Никогда не бросим

– Пап, ты же знаешь. С ним все хорошо. Он жив. – Старший сын Эрвина, такой же бровастый и высокий Льюис Смит сидел с Леви на холодном кафельном полу. А младший сын, немного ниже и менее коренастый, но все так же унаследовавший знаменитые смитовские брови Томас, пошел в туалет. Его "отлить" звучало уже раз семьдесят за эти бог знает сколько часов, но точно не так много как им кажется. – Знаю… я знаю… – Собственный голос для Леви казался таким чужим. Он сорвал его. И Томас тоже сорвал. Малыш (на самом деле давно уже нет, но когда Эрвин и Леви познакомились, Тому было всего семь лет, и так уж получилось, что Леви запомнил его совсем маленьким, и даже сейчас, когда ему почти пятнадцать, бывший Аккерман имел привычку называть Томаса малышом) был сильно привязан к отцу. Конечно, ведь когда их мама умерла ему было всего ничего. Старший сын, которому тогда было уже почти десять справился, а четырехлетний Том совсем ничего не понимал. Ночами он звал маму, но приходил только папа. Эрвин всегда был с ним. Правда потом ему казалось, что он уделял слишком мало времени Льюису, но тот отвечал, что все хорошо и он понимает. – Пап, успокойся пожалуйста. Если и с тобой что-то случится, мы с Томом не выдержим. – Голос его под конец тоже сорвался. У Леви текли слезы. Сын рядом прижимался к нему и тоже плакал, вскоре вернулся Том. Он выглядел совсем плохо. Лицо все красное и опухшее, губы дрожат. У него тоже текут слёзы. Он садится рядом и обнимает колени руками.

***

– Торт брать? – Даа! – Том улыбался и болтал с отцом по телефону. Весной и летом у него появлялись веснушки. Черта приобретенная у матери. Брат такого чуда не имеет, но считает очень крутым. Самому малышу не нравилось, он пытался их замазывать, но все тщетно. – Хорошо, спроси у брата и папы, что им взять. Отец ехал с работы. Всегда в четверг он заезжал в магазин и покупал разные сладости. Обычно Льюис отказывался, ведь следил за своим питанием, но по переписке сказал, что хорошо сданную сессию можно и отметить. Он учился на третьем курсе в медицинском университете. Жил он в общежитии, сказал что так интереснее, но все равно очень часто приезжал. Сегодня тоже приедет. Чуть попозже, через час-полтора. – Он сказал, что хочет твикс и мороженое. Папа будет как всегда. Как всегда Леви заказывал пирожные и взбитые сливки. А ещё поцелуи, объятья и много чего другого, но об этом Леви просил всегда лично. – Окей, буду через полчаса, не съедите только все без меня. Люблю вас. – Мы тебя тоже. Томас отложил телефон и передал папе почищенную картошку. Любовь к готовке (как говорили Эрвин и Томас) передалась малышу от Леви. Они часто зависали на кухне и варили всякие вкусные штуки. Потом приходил отец и съедал почти все. Сын и муж ругались, но были довольны, что их еду едят, да ещё и с таким удовольствием. Для Льюиса они готовили всегда все полезное. Иногда правда добавляли чуточку того или этого… но никто кроме них об этом больше не знал. Их жизнь была идеальна. Любовь Эрвина и Леви крепчала с каждым годом. Сыновья полностью признавали второго. Дом был большой, красивый и уютный. В деньгах тоже не нуждались. У Леви был ресторан. Можно сказать даже маленькая сеть ресторанов. А Эрвину было вполне хорошо на месте заместителя директора строительной компании. В общем да, они были богаты. У них все было хорошо. Но потом… Леви позвонили через двадцать три минуты после звонка Эрвина и Тома. Как Леви понял (а понимал он очень плохо, особенно после того как сказали, что звонят из больницы) какой-то ублюдок (это Леви так потом пересказывал все Льюису и Томасу, старательно пытался без матов и так, чтобы они поняли) на повороте не расчитал чего-то там (Леви водить не умел и не смыслил в этом ровным счётом ничего) и в итоге врезался в отца, и сейчас он в больнице, и они немедленно едут туда(это все прерывалось всхлипами и вздохами, а потом и вовсе рыданиями). *** Спустя ещё час вышел Нильсен. Он был хорошим профессионалом. Сняв очки, затем маску и перчатки он взглянул на семью. Все сразу повскакивали с пола, и Леви чуть пошатнулся, (у него итак были небольшие проблемы с сердцем, а тут такое) Льюис придержал папу за плечо, и все посмотрели на хирурга. – Он жив. – Единственное что произнес мужчина. Леви накрыл лицо руками. Слёзы с новой силой брызнули из глаз. Ноги подкосились, и он осел на пол. Он жив. Жив! Это самое главное. Камень упал с плеч. Леви сквозь рыдания выдохнул. Слезы перестали казаться такими обжигающими. Рядом с ним опустился Томас. Он уткнулся лбом Леви в плечо. – Подождите, это не всё… – Нильсен выдохнул (он сам лично знал Эрвина и произносить такое ему было тяжело). – В общем и целом. Ему пришлось ампутировать руку. Почти полностью. На этом все. Он сейчас в реанимации. Вы сможете навестить его завтра, когда его переведут в обычную палату. Леви сначала не понял услышанное. В каком это смысле ампутировали? Он ведь… у него всегда было две руки. Он всегда обнимал обеими Леви, гладил его, трогал. А ещё Эрвин любил волейбол. В студенческие годы он был с составе сборной университета. Иногда в выходные он помогал Леви и Томасу готовить. Одной рукой придерживал миску, а другой вливал в неё молоко. На семейном снимке, который висит в гостиной над камином, сделанном три года назад, перед выпуском Льюиса, у Эрвина две руки. Сегодня(или уже вчера) Эрвин наверняка что-то писал, или рисовал чертежи, или варил кофе, а потом вечером он водил машину… Машина, авария, больница. Странных запах. Резкий и горький. – Мистер Смит, с вами все в порядке? Вы потеряли сознание. Леви очнулся. Медсестра подносила к его носу вату с нашатырем. Томас и Льюис сидели на скамейке рядом. Второй чуть придерживал папу. – Да… я в норме. – Свет ударил в глаза, и Леви сощурился. Медсестра ушла. Леви тут же обняли. С двух сторон одновременно. – Поехали домой. Завтра приедем. Все хорошо, пап, я поведу. – Том придерживал Леви и шёл за Льюисом. – Но Эрвин… – Леви обернулся назад. – Пап, – раздался голос Томаса. – Нас туда все равно не впустят. Он жив, все хорошо. *** Выспаться им все равно не получилось. Всю ночь они сидели на диване. Не говорили. Каждый думал об Эрвине. О том, что он жив, а рука… Они с этим справятся. Никто его не бросит. Они будут с ним всю его жизнь. Ближе к обеду позвонил Нильсен. Он сказал, что Эрвина перевели и к нему можно прийти. Он в сознании, правда понимает все плохо. Нужно объяснить всё ему. Семья была в больнице уже через полчаса. Им дали маски, шапки для волос и халаты. Льюис держался стойко, а Томасу и Леви было плохо. Медсестра завела их в комнату (ему выделили отдельную) и вскоре, проверив показатели, вышла. Эрвин был бледный. На лице много ссадин и царапин. Дыхание медленное и тяжелое. Он повернул голову влево, к семье. Томас не выдержал, заплакал и отвернулся. У Леви вновь подкосились ноги. Он упал перед койкой на колени и заплакал. Тут же вытер слезы и взглянул мужу в лицо. Тот как будто только понял, кто именно зашёл, попытался дернуться, но тут же из груди вырвались стоны. – Эрвин, не двигайся. Мы тут. – Леви аккуратно обхватил целую левую руку и прижался к ней губами, потом щекой, лбом. Он шептал что-то нечленораздельное. – Леви… – Единственный темноволосый в комнате вскинул голову и улыбнулся. Младшие Смиты подошли и сели рядом. Эрвин оглядел их взглядом. Тоже тепло улыбнулся. – Отец… Ты же знаешь, что тебе ампутировали руку? – Все только сейчас посмотрели на неё. Правой руки не было чуть выше локтя. Лицо Эрвина искривилось. Ему захотелось сорвать бинты и посмотреть что там. – Пап. – Томас протянул дрожащую руку к лицу отца. – Мы тебя не бросим. – Да. – Льюис тоже коснулся Эрвина. Он положил руку ему на ногу. – Мы будем с тобой. Леви почувствовал как муж сжимает его руку и сжал её в ответ. – Мы всегда будем с тобой. Мы любим тебя, Эрвин. *** Три месяца спустя Эрвин уже был дома. Швы зажили, и он уже привыкал к протезу. Ему было сложно. Он много стал сидеть на крыльце. Думал. Боялся, что семья его не примет. Эти мысли были необоснованны. Сыновья и Леви его поддерживали, помогали во всем. Сегодня маленькие Смиты пошли с общими друзьями на речку. Уже пятнадцатилетнего Томаса оставили на попечение брата и строго настрого запретили ему пить больше одного стакана пива. Ребята сказали, что после речки поедут к друзьям на ночевку, прекрасно понимая, что родителям надо побыть вдвоём. Счастливые, они упорхали в машину, где Томас сразу подсел к какому-то парню. Они о чем-то заговорили и машина тронулась с места. Эрвин лежал на кровати в спальне и смотрел что-то по телевизору. Когда Леви вошёл, то увидел на письменном столе бумагу и ручку с левой стороны(Эрвин старается научиться писать левой рукой, так как был правшой). Леви лег рядом с мужем и обнял его. Они мало говорили с тех пор. Эрвин отстранился, перестал переодеваться перед мужем, старался долго не оставаться с ним в одной комнате. Он боялся показывать Леви шрам. Он казался Эрвину ужасно большим и страшным. Леви же видел его только один раз. Когда Эрвин попросил помочь одеться. – Эрвин… – Мм… да? – Выключи. – Эрвин рефлекторно потянулся к пульту правой рукой. Тут же одернулся. Леви уселся к нему на колени и посмотрел в глаза. Такие же красивые как при первой встрече, любимые, родные. Наклонился для поцелуя. Эрвин ответил. Ему хотелось касаться мужа, целовать его. Дыхание у обоих сбилось. Они не были близки с того вечера. – Леви, ты меня не захочешь… – Что за чушь ты несешь? – Леви серьёзно посмотрел на Эрвина. – Ты думаешь мне для секса только твоя рука нужна, или что? – Шрам, он страшный. Тебе не понравится. – Эрвин пересек все попытки Леви стянуть с него футболку. – Хватит так говорить. Я как будто шрамов в жизни не видел. Я же не брошусь из окна при его виде. – Глаза Эрвина заблестели. Он потянулся губами к мужу. – И я всё равно шрам уже видел. Когда-нибудь тебе придется показать его снова. Эрвин вздохнул. Отодвинулся от стенки, чтобы снять футболку. У Леви потемнело в глазах. Он так долго не видел его торс, грудь, плечи. Начал покрывать тело мужа поцелуями, гладить везде где только можно. Эрвин томно вздыхал, а потом снял футболку и с Леви. Соски того затвердели и Эрвин примкнул к ним губами. – Дай я сниму… Хочу видеть тебя всего. Эрвин лег удобнее, а Леви начал стягивать эту, вечно бесящую его, бледно-бежевую ткань с руки. – Ну вот. Ничего смертельного – Он приподнял оставшуюся конечность и поцеловал в самый рубец. Эрвин запротестовал, а потом захихикал. – Её же нужно увлажнять. Ну так что, возьмешь меня? – С радостью.