Лебединая история

Занавески в одной из палат больницы Конохи мерно опадали и вздымались под мягкими порывами ветра, который решил разнести вечернюю прохладу по всей деревне. Сладкий, наполненный ароматом трав, леса и вечерней жизни запах окутал палату, где под легким одеялом, облаченная в больничную пижаму, с тонкой трубкой капельницы, ныряющей под рукав пижамы, дремала Хината. Её гостья, сидящая на соседней кровати, поглубже вдохнула этот слегка пьянящий запах, в котором различался едва заметный ветер перемен. Под наброшенным на плечи медицинским халатом виднелся пыльный малиновый плащ, из-под его складок выскользнула маленькая рука, а затем соскользнувший капюшон открыл голову с копной каштановых кудрей. — Так-так… — пробормотала гостья, протянув руку к тумбочке, на которой сверкала диадема с крупным камнем лавандового оттенка. — Кажется, вы готовы расплатиться, — умные серые глаза встретились с удивленными лунными глазами очнувшейся Хинаты. — Вы… — едва слышно пробормотала она и попыталась приподняться на постели, но тут же опустилась обратно, поморщившись от боли. — Не стоит так резко, — заметила гостья, — В конце концов, кунай прошел совсем рядом с сердцем. Это было слишком опасно, я, конечно, люблю разные истории, но с печальном концом не самые приятные. — Что? Откуда вы.? — снова попыталась заговорить Хината. — А, — взгляд серых глазах остановился на пышном букете и открытке в нем, — ваши друзья так беспокоятся о вас и ждут вашего выздоровления. Но где же его букет? — гостья принялась внимательно осматривать прикроватную тумбочку. Хината с удивлением наблюдала за торговкой, она узнала её, по этой манере речи, полностью игнорирующей собеседника, плутоватой улыбке на губах и поразительным серым глазам. Странно, но девушка не испытывала ожидаемой злости на ту, которая заставила пройти её через птичьи будни и едва не попрощаться с жизнью, скорее Хината ощущала здоровое любопытство, что торговка делает здесь сейчас. — Странно, я была уверена… — пробормотала гостья, — ну, да ладно, в конце концов, он может быть занят, столько всего произошло! — она повернулась к лежащей на постели девушке. — Вы с лихвой покрыли все расходы, — улыбнулась она ей. — Хорошо, ведь не слишком вежливо быть должницей такого мастера, — в тон ей ответила Хината. — О, интересно, редко кто по-настоящему оценивает мой талант, так что, спасибо. На короткое мгновение повисло молчание, мягкое, текучее, таинственно разделяющее шепотки приближающейся ночи. — Можно вопрос? — подала голос Хината. — Можно. Но не успела Хината озвучить его, как дверь палаты распахнулась и на пороге показался Какаши, в руках у него был букет раза в два больше, чем тот, который сейчас радовал глаз на прикроватной тумбе. — Так вот он — его букет, — обрадованно заметила торговка. В один мгновенный рывок Хатаке оказался у неё за спиной, а шея под золотистой пряжкой плаща оказалась под лезвием его куная. — Полегче, — пробормотала девушка, поднимая в знак примирения руки. — Какаши, всё в порядке! — поспешила остановить Хатаке Хината. — Это она, та, кто дала мне диадему… — Не самые лучшие слова для разъяренного влюбл… — начала торговка, но лезвие куная ещё плотнее прижалось к её шее. Хатаке не знал, что он сейчас хочет сильнее: рухнуть на колени у кровати Хинаты и благодарить Бога за то, что та жива, или же выместить всю клокотавшую в нем бурю эмоций на той, которая заставила пройти их через этот кошмар. — Какаши, пожалуйста… — Хината снова попыталась привстать, чтобы остановить мужчину, но раны не позволяли. Заметив искаженное болью лицо девушки, Какаши немедленно убрал кунай от шеи торговки и опустился рядом с Хинатой, положив пышный букет той на колени. — Ты жива, Господи, ты жива… — пробормотал Какаши, вглядываясь в её теплые лавандовые глаза, которые он так боялся уже не увидеть. — Да, всё хорошо, — улыбнулась та, заливаясь мягким румянцем смущения под столь пристальным взглядом мужчины. — Мои самые любимые истории — романтичные, обожаю, что-то в них есть такое, жизнеутверждающее, — раздался голос торговки, она сидела на кровати, слегка откинувшись назад и крутя в руке знакомую диадему. — Что.? — руки Хинаты взметнулись к её лбу и не нашли там украшения, изводившего её последние две с половиной недели. — Но как? Почему? — Ну… — торговка перевела взгляд на Хатаке и губы её раздвинулись в ехидной усмешке, — может быть вы расскажете, Хокаге-сама? Хината удивленно переводила взгляд с довольной своей выходкой торговки и смущенного, смущенного до алевших из-под маски скул, Какаши. — Я… — хрипло начал он, решив, что честнее будет, если он расскажет это сам, — я поцеловал тебя… Хината почувствовала, как её щеки вспыхнули горячим румянцем. — В…вот как… — пробормотала она, — хотя п…похоже, что так и н…надо было, ведь так в сказках и бывает… — Именно, — кивнула торговка. — Но ведь в первый раз не вышло… — проворчал Хатаке. — В первый раз? — упавшим голосом уточнила Хината, так она уже два раза пропустила свой «первый» поцелуй? — Ну знаете ли, просто попробовать — это не то же самое, что по-настоящему хотеть, — развела руками торговка, — чудо случается тогда, когда его искренне желают, жаждут, когда без него человек не представляет, что можно сделать. И в то же время искренне верит, что чудо случится, — улыбнулась она, — и всё же… — она внимательно осмотрела диадему, — кажется, не только это, но и ваш поступок, Хьюга Хината. Всё же, быть готовой пожертвовать собой во имя…хотя это уже вам решать, — усмехнулась торговка. Какаши и Хината переглянулись. — Значит, всё? Я больше не буду превращаться в лебедя? — Нет, эта история закончилась и очень красиво, оставить вам на память? — торговка протянула паре диадему. — Нет, — хором ответили они. — Так я и думала, — рассмеялась торговка, — что же, мне пора, до свидания, думаю, мы довольно скоро увидимся. — Надеюсь, что нет, — пробормотал Какаши. — Я слишком люблю наблюдать за тем, что происходит с моими счастливыми историями, так что, до встречи, — успокоила его торговка и вышла из палаты. Оставшись вдвоем, пара некоторое время молчала, пытаясь уложить всё, что сейчас было сказано и услышано каждый в своей голове. — Так, значит, я больше не буду лебедем, это хорошо… — проронила Хината, но не слишком уверено. — Мне кажется, или ты этому не рада? — заметил Какаши. Хината смущенно спрятала лицо в тени волос. — Я…мне будет не хватать… — и почему говорить правду о своих чувствах так тяжело? — Мне тоже, — отозвался Хатаке, — мне тоже будет не хватать тебя. — П…правда? — почти удивленно уточнила Хината. — Правда, — улыбнулся Какаши, убирая падающие на лицо девушки волосы ей за ухо. Счастливая улыбка осветила лицо девушки. — Может попробуем продолжить? Начнем с простого, например, со свидания? — сам дивясь своей то ли наглости, то ли смелости, предложил Какаши. — Я думаю, попробовать можно, — последовал осторожный ответ, — мы ведь даже уже жили вместе, — неожиданно весело заметила Хината, — но… — уже смущенно остановилась она. — Но? — подбодрил её Хатаке, заражаясь её оживленностью. — Когда был первый поцелуй? — Какаши почувствовал, как щеки снова вспыхнули от смущения. — Тебе это так важно? — уточнил он. — Очень, ведь это мой первый поцелуй, — улыбнулась Хината. — Э… — Какаши слегка замялся, а потом, кашлянув, продолжил, — тогда не стоит переживать, это был поцелуй в лоб. — О… — протянула Хината, — самый нежный, — добавила она. «Да сколько можно-то?» — подумал Какаши, ощущая, как девушка снова вгоняет его в краску. Никогда и ни с кем ещё Хатаке Какаши столько не краснел. — А второй? — Что второй? — Второй поцелуй. Он получается был в.? — Хината пальцами коснулась губ, не смея озвучить этого. — Наверное, — протянул Какаши, — ты же была лебедем, я…кхм…поцеловал тебя в клюв, а потом ты превратилась в человека. — П…понятно, — как-то обреченно вздохнула она. — Кажется, я понял, что нам нужно сделать, чтобы закрыть этот вопрос, — Какаши пересел чуть ближе к девушке и склонился к ней, — можно? — едва слышно спросил он. — Да, — ещё тише прошептала она. И Какаши мягко накрыл губы Хинаты своими, в третий раз сам себя заявляя, что он, черт возьми, влюбился. Что говорить, но целовать нежные, сладковатые губы девушки в разы приятнее, чем пух и перья или твердый клюв. Для них время словно остановилось, медленно растягивая секунды, словно балуя их тем, что даже простой поцелуй может быть таким всепоглощающе счастливым. Но для вольного свидетеля этой сцены нет, гостья в малиновом плаще тихонько отошла от двери палаты — счастье — это мгновение, порой такое хрупкое и пугливое, поэтому можно смотреть только чуть-чуть, чтобы случайно не украсть его. — Итак, Хината, ты согласна пойти со мной на свидание? — разорвав поцелуй, хрипло проговорил Какаши. — Да, — шепотом проговорила Хината, утирая рукавом пижамы, выступившие на глазах слезы. — Тогда почему ты плачешь? — с тихим смешком уточнил он. — От счастья, — улыбнулась она.

***

Стражи центральных ворот деревни могли похвастаться тем, что крайне редко их видели спящими на службе, но в эту дивную ночь сладкая дрема окутывала всю деревню: утомленные событиями в торговом квартале крепко спали жители, изнуренные на операции по устранению группы диверсантов клевали носом полицейские над отчетами, даже Какаши, собиравшийся пойти домой, как заснет Хината, умудрился задремать на неудобном стуле у её кровати. Только невысокая девушка в пыльном малиновом плаще, вышедшая из ворот деревни, прямо пред носом у заснувшей стражи, была бодра. Она глубоко вдохнула прохладный воздух, в котором ветер перемен всё отчетливее ощущался, особенно сейчас, когда, казалось, что ни один листок на дереве не шелохнется. Из складок малинового плаща она извлекла диадему, камень в ней уже не сиял молочной белизной, он потемнел до рубиново-красного и как-то уменьшился, сияющее чистотой серебро плетение потускнело, веточки словно склеивались друг с другом. Девушка хмыкнула, совсем скоро где-то начнется новая история. Через несколько часов на горизонте заалела заря, вторя ей, малиновый плащ девушки окрасился в нежно розовый цвет рассветных лучей. Она сидела на обочине дороги, с интересом разглядывая на ладони небольшой перстень, с темной каплей рубина в обрамлении почерневшего словно от времени серебра, которое плотно обнимало камень. — Эй, что это у тебя? — раздался над её головой казавшийся безразличным голос, девушка подняла глаза и столкнулась с холодным взглядом величайшего отступника мира шиноби. Однако, на дне холодных разных глаз теплилось странное любопытство, смешанное с ностальгией. «Это будет интересно», — подумала девушка, а вслух сказала: — Да так, нашла безделушку, хочешь тебе отдам? Саске пристально смерил взглядом незнакомку. Что-то было не так, всё его чутье говорила об этом, но…взгляд снова вернулся к перстню, который теперь лежал на раскрытой ладони девушки. Он был слишком похож на тот, что носил Итачи, будучи членом Акацки, с тем различием, что у этого в центре был красный камень. — Ты просто отдашь его мне? — уточнил он — Ну да, всё равно расплатиться тебе нечем, — усмехнулась она. Не в бровь, а в глаз — деньги — это не то, что парень имел у себя в избытке. — В чем подвох? — Не знаю, — пожала плечами девушка, — с этими штуками, — она перехватила перстень двумя пальцами, — никогда не знаешь, что произойдет, но всегда что-то происходит. «Я об этом ещё пожалею», — подумал Учиха, но рука уже сама тянулась к кольцу. — У тебя будет интересная история, расскажешь мне её потом? — усмехнулась девушка, ловким движением перехватывая руку парня и надевая перстень аккурат на большой палец. — Думаешь, мы ещё встретимся? — усмехнулся Саске, однако, усмешка вышла какой-то безликой, а уголки губ едва дрогнули. — Будешь смеяться, но да, — уверила его девушка. — Я не смеюсь, в моей жизни мало веселья, — мрачно ответил Учиха, и в этот раз эти слова показались ему до горечи правдивыми. — Тебе так казалось, до свидания, мальчик-который-не-умеет-смеятся. — Пока, — бросил Саске, испытывая странную надежду на то, что всё-таки они ещё встретятся, и он рассмеется ей в лицо, когда расскажет свою историю.