***
Лиам и до отъезда Скотта в колледж не был уверен в своих силах: Бейкон Хиллс не тот город, живя в котором можно быть уверенным в завтрашнем дне. Иногда Лиаму просто хочется наверняка знать, что этот завтрашний день он увидит своими глазами. Но, став новым альфой, всё становится ещё хуже. С самого утра Данбар в мысленной отключке от окружающего мира: подозрительная активность одной из западных стай — спасибо Дереку за информацию — занимает его настолько сильно, что за первый урок он получает неуд, прослушав все вопросы, заданные ему преподавателем, за второй — поход к директору, а на третий уже не приходит, потому что... а смысл? Лиам дожидается звонка на большую перемену в столовой, куда вскоре стекается вся школа. Он рассеянно крутит трубочку от сока между пальцев, пытаясь понять, как Скотт это делал — как всегда был таким собранным и готовым буквально ко всему, будто у него был справочник с ответами по поводу любой заварушки в Бейкон Хиллс, когда его несильно толкают в спину. Мейсон садится справа от него и озорно подмигивает устроившемуся напротив Кори. Малия с силой кидает рюкзак на скамью и падает лицом на стол. — В конце концов, ты сможешь разорвать его на части, если он не поставит тебе зачёт за прошлый год, — серьёзно говорит Кори, и Мейсон с не меньшей серьёзностью качает головой в знак согласия. Лиам наконец-то врывается в действительность, когда лицо Малии поднимается над столом и озаряется новой идеей. — Только попробуйте, — предостерегающе шепчет Данбар, и все разом взрываются смехом, довольные произведённым эффектом. — С возвращением, — приступая к обеду, отвечает Мейсон. — Я уж думал, сегодня тебя не ждать. — Что с тобой с утра? — спрашивает Малия, с усердием набивая в рот картофельное пюре, и Лиам берёт пару секунд на раздумья, как лучше озвучить свои опасения. К его удивлению, новость не производит сильного впечатления на стаю: Малия продолжает с аппетитом есть, Кори — нежно посматривать на Мейсона, и не без взаимности. Лиам смотрит на всё это точь-в-точь как родитель, который отчитывает детей за провинность и не видит в их глазах ни капли осознанности за произошедшее, и эта беззаботность заставляет повысить голос. — Вам что, всё равно? — распаляется Лиам, и школьники с соседних столиков начинают бросать косые взгляды на поднимаемый им шум. — Это потенциальная угроза, мы не можем это игнорировать. Дерек бы не стал говорить, если бы... Мейсон, словно аркан, закидывает руку на плечо Данбара и чуть притягивает к себе в попытке переключить внимание. Малия настороженно обводит взглядом столовую. — Во-первых, мы тебя услышали и будем держать ухо востро, — успокаивающе шепчет Мэйсон, чтобы разговор слышал только их столик. — Во-вторых, не пори горячку. Что мы можем сделать прямо сейчас? Поедем в соседний штат и спросим, что за шумиху они подняли? Лиам открывает и закрывает рот, не в силах вставить хоть слово, потому что Мейсон с Кори по очереди закидывают его причинами, почему волнение сейчас бессмысленно, и увещеваниями, что они сумеют вовремя среагировать, если ситуация накалится. Данбар слушает их, а образ Скотта, непоколебимого, всезнающего, стоит перед глазами немым укором, что он ничего не делает. Уже готовый сорваться, Лиам мгновенно каменеет, стоит Малии непринуждённо спросить: — Ты сегодня такой взвинченный, потому что Тео в школу не пришёл?***
Тео приходит в себя лёжа на полу в опасной близости от осколков, один из которых всё же впился в палец до крови. Не то чтобы они могут навредить химере, но... почему он вообще подумал про их опасность? Собравшись с силами, Рейкен поднимается на локтях и с удивлением понимает, что чувствует себя абсолютно нормально. В смысле ни головокружения, ни слабости, как будто организму потребовалась экстренная перезагрузка, после чего сбой системы был устранён. Тео поднимается на ноги, критически осматривает себя и не видит совершенно ничего необычного. Но что это было? Телефонный звонок застаёт его с веником и совком в руках. На экране высвечивается: «Данбар», и Тео без раздумий принимает звонок. — Тебя где черти носят? — без лишних предисловий спрашивает Лиам, и Тео улыбается, не просто услышав его голос, а различив в нём замаскированное волнение. — Не в Аду, к счастью, — отшучивается Рейкен без тени улыбки на лице. — Я что-то пропустил? — Да, есть новости. Встретимся в семь в лофте. — Без проблем, — уверяет Тео и завершает звонок. Несколько секунд ему требуется, чтобы побороть резко нахлынувший приступ сердцебиения, прежде чем приступить к уборке. В данном случае дело в Лиаме. Исключительно в нём.***
Дерек любезно завещал лофт потомкам, пообещав оторвать головы, если помещение не будет содержаться в хорошем состоянии, и Лиам исправно платит по счетам и занимается уборкой в нём, если Малия оказывается не в духе и громит стены, как это было в прошлый раз. В конце концов, волки — стайные животные и им требуется общее убежище. Мейсон, Кори и Малия уже сидят на диване; что ещё больше радует Данбара, так это то, что выглядят они сосредоточенными и серьёзными. Лиам поглядывает на них от двери, и виноватая мысль ввинчивается ему в мозг: им, как и тебе, нет ещё и восемнадцати, а вы уже успели пройти путь как закалённые боями морпехи. Едва успевшее закончиться лето ещё отдаёт во всех насыщенным загаром и безделием, с которым так сложно расстаться подросткам, и Лиам бы сам рад так сделать — сбросить ответственность и притвориться, что он, что все они обычные, среднестатистические и заурядные школьники, которые испытывают тревогу лишь из-за грядущих выпускных экзаменов, если не успели забить и на них. Данбар в красках представляет, с каким бы удовольствием сейчас сходил в кино, или сыграл на гитаре, или зарубился с Мейсоном в приставку на всю ночь, или бы размышлял над своим отношением к Тео... Но он не может позволить себе ничего из этого. Последнее — особенно. Додумать мысль не даёт звук отъезжающей двери, и Лиам оборачивается, когда Тео уже спускается по ступенькам. Он улыбается своей фирменной улыбкой, и она странным образом не раздражает Данбара своей неуместностью. Рейкен обменивается кивками со всеми присутствующими, занимая место на подлокотнике дивана, и поднимает глаза на Лиама. Дыхание перехватывает буквально на долю секунды, и Данбар убеждает себя, что просто неудачно сглотнул слюну и поперхнулся. — Ну что, кто на этот раз осмелился скалить на нас зубы? Лиам рассказывает о своих опасениях ещё раз, в этот раз получая куда большую и продуктивную отдачу: Кори с сомнением в успехе, но всё же обещает подключить свои немногочисленные связи, Мейсон берётся за мониторинг социальных сетей, а Малия предлагает свои охотничьи и разведческие навыки. Собрание заканчивает молчанием лишь Тео, не поднявшийся с дивана даже после того, как остальные разошлись по домам. Лиам неловко заламывает пальцы, стоя рядом. Рейкен, со сведёнными бровями, сгорбленный, закусывающий губу, выглядит так непривычно и отрешённо, что Данбар не решается начать разговор, несмотря на то что явно чувствует: что-то не в порядке. — Тео? — наконец зовёт он, и Рейкен неохотно вскидывает голову. — Задумался, — просто отвечает Тео и виновато улыбается. Проходит ещё время, прежде чем он поспешно раскрывает и сжимает в кулак ладонь, а потом встаёт. — Пока не знаю, что я могу сделать, но я что-нибудь придумаю, — обещает Рейкен на ходу и скрывается за дверью, пока Лиам незаметно принюхивается к одновременно знакомому и незнакомому запаху. Лофт пустеет, а Лиам продолжает исследовать воздух, пока обонятельный след не приводит его к двери, на ребре которой отпечаталось красное пятно со стекающей вниз каплей с тем самым — металлическим, солоноватым — запахом.***
Этим же вечером Лиам созванивается со Скоттом, успев задремать в ожидании — разница в часовых поясах не играет на руку Данбару, — чтобы получить совет. Он хочет — ему необходимо убедиться, — что делает всё правильно и не подвергает стаю опасности. Что Скотт поступил бы так же, как Лиам. — Выжидай — пока что это лучшее решение, потому что информации мало для активных действий, — подытоживает Скотт, такой непривычный с отросшей бородой, и у Лиама отлегает от сердца. Ещё некоторое время они обмениваются новостями и эмоциями от своих новых социальных ролей. — Слушай, ещё спросить хотел, — прежде чем отключиться, вспоминает Данбар, — кровь людей и оборотней пахнет одинаково? Или как-то можно отличить? Скотт замирает, и Лиам грешит на плохое соединение с интернетом и последовавшее зависание, на что от души ругается, но МакКолл обрывает его и спокойно отвечает: — Я просто вспоминал, прости. Что касается вопроса… Кровь сворачивается быстрее, чем у людей. На запах отличий не помню, на вкус — не знаю. А зачем тебе? Лиам неуместно смеётся. — В связи с последними событиями хочу быть готовым ко всему, знаешь. Скотт не выглядит убеждённым, но расспрашивать не начинает, и Данбар благодарит за это, потому что знает: эта тревога ещё более туманная и неясная.***
Дома Тео изводит половину пачки салфеток и флакон перекиси, чтобы остановить кровь из пореза. Из пустякового пореза едва ли в сантиметр длиной, который должен был затянуться за пять минут с его-то регенерацией химеры. Всю ночь Рейкен не может уснуть. Уже под утро ему снится лаборатория Врачевателей страха, заставленная пробирками, увешанная трубами, как паутиной в склепе, и он сам, залитый в формалине без возможности вдохнуть. Утром у него не остаётся иного выбора, кроме как ехать туда в поисках ответов.***
Лиам возобновляет посещения занятий, и после доверительного разговора со стаей и Скоттом ему становится заметно проще это делать. Уровень тревоги, разбивающий все мыслимые и немыслимые шкалы, одномоментно падает до значения, когда собственная жизнь выходит в приоритет. На неделе Лиаму даже удаётся зарубиться в приставку с Мейсоном на всю ночь, из-за чего на следующий день он получает неудовлетворительную оценку по контрольной, к которой, разумеется, не готовился — когда бы, если на кону было звание чемпиона, — но это его совсем не заботит. Он даже забывает о своих подозрениях, пока Тео не перестаёт выходить на связь. Последнее сообщение он получает три дня назад рано утром: «Я должен кое-что проверить, не теряй». Лиам решает, что Рейкен нашёл способ разузнать больше информации о волнениях соседней стаи, потому что он побывал в Аду — буквально — и у него должны быть связи везде. Звонок Данбар совершает поздно вечером того же дня, будучи уверенным, что этого времени должно хватить, чтобы сделать всё необходимое и вернуться домой, но телефон Тео оказывается выключенным. Лиам уверяет себя: это просто непредвиденные обстоятельства, с которыми Рейкен обязательно справится. Он влезал в куда большие проблемы и в итоге смог не просто их пережить, а стать частью стаи, что его ненавидела. «Ему просто нужно больше времени», — думает Лиам, забираясь на велосипед, потому что прокатиться до дома Тео в первом часу ночи кажется очень хорошей идеей. Он не волнуется, бешено крутя педали и со свистом проезжая опустевшие перекрёстки; в конце концов, Рейкен мог вернуться домой, отключить телефон и лечь спать, а Лиаму, чтобы сделать то же самое, нужно лишь убедиться, что все члены его стаи в безопасности. Когда после нескольких звонков и ударов в дверь Лиаму никто не открывает, он бегло оглядывает второй этаж дома и, обнаружив приоткрытое окно, по выступам забирается наверх. В комнате Тео, как и в остальных помещениях дома, оказывается пусто. Порядок, граничащий со стерильностью, Данбар воспринимает как хороший знак: Рейкен собирался не второпях — значит он всё продумал. И только одна деталь заставляет его напрячься и пройтись по всем комнатам ещё раз, в этот раз полагаясь исключительно на обоняние. Не запах — его след, почти выветрившийся, но всё же ощутимый для волчьего носа, выводит Лиама на задний двор, где стоит мусорный контейнер. Откинув крышку и посветив фонариком на телефоне, Данбар сразу находит источник запаха: испачканные в крови салфетки и пустой флакон из-под перекиси.***
Лиам не волнуется — он в бешенстве, потому что не понимает, что происходит. Тео не выходит на связь уже неделю, и поездки к нему домой и раз в день по округе, по разным отдалённым местам, становятся новым ритуалом, будто у Данбара в списке диагнозов теперь ещё и ОКР. Мейсон, Кори и Малия подключаются к поискам, но даже общими усилиями они не приносят абсолютно ничего. — Ну не мог же он сквозь землю провалиться, — рассуждает вслух Кори, сидя на лужайке перед школой. — Может быть, он не хочет, чтобы его нашли? Мейсон рассеянно дёргает травинки, ещё не успевшие засохнуть и свернуться под ночными заморозками, и отрицательно качает головой. Малия же, наоборот, кивает одобрительно. — У него всегда были плохие идеи. И человек он плохой. Так что... — Малия! — хором перебивают её Мейсон и Кори, а Лиам только вздыхает и отворачивается. После находки в мусорном баке Данбар уже не сомневается, что с Тео что-то не в порядке. И уехал он не потому, что нашёл зацепку по стае с запада, как предположил сначала. В ту же ночь Лиам перевернул вверх дном дом, пытаясь обнаружить хоть какую-нибудь подсказку, что случилось, но кроме окровавленных салфеток найти ничего не вышло. Впрочем, как и взять с них след. — Дело не в том, что... — начинает Лиам, когда перепалка между Кори, Мейсоном и Малией достигает апогея, и задумывается. — Я дал обещание Скотту заботиться о вас, о нашей стае. И Тео является её частью. Малия пренебрежительно фыркает, но никак не комментирует объяснение Лиама, а Мейсон осторожно спрашивает: — Дело правда только в этом? Мейсон улыбается одними глазами — неверяще и немного лукаво, будто это уместно и Лиама есть в чём подозревать. — Только в этом, — почти по слогам произносит Данбар, и все неловко замолкают.***
Лиам в очередной раз подъезжает к дому Тео, когда замечает свет в окнах на первом этаже. Он ускоряется и чуть не падает на ступеньки, на ходу спрыгивая с велосипеда. Дверь оказывается открытой. Сначала Лиам его не видит: прихожая и гостиная пусты, всё находится на тех же местах, как и в прошлый раз, — в свете ламп накаливания он видит это ясно, а затем его внимание привлекает шум. Обогнув высокую тумбу, Данбар выходит в проём между кухней и гостиной, где на полу находит Тео. Пыль и сажа на лице не скрывают бледности кожи, обескровленные губы жалко складываются в подобие улыбки, когда Рейкен переводит взгляд на Лиама. Он неуклюже пытается подняться на ноги, но руки подгибаются, и Данбар подхватывает его, прежде чем Тео клюнул бы носом в паркет. — Знал бы ты, как я рад тебя видеть, — посмеивается Рейкен, зажимая набитый пакет под мышкой, пока Лиам тащит его до дивана, где и усаживает. Тео продолжает улыбаться избитой улыбкой, словно не он валялся на полу в полубессознательном состоянии, будто химера без видимых повреждений вообще может так выглядеть. Лиам хмурится, смотря на замотанный скотчем пакет. — Где ты пропадал? — спрашивает Данбар настолько спокойно, насколько это возможно в данном случае, и сверлит Тео взглядом, пока тот смотрит в сторону, явно подбирая себе оправдание. — Туда забежал, сюда зашёл, — уклончиво отвечает тот и с усилием поднимается на ноги, загораживая собой оставленный на диване пакет. — Прости, про стаю узнать ничего не удалось. Лиам закусывает губу и кривится, будто ему отвесили пощёчину. — Ты меня за идиота держишь? — вскипает Данбар и шагает вперёд, пока не упирается нос к носу с Тео. — Тебя не было почти полторы недели, телефон выключен, а ты выглядишь так, словно тебя через мясорубку пропустили. Рейкен делает самое глупое и опрометчивое — улыбается, а потом тихо смеётся со своим фирменным выражением лица «Лиам, ты снова ни черта не понимаешь, малыш», и этого хватает, чтобы сорваться. Данбар со злости хватает Тео за запястье, слишком хорошо помня, что он умеет одновременно играть за своих и чужих и никто этого не поймёт до самого финала, когда предательство раскроется в своих непоправимых последствиях, но в ту же секунду, как его пальцы касаются голой кожи, он одёргивает руку. Боль разрядом пробегается по всем нервам тела, словно Данбар схватился за оголённый провод, и он отшатывается синхронно с Тео. Несколько секунд они молча смотрят друг на друга — Лиам с непониманием, Тео с... сожалением? — Почему тебе так больно? — испуганно спрашивает Данбар, а Тео лишь качает головой. — Кажется, я не совсем удачный эксперимент Врачевателей.***
Почти неделю Тео безвылазно проводит за записями Врачевателей, за которыми возвращался в лабораторию, чтобы найти ответ на вопрос, что с ним происходит. Скачущим зигзагом почерком на английском и неведомом Рейкену языке исписано несколько сотен страниц; схемы, таблицы, формулы и расчёты в некоторых местах перекрывают текст, отчего он становится совершенно невоспроизводимым. Перебиваясь урывками фраз, отдельными словами в предложениях, за всё время расшифровки Тео понимает лишь одно: в случае неполадки в химере она должна источать ртуть. Врачеватели знали лишь это. В порыве бессильного отчаяния он подхватывает стол, заваленный потёртыми записями, и со всей силы опрокидывает. Добротное массивное дерево, зависнув на двух ножках буквально на миг, лишь заваливается на бок, не отлетев в сторону ни на метр. Тео мешком оседает на пол, ускользающим сознанием цепляясь за жалкую мысль, что в этом мире его оставили все, даже собственные силы.***
Лиам старается заходить к Тео — который, впрочем, не особенно рад его присутствию — каждый день, если не валится с ног после учёбы, тренировок и патруля западных территорий. Он проходится по записям, которые уже просмотрел Рейкен, надеясь свежим взглядом найти то, что могло ускользнуть от внимания, но с каждым днём лишь больше убеждается, что понимает намного меньше Тео. Он хотя бы знал Врачевателей. Он их творение. — Нам нужен перерыв, — говорит Лиам, когда наручные часы подают знак о смене дня. Тео не выглядит ни уставшим, ни бодрым — он просто никакой: бесцветный, безжизненный при жизни с маскообразным лицом. Не дождавшись ответа, Лиам осторожно зовёт: — Тео? — Я вообще не просил тебя о помощи, — не отрываясь от чтения, отвечает Рейкен и только устойчивее подпирает щёку рукой. — Если устал, отдыхай. Я ещё не закончил. Данбар беззвучно хмыкает и выходит на кухню. Даже не касаясь, он чувствует усталость Тео, как будто её можно излучать подобно теплу. Лиам заваривает себе кофе, заходит в соседнюю комнату за пледом и возвращается в гостиную после тихого удара. Уткнувшись лбом в стол, Тео спит — Лиам слышит его медленное сердцебиение; помявшись, на чьи плечи набросить плед, он всё же набрасывает его на Рейкена, сгребает бумаги ближе к себе и открывает камеру на телефоне.***
— Вы убить друг друга пытались, — разгорячённо шепчет Стайлз, потому что он живёт в общежитии и соседям не нравятся его ночные переговоры. — Да он всех нас убить пытался! Лиам нервно передёргивает плечами. Ловить лицом грязную тряпку правды неприятно. Он прекрасно помнит, какие неприятности доставил Рейкен и сколько сил им пришлось приложить, чтобы выиграть. Тео никто не верил и до сих пор верят не все; Лиам бы и сам полгода назад уверенно заявил, что довериться ему — большая ошибка, а его присутствие и жизнь оправданы лишь выгодой для стаи. А вместе с тем он всё чаще вспоминает лицо Тео после Ада — такое испуганное, потерянное, осунувшееся и впервые с оттенком сожаления и раскаяния. После такое было лишь в больнице, когда двери лифта закрылись у Лиама перед носом. Зачем ты тогда сделал это? — Эй, приём! — шипит Стайлз в наушниках пуще прежнего, и Лиам наконец-то выныривает из омута воспоминаний. — Прости. — Лиам трёт лицо, вспоминая чужое. Он не оправдывает Тео, не жалеет, потому что тот делал всё осознанно и намеренно, не пытается спасти, чтобы сделать своим должником или заставить страдать сильнее. В груди ворочается неоформленное тягостное чувство, которое никак не удаётся прощупать и понять его суть, поэтому в качестве аргумента Данбар говорит лишь одно: — Я просто должен. Помоги не ему — мне. Стайлз тяжело вздыхает и беспомощно всплескивает руками. — Ладно, я посмотрю записи, раз тебе это так важно. Сколько у меня на это времени? Лиам грустно улыбается. — Я не знаю, сколько времени у него. Так что не тяни.***
Тео просыпается и благодарит все силы мира, что это случилось в очередной раз. Провалы случаются всё чаще, и очнуться на полу в ванной или сидя за столом уже не страшно. Наибольшим дискомфортом становится то, что от вождения машины приходится отказаться. Слабость в теле такая, что встать удаётся только со второй попытки. На дрожащих ногах, прихватив стопку ещё не просмотренных записей, Тео доходит до кровати и собирается вновь приняться за чтение, но концентрация внимания сбоит — мысли бесконтрольно лезут одна на другую, смешиваются, наслаиваются, и вскоре бессознательное одерживает вверх. Кошмары преследуют и вне снов. Тео вспоминает сестру: её доверительный взгляд и протянутую руку, когда падение было уже не остановить. Вонзённые в грудь Скотта когти. Жажду мести. Каждое своё лживое слово. И невыносимую, раздирающую боль в Аду, которую он заслужил. Тео думает, что это закономерная расплата за свои поступки. Он всегда был дефектным, ведь ему дали хорошие умственные способности и непомерное самомнение, но обделили умением сопереживать. И эту нестабильную систему Врачеватели страха лишь укрепили, сделали неуязвимой и почти всесильной, чтобы Тео мог считать трупы, которые оставил после себя. Горло сжимает спазмом, не получается даже нормально дышать. Тео видит Трейси, Джоша, Кори и ещё так много лиц, большую часть из которых он убил и даже не запомнил. Ему кажется, что их руки снова рвут его тело, как это уже было, срывают кожу, выворачивают внутренности наружу через раны, чтобы показать: умирать — это страшно и больно. А умирать одиноким — вдвойне. Тео делает выдох, и грудная клетка замирает. Одичалые пальцы сжимают сердце, не его сердце, а очередного средства достижения собственной цели, которую он оправдал в своих глазах, и следом приходит мысль: их было бы ещё больше. Ещё больше, если бы не... Лиам поверил в него. Тео понимает: он был полезен, а потому мог сделать часть работы, ради которой его оставили в живых, и потом умереть или снова отправиться в Ад, потому что опасен, непредсказуем и слишком умён, чтобы так рисковать. И ему хочется спросить: что случилось? Что могло измениться в нём или Лиаме, чтобы встать плечом к плечу и быть готовыми убить друг за друга? Тео улыбается: в его воспоминаниях Лиам смотрит на него с улыбкой, которую никогда не дарил ему в действительности, и излучает свет, находясь в кругу которого Рейкен чувствует желание стать лучше. Дышать резко становится легче.***
Дерек присылает новую информацию: соседняя стая подбирается к самой границе Бейкон Хиллс, и их больше минимум на десять оборотней, чем было. Собрание в лофте проходит тихо и напряжённо. Лиам раздаёт указания: Мейсону — готовить волчий аконит, Кори — пепел рябины, Малии — патрулировать окрестности. Сам он заручается поддержкой Дерека и косвенно Питера, которые в скором времени обещают прибыть в Бейкон Хиллс, и долго думает, стоит ли говорить об этом Скотту. Данбар нарезает круги по опустевшему лофту, ерошит волосы и то достаёт, то убирает телефон в карман. Скотт доверил тебе стаю не для того, чтобы ты бежал к нему при первой же проблеме. Лиам шепчет про себя бесконечно: я справлюсь, я справлюсь, я справлюсь — и в конечном итоге решает, что ему пригодится любая помощь. Даже если Тео не в состоянии сражаться физически, то может что-то посоветовать. Путь на велосипеде до его дома не занимает много времени, и свет на первом этаже привлекает его издалека, как мотылька. Стайлз до сих пор молчит, вероятно разрываясь между расшифровкой записей и учёбой в колледже, и Лиаму остаётся надеяться, что они смогут справиться и с этим. В доме уже привычно тихо. Лиам аккуратно закрывает входную дверь, предполагая найти Тео где-нибудь за углом, но обнаруживает его лежащим на диване. Правая рука с зажатыми в ней листами верёвкой свисает на пол. — Тео? — негромко зовёт Лиам и останавливается на полушаге. Волчье чутьё улавливает такой слабый пульс, что первое мгновение он с ужасом думает, что его вовсе нет. В пару прыжков оказавшись рядом, Данбар нависает над Тео и энергично трясёт за плечо в попытке разбудить, заранее зная: время почти вышло. — Тео! Эй, Тео! Вечерний Бейкон Хиллс содрогается от нечеловеческого рёва, полного человеческой боли, который ещё некоторое время дрожит в воздухе. Лиам оборачивается оборотнем и, подхватив Рейкена на руки, бросается за помощью в первое место, которое пришло на ум: в больницу. Время тянется как гудрон, и Лиам кружит по больничному коридору, чтобы не увязнуть в нём. Он слышит биение десятков сердец, но не может различить среди них одно-единственное. Или же просто оно больше не бьётся. Когда Данбар цепляется за эту уничтожающую мысль, из дверей лифта выходит Мелисса. Лиам бросается к ней, что чуть не сбивает с ног, и она мягко берёт его за плечи. — Живой, — разбивает главное опасение она, и Лиам шумно выдыхает и кивает головой. Мелисса даёт время успокоиться и отдышаться, чтобы продолжить. — Врачи думают, что у него онкология, но они же не смогут её найти, верно? Лиаму бы хотелось, чтобы это была понятная и изученная онкология — чего угодно, потому что в таком случае есть хоть какие-то шансы, но ему приходится отрицательно покачать головой. — Я не знаю, что это. Я пытаюсь что-то сделать, но... Лиам замолкает, когда Мелисса предостерегающе вытягивает указательный палец. Она выглядит уставшей, потому что на её работе едва ли можно отдохнуть, но заострившиеся черты лица не делают её слабой и беззащитной, а как раз наоборот — полной решимости и сил. — Мой сын знал, кого оставлять после себя, чтобы город был в безопасности, — жёстко говорит Мелисса. — Ты можешь разобраться с этой проблемой, как вы делали это прежде. Так что никаких «но», Лиам Данбар. В хрупкой женщине оказывается так много воли и силы, что Лиам тушуется и не находит слов в ответ. Они много прошли — это факт; ещё один факт — Скотт действительно оставил вместо себя Лиама, а значит, он был в нём уверен, как в себе самом. — Тео в сознании? Я могу его увидеть? — уже увереннее говорит Данбар, и Мелисса улыбается ему. — Восьмая палата. У тебя пять минут, пока никто не видит. Лиам снова заходит в тишину, как каких-то пару часов назад, но в этот раз разброс для взгляда невелик: в центре небольшой палаты стоит кровать, и подключённый к аппаратуре и обвешанный катетерами Тео выделяется на ней даже слишком резко. Данбар осторожно приближается к нему, боясь и одновременно желая разбудить, и Тео будто остатками сил чувствует его и выныривает из поверхностного сна. — Кажется, это не мой дом, — слабо тянет Тео. Лиам стоит у изголовья. Кожа Рейкена чуть ярче белых больничных простыней и, надо думать, очень холодная. Он считает до трёх, заставляя себя смотреть на Тео в упор, чтобы запомнить, за что борется. — Я узнаю, что с тобой происходит, и найду способ всё исправить. Рейкен улыбается — так неискренне и равнодушно, как будто Лиам плохо пошутил и над этим посмеялись чисто из уважения, что у него внутри всё обрывается. — Ты не понимаешь, Лиам, это нельзя исправить, — убеждённо говорит Тео. — Это и есть исправление для меня. — Ты чего несёшь? — только и может выдавить из себя Данбар. Рейкену не стыдно за эту чушь — конечно, он же не в себе, плохо понимает, что вообще говорит. Лиам ещё не испробовал все способы: есть ещё Питер, который выжил после пожара и столько лет восстанавливался — по крупице, по грамму силы, есть Дитон, который способен заменить карманный справочник на тысячу страниц, и есть сам Лиам, который не может сдаться на половине пути. — Я мог убить тебя давным-давно, но не сделал этого. Не сделаю и сейчас. — Я того не стою, ты давно должен был это понять, — без тени жалости к себе констатирует Тео, и это мертвецкое спокойствие, такое покорное принятие поднимают в Лиаме небывалую волну ярости. — Я не дам тебе умереть, слышишь? Даже если ты этого сам хочешь, говнюк ты эгоистичный! В одночасье Тео меняется в лице: привычная приторная улыбка трогает губы, но сквозит в ней что-то совсем иное — не самолюбование, не раздутая в себе уверенность, не ехидство. Она кажется просто искренней. — Говоришь так, словно любишь меня. Лиам не успевает ответить: Мелисса заглядывает в палату и шикает поскорее уходить, потому что врач на подходе. Дверь за Данбаром закрывается. Чувство, давившее в груди при упоминании Тео, наконец разворачивается во всей своей красе, и Лиам понимает его природу.***
Отныне день Тео складывается из двух частей: сна и размышлений — и ни одна не приносит необходимого облегчения. Рейкен не понимает, куда делась его внутренняя, врождённая, сила, которая, одна-единственная, поддерживала его всю жизнь, задавала цели и двигала вперёд. Может быть, было бы лучше, если её не было изначально: тогда я бы не натворил всего того, что имею на своей совести сейчас. Все эти годы Тео так желал власти и божественного всесилия, которые, казалось, сделали бы его счастливым. Его бы уважали, почитали и никогда не посмели обделить в чём-либо, каким бы ни был его запрос, но сейчас, лёжа в пустой палате, в которую лишь изредка заходит медсестра с новыми лекарствами и свериться с жизненными показателями, он хочет так ничтожно мало по сравнению с тем, чего хотел раньше, и несоизмеримо больше, чем заслужил: чтобы хоть один человек во всём мире по своей воле остался с ним до закономерного конца.***
Каждый день после занятий, ближе к ночи, Лиам приходит в больницу, чтобы попасть к Тео. Мелисса настойчиво объясняет ему, что в связи с тяжёлым состоянием посещения запрещены, а когда люди вокруг расходятся, быстро доводит его до нужной двери и заталкивает внутрь. Данбар не устаёт благодарить её за это. Тео холодный, словно лежит на глыбе льда, а не в тёплой кровати под двумя пледами. Неизвестные Лиаму растворы по системе медленно поступают в вену Тео, в то время как по венам Данбара струится чёрная обжигающая боль, которую не удаётся забрать полностью, даже когда начинает кружиться голова от её переизбытка в себе. — Ты угробишь себя этим, — раздражённо предупреждает Рейкен, едва приходит в себя, и пытается одёрнуть руку. Сил у него не хватает — Лиаму даже не нужно держать крепко, чтобы не дать вырваться. — Я, в отличие от тебя, не сдамся. Тео слабо фыркает и отворачивается, больше не пытаясь выдернуть свою ладонь из тёплых рук Данбара.***
Лиам продолжает изучать записи Врачевателей, к чему вскоре присоединяется Мейсон. Вдвоём у них получается разобрать больше — в основном благодаря Мейсону, который на порядок смышлёнее Лиама, — но пользы от этого мало: единственным способом лечения неудачных экспериментов для Врачевателей являлась смерть. Дитон не может сказать ничего конкретного, но, как и все, обещает подумать — этого недостаточно для Данбара, и после звонка, на который он возлагал большие надежды, отправляется в лабораторию Врачевателей. Кори показывает дорогу без особой охоты, и им приходится поблуждать, прежде чем они находят вход. Внутри пыльно. На столе разбросаны колбы, инструменты, бумаги, провода и ещё чёрт знает что. Лиам пробирается сквозь этот хлам и принимается за поиски: он просматривает то, что Тео не стал брать, изучает ёмкости с мутными жидкостями, перерывает все шкафы и полки, ощупывает стены и приходит в бешенство, не найдя ничего. Кулак врезается в стену, на пол сыпется крошка. Мейсон хватает за плечо Лиама и что-то шепчет — очередную обнадёживающую чушь, в которую верить не осталось сил, но всё внимание приковано к собственной руке: рана обхватывает костяшки двумя дугами, обращёнными вогнутыми сторонами друг к другу, краснеет, желтеет, а затем пропадает без следа. Лиам успевает заметить визуальное сходство с укусом и цепляется за последнюю идею, которую осталось опробовать.***
— Скажи, что ты что-то нашёл. Стайлз виновато пожимает плечами, и Лиам уже знает: это очередной тупик. Сидящий рядом Мейсон бегло смотрит на Данбара и обращается к Стайлзу, теряющемуся среди помех видеосвязи. — Ну хоть что-нибудь? Ты не мог ничего не понять. Скотт в соседнем окошке приложения согласно кивает, и Стайлз ерошит себе и без того растрёпанные волосы. — В общем, — начинается Стайлз, — вы знаете, что химеры — это гибриды, имеющие двойной набор ДНК. Именно этот факт делает их… пригодными для экспериментов. Кори, прости, — поспешно извиняется Стайлз, заметив, как Кори отвернулся на этих словах. — Собственно, о чём я... А, так вот, мало того, что в изначальный геном будущих химер вплетена другая ДНК, так Врачеватели дополнительно изменяли её. Таким образом мы получаем человека, чей генетический материал, определяющий развитие и существование всего организма, претерпевал изменения дважды, и... — И давай ближе к делу, — нетерпеливо перебивает Лиам. — И, — настойчиво повторяет Стайлз, надувшись от напряжения, — этот дважды перекроенный организм забрасывает в другое измерение. В случае Тео — в Ад. Я не понял механизм изменений, потому что записи частично испорчены или просто неразборчивы, но Врачеватели предполагали, что в процессе перемещения на генетический материал оказывается такое давление на молекулярном уровне, с которым система починки организма уже не справится. В итоге каждая клетка начнёт взрываться, как новогодняя петарда. Когда Стайлз заканчивает, все молчат. Скотт потирает подбородок, Кори взволнованно встаёт с дивана и отходит к окну. Лиам беззвучно выплёвывает слова онемевшими губами: я справлюсь, я справлюсь — и смотрит на костяшки пальцев. — Я обращу его, — говорит он так громко в установившейся тишине, что сидящая рядом Малия вздрагивает. Стайлз с сомнением ведёт бровями. — Не уверен, что это хорошая идея. — Но ведь у оборотней хорошая регенерация, — вступает в разговор Мейсон. — Возможно, это поможет вылечиться. — Или добьёт окончательно, — озвучивает опасение Лиама Скотт, и все снова замолкают. Лиам бесцельно рассматривает свои руки. Эта проблема — больше не вопрос жизни и смерти; теперь она о том, как Тео умрёт быстрее — с укусом или без него. И сделать выбор предстоит Лиаму, потому что Рейкен отказался от борьбы. — Мы ничего не нашли в лаборатории и записях Врачевателей, которые канули в Лету и не дадут ответов, Дитон понятия не имеет, с чем мы столкнулись, как и все мы, — спокойно подытоживает Лиам и передёргивает плечами, прогоняя колкую волну мурашек. — Последним шансом станет обращение, ответственность за исход которого понесу я. — Тео в курсе твоего плана? — уточняет Скотт. — Ему уже всё равно на себя, а мне нет. МакКолл смотрит на Лиама со смесью гордости, сожаления и понимания, и подёрнувшая глаза дымка говорит лучше слов: он слишком часто принимал решения, от которых зависела чужая жизнь. Игра в Бога не нравится ему так же сильно, как и Лиаму, но это единственная возможность сохранить того, кто нежданно-негаданно оказался так дорог.***
Лиам проскальзывает в палату и ставит разрывающийся от сообщений и звонков телефон на беззвучный режим. Всему миру придётся подождать, иначе ничто уже не будет иметь значение для Данбара. Тео, как обычно, спит. Лиам берёт его костлявую ладонь в свою и порциями начинает вытягивать боль, пока на лице не появляется слабый румянец. Рейкен приоткрывает глаза и силится улыбнуться. — Спасибо, что пришёл, — на выдохах выплёвывает слова Тео и берёт паузу для передышки. Данбар продолжает сжимать ладонь, пуская боль по венам до головокружения. Это уже не Тео — его выцветшая тень, одно тело без искры, которая делала его уникальным. Которую Лиам когда-то и разглядел внутри. Данбар втягивает запахи антисептика и лекарств, прислушивается к приглушённому сердцебиению и гладит взглядом лицо Тео. А когда тот снова открывает глаза и смотрит на него, то улыбается. На миг Тео словно оживает — краска приливает к лицу, глаза загораются огнём, который в этот раз греет, а не обжигает, и большим пальцем проводит по ладони Лиама. Рейкен приоткрывает губы, чтобы что-то сказать, и замирает. Данбар слышит усиленное, надрывное — тук, и звук больше не повторяется. С секундной задержкой аппаратура срабатывает протяжным писком в ответ на остановившееся сердцебиение. Нет. Нет-нет. Нет! Сердце Лиама пропускает удар, а затем начинает биться с удвоенной скоростью. Уши закладывает. Не отпуская руки Тео, Лиам кричит, срывая голосовые связки: — Мелисса! На помощь! Прежде чем в палату вбегает бригада врачей и медсестёр, Данбар оттягивает ворот больничной рубашки и кусает Тео в плечо. На языке солоно от крови и собственных слёз.***
Звуки и свет вытесняет боль. Лиам сидит на корточках в коридоре, уперев пальцы в грудь, и выпускает когти с каждым ударом сердца, чтобы понимать: всё, что сейчас происходит, взаправду. Окружающий мир просто пропадает, уходит за непроницаемый занавес и оставляет в вакууме, где невозможно дышать. Лиам бездумно, остекленевшими глазами смотря перед собой, отнимает руки от груди и готовится ударить в очередной раз, когда движение останавливают извне. Сфокусироваться долго не получается; перед лицом маячит неразличимое пятно, которое спустя время приобретает черты лиц Кори, держащего его руки, и Мейсона. Они ничего не говорят. Кори продолжает сжимать запястья, закрывая тело Лиама собой от снущих мимо персонала и пациентов, в то время как Мейсон притягивает его к себе за шею. — Мне так жаль. Лиам закрывает глаза. Ему не жаль — этого слова недостаточно, чтобы описать то, как тяжело ему даётся каждый вдох, как рёбра металлическим обручем сжимают грудную клетку и врезаются в то, что лишь совсем недавно приобрело форму и показало свою суть. Сердце Мейсона бьётся под самым ухом: тук, тук-тук, тук, тук, тук-тук. Неравные по интервалу удары сначала проскакивают мимо внимания Лиама, но потом он настораживается. Данбар поднимает голову, не понимая, откуда взялся второй ритм, потому что у Кори он иной и звучит с другой стороны, когда из восьмой палаты раздаётся облегчённый женский крик: — Пульс есть!***
Лиам выпивает три бутылки воды, прежде чем более-менее приходит в себя. Он старается не попадаться на глаза медперсоналу, который вытолкал его из палаты, где по невероятной случайности в это время случилась остановка, но Мелисса всё-таки находит его в пустой палате на другом этаже. — Как ты это сделал? — изумлённо спрашивает она. — Обратил его, — просто отвечает Лиам, и улыбка на губах слегка подрагивает. Мелисса влажными глазами смотрит на него и крепко обнимает, как родного сына, которым есть за что гордиться. — Я знала, что у тебя получится, — шепчет, прежде чем отстраниться, она и выходит из палаты. Лиам опускается на кровать и свободно выдыхает. Руки и ноги ещё заходятся остаточной мелкой дрожью, но Лиам знает — это временно и незначительно, а сердцебиение, ещё медленное и неуверенное, раздающееся на этаж выше, — самое важное и ценное, что он только мог получить. Мейсон и Кори возвращаются и несколько секунд переглядываются между собой, не в силах сдержать радостных улыбок. — А знаешь, что может сделать этот день ещё лучше? — загадочно спрашивает Мейсон. Лиам поднимает на него внимательный взгляд и двигает бровями, намекая на продолжение. Мейсон и Кори снова переглядываются, демонстративно растягивая время для пущего эффекта от новости, и, когда Данбар почти открывает рот, чтобы попросить нормальное объяснение, Кори выпаливает на одном дыхании: — Стая ушла, запад чист. Дерек звонил час назад. Разыгрывать Лиама сейчас было бы очень жестоко, и всё же он допускает такую возможность: слишком много удачных стечений обстоятельств для одного дня, но Мейсон и Кори стоят перед ним, улыбчивые и счастливые, и в правдивость новости приходится поверить. — Но как? — восклицает Лиам и встаёт с кровати. — Мы же ничего не сделали. — Мы и правда ничего не сделали, — говорит Мейсон, и Кори согласно кивает. — А вот один волчара смог издать такой рык, что его услышал весь Бейкон Хиллс до самых западных границ. — Дерек час назад проезжал место, где собиралась стая, и они уезжали в противоположном направлении, — продолжает Кори и добавляет, когда лицо Лиама даже после этого не принимает выражение понимания ситуации: — Ты спугнул их. Вероятно, они решили, что в город вернулся альфа. Оживлённо переговариваясь, Лиам вместе с Кори и Мейсоном выходит из палаты и всю дорогу просит сказать их, какого цвета его глаза.***
Тео соглашаются отпустить домой только спустя неделю после его поистине чудесного выздоровления, проверив его с ног до головы на всевозможные инфекции и онкомаркёры. За это время он успевает завалить Лиама сотней сообщений, как ему осточертела больничная еда и обстановка, и к дню выписки Лиам начинает готовиться заранее. Несмотря на минувшую опасность, Дерек и Питер приезжают в Бейкон Хиллс, не пожелав разворачиваться на половине пути, и Малия первой отказывается идти, выбрав отца. Мейсон отвечает за себя и Кори, что должны готовиться к лабораторной работе по своему профильному предмету, но его улыбка говорила, скорее, о совместном занятии лечебной физкультурой. Впрочем, он обещает вечером того же дня обязательно повидаться с Тео. Лиам, в отглаженной рубашке и новых кедах, заранее приходит в холл приёмного отделения, через которое Тео должен покинуть больницу. Он нетерпеливо ёрзает в кресле, перебирает брошюры о правильном питании, предназначенные для пациентов, и беспрестанно поправляет ворот-стойку, будто он может как-то завернуться. В конце концов волнение достигает такой силы, что Данбару приходится выйти на улицу и отдышаться. Мыслей так много, что ни за одну не получается зацепиться; Лиам прокручивает в голове, что скажет Тео при встрече, потому что их отношения круто изменились за последний месяц, несмотря на то что они не разговаривали об этом. Данбар трогает шелковистый лепесток пышного цветка, которыми усажена площадка перед входом, и по позвоночнику вниз разливается тепло. Лиам не придаёт внимания хлопку двери и оборачивается не сразу. А потом застывает с лепестком между пальцев, когда видит Тео. Ни следа болезни нет ни на лице, ни на теле: чистые руки, где наверняка должны были остаться синяки после игл, ни болезненной худобы, ни мелового оттенка кожи. Тео медленно спускается со ступенек, не отрывая взгляда от Лиама, и встаёт на расстоянии полушага. Они рассматривают друг друга без застенчивости или неловкости, подмечают мелкие детали в выражении лиц, которые раньше были им недоступны: слишком поверхностно смотрели, слишком торопились, слишком боялись. Тео сглатывает — кадык вздрагивает, перекатываясь под кожей — и скорее неосознанно прикусывает нижнюю губу. — Смотришь так, словно любишь меня, — уверенно говорит Данбар и улыбается Тео той самой улыбкой, о которой он всегда мечтал. — Люблю, — просто говорит Рейкен и, прежде чем Лиам успевает всё испортить ненужным ответом, целует его на глазах у всей больницы.***
В тот же день Лиам тащит Тео в бургерную, потом — в кино, парк, боулинг, уговаривает взять велосипед на прокат, и до глубокой ночи они шипят шинами по асфальту, как обычные школьники, которые и не были в шаге от непоправимого. Под благовидным предлогом Лиам отпрашивается у родителей и уходит к Тео на всю ночь и минимум половину следующего дня, потому что будет суббота. Они валяются на диване, вполуха следя за фильмом, который выбирали в жарком споре почти час, и Тео мягким касанием пальцев выводит витиеватые узоры у Лиама на руке. — Спасибо, — неожиданно говорит Тео, и Данбар недоумевающе смотрит на него. — За что? — За то, что дал шанс. Тео продолжает с трепетом гладить руки Лиама, а у Данбара сердце щемит от такого Тео — покладистого и искреннего только с ним. Последующий поцелуй выходит неторопливым и ласковым. Лиам продолжает изучать Тео и его повадки, скрытые ото всех, и спускается поцелуями к нижней челюсти и дальше, до мочки уха. Тео давится воздухом и одним движением усаживает Лиама к себе на колени. Солнце давно село. Лиам и Тео движутся навстречу друг другу в приглушённом свете телевизора, безошибочно угадывая лучшие места для поцелуев и укусов. Рейкен скользит пальцами вдоль позвоночника, такой тактильный и плавный, сжимает ягодицы, обтянутые одними шортами, и запрокидывает голову сильнее, когда Лиам выцеловывает по ней дорожку до ключиц. Загорелая кожа без единого дефекта покрывается лёгкой испариной, стоит Лиаму дойти до резинки шортов. Руки движутся уверенно и точно, с первого раза находя завязки. У Тео кружится голова, когда Лиам встаёт перед ним на колени, взъерошенный щенок с большими горящими глазами, подсвеченный сзади телевизором как божественной аурой. Тео со свистом выпускает воздух сквозь сомкнутые челюсти, едва Лиам сжимает губы. Движения медленные — почти издевательство, простреливающее дрожью по ногам и пояснице. Тео ненавязчиво подаётся вперёд, и Данбар принимает новую скорость. Влажный язык скользит по всей длине, губы вновь смыкаются, на этот раз с напором, и Тео сдаётся так быстро, что ему было бы стыдно, если бы дело не касалось Лиама. Он ждал его очень долго. Когда Рейкен помогает Данбару рукой, то узнаёт, что тот кончает с рыком и содроганием всего тела, и это вызывает у Тео неуместный смех. — Смешно тебе? — Мне прекрасно. Умывшись, Тео и Лиам ещё долго целуются на кровати, уставшие и разморённые, даже когда на экране заканчиваются титры.***
— Значит, мы теперь в официальном отпуске, — говорит Мейсон и блаженно вытягивает ноги на скамейке. Трибуна заканчивает заполняться зрителями перед предстоящим показательным матчем. Лиам вертит шлем в руках и беззаботно улыбается. — Думаю, мы это заслужили. Малия внимательно следит за тренером, который успевает отчитывать одного из игроков до начала игры, а Лиам оглядывается по сторонам, пытаясь высмотреть Тео. Таймер обратного отсчёта до начала показывает чуть больше минуты. — Мы тут кое-что сделали, — смущённо говорит Кори и разворачивает плакат, который они нарисовали: на ватмане красуется жирная надпись «Лиам, вперёд!», украшенная множеством сердечек. — Боюсь спросить, кто их рисовал, — смеётся Лиам. — Я, — раздаётся спокойный голос за спиной, и Данбар оборачивается. Тео уже наготове: хватает Лиама за запястье, притягивая к себе, и властно целует с языком. Ближайшие скамейки взрываются громким восхищённым улюлюканьем; Мейсон с Кори хлопают в ладоши, беззлобно поддевая локтями остолбеневшую Малию, а Финсток дует в свисток с такой силой, что закладывает уши у всего первого ряда. — Данбар, мы в лакросс играем, а не в... это! Живо на поле! Смеясь, Лиам успевает оставить на щеке Тео ещё один поцелуй и выбегает на поле в полной боевой готовности. Матч начинается, и плакат взмывает вверх, поддерживаемый четырьмя парами рук.