Как вообще это называть?

Капли дождя медленно стекали по стеклу, отчего потом, когда дождь кончится с вероятностью в сто процентов, будут разводы. Придётся снова браться за мытьё окон, как только кончится дождь, ужаснее этого только не помыть их, но каждый раз напомнать себе об этом, в этоге так нечего и не сделав — на мозги точно будет капать ощущение незавершённости. Мне не нравилось это чувство, почти так же сильно, как сам дождь. Что в нем хорошего? Влажно и грязно только. Почему некоторые его романтизируют? Гулять под ним ещё некоторое глупцы любят…он, например. Чертов, Арсений! Все снова сошлось на нем… — Какого хрена я снова о тебе думаю? —Уже в слух проскулил я в оконную раму. —Дайте-ка угадаю…–раздалось за спиной неожиданно и заставило меня дёрнуться чуть ли не свалившись с подоконника, — ты про Арса? Я перевел на друга грозный взгляд. И даже не из-за того, что он снова зачем-то приплёл Арса сюда, зная как меня это выводит. Все потому что он снова– я точно знаю– специально подкрался потише, каким-то образом миновав скрипучие половицы и напугал, ниндзя недоделанный. Я показательно громко вздохнул, а следом медленно развернулся и поставил ноги на пол, оперевшись поясницей сзади. Да уж… Не покачать мне ножками сидя на подоконнике, как в каком-нибудь фильме– ножки слегка длинее, чем надо. Я бы сказал– очень слегка… Молодой парень кавказкой внешности насмешливо рассматривал меня, держа в руках две кружки чая, заваренного пару минут назад на кухне. Заметил я это только сейчас, к своему стыду. Моя рассеянность, когда нибудь сыграет со мной злую шутку и я не замечу, как притащит ружьё ко мне в квартиру доставщик, вместо заказаной пиццы… О-о, по универу ещё такие легенды ходят: мол, Антон Шастун не заметит, даже если подойдти к нему голышом, пока ты сам этого не скажешь. Отчасти –это правда, как бы камично не было. Но это ведь все не специально…просто рассеянность. Выпадаю бывает из реальности и закапываюсь в свои мысли слишком глубоко, настолько, что не замечаю нечего вокруг. Все это началось со знакомства с тем самым парнем— Арсением. Пагубно значит влияет на меня. Но…общения прекращать не хочется от слова совсем, человек он…интересный. —Не Серёж. Про завтрашний понедельник, —ответил я запоздало. Терпеть не мог врать, считая, что врут только те, кто боится. Лож–это страх. Себя я трусом не считал точно. Тогда…почему просто не скажу ему правду?.. Все таки трус? Или что? Почему я вообще думаю об этом? —Врешь же, –прозвучало неожиданно, вырывая из начавшегося потока мыслей. Друг поставил чай на тумбу возле кровати, что находилась в паре метре от подоконника. Я посмотрел ему в глаза и уверено ответил: —Нет. —Только вот не ясно, себе тоже или только другим? —продолжал он, игнорируя мой ответ —Ты меня не слышишь что-ли? Вся эта ситуация почему-то начала выводить меня из себя. Даже не сетуация– всё вокруг меня раздражало; звук дождя за окном, друг, приехавший зачем-то утром, эти расспросы, мысли в голове, собственная реакция… Я не знал почему, зачем и что вообще со мной происходит. Только определённо точно, что… —Он мне не нравится. —Да ну? А почему тогда ты на него пялишься как только возможность выпадает? Этого я не знал тоже. Да, и кто сказал, что это правда? Всякое почудиться могло. —Тебе кажется. —Ага, кажется… Остальным, наверное тоже. Я нервно закусил губу, сглатывая. —Что.? —То, Антоша, то. Все давно вокруг все знают, кроме вас двоих идиотов. Что он имел ввиду, лучше не спрашивать. Несёт снова ересь свою, дурила. Но, что странно…сердце отчего-то стучит по-другому. Аретмия что-ли? Друг усмехнулся так, будто знает намного больше всех в этом мире и подойдя к подоконнику, слегка подпрыгивает усаживаясь около меня. Вот он ножками подвергать может. Интересно, а Арсений может? Он не намного ниже, но всё-таки интересно. Это было-бы…мило. Я уставился в обои на противоположной стене и стал разглядывать рисунок, отгоняя всяких Арсениев из головы. Нефиг им там делать. —Шаст, —вдруг подал голос друг. —Что? —А в чём ты завтра пойдешь? —Что ты имеешь ввиду? —Одежду. —Что с ней не так? —Перестань перекидываться, что не понимаешь о чем речь. Я действительно прикидывался, но если бы не сделал этого, то снова пошли бы странные разговоры про Арса. Он мне просто друг. Почему другие думают иначе? —Ты отдал ему свою куртку вчера…–снова начал Серёжа, — потому что та была теплее, чем его. —Не отдал, а поменял. И не потому что моя теплее… просто мне его понравилась, вот и решил. Лож. —Именно в тот момент, когда заметил, что он мёрзнет в своей ветровке несчастной, да? —насмешлево спрашивает друг. —Неправда. Я вообще не знал, что ему холодно. Снова лож. —Хорошо. Тогда вернёмся к первому.Ты не любишь яркие цвета. Чем тебе понравилась фиолетовая ветровка? —Поменялись предпочтения. Почему я просто не скажу правду? Он же мой лучший друг… —В один момент? Причём такой удачный. —Нет, не в один момент, а…давно в общем. И что это за допросы? Я подошёл к кровати и рухнул на неё сразу отворачиваясь к стенке, так и не дождавшись ответа. Друг спрыгнув, подошел к кровати и как-то тяжко вздохнул. —Я пойду. Звони там, пиши, если что. И это…подумай, что наденишь завтра все-таки. Там плохую погоду обещали. Это кажется забота?.. Моих губ коснулась улыбка. —Хорошо, подумаю. Не переживай, Серёж, — сказал я в полголоса. —Ага. До завтра, Тох, — теплоты в голосе было достаточно, чтобы понять, что он тоже улыбнулся, хоть эту улыбку я и не видел. Меня отчего-то шарахнуло приливом тепла к другу. —Люблю тебя, косичка! —Прокричал я весело ему в след, уже слыша как открылась дверь комнаты. —А я-то тебя как, дурила! — Усмехнувшись ответил он и вышел из комнаты, закрыв дверь. Через несколько секунд я услышал как хлопнула и входная дверь. Ушёл значит. Взявшееся откуда-то так внезапно веселье, так же внезапно– ушло тоже. Не хочется думать о плохом, но внутри все равно рождается клубок непонятного одиночества и таких же непонятных не кому чувств, прежде всего–самому себе. Отчего-то хотелось скрыться, я не знал отчего именно. Но это непреодолимое желание заставило снова встать с постели расстелить ее и лечь уже с головой уходя под одеяло. Было ещё холодно. Но казалось этот холод не был связан с погодой за окном, хотя это имело место быть. Этот словно особенный холод откуда-то изнутри шёл. Наверное, заболел в субботу, когда куртками менялся. Свой любимый черный глянцевый пуховик, не смотря на косые взгляды, я надел в тот день из-за обещанного дождя. Этому прогнозу мало кто верил, ведь утром было солнце и около двадцати двух тепла. Арсений, видимо, тоже не верил раз выредился тогда так легко на прогулку. Я не мог смотреть, как тот стучал зубами, когда начался ветер, а следом и обещанный дождь– променял свою теплую любимую куртку на Арсову тонкую ветровку… Он согласился поменяться не сразу–переживал, что замёрзну. Но моя убидительность сыграла мне на руку и после заверения, что мне, точно точно не холодно» и обещания не заболеть– Арсений сдался. Только вот теперь проблема… А что мне теперь носить в холодину? Почему-то это вызвало смех. Зато теперь куртка будет Арсения греть, если этого придурка куда-то сегодняшним утром понесет. А его может ведь. Арсений ведь такой…энергичный. Редко когда его увидишь спокойно сидящим и смотрящим куда-то в одну точку, как часто бывает у меня, или читающим что-то. Хотя один момент такой был… Это был сентябрь. Арсений сидел в перерыв между парами на лавочке, на территории университета, склонившись над книгой. Тогда был ясный день и солнечные лучи путались в его волосах, а лицо озаряла теплая улыбка. Увлеченая улыбка. Она часто мелькала потом в воспоминаниях, была такая, словно он солнце ограбил и теперь безсовестно слепит всех вокруг. Вопрос: что такого он там читал, когда улыбался? — преследует до сих пор.