Забытый Фарси

      Появление Призрака Оперы на новогоднем балу стало неожиданностью для многих, но не для Перса. Он ожидал от Эрика чего-то подобного. Последний питал слабость к эксцентричным выходкам, и даже годы, прошедшие со времён розовых часов Мазендарана, не смогли этого искоренить. Вот и на этот раз он сделал свой выход максимально эффектным, возникнув в клубах дыма, в костюме Красной Смерти, призванным не столько скрыть, кто является его обладателем, сколько подчеркнуть это.       Перс в очередной раз восхитился прекрасным вкусом Эрика. Ещё в Персии он с особой тщательностью выбирал для себя не только одежду, но и ткани, из которых её шили. Особые требования были к тем, что были призваны скрыть его лицо. Пожалуй, ни у кого на Востоке бывший Дарога не видел более изысканных арафаток и платков. Закутанный с ног до головы, так, чтобы даже кончиков паукообразных пальцев не было видно, Эрик производил не только пугающее, но и отчасти притягательное впечатление. Высокий, спрятавший лицо так, будто всю жизнь провёл в пустыне, с её песочными бурями, а не в мягком европейском климате, всегда в идеально чистой обуви, как правило в высоких сапогах, позволяющих идеально удерживать стремена, в неизменных плащах, к которым питал какую-то особую страсть, он сверкал своими кошачьими глазами на воинов падишаха так, что они готовы были выполнять приказы этого неверного без единого сомнения. Тем более, что фарси последний владел как человек, для которого этот язык был родным.       Иногда Перс думал, что будь Эрик хоть в половину менее уродлив, то сумел бы внушить окружающему миру искреннее восхищение своим внешним видом. Но на всё воля Аллаха.       Сейчас, спустя многие годы после розовых часов, Призрак Оперы наслаждался моментом своего триумфа, вновь ловя взгляды и испуганный шёпот. Как бы он не ненавидел пристальные взгляды в сторону своего лица (точнее, маски его скрывающей), оказавшись в толпе он всегда забирал на себя всё её внимание, осознанно, жадно, получая какое-то особое удовольствие. Старый факир отнюдь не был лишён себялюбия.       Тяжёлой, выверенной поступью, нарочито чеканя каждый свой шаг, он спускался вниз по ступеням, оставляя за собой алый шлейф плаща Красной Смерти. Его голос заполнил зал, отражаясь от стен и окутывая присутствующих словно патока. Старый фокус с чревовещанием, которым Эрик не раз пугал прислугу во дворце персидского правителя.       Его ангельский голос звучал негромко, едва ли громче интимного шёпота, но каждый из присутствующих гостей бала-маскарада слышал его отчётливо прямо возле себя. Не обошло это и Перса. Было непривычно слышать Эрика, говорящим на французском языке с его протяжными гласными, которые тот словно бы катал по поверхности ротовой полости. На французском голос Эрика звучал словно на полтона громче, по сравнению с фарси с его шипящими звуками.       Перс затаился, стараясь ничем себя не выдать, чтобы не привлечь внимание старого знакомого, и благодаря Аллаха за находчивых европейцев с их балами-маскарадами, позволяющими скрыть своё лицо. Ему, мусульманину, было непривычно находиться в месте, где мужчины и женщины касались друг друга в танце и пили алкоголь. Однако, годы проведённые в Париже сделали его более терпимым к обычаям неверных.       Его профессиональный взгляд ищейки выхватывал не только повадки Эрика, но и реакцию некоторых из гостей. Пока почти все присутствующие пребывали в каком-то экзольтированном ужасе и боялись сделать лишний вздох, можно было заметить, что в зале были и те, кто явно знал больше остальных. Особенно заинтересовала его мадам Жири, балетмейстер театра, стоящая на расстоянии двух вытянутых рук от него самого. Ранее Перс полагал, что дамочка просто пытается привлечь внимание к своей персоне, взяв на себя функции глашатая Призрака Оперы и разнося его письма, которые заботливо прижимала к груди. Но теперь, глядя на эту статную женщину, кокетливо прикрывающую лицо веером, он отметил её взгляд, довольный, как у кошки, разомлевшей от тёплого солнца и вкусной еды. Этот взгляд напомнил ему о маленькой султанше.       Помимо мадам Жири его заинтересовало поведение виконта де Шаньи, одного из покровителей оперного театра и самых влиятельных людей, присутствующих на маскараде. Юноша, который явился на бал с новой дивой театра, повёл себя более чем странно. Он отпустил руку своей очаровательной спутницы, певицы Кристины Даэ, и поспешил прочь из зала. Причём на побег это было мало похоже, поскольку молодой виконт едва не подпрыгивал от нетерпения. Обычно так передвигались евнухи, спеша передать срочные новости и особенно пикантные сплетни. Странная реакция у юноши, одним словом. Видимо, шампанское по-разному влияет на людей.       Между тем Эрик решил порадовать собравшихся подарком, преподнеся им рукопись своей новой оперы. Аттракцион невиданной щедрости! В былые времена услуги Эрика существенно били по государственной казне. Однако большинство собравшихся на балу, кажется, не оценили подарка, и чуть ли не отпрыгнули в сторону. А вот Перс бы взглянул на корявые закорючки Эрика. Хоть бывший Дарога и не смыслил почти ничего в музыке, он хорошо разбирался в том, что чувствует человек оставляя ту или иную заметку на полях, в каком он находился состоянии, когда решил поставить росчерк посреди страницы и за сколько приблизительно дней был написан тот или иной текст. С нотами, конечно, будет сложнее, но всё же…       Красная Смерть решил не ограничиваться неоценимым вкладом в искусство и начал щедро раздавать советы собравшимся. В первую очередь его гневная тирада была направлена на Карлотту Гуидичелли и Убальдо Пьянджи. Учитывая, что парочка пришла в образе восточных правителей, удивительно, что Эрик ограничился лишь лёгким щекотанием венценосных особ своей шпагой, а не победоносным освобождением сотрудников театра от тирании с помощью пенджабского лассо. Дав наставление главного тенору срочно сбросить вес и перестать позорить род мужской, а также порекомендовав синьоре Гуидичелли начать в кои то веки работать оперной певицей, а не скоморохом, Призрак двинулся дальше.       После премьеров настала очередь директорам послушать мудрые наставления, которые свелись к настойчивой просьбе не лезть в искусство, а продолжать заниматься исключительно административной деятельностью.       Перс хорошо знал, что напрасных советов Эрик не даёт, но сложность восприятия данных советов заключается в обличительно-обвинительной манере их преподносить. Тот настолько был осведомлён о своей исключительности, что окружающих людей воспринимал как нечто неразумное, не заслуживающее обыкновенной вежливости. Вот и директора театра вместо похвалы за то, что наконец-то навели порядок в бухгалтерии, получили порцию сарказма в адрес их дурного вкуса в вопросах репертуара и неправильного подхода к утверждению ролей. Директора хотели было возмутиться, но предпочли сделать это потом, поскольку шпага, которой Красная Смерть указывала на них, выглядела совсем не бутафорской.       Кстати, шпага вызвала у Перса неподдельную зависть. Зная предпочтения Эрика в оружии, не приходилось сомневаться, что лезвие сделано из дамасской стали, сочетающей в себе лёгкость и прочность. Дорогая игрушка. Рукоять была изготовлена в форме черепа, что одобрения у Перса, предпочитающего практичные вещи, не вызвало, но ожидать иного от Эрика не стоило. Тот всегда пытался выделиться в вопросе выбора вещей, начиная от одежды, заканчивая оружием.       После того, как указания, вперемешку с негодованием, коснулись главных действующих лиц театра, взгляд золотых глаз обратился к тонкой фигурке, покинутой ранее своим кавалером.       Кристина Даэ, хрупкая, невероятно очаровательная в своём наряде звёздной феи, стояла ни жива, ни мертва. Она не сводила глаз с Красной Смерти, и Перс был несказанно рад тому, что его наблюдательный пост позволил рассмотреть выражение её лица. Потому что оно поразило его больше всего за сегодняшний вечер.       Она смотрела на Красную Смерть и была похожа на бедуина, который впервые за несколько дней нашёл оазис с водой, но ещё не успел испить из него. На щеках и шее проступил румянец, синие глаза влажно блестели, а губы, казалось, прятали тень улыбки. Словно бы присутствие Призрака Оперы приносило ей какое-то особое удовольствие, сродни тому, что испытывают самые отчаянные религиозные фанатики, нанося себе травмы во имя Аллаха.       Эрик медленно убрал шпагу, прежде чем полностью развернуться к мадемуазель Даэ. Он делал это плавно, стараясь не вспугнуть девушку. Если бы на нём была шляпа, он бы наверняка приподнял её, как подобает вежливому кавалеру. Эрик был похож на гепарда, крадущегося к своей добыче. Он не спешил, кружил вокруг, постепенно сокращая расстояние между ними. Кристина не двигалась с места. Не отступала, но и шагов навстречу не делала, однако казалось, что помани Красная Смерть её костлявым пальцем, побежит навстречу, ни секунды не размышляя.       - Что же ещё до мадемуазель Кристины Даэ, - Эрик выделил её имя, произнеся его так, словно оно было слаще самого изысканного шербета, - То она молодец. Правда. У неё хороший голос. Но она ещё может достичь настоящего совершенства! Правда, ей для этого нужно кое-что сделать. Самую малость, не правда ли? Всего то оставить свою гордыню, вместе с тем недоумением, что, считая себя мужчиной, оставил её одну посреди бала-маскарада, и вернуться ко мне. Вернуться к наставнику. Да, Кристина?       Время остановилось. Собравшиеся уставились на Кристину так, словно сюда несколькими минутами ранее явился сам Распятый христианский пророк и уличил девушку в колдовстве, предъявив неоспоримые доказательства её вины. Персу было странно, что ни у кого и тени сомнения не закралось относительно новости, что Призрак Оперы является учителем мадемуазель Даэ, словно бы и раньше ходили слухи, которые нашли подтверждение этим вечером. Особенно сильно возмущение и неприязнь отразились на лицах Карлотты и Пьянджи, которые, казалось, с удовольствием растерзали бы хрупкую девушку на месте. Одна только Мадам Жири расплылась в довольной улыбке. Настолько довольной, что у Перса аж скулы свело. Нет, за этой дамочкой нужно сегодня же проследить!       Что же касается самих виновников возникшей паузы, то Перс был уверен, стоит провести между ними спичкой, и она вспыхнет.       Жёлтые глаза смотрели на Кристину со смесью одержимости и щемящей нежности, будто бы Эрик не мог определиться, кого же видит перед собой: милое дитя или самую желанную любовницу. Аллах, почему ты не дал этому мужчине внешность, способную хотя бы не ужасать женщин? Зачем заставил сильного, страстного мужчину жить отшельником, копить в себе пламя, которое, кажется, скоро спалит дотла не только эту несчастную, но и половину театра заодно?       Кристина же была похожа на блаженную, выражая покорность всем своим видом. Она тянулась к своему наставнику, готовая броситься ему на шею, стоит только пальцем поманить. Или упасть перед ним на колени, простирая руки, будто бы перед ней стоял не человек, а Ангел во плоти. Аллах помилуй, да эта девочка совсем безумна.       Расстояние между Эриком и Кристиной сокращалось. Перс боялся моргнуть, чтобы не пропустить один из удивительнейших моментов в своей жизни. На ужас Мазендарана, на Принца Душителей, который и на человека то похож не был, смотрели с истинным желанием, граничившим с похотью. А вы та ещё штучка, мадемуазель Даэ! Интересно, виконт знает о ваших предпочтениях?       А вот и он! Виконт нёсся во всю прыть по бальному залу, на ходу пристёгивая шпагу. Зачем было её пристёгивать, тратя на это драгоценные секунды, для Перса осталось загадкой. Как и то, зачем, собственно говоря, виконт за это самой шпагой бегал. Если он собирался вступить в бой с Призраком Оперы, дабы защитить даму сердца, то мог бы схватить любой ближайший канделябр. Это было бы хотя бы логично, в отличие от беготни по коридорам театра в поисках оружия. И как он им собирается размахивать, когда тут яблоку упасть негде? Или это у европейцев новая мода такая – рубить во время дуэли всех, кто попадётся под горячую руку?       Призраку хватило доли секунды, чтобы заметить соперника и отреагировать. Он удостоил виконта беглым взглядом, после чего сократил расстояние, допустимое этикетом, между собой и мадемуазель Даэ. Его рука потянулась к Кристине и сжала цепочку на тонкой шее девушки. Потом Эрик резко дёрнула рукой вниз, ничуть не беспокоясь о нежной коже, на которой явно останется след. Сжав в руках украшение, на котором, как заключил Перс, висело помолвочное кольцо размером с грецкий орех, Эрик прошипел:       - Ты обручена со мной! Ты принадлежишь мне! – и было в его голосе столько страсти, что бедняжка не выдержала напора и свалилась на колени.       Виконт, не обратив ни малейшего внимания на состояние своей спутницы, летел в сторону Призрака Оперы с выражением лица «я всех спасу!». Кажется, он даже пытался стянуть с себя перчатку в надежде вызвать соперника на честную дуэль. Перс приготовился спасать храброго, но явно не очень умного юношу, и начал приближаться в сторону Эрика. Шансов одолеть Ангела Рока у бывшего Дароги было не так-то много, но как минимум он сумеет защитить себя и окружающих. Однако старый фигляр не стал ввязываться в дуэль с виконтом де Шаньи и воспользовался одним из своих фокусов, исчезнув в клубах дыма прямо посреди зала. И всё за мгновение.       «Потайной люк!», сообразил Дарога. Эрик обожал их, благодаря чему мог ещё при дворе персидского султана перемещаться незаметно для окружающих. Старый друг не изменяет себе. Видимо, изучил как следует подвалы театра, раз сумел организовать для себя систему лазов, благодаря чему и оставался неуловимым уже многие годы.       Однако, на этот раз старый фокус всё же подвёл его. Когда дым рассеялся, стало понятно, что виконт всё-таки успел прыгнуть вслед за Эриком в захлопнувшуюся ловушку. Перс невольно хмыкнул. Смелый парнишка. Отчаянный. Если бы меньше заливал в себя шампанское и хоть иногда думал, прежде чем делать, цены бы ему не было.       Вокруг того места, где только что скрылись Призрак с виконтом, уже собралась толпа. Красивый мужчина, около сорока лет, кричал, чтобы немедленно вызвали жандармов, не то он лично прикроет этот балаган, а директоров отправит гнить в тюрьму. Судя по всему, это был старший брат виконта, граф Филипп де Шаньи. Его глаза метали молнии, и сам он был готов перекопать оперный театр по периметру, чтобы спасти своего младшего брата. Кристина Даэ что-то сказала Филиппу, на что получила гневный взгляд, заставивший девушку опустить глаза. Видимо, потенциальная родственница не внушала доверия графу. Что ни удивительно, учитывая свидетелем какой сцены он только что стал.       Перс знал, что разобраться в ловушках Эрика мог только сам Эрик. Но не терял надежды справиться и воззвать к здравому смыслу старого знакомого. Он попытался разглядеть в толпе мадам Жири, и был удивлён, заметив дамочку уже у выхода из зала. Не тратя время на конспирацию, Перс рванул за ней. Однако, в коридоре он её уже не увидел, а профессиональный опыт подсказывал, что если начать смотреть все возможные входы и выходы, то он потеряет время и силы.       Нужно признать, что мадам, как и Эрик, ускользнули от него. Но это ещё не поражение! Если поймать Ангела Смерти практически не представлялось возможным, то с мадам Жири дела обстояли лучше. Наилучшая стратегия - засесть в осаде там, где она рано или поздно появится. Насколько бывшему начальнику тайной полиции Персии было известно, проживала балетмейстер в театре. Значит, оставалось найти её комнату. Предположительно, она должна была находиться рядом с комнатами балерин. Дело за малым, проникнуть в часть театра, предназначенную для проживания сотрудников. А это бывший Дарога проделывал это уже ни раз.       Пока Перс искал комнату мадам Жири, он думал о том, а что же привело его к жизни такой. После своей отставки (дрожь прошла по телу, когда он вспомнил, что к ней привело) он искал новое место для жизни. Оставаться в Персии было опасно, и он направился в Турцию. Но появление столь знаковой фигуры там вызвало волнение со стороны местной полиции, и ему с женой пришлось мигрировать в Европу, а именно – во Францию, о которой бывший Дарога был наслышан от Эрика.       К сожалению, по дороге его жена заболела, столкнувшись с непривычным для неё климатом, отличным от нежного зноя Мазендарана, и вскоре скончалась. Она была его единственной женой, что было удивительно для человека столь высокой должности. Похоронив Буният, Перс снял небольшую квартирку, в которой обосновался со своим единственным слугой. Расставание с родиной и смерть жены погрузили его на несколько лет в глубокую печаль, избавлением от которой послужил слух о Призраке Оперы.       Таинственный покровитель театра, которого видели порой впечатлительные танцовщицы, сперва произвёл на Перса впечатление весьма скептическое. Однако он решил покинуть на вечер своё холостяцкое жильё и посмотреть балет. Оказавшись в здании оперы, он понял, что пропал! Огромное изваяние, впечатляющее не только своим лоском, но и сложным техническим оснащением, множеством коридоров, подвалом, в котором трудились крысоловы, собственной конюшней – это было маленькое королевство, в котором так легко затеряться одному человеку. Человеку, чьей работой долгое время были слежка и наблюдение. Клюнув на заголовок о Призраке Оперы, Перс получил билет в прошлую жизнь, с азартом охотника, терпением нильского крокодила и незримым присутствием таинственного кукловода. Он стал постоянным гостем театра. Однако время коротал не в ложе и не в партере, а в прогулках по коридорам.       Пора было признаться самому себе, что он скучал по прошлой жизни. Не случайно получил свою должность, ох и не случайно. И теперь, когда знания, которыми он обладал поставили его жизнь под угрозу, он оказался выброшенным за борт того мира, где твоя жизнь висит на волоске. Опера, конечно, не двор капризного и жестокого падишаха, но здесь витала атмосфера того, что было таким знакомым и необходимым Персу. Со временем, став свидетелем разговоров рабочих, сплетен танцовщиц и танцовщиков, и постановочно-таинственных рассуждений мадам Жири, он стал убеждаться в том, что Эрик был здесь. Слишком уж тут много было всего…Эриковского. Аж ностальгия в глаз попала.       Странно, а ведь той ночью, когда он, рискуя собственной головой, брал с Ангела Смерти клятву никогда больше не причинять вреда рода людскому, то чувствовал облегчение, что избавит двор от этого дьявола. Это была душная, сладкая ночь, наполненная ароматом её любимых роз. Они беседовали не в темнице, а в покоях Эрика, возле балкона, распивая крепкий кофе.       Беседа была спокойной и неспешной. Дарога растолковал Эрику, что правитель несколько устал от присутствия своего гостя, а точнее от некоторых неудобств, связанных с его пребыванием во дворце. Сам гость, опираясь локтем на мягкие подушки, расшитые золотом, затягивался кальяном, кольцами выдыхая дым с ароматом граната и потягивал сваренный на раскалённом песке напиток. Он был спокоен и степенен, сказал Персу что и сам догадывался, что создаёт неудобства, но вот незадача, с султаншей то поделать ничего нельзя, её капризы и прихоти не обсуждаются султаном. Перс не стал говорить Эрику, что именно маленькая дьяволица и отправила его предупредить её милого ангела о грядущей опасности. Он лишь сказал, что считает, что Эрик заслуживает второго шанса. И взял с него клятву.       Уже через пару часов просторные покои с резной мебелью, роскошным ковром и собственным балконом сменились вонью речного причала и лодкой, которая ожидала высокого мужчину, чьё лицо было скрыто маской. Они прощались недолго, но остались в памяти друг у другу приятелями. Перс получил клятву, Эрик свободу. А то, что клятва была получена не совсем честно, уже не будет известным.       Увы, спустя несколько лет Дарога впал в немилость при дворе и был вынужден бежать. И судьба вновь свела его с Эриком. Ну, как судьба. Сперва отправился в город, который значил так много в жизни Эрика, потом направился в театр, наполненный слухами о нём.       Не обманывай себя, Дарога. Не судьба привела тебя к старому другу, а скука. И любопытство. Даже здесь, в театре, ты умудряешься искать приключения на свою голову, то разгадывая загадку о пропавшей пудреницы балерины, то уличая одного из директоров театра в супружеской неверности. По твоим «французским делам» уже книгу пора бы написать, да вот беда, говорить на французском ты научился весьма недурно, но вот письменность подводит до сих пор.       Размышления Перса были прерваны чьей-то беседой.       - Мадам, Вы должны рассказать правду! – о, а вот и виконт объявился. Кто ещё, как не молоденький аристократ, может так убеждённо рассуждать, что ему кто-то что-то должен. Удивительно, что парень сумел выжить после встречи с Эриком. Удачливый малец.       - Оставьте, мсье. Я знаю не более, чем остальные, - в Мадам Жири умерла выдающаяся актриса. Столько напускного ощущения собственной значимости за обыденными фразами не было ни у кого из знакомых Перса. А хотя нет, было! У Эрика.       - Я знаю, что это неправда, мадам!       Они замерли около его укрытия. Выглядел виконт весьма бодро, что было странно. Мало кому удавалось сохранить такой уверенный вид после встречи с Эриком. Мадам Жири, напротив, выглядела нервно, но это было явно напускное. Эрик умел доходчиво объяснять людям, что не стоит совать нос в его дела. Судя по тому, что Мадам ещё не ушла, оставив виконта в одиночестве, у неё не было инструкций молчать. Наконец, она кивнула, соглашаясь поведать правду, и жестом указала следовать за собой.       Перс сумел проследить за парочкой, ничем не выдав своего присутствия, и незаметно подкрался вплотную к комнате балетмейстера. Самым сложным было найти положение, которое обеспечит хорошую слышимость. Благо, что дверь, которую Мадам так тщательно запирала, была старой и тонкой. Пристроившись поудобнее, бывший Дарога очутился прямиком в мире буйной женской фантазии.       Начало повествования было вполне себе правдоподобным. Изуродованный мальчик в бродячем цирке. Это вполне могла быть одна из глав в биографии Эрика. Правда, ненависти к цыганам он никогда не питал, как и к цирку, учитывая, что какое-то время он выступал в Новгороде на. Но предположить, что ребёнок с такой внешность мог оказаться заложником охочего до денег табора, можно было легко.       Сцена с верёвкой, которой он задушил мучавшего его цыгана, казалась тоже вполне себе реалистичной. Эрик обладал силой и выносливостью нескольких крепких мужчин, несмотря на свою комплекцию живого трупа. А убивал так же легко, как некоторые люди дышали. Перс не мог назвать даже приблизительное количество людей, которые погибли от рук Эрика. В общем, моральной дилеммы в случае с садистом-цыганом возникнуть не должно было, несмотря на юный возраст.       А вот дальше Мадам начала уверять, что вся его жизнь протекала в оперном театре. Читать, писать, строить подземные туннели, показывать фокусы и, судя по всему, шить костюмы красной смерти он научился именно тут! В подвале. Это же так способствует гармоничному развитию личности.       - Интересно?       Перс чуть не подпрыгнул. Мало того, что старый шайтан опять подкрался незаметно, он ещё решил сделать любезность, заговорив на родном для Дароги языке. Что ж, Эрик не растерял ни ловкости, ни своего идеального произношения. Решив не терять лицо ещё больше, Перс спокойно ответил:       - Я тоже рад тебя видеть, Эрик.       - Я не сказал, что рад тебя видеть. И не произноси моего имени здесь, в этих стенах.       Решив играть во-банк, Перс рискнул спросить:       - А Кристине Даэ ты разрешаешь называть себя этим именем?       Эрик не стал отвечать. Точнее, он не стал открывать рот. Зачем, когда есть чревовещание, коим тот владел виртуозно. Голос, красивый, тихий, бархатный голос, прошептал-прошипел прямо в правое ухо Перса:       - Кристине Даэ я даже разрешаю называть себя папочкой. Иногда даже настаиваю на этом. Впрочем, «Мастер» мне нравится не меньше. И да, по имени я тоже разрешаю себя называть. Обсудим ещё мои отношения с мадемуазель Даэ? Хочешь знать, как я её называю?       Жар прилил к щекам. Перс не мог понять, шутит ли Эрик в своей излюбленной извращённо-саркастичной манере, или говорит правду. Он и Кристина? Эта красавица, которая может получить молодого глупого виконта на блюдечке? Девочка в костюме звёздной феи, который ни одна зрелая искусительница бы в жизни на себя не надела?       Впрочем вспоминая, какими глазами она смотрела на своего учителя…       Нет, ни одна женщина на ляжет с Эриком. Наложницы боялись поднимать на него глаза в Персии, опасаясь, что он потребует кого-то из них в качестве подарка. А он мог требовать. И получить. Но не делал так, не принуждал. Он был убийцей, мучителем, но не насильником. Профессиональный нюх подсказывал Персу, что это связано не столько с кодексом чести, сколько с возможным риском ощутить тем самым ещё большую ущербность. Решив сменить тему разговора, дабы не испытывать терпение Эрика, Перс спросил его:       - Мадам Жири сама сочинила эту сказку или ты помог?       Призрак Оперы печально вздохнул и жестом позвал Перса следовать за собой.       Они ушли от служебных помещений и направились к лестнице, ведущей на чердак. Маленький и пыльный, явно используемый для хранения ненужного хлама. В такой даже влюблённые парочки вряд ли заглянут. Неудивительно, что здесь у его старого приятеля было что-то вроде убежища. Удобное место.       Эрик достал из груды барахла бутылочку чего-то, явно запрещённого Кораном и вежливо предложил Персу. Тот отказался, поскольку даже разлука с родиной не отменяет того факта, что он остаётся мусульманином. Призрак не сильно расстроился отказу составить компанию в распитии спиртных напитков, и сделал щедрый глоток прямо из горла бутылки. После чего решил порадовать Перса откровениями:       - Мадам Жири сама придумала эту сказку. Частично. Доля правды там всё-таки есть.       - Она сумасшедшая? – напрямую спросил Дарога.       - Все мы сумасшедшие в той или иной степени. Антуанетте нравится верить, что я всегда здесь жил. И ждал её возвращения. Женщины! Так любят думать, что все поступки мужчин продиктованы желанием им угодить. Она красивая женщина. Была, по крайней мере. Но вернувшись из России, решила стать моим личным секретарём вместо того, чтобы заниматься своей жизнью. Всё норовила попасть в мой дом. Будто бы Эрик приглашал её! Я даже подумывал избавиться от неё, но зачем, если можно использовать ситуацию во благо себе? Сам посуди, Дарога, Мадам чувствует себя особенной, а я всего-то доверил ей передавать корреспонденцию, что Эрик может делать и сам, но почему бы не порадовать женщину? О, она была так счастлива, когда я показал ей пару своих ловушек и рассказал про…но это лишнее, Дарога, секреты Эрика тебя не касаются!       Как обычно, он начинал говорить о себе в третьем лице из-за волнения. Дурной знак. В Мазендаране вся стража знала, если Ангел Рока начал говорить о себе в такой манере, жди беды! Пенджабское лассо может и нет убьёт, но пару незабываемых минут точно подарит. Перс знал это, но решил продолжить беседу:       - Эрик, так что же, она влюблена в тебя, эта Мадам Жири?       Тот посмотрел на Перса, как на умалишённого:       - У тебя с памятью проблемы или со зрением? Антуанетта женщина эксцентричная, но не до такой степени. Нет, это не любовь. Это…удовольствие. Ей нравится верить, что пока она путешествовала по России и Европе, танцевала сольные партии, выходила замуж и хоронила супруга, Эрик всё это время сидел тут и ждал её. Она и Кристину то так опекала не из-за того, что души не чает в ней (Антуанетта довольно эгоистичная особа!), а потому что это была её ниточка, за которую можно дёргать Эрика. Удобненько. Всегда можно намекнуть, что неплохо бы купить новые сапожки для Кристины Даэ, а заодно и для Мег Жири. А ещё директора никак не поднимут жалование, как тут не помочь? Не то, чтобы меня это напрягало, отнюдь, у Эрика доброе сердце, но иногда у меня возникает ощущение, что Мадам слишком уж много мнит о себе и своей роли в жизни Эрика. Женщины! Её даже не удивило, что я говорю по-русски значительно лучше её самой, прижившей в Санкт-Петербурге несколько лет. Зачем об этом думать, ведь так приятно верить, что вот он Эрик, её тайный поклонник, куковавший все эти годы в оперном театре. Абсурд!       Перс чувствовал, что пора заканчивать светскую беседу. У его старого приятеля был лимит по времени на общение с человечеством. Причём иссякал он как-то незаметно. Прямо во время оживлённой беседы. Обсуждаете вы новый проект в здании, решаете, как будет происходить смена караула, и вот тебя уже вжимают в стену и ласково так спрашивают на чистом шипящем фарси, какого шайтана ты попросту тратишь время Эрика.       О, этот язык шёл Эрику, если такое применимо к языку. Звучный, мелодичный, с растянутыми гласными, и шипящими согласными, он позволял использовать Ангелу Смерти свою колоратуру и окрашивать интонации так, что смысл доходил до собеседника ярче, вкуснее и, самое главное, доходчивее. Конечно, Призрак Оперы и французский язык мог заставить звучать как никто другой, используя весь его потенциал, но всё же…       Но всё же, беседу надо заканчивать, иначе у Эрика кончится терпение. А ведь Перс ловил его не затем, чтобы обсуждать чокнутую Мадам Жири! Ему нужно было узнать другое! Какого дьявола Эрик нарушил данное ему слово? Почему снова убил человека?! Смерть Жозефа Буке была неожиданностью для Парижа. Несчастный случай во время оперы! Но Перс узнал подчерк Эрика, узнал и понял, что смерть наступила не от той толстенной верёвки, на которой Жозеф висел посреди сцены, а от более изысканного оружия, след от которого так тонок, что его сложно разглядеть. О, Эрик не растерял сноровку! Сперва убил человека пенджабским лассо, а потом сымитировал то ли несчастный случай, то ли суицид.       Перс ещё спросит его об этом, обязательно спросит. Но не сегодня. Сегодня это уже не только бесполезно, но и небезопасно.       - Спасибо тебе за эту беседу, Эрик. Мне не хватало Фарси.       Тот равнодушно пожал плечами и направился к выходу. Тёмно-красный плащ собирал чердачную пыль, окрашивая подол в более тёмный оттенок. Однако возле выхода Эрик остановился и медленно развернулся к Персу свей устрашающей маской. А маской ли? Тот мог просто нанести грим на своё лицо, разница была бы незаметной.       - И запомни, Дарога, Эрик тебе ничего не должен. Ты обманом вытянул из него обещание.       Сердце чуть не выпрыгнуло из грудной клетки. Что его выдало? Нет, это блеф! Эрик блефует, он не мог узнать. Никто не мог. В ту ночь Перс получил приказ от султанши, их никто не слышал. Она просила, нет, приказала, помочь Ангелу покинуть страну, и сделать это так, чтобы никто не сбежал. Перс выполнил её приказ, не сказав лишь, от кого он шёл, сделав вид, что это акт доброй воли, а не приказ безумной султанши. Он никому ничего не говорил, маленькая султанша тем более. Сказать правду значило бы для неё впасть в немилость, а то и погибнуть. Нет, не стала бы она так рисковать. Кто угодно, но не она.       - Эрик знает. Эрик получил весточку с Востока. Наша маленькая султанша оказалась сентиментальной, решила спасти своего друга и направила к нему Дарогу. Почему именно тебя? Ты никогда не был её любимцем. Видимо, она, как и я считала тебя порядочным. И она, как и я, ошиблась в тебе. Ты воспользовался её планом как спасти Эрика, этим спешным, на ходу придуманным планом, который потом было так трудно зачистить, и обманул бедного Эрика. Заставил дать эту глупую клятву никого не убивать. Как-будто бы я мясник какой-то, которому дай только загубить человеческую жизнь!       - А разве это не так, Эрик? Скольких ты убил в Персии? Скольких до неё? А бедняга Жозеф Буке? Он-то какое зло тебе сделал?       Золотые глаза опасно сверкнули. Единственное, что можно было бы назвать красивым на лице Эрика, были его глаза. Но искры, которые они могли метать, были порождением шайтана.       - Мазендаран был пиком моей карьеры в роли убийцы. Вы, кстати, сами меня в качестве него наняли, ты, падишах и наша маленькая султанша. До Персии я не был святым, но назвать меня убийцей…нет, можно, конечно, но кого я убил? Других убийц? Воров? Насильников? Приговорённых к настолько мучительной гибели, что мои умения приносили им только облегчения?! Ты за это обвиняешь меня во всех грехах, какие только существуют?! Что же до Буке, до этого заслуженного деятеля искусств. О, поверь, Дарога, он заслужил это!       - Чем же? Чем простой разнорабочий мог заслужить гнев Принца Душителей?       Эрик приблизился к нему. В нос ударил запах…не смерти, нет. Видимо, Эрик научился справляться со специфическим запахом своего тела живого мертвеца. Перс чувствовал тяжёлый запах мускуса и специй. И будто бы розовой воды, которая так нравилась Эрику раньше, которые слуги втирали в его кожу несколько раз в день.       - Скажи мне, Дарога, - голос звучал спокойно и холодно. Очень-очень плохо. Ещё хуже нервных срывов и истерик, так любимых Эриком, мог быть только этот стальной тон, – Если бы кто-то поднял руку на твою жену, на твою Буният, что бы ты с ним сделал?       Перс почувствовал недоумение, а потом дрожь. Поднял руку? На его женщину? За такое может быть не так уж много наказаний. И смерть не всегда самое плохое из них. Перс не был хорошим мужем, но он был хорошим мусульманином. И тронуть свою жену, словом или действием, никому не позволял. Его нежная, тёплая и добрая Буният не знала горя, пока им не пришлось бежать. Но почему Эрик спросил?       Догадка пришла в голову довольно быстро. Но в мыслях не укладывалось, как и, главное зачем, мог разнорабочий ударить певицу?       - Он часто следил за ней. Пытался выследить меня таким образом. Однажды Кристина пришла…неважно, она обратилась и предупредила, что старина Жозеф стал слишком настойчив. Прямо одержим идеей поймать меня. Она выглядела напуганной. Пришлось расспросить. Моя бедная девочка, она даже не хотела сразу говорить о том, что этот мерзавец сделал! Но Эрик всё-таки не идиот, и он понял, что произошло. Дальше ты и сам знаешь.       Перс не знал, как реагировать на слова Эрика. Мог ли он лгать? О, да, Эрик мог! Но зачем? Он же понял, что Перс хитростью выбил из него клятву. И не собирался больше её хранить. Значит, единтсвенным поводом для лжи могло быть желание казаться лучше. Но разве мнение простых смертных когда-то беспокоило Ангела Смерти?       - Эрик, старый друг, - голос Перса звучал твёрдо, несмотря на внутреннюю дрожь, - В этот раз я буду честен с тобой. Я не позволю тебе устроить тут вторые розовые часы Мазендарана. Не позволю. Если понадобится, я буду использовать даже те методы, которые не хотелось бы.       Перс был готов к бою. Он знал, что Эрик может без труда в одиночку одолеть троих мужчин. Но и он не так прост. Не получил бы должность, если бы не мог защитить себя и других. Его простой маскарадный костюм позволил спрятать несколько добрых ножей и даже один пистолет. Да и руками он пользоваться не разучился, а убить человека – не такая уж и мудрость.       Его удивлению не было предела, когда Эрик…рассмеялся!       - Да брось, Дарога! Я сегодня мог убить того мальчишку, но не стал. Он, конечно, вызывает у меня определённые чувства, но убивать сопляка, за то, что он влюблён в мою женщину?! О, нет, Эрик не так глуп. Я подожду, пока глупый виконт сам не надоест Кристине. О, ей, с её северным характером, этот мальчик с его вечным нытьём и уверенностью, что всё должно доставаться таким как он на золотом подносе, станет противен, не пройдёт и двух недель.       - Эрик, они помолвлены!       - О, ты про это? – в руках, обтянутых тёмно-бордовой кожей дорогих перчаток, мелькнула цепочка с кольцом, сорванным с шеи Кристины, - Ума не приложу, как она носила эту безвкусицу у себя на шее. Заметь, на шее! А знаешь почему?       Эрик доверчиво наклонился к Персу. Жуткое зрелище, учитывая огромный рост этого чудовища:       - Потому что на пальце у неё другое кольцо. Простое, тоненькое, как раз, чтобы не привлекать внимания и не мешать. Видишь ли, она ненавидит украшения на руках. На шее – сколько угодно может носить, но не на руках. Они у неё немного болят на погоду, последствия жизни в суровом климате в спартанских условиях. Неудивительно, учитывая, что бедняжке приходилось ночевать в сараях и в дешёвых тавернах. Ты не знал об этом? Конечно, нет. Виконт, полагаю, тоже, раз подарил ей такое уродство, что будет для неё сродни пыточному инструменту. А Эрик знал, поэтому и подарил ей то кольцо, которое будет удобным. О, не волнуйся, я не собираюсь экономить на моей невесте! У неё будет много украшений, сколько она пожелает и ещё столько же. Но безвкусного куска бриллианта, подаренного мальчишкой, что рискует заработать алкоголизм, если не перестанет пить шампанское как воду, у неё не будет. Даже на шее.       Эрик выпрямился во весь свой рост, высокий, гордый донельзя. Развернулся и направился прочь, оставляя Перса в недоумении. Хотел поймать Эрика? Поймал. Глупо было бы ожидать, что Ангел Смерти, страшнейший из убийц, Принц Душителей, станет другим человеком. Такой, как Эрик, будет гореть до конца своих дней, и его пламя захватит с собой ещё нескольку душ. Вот только теперь он горит не один. Перс ужаснулся тому, что на пятом десятке своей жизни самый талантливый и самый жестокий человек, которого ему довелось встречать, влюбился. И сейчас эта любовь толкает его на поступки, последствия которых предсказать будет непросто даже ему, бывшему начальнику тайной полиции Персии.       - Кстати, спасибо за беседу, Дарога. Я уж было начал забывать Фарси.