не понимал, что ему делать дальше и к кому обратиться за советом, ведь, как оказалось, он знал далеко не всю ситуацию. И это ранило больнее всего. *** – Он не появляется дома уже вторую неделю. Если он думает, что я буду со слезами на глазах бегать и искать его, он ошибается. Я ещё не настолько беспомощен, чтобы во всём зависеть от альфы. На кухне тяжёлый запах мяты разбавлялся лишь тонкими нотками шоколадного брауни. Два брата, прошедшие почти всю жизнь бок о бок, вновь сидели друг напротив друга и сверлили взглядами. Один был наполнен злостью и вселенской усталостью, а в другом плескались переживания. – Ты ведь сам сказал ему, что не желаешь видеть, и запретил врачам пускать его к тебе, а теперь ноешь, – длинные пряди младшего омеги отливали фиолетом в свете лампочек, пока миниатюрные пальцы покачивали кружку. – Ты хоть вообще понимаешь, какую ситуацию создал, Минхо-хён? Твой альфа страдает, пока ты пытаешься убиваться по пустякам! Зачем вообще было вести себя как последняя течная сучка?! – А может мы сами во всём разберёмся, Феликс? Ты ещё жизни меня поучи, не дорос, чтобы советы мне давать, – привычная реакция в виде огрызания была скорее защитной. – Чан мог бы и головой подумать прежде, чем вот так вести себя. – Тебе в голову не приходила мысль, что альфа просто выполняет твои просьбы и прихоти? Нет? Тогда посиди и поразмышляй, раз ты такой взрослый и дальше своего носа ничегошеньки не видишь. Чан-хён любит тебя больше самого себя, а ты себе чего-то напридумаешь и копишь в себе, отворачиваясь от всех. Знаешь, – Феликс поднялся со своего места и наклонился к лицу брата, – если ты сам не решишь эту ситуацию, то я тебе помогать не буду тем паче, а просто заберу хёна себе. Потому что помогать разгребать твои проблемы и выслушивать очередное твоё нытьё я больше не собираюсь. Помогать с Чонином буду, но в остальном… Тебе пора бы вспомнить о своей семье. Настоящей семье. Последняя фраза тяжелее пыли осела на рыжеватых волосах старшего омеги, пока младший покидал квартиру, громко хлопая дверьми. Минхо почти никогда не хотел принимать своих ошибок, считая своё поведение в большинстве случаев правильным. Из-за этого у него было много разногласий с родственниками, ранний переезд во взрослую жизнь и одиночество. Благодаря Чану омега стал меняться, медленно, но слишком ощутимо. Однако с приходом беременности гормоны разбушевались, отчего Хо перестал отдавать себе адекватный отчёт в своих словах. Возможно, это стало подсознательной причиной его отдаления от мужа – банальная боязнь самого себя. Но Чан-хён… Он ведь не расценил это как..? Тонкие пальцы обхватили голову, причиняя владельцу боль от неистового оттягивания чуть сальных прядей. Обессилевшие ноги подогнулись, роняя уставшее тело на пол прямо по квадратным ручкам кухонных шкафов. В медовых глазах появились слёзы вперемешку с отчаянием и глубоким сожалением. Минхо мягко провёл по почти зажившему следу от укуса на сгибе шеи и закричал. *** – Ты должен найти его, слышишь? Должен вернуть, понимаешь? Это наш хён, наш старший, который всегда заботится обо всех, кроме самого себя. И если предыдущие два месяца мы хоть как-то могли следить за ним и помогать, то теперь… – высокий альфа уронил взъерошенную светлую макушку на свои скрещенные бледные руки. – Его нет в офисе уже шестой день, не считая того, что гон должен был начаться в прошлую пятницу. – Он не отвечает ни на звонки, ни на зов. Придётся привлекать кого-то, – раздался глухой сдавленный голос с другого конца гостиной. Чонин сладко спал на руках омеги, пока тот пытался не скатиться в истерику. – Может Чанбину удастся… – Чанбин полгорода перевернул еще до твоего дурацкого предложения! – по комнате пронесся отчаянный крик. Крик, полный боли и неутихающей злости. – Почему мы, его работники, его друзья, должны заниматься состоянием твоего мужа?! Почему ты так легко всё это принимаешь и ни черта не делаешь?! Почему?! – Хенджин-и, Минхо-хёну тоже больно, просто он не показывает этого даже самому близкому ему человеку. Но у брата ребёнок на руках, ему нельзя много переживать, – попытался заступиться младший омега, обхватывая плечо своего почти мужа в успокаивающем жесте. Наконец-то, насыщенный запах вина разбавился шоколадным привкусом брауни, перестав давить на психику. – Я знаю, что веду себя как последняя сволочь и вообще в этой компании являюсь той еще стервой, но я никому не позволю сравнивать меня с бездушной скотиной. Да, я совершил огромную ошибку, позволив страхам овладеть мной, но я собираюсь это исправить, – ледяной голос Минхо пробрал каждого, в том числе его самого: он не ожидал от себя такой эмоциональной выдержки. – Каким грёбаным образом ты собираешься… – Чанбин уже проверил бóльшую часть мест по моей наводке, где мог бы быть Чан, – злостный вопрос был тут же перекрыт словно готовым ответом. Хотя оно так и было – старший омега готовился к этому разговору. – Он также рассказал о его планах и последних передвижениях. Но я всё ещё в растерянности от своей беспомощности. – Недоступный кошатник, сумевший подмять под себя грозного директора и не менее грозного главу безопасности с язвительным заместителем, заявляет о своей беспомощности? Феликс, милый, а это точно язва Минхо? – чуть пухлых губ коснулся сарказм и дерзкая улыбочка. – Давно салфеток не жрал, Хван? Я ведь не постесняюсь засунуть тебе в рот их ещё не один раз. – Думаю, я смогу занять свой рот более полезным делом, чем выплевывание бумаги. К тому же, я избавился от всех салфетниц в радиусе поражения. Последняя фраза что-то перещелкнула в мозгу младшего Бана. Избавился от салфетниц… Когда кого-то ненавидишь или кто-то раздражает, обычно все так и делают – стараются уменьшить площадь соприкосновения и избавляются от напоминающих предметов. Когда всё наоборот… Внезапно по подоконнику зазвенели более крупные капли усилившегося дождя. Невольно вспомнилось их первое свидание, когда Чан повел Хо гулять по одному из больших парков города, и они там застряли из-за внезапного ливня. Тот день они стали считать началом их только-только зарождающихся отношений. – Какое сегодня число? – кажется, Минхо прервал тихие переговоры сладкой парочки. – Сегодня… то самое, да? – с ужасом в глазах прошептал Феликс, прикрывая рот ладошкой и сильнее сжимая чужую руку. – Ты знаешь, где он. – Мне нужна машина. *** Было больно. Не хотелось даже дышать. Дни слились в один сплошной персональный ад. Которому не было ни конца, ни края. Альфа чувствует своего омегу, носящего его метку на сгибе шеи. Все сильные эмоции отпечатываются на задней стенке сознания, неприятно врываясь в собственные чувства. Почему? Чтобы защитить. Оберегать от потрясений, дарить тепло и обезопасить от всего мира. Чан слишком поздно понял, что Минхо не нуждался в этом всём. Ему не нужны были признания в любви, постоянное внимание и, возможно, отношения в принципе. Конечно, за почти пять лет отношений омега изменился, стал менее диким и более ласковым, но это не помогло исчезнуть страху потери. Чан слишком сильно любил своего мужа, поэтому сейчас безмолвно давился этой любовью, позволяя Минхо жить так, как ему хотелось. Альфа безумно скучал по своему сыну, которого видел лишь раз, и то на фотографии. Ему хотелось исчезнуть из жизни всех, кто его знал, чтобы перестать надоедать своей бесконечной улыбкой, заботой, поддержкой. Чану всего лишь хотелось осчастливить тех, кто проходил мимо с грустным лицом и тяжёлым сердцем. А оказалось, что ему самому нужно было пройти мимо. Сразу после приземления в родном городе после конференции, старший альфа уехал в больницу, чуть не забыв младшего в аэропорту с документами. Он не успел даже до палаты дойти…  У Бан Минхо была серьезная операция, ему требуется покой. Навестите его завтра.  Чан до сих пор помнит округлившиеся глаза Феликса, появившегося из-за той самой двери. Хван тогда не смог разорваться между собственным директором (по совместительству – лучшим другом) и своим омегой. В тот самый момент всегда стойкий и сильный альфа сломался, разом ссутулившись и побледнев. На следующий день он и правда пришёл, только чтобы оплатить все счета и уехать в офис. Никто не знал, но Чан готовил документы по оформлению части компании на своего мужа, для его пожизненного обеспечения вместе с ребёнком. Спустя две недели должен был начаться гон, но вместо этого душу рвала тоска, а постоянный звон в голове не позволял ни на чём сосредоточиться. Вчера внезапно отпустило: тело стало лёгким, сознание более не сдавливали клещи внутренней боли, но дышать полной грудью всё ещё не хотелось. Гуляя по улицам города, альфа неосознанно пришёл на то место, где Минхо позволил впервые себя поцеловать. Забавно: первый раз был наполнен счастьем, во втором же сквозило страдание. Мужчина тяжело опустился на скамейку, позволяя ветру забраться под полы лёгкого пальто и взъерошить непослушные кудряшки. Омега очень удивился, когда увидел их в первый раз… Воспоминание навеяло щемящую сердце грусть. Порывы ветра усиливались, кусали холодом за открытую шею и кисти рук, но Чана это не трогало. Ровно как и внезапно обрушившийся ливень из огромных разбивающихся о листья капель. Уставшие глаза невидяще были уставлены куда-то на скрещенные руки, неустанно наблюдавшие за стекающими на землю ручейками воды с опущенной головы. Дождь не собирался прекращаться: он словно чувствовал эту потребность быть утопленным если не в мыслях, то хотя бы в чистой воде. Она била своей мощью от падения с неба по промокшей ткани, отдаваясь глухим стуком под кожей. Продрогшее тело стало сотрясаться в мелких судорогах от холода, всё не оставляя попыток выжить. Сквозь толщу ливневого потока и непрекращающегося стука сердца в ушах до альфы донёсся слишком знакомый голос… – чан-и! Ча-ан-и! ЧА-АН!! – этот преследующий изо дня в день мираж стремительно приближался: вот раздаются его хлюпающие по лужам шаги, словно человек бежит и резко тормозит перед сидящим, сбитое дыхание и… лихорадочные прикосновения? – Чан-и, милый, сколько ты уже здесь? Почему не сказал никому? Замёрз? Конечно замёрз и продрог до костей. Как же ты напугал всех! Пропал, не отвечал ни на телефон, ни на зов! Я беспокоился, что с тобой что-то случилось! Пойдём домой. Эти глубокие карие глаза с медными вкраплениями на ободке, почти смывшийся рыжий цвет на чуть отрощенных волосах, побледневшие губы… и такой родной запах мяты с нотками мелиссы где-то на фоне. Над скулами расцвели тёмно-синие круги из-за усталости, а на подушечках пальцев оставили свой след еле заметные порезы. Такой родной и такой недосягаемый. – Прости меня, – выдохнул Чан, касаясь мокрой щеки стоящего на коленях человека и прерывая его бесконечный монолог с бесконечными движениями рук. – Прошу, прости меня, Хо. За то, что так неожиданно появился в твоей жизни и привязал тебя к себе, забрав твою свободу. За то, что причинил столько боли и стал причиной бесчисленных слёз. За то, что настойчиво верил, что моей любви хватит на двоих. – О чём ты говоришь, милый? Ты ни в чём не… – Виноват, – потухший взгляд любовно бродил по обеспокоенному лицу. – Ведь полюбил дикого кота настолько сильно и безрассудно, что заставил его жить в клетке. – Нет, это не… – поток пререканий остановили лёгшие на губы пальцы. – Тш, не стоит. Я всё понял, правда. Прости, что это заняло так много времени. Отныне твоя жизнь только в твоих руках, Ли Минхо. Пальцы медленно сместились в сторону, обводя скулу и теряясь где-то в корнях волос, уступая место замёрзшим губам. Альфа возвращал тот самый первый поцелуй и позволял самому себе на секунду ощутить фантомное тепло и любимый вкус. Это стало последним, на что хватило сил. *** – ты не понимаешь, я ведь не смогу без него… – раньше думать надо было, скажи спасибо врачу, который настоял на твоём постоянном присутствии, ведь я всё ещё дико зол на тебя! – из этого дома меня может выставить только один альфа, и это – не ты, так что заткнись! Альфа? Дом? Чан так долго не был дома, ждёт ли его Минхо? Густота сознания и тягучесть мыслей не позволяла думать и анализировать. Точно, омега ведь запретил подходить к нему, значит это очередная галлюцинация. Мужчина в ту же секунду расслабился и позволил тяжести окутать себя, всё больше погружаясь во тьму. Стало настолько безразлично, что не хотелось даже дышать, но тело и не требовало этого. Однако, требовал кто-то другой, яростно продираясь криком сквозь пелену тумана. – Не смей бросать меня! Чёртов эгоист! Чонин не проживет без нас двоих, а я пойду вслед за тобой! Я всегда следовал хвостом, помнишь? Чани-хён, я ведь люблю тебя больше самого себя, поэтому вернись! Обещаю, что приму любое твоё решение, но не смей умирать сейчас, слышишь?! Старший Бан уцепился не сколько за слова, сколько за эмоции. В этом голосе было столько отчаяния и боли, интонация срывалась на каждом втором слове, а в конце каждого предложения явственно слышался надрывной кашель от слёз. Его и правда умоляли не сдаваться. Альфа всё также не был настроен что-либо предпринимать, однако неожиданно его окутало облако дрожащей мяты. Оно звало за собой, оседая мельчайшими крупицами где-то глубоко внутри. А там, снаружи, омега не переставал шептать одни и те же слова своим сорванным голосом, не выпуская любимое лицо из дрожащих пальцев. – пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… я люблю тебя, люблю-люблю… слышишь… И Чан почувствовал: его любили, за него беспокоились, его звали. И он решил ответить, на один краткий миг, этой искренности. Он потянулся к родному запаху, он пошёл на звук родного голоса, чтобы, с трудом открыв веки, увидеть родное заплаканное лицо. В глазах цвета древесного мёда промелькнуло облегчение. Минхо и правда ждал его. Но Чан не поверил и сомкнул глаза. *** В квартире было довольно тихо: нигде не вещали из телевизора, не играла музыка, не звенели голоса. Можно было подумать, что хозяева куда-то уехали, но размеренный тихий стук с кухни полностью опровергал эту версию. Когда-то яркий рыжий цвет уже давно превратился в грязноватые медные разводы, на тонких руках как никогда раньше проступали вены даже от привычного неторопливого шинкования, а полы фартука почти соединялись завязками на заметно похудевшем теле. Даже несмотря на затянутый в специальный бандаж чуть округлый живот. Монотонные действия на миг прекратились, когда слуха коснулся скрип двери и несколько тяжёлые шаги с последующими звуками из ванной. Стоящий за столом мужчина еле слышно вздохнул и продолжил своё занятие, перед этим поставив на стол небольшую тарелку с несколькими ложками риса. Это повторялось изо дня в день уже почти неделю, поэтому раздавшаяся в тишине фраза была настолько же неожиданной, насколько и громкой. – Ты и правда так сильно меня не любишь? Нож выпал из вмиг ослабевшей руки, ударяясь сначала о деревянную подставку, потом о столешницу. – Никогда не смотришь на меня, кормишь только рисом и остаешься в постели поверх одеяла лишь на несколько часов. Глаза начали наполняться слезами от холода и безразличия в чуть хриплом голосе. Всё же горло пока что не до конца восстановилось. – Я настолько плохой муж, что ты даже не хочешь признаться в желании развода? – Это неправда, – глухая реплика была продублирована более чётко и громко. – Всё это неправда. Я бы никогда такое не сказал, я даже подумать не мог об этом. – Тогда почему отказался? Почему выстроил стену и отдалил меня? Неужели все эти годы ты просто терпел меня? – Ты сдурел, Чан? – недовольное лицо, наконец, уставилось не в миску с недоделанным салатом, а в уставшее лицо напротив. – Я, блин, когда-нибудь показывал что-то отдалённо похожее на это? – Последние месяцы – да. Рыжеволосый как-то разом сгорбился и выдохнул, признавая свою вину и глупость вопроса. Он был не вправе обвинять в чём-либо своего супруга. Омега медленно обошёл обеденный стол, за спинку чуть повернул стул и, не без определённого труда, опустился на колени прямо перед таким же поникшим альфой. – Ты знаешь, что моя семья очень далека от идеалов, поэтому я вырос довольно самодостаточным и эгоистичным. Признаюсь, я хотел в самом начале воспользоваться тобой, а потом свалить, ведь я не доверял никому и не собирался жить с кем-то без права на свободу. Я отчаянно не хотел зависеть ни от какого альфы, даже будь он трижды моим истинным. Неудачный пример родителей отбил мою веру в счастливый брак и искреннюю любовь. – Минхо… – Прошу, не перебивай, пожалуйста, – бывший Ли устало потёр глаза, но не прикасался к сидящему напротив мужу. Как и не поднимал глаз на него. – Это не оправдывает моих поступков. Моё желание делать всё наперекосяк, рушить планы и делать по-своему въелись в мозг так глубоко, что заслонили всё остальное. Я не считал себя достойным такого чистого и доброго альфы как ты, Бан Кристофер Чан. Я боялся, что порчу тебе жизнь своими капризами, срываю с места по одному только глупому зову и требую слишком многого. Я всерьёз собирался уйти и избавить тебя от себя, потому что ты не заслуживаешь такого, как я. А потом Феликс заставил меня сделать тест в шутку. В тот момент я решил дать самому себе шанс. Шанс доказать, что смогу когда-нибудь оправдать твою любовь и дать что-то взамен. – Милый… – тёмные уставшие глаза с болью метались по худой фигуре, внезапно встречая чуть дрожащий взгляд. – Ты подарил мне дом. Семью. Ты подарил жизнь, о которой я втайне мечтал лишь в самом детстве, запрещая думать о таком последующие годы. Ты всегда был рядом, готовый поддержать, понять и направить. Прости, что не смог осознать это раньше. Что позволил своим страхам взять верх и оттолкнул. Что разбил своего любимого альфу и заставил умирать под проливным дождём. Что в итоге потерял человека, которому обязан по меньшей мере всем. – Да уж, так опростоволоситься по всем пунктам можешь только ты. Скажи мне лучше, чего ты испугался? – Что я балласт для тебя, что стал некрасивым в беременность, что ты со мной только из-за данного перед обручением обещания и бросишь после родов, а потом осложнения пошли, и я… в общем… не хотел тебя к себе таким способом привязывать и жалость вызывать! Ведь у такого сильного альфы не может быть такой мягкотелый омега, – проныл рыжеволосый, заливаясь слезами и шмыгая ну совсем не как в любимых им аниме. – А ещё деньги тратить лишние и… и не иметь возможность удовлетворить… а ещё эти гематомы и постоянные боли… Я не хотел, чтобы ты видел, насколько я слаб и беспомощен. – Иди ко мне, – альфа мягко, но настойчиво, притянул к себе дрожащее тельце, усаживая на бёдра и заключая в кольцо из рук. Минхо продолжал всхлипывать, прижимая сжатые в кулачки ладони к родному плечу. – Ты никогда не был слаб, Минхо. Твоя жёсткость в отстаивании собственного мнения или границ относительно себя и даже меня поражает всех без исключения. Ты стойко переносил все проблемы, даже во время беременности не переставал делать всё наперекор врачам. Тебе удалось вырвать меня из лап смерти, но ты всё ещё считаешь себя слабым и недостойным кого-либо? Да тебе впору альфой быть, а не омегой. – Н-но я ведь заставил тебя пройти через все круги ада… Как ты прощаешь? – Я не прощаю, – жёсткость и злость заставили омегу отодвинуться и заглянуть в бледное лицо. – Альфы тоже могут сломаться, и прямо сейчас у меня нет ни малейшего желания верить в твои резко вспыхнувшие чувства. Я слишком долго брал на себя ненужную ответственность, прививал тебе ненужные эмоции, связывал ненужными обязательствами. Я устал вывозить всё в одиночку. Моей любви едва хватило, чтобы не сойти с ума. Мне всё ещё кажется, что тот заботливый Минхо в парке был плодом моего воображения, поэтому я сохраню это глубоко в сердце. Которое отныне закрыто для тебя, Ли Минхо. – Нет… но… ведь есть же выход? У нас сын маленький, как же он без меня… – потрясённо выдохнул омега, умирая душой. – Хотя это правильно. Я совершил столько непоправимого, что ты вправе распоряжаться моей судьбой как угодно. Это было моим обещанием. Мне, наверное, понадобится пара часов, чтобы подыскать квартиру и собрать вещи… – Я не говорил тебе съезжать, – мокрые глаза расширились и с помятой футболки поднялись на уровень чужих. – Исправь то, что натворил. Построй заново то, что разрушил. Стань тем, кем всегда втайне мечтал. У тебя есть ровно год, чтобы завоевать меня и своё место моего мужа обратно. И в этот раз я не буду идти навстречу… – Спасибо! – тоненькие ручки порывисто обняли пахнущую цитрусовым гелем для душа шею, скучая по пропавшим ноткам молотого кофе и делясь еле слышимым запахом молока. Настойчивый шёпот обжёг чуть алеющее ухо. – Я обещаю, что стану достойным тебя. Что все эти годы ты любил не в одиночку. Что смогу вернуть моего альфу. Тишина в кухне перестала быть напряжённой и густой, какой была все прошедшие долгие недели. Она наполнилась обоюдной надеждой и тлеющей любовью. Чан смог понять, что многому придавал слишком много значения и, в итоге, загонялся зря; в конце концов, Минхо и правда был засранцем в некоторой степени. А Минхо, в ответ, осознал, что прошлое должно навсегда остаться в прошлом, а значит ему пора взять свою жизнь в свои крепкие руки. Пока они есть друг у друга, они справятся. Ведь любви одного на двоих не хватает, но здесь любят оба, хоть и по-разному. Один слишком ярко показывает, а второй просто не умеет проявлять её. Но они – семья. А значит мята вновь растворится в кофе.