Ultraviolet

— Чего бы ты хотел? — М? Вопрос застаёт врасплох — Чонвон хмурится, потому что не совсем понимает суть. Джей иногда перескакивает с темы на тему, стоит разговору зайти не в то русло и появиться неловкости, но дела обстоят совсем иначе. Они с самого начала пути молчали — старший переключал музыку, чтобы найти что-то нормальное. Чонвон ничуть не жалеет о произошедшем, пускай и признаёт, что вгоняет себя же в эту дыру. Влюблённость не исчезает как по щелчку пальцев, тем более необычайно крепкая, а нежность и забота всегда подкупают. Так и случилось с Джеем: Чонвон ненавидел жалость и в прошлой жизни предпочитал делать всё самостоятельно (исключение: когда одному никак не справиться), зато любил хорошее отношение. Впрочем, как и все. Может, он всё-таки искренен? Что, если Чонвон фатально заблуждается, судя людей по себе? Нет. Ники всегда откровенен, не имеет вредной привычки врать. Нет причин не доверять ему — Нишимура говорил, что за годы в темноте Чонвон стал красивее. Более мужественным внешне, черты лица немного острее, зато по характеру не изменился. — Ты хотел слепить что-нибудь из глины, — поясняет Чонсон. — Что дальше? — Ты спрашиваешь, потому что будешь исполнять мои желания, что ли? Невозмутимо пожимает плечами, наверное. Мизерные шансы на восстановление зрения не греют душу. Как если заведомо знаешь, что счастливый билет тебе не выпадет при любом раскладе, но противный огонёк надежды не позволяет отпустить ситуацию целиком. Чонвон в каком-то жутком смысле предпочёл бы не слышать слова того врача и не тешиться попусту мыслями о беззаботном прошлом. Разочарование после воодушевления и сокрушительного падения в реальность может стать угрозой смерти. Чонвон не планирует кончать жизнь самоубийством, калечить своё и без всякого больное тело, на котором шрамы, — напоминание о роковом дне. И не обязательно быть с идеальным зрением, чтобы чувствовать. — Я просто… — Почему? — бессовестно перебивает, не позволяя закончить мысль. — Я тебе нравлюсь, но почему? Я ещё готов поверить в то, что я красивый. Хотя не видел себя столько лет, что давно забыл, кем я являюсь. Но нельзя нравиться исключительно из-за такого. Варианта два: либо ты покупаешься на картинку с вагоном жалости в придачу, либо есть что-то другое. Другое — как предпосылка к чему-то серьёзному и отчасти пугающему. А Чонвон не собирается делать шаги навстречу к «больно». Достаточно натерпелся. — Ты планировал сегодня сперва меня обрадовать, а потом поругаться, да? — вздохнув, спокойно произносит Чонсон. И тон его голоса настораживает, на самом-то деле. — Мне, блять, третий десяток, котёнок. Думаю, времена, когда только внешность что-то значила, давно прошли. Обидно слышать от тебя это. Я дал повод так думать или что? — Нет. «Но я до сих пор нахожусь в смятении». Для зрячего легко отмахнуться и важно кивнуть, мол, ты молодец, что не сдаёшься. Но ни один из них не знает, каково жить исключительно благодаря звукам и прикосновениям, ведь последние иногда неуместны и способны отталкивать. Слепые могут заниматься обыденными вещами, но для них это в тысячу раз сложнее — одеваться, чтобы не выглядеть нелепо, готовить еду, чтобы не спалить что-нибудь и не пораниться — целый список можно составить. Чонвон не хочет быть всего лишь симпатичным инвалидом, с которым неплохо скоротать свободное время в долгосрочной перспективе, прикрываясь любовью. Лучше сразу знать: мы никто друг другу. Но и не станет занимать место здорового партнёра подле Джея, бессовестно тратя его время впустую. Ян поворачивается в его сторону и представляет себе образ сидящего на водительском кресле человека. Он высокий и отлично сложен, острая линия челюсти и ровный нос, хищный изгиб бровей — образ расплывчат. Описания Сону и остальных, в целом, схожи между собой, но их слишком мало. Пак Чонсон — очередное блеклое пятно, созданное воображением. — Тем вечером, когда мы познакомились, — делает паузу и как-то странно усмехается. — Я собирался тебя впечатлить. Поздоровался с тобой без слов, но ты проигнорировал меня по известной причине. После я пялился как придурок на тебя весь вечер и надеялся, что если наши взгляды столкнутся, смогу исправить хреновое положение дел. Боже, вот бы хоть на миг построить на его лицо в данную секунду. Звучит до жути смешно, нелепо и невозможно. (и грустно) — Ты флиртовал? Шутишь, что ли? По мне незаметно, что я как крот — слепой напрочь? — еле сдерживая хохот, спрашивает Чонвон. Внутри колет. — Да, поверь. Я разозлился и наговорил про тебя кучу гадостей, когда ехал домой с Хисыном. А хён назвал меня мудаком, который не замечает главного, что правда. В общем, чувствовал я себя последним ублюдком. — Поэтому ты забрал меня? Судя по короткой паузе, колеблется. Значит, поэтому. И в чём тогда его обвинять? У каждого своя жизнь — не чонвоново дело. — Не совсем. Сону позвонил и сказал, что сам не мог приехать. Но моё мнение не поменялось: я хотел хотел вновь увидеть тебя, — включает поворотник. А Чонвон хочет дотронуться до его рук и ощупать пальцы, подняться к запястью и выше, чтобы почувствовать твёрдость мышц. Поцеловать, прижимаясь вплотную и вдыхая знакомый морской запах. Чонвон действительно готов был упасть окончательно ещё вчера, чтобы премерзкие сомнения покинули голову, а Джей сделал ожидаемый ход. Пак не сразу дал бы понять, что развлечения закончены, — постепенно, как полагается правильному мужчине. Не звонить пару дней, написать пару коротких сообщений с отмазками и вскоре предложить закончить на данной ноте. И что сделал он? — Звучит слащаво. — Мне плевать на глаза, Чонвон. Моих нам хватит. Зря произносит такое, потому что рискует пожалеть о собственных словах — не разбрасываются по мелочам. Но когда настанет время прощаться, запах и воспоминания о приятном Чонвон не отпустит. Было хорошо, правда. (спасибо) Джею пора бы опомниться и перестать убеждать себя (и его заодно), что это надолго и не просто так. «Быстрее начнёшь, быстрее и закончишь», — извечное правило. Ещё несколько совместных ночёвок, свиданий и близости, как ему наскучит. Обязано. Потому что ни черта, совсем ничего у них не получится — вообще не подходят друг другу, начиная со здоровья, заканчивая статусом в обществе.

***

Сону с улыбкой открывает дверь и сперва теряется, когда смотрит на званого гостя. Старший одет слишком непривычно, и это немного напрягает. Не потому что в другие дни он выглядел плохо — ничуть, — а потому что в районе солнечного сплетения зарождалась тревога и смущение. Как правило, Сонхун носил свободные вещи, умудряясь выглядеть бессовестно сексуально. Но сегодня — иное. Если бы встретил его где-нибудь на улице, решил бы, что привлекательный парень собирается на свидание. Неуместные воспоминания о неловком утреннем пробуждении после вечеринки и загадочных слов Хисына вызывают странные чувства. Может, подсознательно Сону ни капли не готов говорить откровенно, но поздно прятаться. Пак приподнимает пакет с логотипом ресторана быстрого питания и заходит в квартиру. Он производит впечатление по-настоящему радостного человека. Бежевая рубашка, брюки и вкусные духи — зачем? Сону всерьёз начинает опасаться, что его поведение — реальность, а не искусно сыгранный спектакль или невинная шутка. — Привет, — наконец, произносит он с наполовину меньшей уверенностью, чем обычно. — Ты ничего не заказывал? Я подумал, что было бы невежливо приходить с пустыми руками, поэтому купил нам крылышки и картофель фри. — Эм… да, спасибо. Как раз то, что надо. Сону всегда знал, что среди знакомых парней самый милый. Очевидное не скроешь, да и бесполезно отрицать, когда ты действительно, как выражаются некоторые, имеешь ауру чего-то мягкого и безумно сладкого. Но вот самым красивым человеком являлся Сонхун — безоговорочное первое место. И, наверное, если бы не его проблемы с лёгкими знакомствами и «особенности», отбоя от девушек бы не было. Впрочем, с ним и так с удовольствием знакомятся. Сону до сих пор помнил, как в прошлом году, когда посещали каток в центре города, очень красивая брюнетка с отличной фигурой попросила его номер телефона. Старший, неловко почёсывая затылок, ответил, что у него кое-кто есть, потому «извини, я не заинтересован». Дурак. Зачем не соглашался? — Ты в порядке? — Я? — поздно осознаёт, что с пустым выражением лица пялится, задерживает внимание на сильных руках и родинках Сонхуна. Отнюдь не вежливо. — Немного задумался, извини. Просто хочу, чтобы ты знал: классно выглядишь. Мне нравится рубашка. Я хотел бы себе похожую. — Правда? — Угу, действительно клёвая. Разговор не клеится — абсурдно и совсем не по-взрослому. Сону отчаянно не понимает, откуда берется нервозность и почему она растёт в геометрической прогрессии. Даже в первые дни общения никогда не ощущал чего-то наподобие, потому что не считал Пака злым или недружелюбным. Он жил «в себе», зато порой смешно шутил и был громким. Никогда не появлялась такая нелепая, необъяснимая неловкость, как будто и не знали друг друга столько времени. Что-то случится сегодня. Что-то ужасное и сбивающее с ног неожиданностью, как бы сильно ты ни пытался готовиться. Младший улыбается и норовит забрать закуски. Пальцы соприкасаются, и разряд тока прошибает всё тело. Сону спешит отстраниться, пускай и успевает заметить, как дёргается чужой указательный навстречу. Словно Сонхун жаждал этого. Приглашая его к себе, наивно думал, что будет в полной безопасности. Родные стены (квартира, доставшаяся по наследству, тоже считается родной) помогут набраться смелости и не струсить при любом раскладе. Однако теперь возникает желание сбежать или спрятаться под одеяло как в далёком детстве. Чтобы не испытывать лишний раз волнение и не мучить своё бедное сердце. Пак моет руки и садится на стол, сжимая левое колено до побелевших костяшек. Шуршание пакета и работающий телевизор на первом канале создают эффект наличия чего-то ещё. Как некто третий, из-за которого нельзя озвучивать абсолютно всё, — но не помогает. — Сону, мне нужно давно тебе что-то сказать и… — Будешь кимчи? — с наигранным воодушевлением перебивает, чтобы не слышать продолжение. — Мама вчера привезла — очень вкусно. Она наготовила столько, что у меня и за неделю получится не съесть. Полезть в холодильник и шумно перебирать продукты, тратя драгоценные секунды и постепенно убивая настрой Сонхуна, — да. Сону не был глупым, но догадливость — не его главное умение. Порой полезно не видеть и не слышать, напрочь абстрагироваться. «Умоляю, не смей», — крепко зажмуривается и натягивает привычную улыбку, когда оборачивается. Всё было великолепно, замечательно и действительно превосходно, пока не начало выходить из-под контроля. Хисын как строгий учитель, кто тычет носом в ошибку — наконец, ты прозреваешь. Ради эксперимента перечитываешь отдельные сообщения, и постепенно выстраивается логическая цепочка. Ладонь обхватывает запястье в меру грубо. Замерев, как вкопанный, возле кухонного шкафчика, Сону судорожно сглатывает. Ком в глотке не позволяет дышать нормально, а попытка втянуть носом воздух едва не заканчивается кашлем. — Присядь, пожалуйста, — тихо и жалостливо. — Сначала я хочу поговорить с тобой. Ладно? Сону послушно кивает и садится. Сердце бьётся как сумасшедшее, по спине стекают капли холодного пота. Важнее всего — стереть углы и позволить себе немного расслабиться, так как нет весомых причин поднимать тревогу. — Я больше не могу сдерживаться и делать вид, что ничего не происходит. Мне приятно, что ты первым назначил встречу, — приподнимает уголки губ и смотрит куда угодно, но не в глаза. — Последние несколько недель моя выдержка ни к чёрту, и я больше не могу притворяться. Понимаешь?.. — Не надо притворяться. У нас всё хорошо, — слабо отшучивается и удерживается за последнюю возможность прекратить это. Он не может за один день потерять покой и кого-то по-настоящему особенного — таким людям не находят замену. Отрицательно качает головой. — Я люблю тебя, — и добивает окончательно, чтобы наверняка. — Вот уже пару лет. Зачем? — Мне жаль, хён. Наичистейшая правда. Отныне вина будет следовать по пятам и мешать находиться рядом со старшим. Однако иного пути нет: самое разумное решение в данной ситуации. Сону был в отношениях, смутно похожих на приятельские с ноткой чего-то серьёзного. Они заканчивались на мирной ноте, хотя и без дальнейшего общения. При случайной встрече непременно бы поздоровался, не прошёл бы мимо как незнакомец, но. — В каком смысле тебе жаль? — Сонхун заикается. Моргает растерянно и кривит губы, как будто старается выдавить из себя улыбку сквозь боль, но попытки тщетны. У него всегда были такие большие глаза? — Давай, пожалуйста, забудем об этом? Я точно знаю, хён, что у тебя получится переключиться на кого-то подходящего. Верно? — смешок, слабо ударить по-дружески кулачком в плечо. — Посмотрим новую дораму? Тебе должно понравиться, обещаю. Про что угодно, но не про любовь. Сонхун неожиданно бьёт ладонью по столу, из-за чего вместе с посудой и едой вздрагивает сам Ким. Почему-то слёзы наворачиваются на глаза, а невидимая рука до боли сжимает сердце и горло. Ни разу не приходилось становиться свидетелем того, каким бывает разозлившийся Сонхун, — глыба льда и холодная вода, в которой мало кому удаётся существовать. — Ты издеваешься?! Какие к черту дорамы, когда я говорю, что люблю тебя?! — Мне жаль, но… Прости, — и кланяется, не глядя в глаза. «Я просто не хочу портить нашу дружбу», — это ответ.

***

Джей чувствует себя придурком, когда смотрит на рыбок и мысленно вспоминает, какой расцветки нет у Чонвона. Но придурком исключительно в беззлобном значении, потому что ничего не понимает в этом и, очевидно, нуждается в помощи. Вряд ли люди в бессовестно дорогой одежде, с идеально начищенными ботинками и безупречной украдкой часто наведываются в небольшой зоомагазин, расположенный в подвале дома. Чонвон просто проезжал мимо, желая срезать дорогу и не стоять в пробке на проспекте, так что воспользовался данным маршрутом. Если бы не скудный указатель с отпечатком кошачьей лапки, ни за что бы не заметил это удивительное место. Надо сказать честно: здесь довольно уютно и приятно пахнет, несмотря на обилие корма и наполнителей для кошачьих туалетов. Продают попугаев, морских свинок, крыс и даже щенят — как будто мини-зоопарк, на который Чонвон хотел бы посмотреть. Если на небе (или где?; он не то чтобы разбирается во всех религиозных штучках) был Бог, то стопроцентно поиздевался. Не в том смысле, что Чонсон влюблён в человека, не имеющего возможность видеть, а в самой причине: почему Чонвон ослеп. Как жуткий наглядный пример, при котором тебя тыкают носом в последствия опрометчивых поступков. По сути, Чонсон не виноват, но вину ощущает. — Вам помочь? — улыбчивая женщина среднего возраста внушает доверие. Чонсон выпрямляется, перестав разглядывать сонных щенков и натягивая серьёзную маску. Неловко стоять с непонятным выражением лица и умиляться, когда у себя дома его буквально ожидает кот (вряд ли прямо-таки ждёт, но наличие в жизни Чонвона то не оспаривает). Спонтанный порыв, желание сделать приятно. Младший редко куда выбирается, потому что обычно навещают его, — сюрприз должен получиться. Джею всегда нравилось заставлять людей чувствовать эмоции, хотя получать подарки не менее приятно. И он всё ещё держал в голове факт того, что одним утром он буквально проснулся от того, что Чонвон решился сотворить нечто абсолютно выбивающееся из рамок скорых ожиданий. Значит ли, что они вышли на новый уровень отношений? Если да, почему опять никогда не звонит первым? У него есть стержень, вполне себе сильный характер и воля к самостоятельности, но поведение порой обижает. Что должен был ответить Джей, когда он спросил о причине интереса? Пак являлся сторонником откровенности, да и фактически прямым текстом сказал, что захотел добиться младшего, пускай тот не мог его видеть. Разве весомее аргумент существует? — Мне нужна рыбка в аквариум, какая-нибудь необычная. — В аквариуме есть другие? Направляется в дальний отдел, минуя попугаев и каких-то непонятных птиц. Чонсон, если честно, и не планирует знать наверняка. — Да, девять. Или восемь? В целом, нет особой разницы. Выбор большой — одноцветные, аляпистые и с необычными хвостами, вытянутые и полупрозрачные. Глаза разбегаются от такого разнообразия, невзирая на то, что какие-то очень похожи не тех, что плавают дома у Чонвона. У Джея есть смягчающее обстоятельство: понятия не имеет, каким образом покупать их и от чего отталкиваться. — Можно вот эту, — показывает на бледно-розовую. По крайней мере, рыбка обязана понравиться Гаыль или Ники, который частенько заглядывает к другу. Когда Чонсон поднимается по ступенькам и выходит на улицу, в лицо бьёт сильный ветер. Небо заволокло густыми серыми тучами и, вероятно, вскоре должен был пойти дождь. Погода не располагает к прогулкам или весёлому настроению — мелочи по сравнению в проблемами куда более важными. Чонвон не поддаётся логике: то отталкивает, то сам лезет, будто ничего и не произошло. Есть подозрения, что причина в недоверии, ведь, если вспомнить об его прошлых отношениях, завершение у них якобы не печальное. Но Чонвон банально мог обмануть Сону и всех, просто потому что не захотел обвинять бывшего партнёра в чём-либо. Джей негодует и также понимает, что не имеет для этого морального права. Кто знает, какими тяжёлыми были первые месяцы после потери зрения, психическое состояние Чонвона и реакция окружающих — для них не меньшая неожиданность. Худшее собралось в снежный ком и ударило разом. Разве могло быть легко? Всё-таки предупредить или поставить перед фактом, заявившись к нему ближе к восьми вечера? Поколебавшись, набирает нужный номер и направляется к парковке, когда с неба уже падают первые крупные капли. Радует, что обещанный дождь начался позже, иначе Яну стало бы неудобно с зонтом добираться до квартиры. — Ты дома? — Да, а что? — Я скоро приеду.