Люби меня, пожалуйста

Наверное весь мир заклинателей был бы в шоке, если бы узнал, что гордый и величественный глава ордена Цзян тайно мечтает о неподобающих вещах с другим мужчиной. Тем более, что он всегда с презрением отзывался об обрезанных рукавах. Но вот почему? Почему при виде своего брата с Лань Ванцзи он никогда не упускал возможности всем заявить, как он презирает подобные отношения? Почему счатливые улыбки Вей Усяня и Лань Ванцзи, посвященные ими друг другу, вызывают у него такую ярость? Почему от ответов на эти вопросы так сильно болит сердце? ***** Гу Су. Облачные глубины. Двое подростков направлялись на церемонию приветствия учителя в сопровождении одного адепта ордена Гу Су Лань. Заложив руки за голову, Вей Усянь оглядывался по сторонам и улыбался красотам этого места, а на нравоучения своего шисюна лишь коротко кивал. Поняв, что его никто не слушает, Цзян Чэн разочарованно вздохнул. Пока его неугомонный братец рядом, позора ордену Юнь Мэн Цзян не избежать. Когда все ученики собрались, в зал для занятий вошёл учитель Лань в сопровождении двух своих племянников. Никто не удержался от восхищённого вздоха. Слава двух нефритов появилась не на пустом месте. Лидеры списка самых прекрасных молодых господ среди заклинателей выглядели почти одинаково, однако, все сразу поняли кто из них Цзеу Цзюнь, а кто Хань Гуан Цзюнь. Пока на лице Лань Сиченя стояла легкая улыбка, лицо его младшего брата выглядело так, будто он не от мира сего. Цзян Чэну на это хотелось лишь закатить глаза и громко фыркнуть, но удержался, вспомнив что сам только что просил Вей Усяня не позорить клан. Ученики сложили руки в приветственном поклоне и трое вошедших ответили, повторив жест. Лань Цижэнь сел на свое место, а Сичень вышел вперёд, поприветствовал собравшихся и начал рассказывать как будет проходить обучение. Слушая его бархатный голос, Цзян Чэн заключил, что он обладатель не только самого красивого лица, но и голоса. Вей Ин, как обычно, буянил, привлекая всеобщее внимание и гневный взгляд Цижэня. Но Ваньинь был не в состоянии даже за него краснеть. Глядя на его крайне сложное выражение лица, никто бы и не подумал, что сейчас внутри него порхают бабочки. Наверное, из-за того, что он так пристально на него смотрел, ему казалось, что Цзеу Цзюнь слишком часто на него поглядывает. Стоило золотистым глазам встретиться с его, как сердце пропускало удар. Он не замечал, как его щёки покрывал легкий румянец и быстро отводил взгляд. Только жаль, что он не замечал, как при этом уголки губ Сиченя приподнимались чуть больше. Каждая встреча с первым нефритом была для Цзян Чэна испытанием. Он не мог отвести от него взгляда, все мысли в голове перемешивались в кашу, слова не складывались в предложения. Но при этом он с нетерпением ждал каждой новой встречи. Он совсем не понимал, что с ним происходит, а совершенно очевидный ответ казался настолько абсурдным, что даже не приходил ему в голову. Не привыкшие спать в 9 вечера братья болтали в покоях Цзян Чэна. Вей Ин, как обычно, пронес «Улыбку Императора», и юноши приятно проводили время в компании алкоголя. — Эй, Цзян Чэн, почему ты в последнее время так странно себя ведёшь? — О чём ты? — О том, что ты ведёшь себя как мямля и постоянно несёшь бред, когда рядом Цзеу Цзюнь. Ты что, влюбился? АХАХАХАХАХХАХАХА — Вей Усянь! Ты что за бред несёшь? — А если госпожа Юй узнает? Она же ноги тебе оторвёт, да и не только ноги. Ахахаххаха! Никогда бы не подумал, что мой брат обрезанный рукав, почему ты раньше не сказал? - юноша опять залился громким смехом, пока убегал от разъяренного Цзян Чэна, как вдруг его лицо сделалось удивленно-трагичным - О нет! Неужели ты и обо мне думал таким образом? Цзян Чэн сымитировал рвотные позывы и скорчил такую гримасу, будто съел собачье дерьмо. — Больше никогда не произноси таких слов, я же чуть не умер - выражение его лица при этом сделалось усталым. Юноши некоторое время смотрели друг на друга, пока оба одновременно не засмеялись. Стоило им с огромным трудом остановиться и попытаться что-то сказать, как приступ смеха накатывал опять. — Ууух, что на нас нашло? - вытирая слезы, произнёс Вей Ин. — Я кажется заражаюсь твоей тупостью. — Пфф. Тебе бы хоть половину моего ума. — Нет, спасибо. Откажусь. - Цзян Чэн откинулся на кровать, заложив руки за голову - А насчёт Цзеу Цзюня, он отличный заклинатель, превосходные манеры и воспитание, терпеливый и добрый, а ещё красивый. Я вообще не заметил в нем никаких недостатков. Я им восхищаюсь и считаю идеальным примером для подражания. Наверное поэтому рядом с ним я так волнуюсь. - Спустя минуту добавил - Вообще-то, кто-бы говорил. Сам-то с тех пор как приехали в Облачные глубины всё время пристаёшь к Лань Ванцзи. Только дай повод. Чего так увязался за ним? Может сам влюбился? А? — Да ладно тебе. Это другое. Просто его так весело дразнить. Ты видел как он злится? Это что-то! Ахахахахаха, его уши становятся краснее помидора. Каждый раз ему хочется на меня наорать, но приличия и не очень богатый запас бранных слов не позволяют. В итоге стоит весь надувшись, а потом выдаёт что-то вроде «вздор!» или «убожество». Ахахахахахаха. — И что в этом весёлого? Просто не даёшь человеку покоя. Уверен, он тебя всем сердцем ненавидит. Ждёт не дождётся, когда ты наконец не уедешь. Поболтав ещё немного ни о чём, Вей Усянь уснул в комнате Цзян Чэна, так и не вернувшись к себе. Кровать была довольно большой, так что они оба лежали вполне свободно, вот только Цзян Чэн никак не мог уснуть. Он думал над словами брата и уже сказал себе - «да не, бред какой-то», как его сознание решило подкинуть ему интересную картину. Он лежал на спине с закрытыми глазами, когда почувствовал себя в другом месте. Он стоял среди деревьев на одной из гор Гу Су и, почувствовав чьё-то присутствие, обернулся. Не успел он разглядеть человека в белом, как тот толкнул его в плечо и прижал к дереву. Ещё не разомкнувший глаза Цзян Чэн почувствовал как к нему плотно прижались всем телом. Одна рука мужчины всё ещё лежала на его плече, а вторая приподняла голову за подбородок. Они соприкоснулись лбами. На лице первого нефрита ордена Гу Су Лань, как обычно, играла легкая улыбка. Полные нежности глаза казалось смотрели прямо в душу. Горячее дыхание опаляло губы, отчего тело покрылось мурашками. Цзян Чэн вздрогнул. Он прикрыл глаза в ожидании дальнейших действий, но когда Сичень протолкнул колено между его ног и надавил на пах, заново их округлил. Дыхание перехватило. Их лица были так близко, что губы уже соприкасались. Однако Цзеу Цзунь ничего не делал. Распаленный Цзян Чэн сам протянул руку и положил на затылок старшему, притягивая ближе. Наконец они сплелись в желанном поцелуе. Нежный и спокойный Лань Сичень как будто с цепи сорвался. Он целовал яростно и мокро. Руки с силой вцепились в поясницу, вжимая в себя будущего главу ордена Цзян. Ноги у второго позорно подкосились и он повис на старшем. Возбужденный Цзян Чэн опустил руку на свой пояс, чтобы запустить её под одежду, как вдруг глаза его распахнулись. Он принял сидячее положение и часто задышал. Он только что собирался подрочить на Цзеу Цзюня! Голова раскалывалась от осознания этого факта. Вдруг, вспомнив кое-что, он повернул голову влево и облегчённо вздохнул. Вей Усянь спал, мирно посапывая. Но Цзян Чэн всё равно чувствовал себя пойманным с поличным. Он снова лёг на кровать, повернувшись к брату спиной. Ему было очень неловко и страшно. Жестокая правда, в которой он влюбился в мужчину, действительно пугала. Ничего хорошего из этого не выйдет, если кто-нибудь узнает. Поэтому, недолго думая, юноша решил, что об этом никто и никогда не должен узнать. В любом случае, эта глупая и бессмысленная влюблённость скоро пройдёт. Той ночью Цзян Чэн так и не сомкнул глаз. Бесконечный водоворот мыслей чуть не свёл его с ума. Уже несколько дней он пытается чем-то себя занять. Ни оставляет ни одной свободной минуты на глупые мысли. Целыми днями изнуряет себя тренировками, чтением, каллиграфией и прочими делами. А ночью все силы уходят на то, чтобы пытаться не думать о Лань Сичене. Во-первых, он сам себе запрещал опускаться до такого, а во-вторых, Цзеу Цзюнь был для Цзян Чэна слишком чист и непорочен, чтобы осквернять его такими мыслями. В итоге всё это вылилось в то, что Цзян Чэн стал ещё раздражительнее и вспыльчивее обычного. Его и так нелегкий характер стал просто невыносим. После того как Вей Усянь обнаружил его влюблённость ещё до того как он сам понял, ему казалось что все видят его насквозь. Он понимал что Вей Усянь шутит, но ведь в каждой шутке есть доля правды. Ощущение, будто каждый его взгляд, брошенный на Лань Сиченя, каждое обращённое к нему слово, замечали все, не покидало. Поэтому теперь он всем своим видом пытался показать, как ему пофиг на Сиченя. А стоило кому-то хоть мельком упомянуть обрезанных рукавов, как он демонстративно закатывал глаза и не упускал возможности объявить свою ненависть к ним. Главное, чтобы никто даже подозревать не смел его настоящие чувства. Так прошло три месяца. Вей Ина выгнали ещё два месяца назад. Было бы удивительно, если бы нет. Цзян Чэн уже успел смириться со своим положением. Попытка не думать по ночам о Лань Сичене была провалена ещё в первую неделю. Разве может влюбленный подросток удержаться и не подрочить на объект своего внимания? Он даже бесстыдно украл портрет Цзеу Цзюня, вырвав страницу из совершенно новой книги истории ордена Гу Су Лань. Дальнейшее обучение прошло без происшествий. Возвращаясь в Пристань Лотоса, Цзян Чэн конечно был рад вернуться домой, к тому же Лань Сичень не будет маячить у него перед глазами и он сможет его забыть. Но грусть всё равно почему-то накатывала. Он решил, что хочет лично попрощаться с Цзеу Цзюнем и направился его искать. Прохожие подсказали как направиться к ханьши и теперь он стоял перед дверью, боясь постучать. Он даже не знал что ему сказать и в итоге решил тихонько заглянуть в окно. Лань Сичень медитировал. В позе лотоса и с прямой, как натянутая струна, спиной он казался нереальным. Большие круглые окна в ханьши создавали довольно сильный сквозняк и черные, как смоль, волосы вместе с белоснежными концами ленты слегка развивались. Широкий пояс на белом ханьфу туго затягивал тонкую талию. Даже с такого расстояния было видно насколько длинные ресницы у первого нефрита. Его обычно умиротворённое лицо сейчас казалось слегка напряженным, будто его что-то беспокоило. Но даже так от него веяло удивительной аурой спокойствия и надежности. Цзян Чэн немного засмотрелся, но осознав, что если сейчас Сичень откроет глаза, то в первую очередь увидит его макушку и глаза, заглядывающие через окно, быстро отошёл. Он ушёл, но вернулся на тоже место спустя час. Цзеу Цзюнь всё ещё медитировал. Последний раз полюбовавшись этим незабываемым зрелищем, юноша почувствовал себя невероятно глупым, когда оставил на широком окне цветок. **** Обучение в Гу Су стало последним временем, когда его жизнь была спокойной и счастливой. Война, смерть родителей, восстановление ордена, смерть сестры, осада горы Луан Цзань, воспитание племянника, управление кланом - все это свалилось на него так рано и быстро. Времени и сил на любовь просто не осталось. Отношения - что с женщиной, что тем более с мужчиной - создавали бы лишь больше проблем. Так думал глава ордена Цзян. И все это знали. Вот только никто не знал, что ночью, лёжа на огромной кровати в пустой комнате, он спал в обнимку с одеялом, представляя что он не один. Что сейчас его любит и обнимает Лань Сичень. Представлял как тот ему шепчет - «Всё хорошо, я рядом. Я помогу тебе. Ты не один. Тебя любят». Странно, но такой самообман помогал уснуть и не мучаться мыслями о прошлом. Раньше он даже плакал и ненавидел себя за такую слабость. Но больше всего он боялся, что такое его жалкое состояние увидит Цзинь Лин. Он должен быть ему опорой и примером. Он должен быть сильным. Он должен быть один. Он должен.