Ты ждешь меня,ты думаешь мне больно, Но не поверишь в то,что мне давно плевать,
Богдан никогда не показывал свою слабость. Не привык. Не может. Ему нужно было держать себя в руках, чтобы также держать Кирилла. Они друг без друга не справятся. А без Богдана Кирилл сдастся сразу. Он устал. Сильно. Но Донецк заставляет его продолжать бороться. Но Богдан за это время ни разу не мог позволить себе дать слабину. Хотя столько раз хотелось сдаться и подарить своим людям мирную жизнь. Кто-то может подумать, что Кирилл так падает духом из-за своего возраста, из-за того, что он многое повидал. Но.. Разница-то у Луганска и Донецка не такая большая. Всего 74 года. Они, можно так сказать, росли вместе. Это не Москва и Питер с разницей почти в 600 лет. (556 лет, если быть точнее.) Луганск был первым, с кем познакомился маленький Юзовка*, такой наивный и совсем юный мальчик с детским блеском в светло-серых глазах, который пропал только во время войны. Он всегда был слишком наивным. Верил всем, за что поплатился когда-то. Он постепенно терял все. Самого себя, своих близких и знакомых, свое пристанище, и своего самого дорогого человека.Сил больше нет и я готов умирать.. Прошу лишь об одном, любовь мою вспоминать!
Началась война. И через год Ворошиловград был схвачен немецкими оккупантами*. Голод, потеря людей, муки и страдания, пытки и миллионы шрамов, которые будут напоминанием о войне на всю жизнь. Их не видно, но они есть. Каждый приносит боль, хотя они уже не болят. Каждый солдат-оккупант доставлял боль, шагая по земле советского города своими тяжелыми ботинками, стреляя в каждого советского солдата, защищающего свою родную землю, каждая упавшая на землю пуля доставляла боль от понимания собственной беспомощности. Но все закончилось спустя полгода. Но встреча со Сталино состояться все не могла. В самом начале войны, еще в октябре сорок первого город был оккупирован*. Богдан понимал, что нужно держаться. Из последних сил, но нужно стоять. Отстаивать честь своей земли и людей. Ему тоже было больно. Два года он терпел это, пытаясь сражаться со своими людьми. Каждый день ему также приходилось терпеть невыносимую боль. Но он шел в бой, сражался с людьми, которые даже не представляли, что рядом с ними плечом к плечу стоит город, за который они сражаются. Их последняя встреча перед войной закончилась объятиями. Крепкими, но такими теплыми. Без слов. Это было в августе 1941 года. Они понимали, что началась война, и, наверняка, увидятся еще раз они не скоро. Ворошиловград уже тогда увидел, как в серых глазах еще совсем молодого парнишки угасает огонек надежды и веры в свое светлое будущее. Но за это время Сталино уже был одного роста со старшим городом, поэтому на войну шел уже не ребенок, а вполне себе взрослый солдат. От маленького мальчика-Юзовки ничего не осталось. Только та же темная макушка, а глаза уже не те. Война меняет людей. Но Первая Мировая война их не поменяла. Кроме того, что Юзовка стал более понятлив к тому, что такое война и что она может сделать.Жаль только в моих песнях не бывает happy end`a, Я продолжаю лететь на свет, хотя..
Их встреча после войны произошла в ноябре 1943 года. До этого Сталино, только недавно освобожденный, еле мог стоять на ногах и нуждался в медицинской помощи. А к концу осени, оправившись, Богдан сам назначил Кириллу встречу, которая произошла в поле, трава на котором уже засохла, листья опали, но снега еще не было. Они не сказали друг другу и слова, а просто обнялись. Ворошиловград даже не заметил, что Сталино стал чуть выше, плечи стали крепче, скулы были четкими, он исхудал, но выглядел очень крепким и мужественным. В нем был виден характер советского солдата, оборонявшего свой город. От тех светло-серых глаз не осталось ни следа, они потемнели, были будто черными, на лице были шрамы, правая рука с гипсом, а левая в бинтах от пальцев до локтя. Но сам Кирилл выглядел не лучше: голова перебинтована, одна нога хромает, поперек груди перетянут бинт. Но выглядел он измученно, глаза стали светлее, под ними мешки, а кожа бледная. Их обоих потрепала война. Но изменить это невозможно, нужно лишь оправиться и восстанавливать город.Возможно ты простишь, отпустишь, но не сразу, И пропадет весь аппетит и даже сон,
Они уже несколько месяцев живут вместе. С начала лета. На этом настоял Луганск. Он боялся, что Богдан пострадает под постоянными бомбежками, поэтому уговорил его переехать в свою квартиру. И через некоторое время долгих уговоров Донецк согласился. Богдан не раз бывал в гостях у старшего, но сейчас, понимая, что остался тут не на два дня, а на ближайшие пару месяцев, вел себя слишком странно: мялся, мог подолгу стоять на одном месте, не отвечая на вопросы Луганска, ходил очень тихо, будто боялся чего-то, почти не ел. Хоть города и могут позволит себе питаться меньше, чем люди, еда все равно должна быть. Этому нельзя пренебрегать. Каждый раз, слыша как взрывается снаряд на улице города, Богдан сидел, не отвечая на зов Кирилла, хотя, живя у себя в городе, он мог спокойно в это время разговаривать по телефону или слушать новости.Мы расстаемся, хоть и живы чувства, Хоть эта боль, нам вовсе не нужна..
Все было слишком странным. Богдана будто подменили. Это был не он. Каждый раз, когда Луганск чувствовал, что упал снаряд, если Донецк был рядом, то сразу прижимал город к себе, помогая успокоиться, а сейчас просто грустно смотрит на то, как Кирилл корчится от боли. Вообще Луганск сам по себе был более раним и чувствителен. Он чувствовал боль лучше, чем многие другие. Он сам не знал почему так, но ничего с этим поделать не мог. Обезболивающее не всегда помогало, чаще всего приходилось просто терпеть. Просто ждать. Во время бомбежек своего города Донецк тоже чувствовал боль. Сильную и иногда невыносимую, но этого не показывал. Ну не привык он.Сил больше нет и я готов умирать.. Прошу лишь об одном, любовь мою вспоминать! Жаль только в моих песнях не бывает happy end`a, Я продолжаю лететь на свет, хотя..
Богдан и сам не понимал, что с ним происходит, но контролировать это он просто не мог. Просто принял это и все. Но смотреть на страдающего Кирилла еще больнее, чем чувствовать физическую боль. Кирилл - первый, кто подружился с Богданом. Именно подружился. Все остальные считали его глупым и наивным мальчиком, которым он, фактически, и был. Но никто не разговаривал с ним о чем-либо, все просто умилялись, видя его радующегося. А Луганский завод* заговорил с ним первым, когда приехал на знакомство с новым жителем губернии. Потом уже был Петербург - столица тогда еще Российской Империи. Возможно, не расскажи ему о нем Кирилл, Богдан бы даже имени его не запомнил. Длинное оно для него. И сложное. Дальше Москва был. Его все считали героем: сжег себя ради спасения столицы. Только по его виду Юзовка понял, что с ним лучше не спорить. Потом Киев, который тогда казался ему таким великим и сильным, он ведь столько всего повидал, в честь него Русь была названа*, он Москву жизни обучал, про него легенды пишут, о нем в "Повесть временных лет" говорили, его родственники Рюрика, говорят, завоевали, он и литовским был, и польским. Так-то маленький и общительный Богдан знал всех своих соседей, но жил при этом один, в маленьком домике, но ему было уютно. Женщины-соседки угощали его яблоками и пирожками, мужики помогали с трещинами в доме. А Кирилл... Кирилл всегда рядом был. Они виделись постоянно. Тогда же Богдан узнал о любви старшего к цветам. Любым: полевым ромашкам и лютикам, незабудкам и василькам, или дорогим: розам или тюльпанам. Только вот.. после революции живые цветы моду потеряли, что очень расстроило Луганска, на что Юзовка постоянно водил его в поле, где собирал для него или букетики, которые потом лежали у Кирилла на полках, за которыми он ухаживал, или плел венки, которые также хранились, только уже у обоих. Именно для Кирилла в 1970 году Богдан высаживал розы на центральной площади. Миллион роз, как знак миллиона проживающих в городе, Донецк считал, как миллион роз для такого близкого и родного Ворошиловграда*.Сил больше нет и я готов умирать.. Прошу лишь об одном, любовь мою вспоминать!
Они уже не понимали, что между ними. Сказать, что они в отношениях - ну, никто никому встречаться не предлагал, все-таки времени не было. Хотя хочется любить, жить. Но порог дружбы они давно уже переступили. Какая это дружба?! Сказать так - варварство. Никто из них не мог разобраться, что с ними и что между ними. Но пока им друг с другом комфортно, то они этот комфорт будут сохранять в сердце и дарить друг другу.***
- Богдан, ну объясни ты уже, что с тобой твориться! Сколько можно? - Луганск сидел рядом с поникшим Богданом, который что-то бормотал себе под нос. - Ты ведь меня слушаешь. А сейчас ты меня пугаешь. Очень. - Все со мной нормально, не бери в голову, - он отрицает это каждый день, каждый раз, как Кирилл задается подобным вопросом. - Не бери в голову?! Ну я же вижу, что ты поник, объясни мне все, мне важно знать. Ты ведь сам говорил: "Твои проблемы - мои проблемы". Так вот я это цитирую! - Кирилл уже злился. Сколько раз Богдан помогал решить ему каждую его проблему, даже самую мелкую, а тут он отказывается от помощи. - Дань, я ведь плохого тебе не желаю, мне важно знать, как ты. - Просто.. Просто все затянулось так на долго. Тогда, восемь лет назад я и подумать не мог, что ради нас с тобой будут так рисковать. Рисковать будут люди. А хуже всего, что дети погибают и погибали. Я устал. Устал от всего: устал терпеть, устал ждать, устал чувствовать боль, устал чувствовать свою никчемность и слабость. От всего устал. А еще хуже становится, когда вижу, как тебе плохо, как ты грустишь, - теперь на Кирилла вновь смотрели те светло-серые глаза, но только без блеска, без огня и без счастья. Хотя нет, блеск им прибавляли подступающие слезы. - Я.. Я правда думал, что смогу держать себя в руках, что смогу не говорить об этом, чтобы ты не волновался, но не смог, просто не смог.. - теперь уже глаза были закрыты руками, одна из которых была перебинтована. Богдан уже много лет не плакал. Не мог себе этого позволить. Он не проливал слез, когда потерял глаз от осколка снаряда, ни когда терял себя и город под бомбами. Ему хотелось плакать, когда он видел, как плачет Кирилл: над ним, лежащим на больничной койке с перевязанным левым глазом, над всеми событиями. - Дань, эй, ну я же здесь. Я с тобой, тише. Мы справимся, ты ведь сам так говорил. У тебя есть я, у меня есть ты. Ну что ты, эй, - Луганск был очень удивлен: он увидел слезы Богдана только сейчас, когда он начал терять надежду. - Ты же помнишь: надежда умирает последней. У нас с тобой она жива, ну. Эй, Дань, вспомни того маленького Юзовку, его радостные глазки, пусть он будет для тебя примером. Эй! - тут уже Кирилл начал легко смеяться, когда Богдан так резко обнял его, прижимая не больной рукой его голову к своей груди. Так приятно. Он слышал размеренное, чуть учащенное сердцебиение, на своей макушке чувствовал прерывистое дыхание и слышал редкие шмыганья носом.Жаль только в моих песнях не бывает happy end`a, Я продолжаю лететь на свет, хотя…
У них все будет хорошо, главное, чтобы оставались силы бороться.