их правила.

правило первое: без обязательств. никто из них никому ничего не обязан. не обязан быть ласковым. не обязан оставлять тепло постели до утра. не обязан приходить и не обязан уходить. работа в таких агенствах—сплошная пучина боли и страданий. даже детективы порой не те, за кого себя выдают. все не без скелетов в темном шкафу. главное наслаждение после. Дазай всегда приходит к нему после долгих, неприятных миссий, даже если днем они являются врагами. а Чуя всегда его ждет. Чуя всегда ждет, как дверь в его пустую одинокую квартирку отворится, Чуя всегда ждет этих холодных рук, с мокрыми, от дождя или чего-то другого, бинтами. Чуя тянется к легким ласкам, скорее грубым, чем действительно мягким. Чуя закидывает голову, открывая бледную шею для сухих губ, что открываются больше в укусе. с прошлого раза все следы не испарились окончательно, поэтому Дазай каждый раз обновляет их, будто желая показать кому принадлежит Накахара, но на самом деле ему все равно. Чуя в его руках лишь тот, кто способен дать удовольствие и расслабить пугающе напряженное тело после очередной стычки с Дотоевским. и Чуя готов дать это. готов прогибаться под ним, готов принимать сильные толчки в свое мягкое, расслабленное через силу тело. правило второе: без звуков. Дазай ненавидит когда тот плачет, ненавидит слышать его жалкие всхлипы и видеть его мокрые глаза. рыдать, крушить все можно только после повторного щелчка двери. он всегда отворачивает лицо Чуи от себя, жестко утыкает в подушку, заставляя задыхаться от недостатка кислорода. он душит его руками, только чтобы не слышать эти скулящие стоны и хрипящие крики, так что на шее долго отпечатываются следы рук, а голос мафиозника в последующие дни становится тихим и часто хрипит. другие не задают вопросов. другим нет дела до этого. правило третье и последние: без любви. сколько бы Чуя не нарушал первые два правила, умолял остаться с ним до утра, делал ужин перед тем как Дазай вернется, сипел в агонии слова любви, и пытался целовать эти родные губы, в ответ лишь получал ничего кроме отвращения в темных глазах. и это его убивало. убивал безжизненный острый взгляд, руки, что могут легко сломать его, и тишина. тишина всегда давила на него, всегда заставляла чувствовать его ничтожным и слабым под ее напором. особенно молчание от Осаму. Дазай часто шепчет ему в помутненное сознание, делая грубые быстрые толчки, насколько Он, Чуя, жалок. что он не нужен никому кроме Дазая, да и тот его бросает каждый раз после. и Накахара молча соглашается. он знает это. и знал это давно. Чуя знает, что он ни на что не годен кроме быть шлюхой, он знает, что он слишком слаб для Портовой Мафии, он знает что он слишком жалок для Дазая. Холодное раннее утро. плечи Накахары содрогаются от плача, как только дверь захлопывается. в последние месяцы он не спит только для того, чтобы насколько можно насладиться теплотой рук, мягким дыханием и сигаретным запахом Дазая. и Дазай знает это, но молчит. знает это и скатывается вниз по двери маленькой квартирки Чуи, путает волосы пальцами, слушая через тонкую стенку звуки накатывающей истерики Накахары. Его Накахары. он никогда не признает то, что действительно чувствует в ответ. и он тоже жалок.