***
— Ага, Стас мне потом пиздов даст, — Антон усмехается, плюхаясь на диванчик в гримерке. — Тебя когда-то это пугало? — Дима широко лыбится, падая куда-то рядом. — Да похуй уже, давайте о чем-то другом, — Серёжа устало закрывает за собой дверь. Арсений все это время молчит и смотрит куда-то в пол. Пока друзья уже находят другую тему для разговора и охотно начинают ее обсуждать, Попов суетливо носится по комнате и собирает вещи, намереваясь быстрее свалить домой. Он совершенно бесшумно и осторожно складывает все в рюкзак, стараясь не сильно привлекать к себе внимание, но Шастун бегает глазами за его ссутулившейся фигурой, пока тот не видит. — Арс, — брюнет чуть не подпрыгивает на месте, резко поворачивая голову в сторону Антона. Обычно ему удавалось спокойно уйти. Блять. Парень смотрит в слегка напуганные голубые глаза, которые в секунду меняются и смотрят будто свысока, и кусает губу, стараясь не сильно выдавать внезапное волнение. Попов уверенно вздергивает подбородок, кивает, мол, — че надо? — и отводит взгляд в сторону, пытаясь найти провод от зарядки. Когда зрительная нить разрывается, брюнет быстро моргает, стараясь ровнее дышать и вести себя легко и беззаботно. Внутри что-то сжимается, а голос в голове мерзко шепчет, что все давно все поняли и лишь притворяются дураками. Только почему-то ничего не понял один Арсений. У него сейчас душа, как на подносе, или это только так кажется? Он не выдерживает, вновь вскидывает голову и с небольшим, но наездом спрашивает. — Ты просто так позвал или спросить что хочешь? — Антон немного щурит глаза, не особо удивляясь внезапной агрессии друга. — Хочу спросить. — Он уверенно кивает, незаметно покручивая кольцо. — Ты что вещи-то собираешь? Никто не украдёт, не волнуйся, — шатен выдавливает слабую улыбку, стараясь расслабить атмосферу, но получается очень глупо, — садись, — он хлопает пару раз ладонью по месту рядом с собой и смотрит на немного сбитого с толку Попова. — Я поеду, — коротко отвечает тот, отворачиваясь к рюкзаку, чтобы с силой запихать туда последнюю футболку. — Арс, когда ты последний раз с нами общался? — цокает Шастун, но в голосе явно проскакивают нотки волнения, однако брюнет так сильно зациклен на контроле самого себя, что совершенно не замечает их. — Десять минут назад, — безэмоционально говорит мужчина, накидывая ветровку. — Арс. — Ну что ещё? — Попов со злостью застёгивает молнию на куртке и разворачивается к донимающему его Антону, который, кажется, прокрутил и снял уже все кольца по десять раз. — Ты же понял, что я не про это спрашиваю, — выдыхает он и поджимает губы, — я про обычную жизнь. — Шаст, — мужчина прикрывает глаза, а голос немного проседает, — просто много работы в последнее время, ты же сам знаешь. Будет поменьше дел, я с радостью поболтаю, идёт? — Арсений старается говорить максимально спокойно и вежливо, но получается, очевидно, плохо. Через пару минут Попов уже прощается с ребятами и уходит, оставив всех сидеть в молчании и безумно неприятном напряжении. Антон кивает задумчивому Серёже, мол, — что это щас было? Матвиенко на это лишь громко выдыхает, дергает бровями и пожимает плечами, оставляя Шастуна в неведении и продолжая что-то рассказывать Диме. Ладно, у всех людей бывают плохие дни. Арсений крепко держит руль, слишком сосредоточенно следя за дорогой. По радио играет какая-то абсолютно дебильная песня, которую Попов знать не знает. Даже подпеть не может, чтобы отвлечься ненадолго, и совсем неважно, что петь он не умеет и не сказать, что любит. Ну, ничего страшного, ехать тут осталось недолго, лучше подумать о том, что в холодильнике его скромной Московской квартиры, которую он посещает крайне редко, давным давно повесилась мышь, а есть мертвое крохотное животное Арсению не хотелось. Ему сейчас вообще есть не хотелось, но он же взрослый мужчина и понимает, что голодные обмороки такая себе хуйня, поэтому сворачивает к небольшому продуктовому магазину, чтобы найти там хоть что-то. Дома брюнет достаёт из пакета пару коробок гречки и зелёные яблоки. Он смотрит на скудные покупки слишком осуждающим взглядом и брезгливо кривит губы, проглатывая слюну и потирая пальцами лоб. Живот даже не урчит, но Попов упорно кидает один пакетик с крупой в кипящую воду и молча ждёт, наблюдая за бурлящими пузырьками. Телефон на столе вибрирует, потому что кто-то упорно пытается дописаться до его хозяина, но Арсений с раздражением тарабанит пальцами по столу и накладывает гречку в тарелку. — Что ж, — шёпот кажется слишком громким в этой звенящей тишине, — приятного мне аппетита. Впервые Попов ловит себя на том, что в своём любимом одиночестве, за которое раньше был готов глотки грызть и царапать когтями, в котором чувствовал себя максимально спокойно и умиротворенно, ощущает себя некомфортно. Белые стены почему-то давят, тишина пугает, а осознание того, что здесь нет совершенно никого, с кем можно поговорить и посмеяться, почему-то заставляет уголки губ низко опуститься. Арсений смотрит перед собой, держа в руке холодную вилку, и впервые понимает, что его не устраивает холодная свободная квартира. Попов опускает глаза на гречку, потом быстро бросает взгляд на закрытую входную дверь и, сжавшись на стуле в комок, подносит вилку ко рту. От еды сейчас тошнит, но он обнимает себя свободной рукой и через силу пихает крупу в себя, начиная медленно жевать. Гречка. Почему вообще она? Арсений никогда не был ее ценителем, даже наоборот, не очень-то ее любил. На кой хуй собачий надо было ее покупать? Наверное, она более безвкусная, чем все остальное. Макароны, например, они же явно имеют более выраженный вкус. Не то, что крупы. А у Антона вообще аллергия на все крупы. На рис самая сильная, но и гречку ему нельзя. Проходит секунда, и тишину разрезает громкий звук разбившейся о стену тарелки. Арсений стискивает зубы и жмурит глаза, дышит через нос так громко и раздраженно, что, будь в соседней комнате человек, точно бы услышал. Он сжимает кулаки, вспоминая все видеоуроки по управлению гневом, даже старается считать про себя до десяти, но это только сильнее разжигает в нем злость. Очень некстати на телефон приходит ещё одно уведомление. Брюнет распахивает потемневшие глаза, и быстро читает загоравшееся на экране сообщение от Серёжи с расспросами. Внутри зарождается такая буря, какой Арсений не испытывал очень давно. Он почти рычит, когда вскакивает из-за стола и швыряет невинный стул в сторону, быстрым шагом перескакивая осколки и направляясь в комнату. Дверь громко хлопает, в ушах звенит, и Попов со всего размаху бьет по старому деревянному шкафу, потому что это единственная вещь, которую не жалко. Он бьет один раз, шипит от боли, но замахивается и ударяет снова, не контролируя себя. — Почему ты такой?! — кричит мужчина. — Почему не выходишь из головы?! Движения хаотичные, удары слышны, наверное, всем ближайшим соседям, но перед глазами Арсения только улыбающийся Антон, поэтому Попов вздыхает ещё глубже и бьет снова, чувствуя, как сильно болит рука. Он останавливается, когда понимает, что кулак не упирается в твёрдую поверхность, а во входную дверь кто-то звонит. Пробитая старая дверца держится из последних сил, и брюнет, кажется, наконец-то приходит в себя, потому что звуки, доносящиеся из коридора, не прекращаются. — Нет, — в панике шепчет он, смотря на окровавленную руку и помятую одежду. Грудная клетка вздымается от глубокого дыхания, щеки горят, а глаза блестят от ещё не до конца отступившей ярости. В дверь все ещё звонят. — Нет, нет, нет, не сейчас, прошу, — он судорожно ищет обо что можно было бы вытереть руку, хватает какую-то футболку и тихо скулит, потому что рука болит неимоверно. Арсений в панике несется к двери, забывая о разбитой посуде, и крутит дрожащими пальцами замок. — Здрасьте, — на пороге стоит незнакомая милая старушка, осторожно приветливо улыбаясь и бросая быстрый взгляд за спину напуганному и взъерошенному соседу. — Здравствуйте, — тихо отвечает удивлённый мужчина, продолжая хлопать глазами. — Я услышала шум из Вашей квартиры, хотя обычно все спокойно. Вам не нужна помощь? — она по-доброму наклоняет голову в бок, поджимая губы, когда замечает кровь на руке брюнета. — Нет-нет, большое спасибо, — Попов сглатывает и быстро суёт руку за спину, — извините, что доставил Вам неудобство. Старушка понятливо кивает и уходит к себе, оставляя Арсения в покое. Мужчина медленно разворачивается и пытается понять, что только что произошло. Он боязливо подносит руку к лицу и видит, как сильно содрана кожа. Болячки останутся такие, что не заметить их будет невозможно. — Мудак, какой же я мудак. — Дрожащие холодные пальцы зарываются в чёрные волосы. В голове миллион вопросов к самому себе. Первый и главный — что сказать парням? Второй — что происходит вообще? Если бы к брюнету подошёл умный прямолинейный человек, то бесспорно спросил бы совершенно другое. Долго ещё будешь бегать? Но к Арсению никто не подходил, поэтому он продолжает молча сидеть и гипнотизировать беспорядок, надеясь, что нужно просто выспаться. В голове быстро мелькает мысль о чём-то другом, совершенно запретном, страшном и, скорее всего, как думает Попов, неизбежном. И лишь усталость позволяет мужчине задержать ее на долю секунды, прежде чем Арсений успеет сесть на пол и опустить тяжелую гудящую голову в упирающиеся на колени руки. Помещение снова погружается в тишину, нарушаемую только громкими вздохами Попова. Которому сейчас, по хорошему, надо обработать руку.***
Антон нервничает, когда замечает, что круги под глазами коллеги стали темнее, а мешки больше. Он молчит, когда Попов сваливает домой в первую же секунду, как появляется такая возможность. Он действительно переживает за своего друга, потухающего на глазах. Но по-настоящему бояться он начинает, когда Арсений перестаёт ему улыбаться и вообще старается лишний раз не смотреть в его сторону. Внутри таится жгучее чувство обиды и непонимания, но Шастун усердно заталкивает его подальше, чтобы оно не мешало наблюдать за брюнетом. Такое ощущение, что никто и не замечает, что Попов на самом деле начинает исчезать. Он давно уже не бегает по углам, придумывая нелепые шутки, чтобы развеселить коллег. Он не становится инициатором каких-то странных идей, за которые они все дружно потом получат нагоняй от Стаса. Его бледная кожа, кажется, постепенно становится прозрачной. Он заметно худеет, и нет такого ощущения, что это специальная диета для здорового спортивного организма. Арсений становится другим. Он больше не светит. Весь рабочий день Шастун сидит, как на иголках, постоянно кусая губы и бросая в сторону брюнета нервные взгляды. Кажется, что вот он, тот Арсений, тот любимый Арсений, от улыбки которого даже мёртвый поднимется из могилы. Но стоит им уйти закулисы, как от хорошего настроения не остаётся и грамма. Морщины на лице разглаживаются, брови опускаются ниже, как и веки, взгляд становится пустым и безжизненным. А Антон понимает, что действительно только он замечает все эти мелочи. Матвиенко, несколько раз посланный за вопросы далеко и надолго, бросил это дело, так что сейчас вообще не обращает внимание на настроение друга. Дима? У него прекрасная жена, дети, ему вообще не до чужих проблем. «…тот любимый Арсений…» Любимый? Внезапно цепенеет Шастун, обдумывая посетившие его мысли. Шатен поднимает глаза на уставшего Попова, собирающего свои вещи и пытающегося выглядеть так, словно все в порядке, и грустно улыбается сам себе. Может, не зря именно он догадывается, что что-то не так? Не зря именно он понимает немного больше, чем остальные? Стоит разобраться в этом немного позже, но даже это не пугает так сильно, как состояние коллеги. Даже наоборот. Почему-то это не пугает совершенно. — Арс, — негромко зовет Антон, когда Дима с Серёжей уходят то ли в туалет, то ли куда-то ещё, — довезти тебя? Брюнет на секунду прикрывает глаза, благодаря себя за то, что повернулся к другу спиной. Он только отрицательно мотает головой, но не успевает ничего сказать, как Антон продолжает: — Я видел, что ты сегодня на такси приехал, — осторожно признается парень. — Я доеду, зачем тебе лишний раз напрягаться, — немного грубее, чем хотелось, бросает Попов. — Мне не сложно, да и спешить никуда не надо сегодня. — Тебя дома Ира ждёт, — брюнет прикусывает себе язык, понимая, что со стороны это могло выглядеть, как ревность. Нет, а что такого? Он просто констатирует факт, так ведь? — Меня никто не ждёт. Поехали? Мужчина вздыхает, поворачивается и видит увереный взгляд друга, означающий, что тот уже давно сам все решил. Совершенно не важно, что изнутри Антон буквально кричит от волнения, эта поездка почему-то не кажется похожей на те, которые случались много раз до этого. Он молится всем живым, потому что сейчас они почти не общаются, сейчас Арсений такой недоступный, и если он согласится, то это уже будет маленькая победа. Попов смотрит в глаза Шастуну бесконечно долгие двадцать секунд, а потом проклинает себя изнутри, но слабо и неуверенно кивает. Он оправдывается лишь тем, что парень не отстал бы, а спорить сейчас нет никакого смысла и желания. Сердце Антона на миг замирает, а потом он нежно улыбается и тоже начинает собираться. В машине у Шастуна тепло и привычно пахнет парфюмом, который тут же наполняет легкие до краев, заставляя судорожно вздохнуть. Арсений вспоминает, как часто раньше они ездили куда-то вместе, и на душе становится так тоскливо. Между ними не было ссор, не было любви и расставаний, не было никакого недопонимания, но общение сейчас опускалось все ниже и ниже ко дну, причём на дно тянул обоих именно Попов. Антона хотелось очень сильно. Даже не в плане секса, а просто, как человека рядом. Арсений, казалось бы, взрослый и неглупый мужчина, но даже сейчас страх брал вверх и руки начинали дрожать от одной лишь мысли о том, что… что, вероятно, с Шастуном он хочет не просто дружить. Не отлично дружить, не прекрасно дружить, можете подобрать ещё миллион эпитетов и будете неправы. Потому что думать надо немного в другую сторону. В ту, которую Попов так упорно игнорирует, но начинает понемногу осознавать. Может, когда-нибудь в следующей жизни брюнет и осмелился бы хотя бы поговорить с Антоном, но… — Арс, как ты себя чувствуешь? — бегая глазами по дороге, спрашивает шатен. Стучащие по рулю пальцы спокойно его бы выдали, но Попов так сильно пытается сдерживать тревогу и эмоции, что не обращает никакого внимания. — Все хорошо, — он настолько неискренне усмехается, что даже самому становится противно, но тут же пытается нормально улыбнуться и успокоить надломленные нервы. …но точно не сейчас. Машина поворачивает в знакомый двор, а Шастун даже не пытается сделать вид, что поверил чужим словам.***
Приходить на работу становится пыткой. Если раньше Попову нравилось то, чем он занимается, если он горел и радовался, сейчас он был уверен, что с ним было бы все в порядке, послушай он отца много лет назад. Сидел бы где-то в офисе, заигрывал бы с секретаршами, и наблюдали бы за ним три калеки, две чумы, а не вся страна. Главное, Арсений не знал бы его. Улыбаться на камеру, контактировать с Антоном, потому что так надо для игры, притворяться собой из прошлого — все это больно. Пытаться ответить на вопросы фанатов, которые пишут, что у него трясутся руки и уставшие глаза — просто пиздец. Он до сих пор не понимает, как ему удалось скрыть ободранную руку, потому что тогда все стало бы слишком очевидным и придумывать дебильные отмазки было бы сложнее. Повезло ещё, что парни ничего не спрашивали. Только Антон долго и неотрывно смотрел на болячки, замазанные тональником, но Попов сделал все, чтобы не остаться с ним наедине, так что избежать расспросов он смог. Когда появляется пара выходных дней, а такое вообще случается только несколько раз в году, Арсений снова пьёт. Нажирается, по ощущениям, ещё сильнее, чем в прошлый раз, но его это совершенно не волнует. Волнует, что сердце болезненно сжимается каждый раз при мысли об одном парне, что продолжается это все уже неизвестно какой по счёту месяц, и что проходить совершенно не хочет. Арсению страшно. Он наконец перестаёт притворяться идиотом и понимает происходящее. Понимает, но не принимает. Антон обитает в его мыслях постоянно, даже, когда брюнет спит, так что сон становится крайне редким гостем в квартире мужчины. Будто до этого он мог спать спокойно… Терпеть это просто невыносимо. Видеть его почти каждый день ещё более невыносимо. Понимать, что человек не твой — убийственно. Попов становится слишком зависим. Вы знаете, что такое зависимость? Бывает зависимость от другого человека. И я хочу, чтобы вы попытались себя от этого отгородить. Отгородил, как же. Мужчина грустно смотрит на пустую бутылку, после чего, пошатываясь, идёт на кухню. Внутри снова появляется ужасное чувство тревоги, которое Арсений вообще-то сначала всегда пытается уничтожить успокоительными, но если помогает хуево, то алкоголем. Сейчас почему-то не действуют оба варианта, так что мерзкий внутренний голос подталкивает его к чему-то большему. К чему-то ненормальному, к чему-то, что казалось настолько неправильным ровно до этого момента. В руках оказывается большой кухонный нож. Попов завороженным и безумно пьяным взглядом смотрит на тонкое лезвие, начиная дышать чаще. — Я ебная истеричка, — невнятно проговаривает брюнет сам для себя. Стоять самому получается плохо, так что он опирается локтями в столешницу и неотрывно смотрит на нож. Тот красиво блестит, и идея, пришедшая в голову несколько минут назад, кажется ещё более заманчивой. — Вот, скажи, — он поднимает глаза вверх, — я же, — запинается, — ну… Нож остается лежать на столе, пока Попов с большими трудностями пытается стянуть с себя штаны. — Я ж не долбоеб? — снова невнятно обращается он куда-то вверх, закатывая глаза. — Так на-ху-я я щас делаю? Арсений стоит в одних трусах посреди кухни. В голове картинка улыбающегося Антона, в сердце боль, а в крови алкоголь хлещет так, что завтра будет большой трудностью воссоздать детально этот вечер. Арсений не ведает, что творит. Он тоскливо смотрит на струю крови, стекающую по его ноге. Только что он несколько раз резанул себя, но не рассчитал, и пару полосок вышли очень глубокими, так что теперь придётся отмывать пол. Больновато на самом деле, но не так больно, как внутри. Где-то должна быть тряпка, надо ее… Он сделал что? Попов понимает, что происходит пиздец, когда отбрасывает нож в раковину так резко, словно тот раскалён. В горле пересыхает, ладони потеют, а мозг пребывает в ахуе от того, что случилось. Господи, до чего он себя довёл? Он сейчас правда? Правда это сделал? Перед глазами до сих пор стоит лезвие, несколько секунд назад медленно входящее в кожу и прорезающее ее, словно это нормально, оставляющее следы, которые будут напоминать о себе всегда. Нога подтверждает все это тем, что начинает ныть. Арсений в панике падает на колени, зачем-то начиная оттирать с белой плитки красные капли прямо рукой, потому что мозг сейчас вообще не соображает. Тело решает за него, тело не слушается. Страх буквально рвёт мужчину изнутри, он, в совокупности с алкоголем, почти сводит с ума. В нос ударяет неприятный металлический запах, пальцы становятся липкими, а кровь на полу в итоге из пятен превращается в разводы и отпечатки рук. Арсений сжимает кулаки и в отчаянии несколько раз ударяет по плитке, конечно же ничего этим не добиваясь. Лицо его сейчас бледнее, чем стены в больнице, руки и нога в крови, а он продолжает ползать на коленях и пытаться понять, что ему теперь делать. — Почему я?! — в истерике кричит мужчина, прижимаясь лбом к грязному полу, пачкаясь все сильнее. Ужас заполняет всего Арсения изнутри, кровь почему-то не перестаёт вытекать из ноги, хотя делает это заметно медленнее. Попов из последних сил поднимает своё тело, опираясь на руки, подносит к лицу трясущиеся ладони, ещё раз смотрит на своё порезанное бедро и, заплетаясь в ногах, спотыкаясь, бежит в туалет. Перед глазами все плывет, и как только открывается дверь, он почти впечатывается в унитаз, выплёвывая из себя, как кажется на тот момент, все внутренности. Ему становится так мерзко, тошно и противно от всего, что сейчас происходило, что он просто не может остановиться. Его рвёт снова и снова, он почти задыхается, не успевая сделать хоть маленькую передышку. По щекам бегут горячие слёзы, но, к сожалению, не от эмоций, а от того, что организм буквально решает вывернуть себя наизнанку. А лучше бы поплакал, может, легче стало бы. Когда в желудке остаётся только горькая желчь, Арсений обессилено доползает до ванной, несколько раз споласкивает рот, последний раз вспоминает любимого Антона и с мыслями о том, что ему бы точно не понравилось все, что происходит с брюнетом на самом деле, отключается прямо там на полу.***
После выходных Шастун видит коллегу и понимает, что больше так продолжаться не может. За девять месяцев Арсений из самого позитивного и необычного человека превращается в робота, у которого нет никаких чувств и эмоций. Антон понимает, что терпел очень долго, ждал, когда Попов будет более открыт к разговору, когда ему станет немного полегче, чтобы можно было понять, что вообще творится. Он-то, глупый, надеялся, что сможет подобраться поближе, что та поездка до дома Арсения говорит о каком-то доверии с его стороны. О том, что ему начинает становиться лучше? Но после того, как брюнет почти галопом убежал в туалет, когда, как ему казалось, его никто не видел. После того, как Антон так же быстро помчался за ним вслед, а потом тихо зашёл, вслушиваясь в любой шорох. Когда Шастун услышал из кабинки это громкое надрывистое дыхание и тихий голос, приговаривающий себе: «спокойно, спокойно, спокойно…» Тогда он и осознал, что зря не пристал к другу с расспросами раньше. Внутри появилось сильное чувство стыда за то, что он, видя, что что-то не так, продолжал сидеть, сложа руки. Продолжал надеяться на лучшее и считал, что Арсений сам скажет, если нужна будет помощь. Арсений сам не скажет никогда. Вместо того, чтобы трястись в сторонке, задаваясь одним лишь вопросом: «А что же с Арсом?», — нужно было ещё тогда, когда все только начиналось, брать его в охапку и заставлять говорить все, что на душе. Теперь Шастун уверен, что от друга не отстанет, пока не поймёт, что с ним все в порядке. Главное, чтобы не было поздно. В конце рабочего дня Антон пулей летит собирать вещи, отлично зная, что Попов долго задерживаться не будет и свалит самым первым. Он перехватывает мужчину уже у выхода, незаметно подходя сзади и ровняясь с ним. Брюнет упорно смотрит в одному ему известную точку где-то впереди и игнорирует присутствие парня. — Подвезти? — будто невзначай бросает шатен, стараясь сделать голос ровным и уверенным. В ответ он получает тишину, даже быстрый взгляд не падает в его сторону на несколько секунд. Внутри Арсения больно ноет сердце, но он настолько привык, что не выдаёт себя никаким образом. — Если ты будешь меня игнорировать, я затащу тебя в машину силой, — он говорит это так спокойно и уверенно, словно описывает погоду. Мужчина на это даже не хмыкает, лишь немного ускоряет шаг. Антон уже видит свою машину, так что кивает сам себе, понимая, что другого выхода нет. — Эй! — брюнет раздраженно и испуганно вскрикивает, когда чужие руки внезапно подхватывают его и резко укладывают на плечо. — Отпусти меня, быстро! Шастун на это заявление молчит, уверенно продолжая идти к машине. Если говорить честно, нести вырывающегося взрослого мужика — задачка не самая лёгкая, но Антон держит крепко, прикладывая все силы, которые у него имеются. К тому же, Арсений похудел, так что это в данный момент идёт шатену на руку. — Ты совсем ахуевший? Быстро поставь меня, Шастун! Парень перехватывает тело покрепче, задевая рукой ногу. Попов, явно не ожидавший такого подвоха не успевает себя сдержать и шипит, потому что на самом деле очень больно. Мужчина сразу же понимает свою ошибку и старается притвориться, что ничего не было, но понимает, что поздно. Антон в секунду застывает, чувствуя, как внутри что-то рушится. Он останавливается у машины и снимает злого брюнета с плеча, ставя прямо перед собой. Тот порывается дернуться и уйти от наглого шатена, но Антон вдруг крепко берет за плечи, немного наклоняется к лицу, чтобы быть на одном уровне, и четко проговаривает: — Мне сейчас показалось? Голос у него преувеличенно-спокойный, но злой и напуганный взгляд говорит все сам за себя. Брюнет же чувствует, что попал в самую страшную ловушку. — Отъебись, ладно? — агрессивно бросает Попов, пытаясь вырваться. — Арсений, — голос становится похожим на рык, так что мужчина застывает, — говори. Мне сейчас показалось? Брюнет, наверное, никогда в жизни не испытывал такой страх. Даже на выходных, когда занимался этой херней, даже во время панических атак и вообще чего угодно. Такое было у него впервые. Он просто не мог вымолвить и слова. — Я сейчас ударю тебя по ноге, чтобы проверить самому. В ответ он получает молчание. Антон заносит руку, только чтобы припугнуть, конечно, он не собирался бить Попова, но это действует отлично. — Не смей! — Арсений дёргается, но Шастун снова ловит его, не давая убежать. Ощущение, что это будет последняя и самая главная ошибка — дать ему уйти. — Какого хуя, Арс? Какого хуя?! — кричит парень. — Как же ты заебал меня, Шастун! Отпусти, блять, наконец-то! — он пытается брыкаться, но сил в теле не так много, чтобы одержать победу. — Ты не понимаешь, что я переживаю?! — Поэтому ты сейчас ведёшь себя, как маньяк?! — Долбоеб, я помочь хочу! Ты же так сдохнешь скоро! От тебя почти ничего не осталось! — он разворачивает друга к себе лицом и борется с желанием прописать сильную пощёчину. Глаза горят ненормальным блеском, дыхание глубокое, а в голове ни капли уверенности в том, что после такого Арсений вообще посмотрит в его сторону. Именно сейчас, видя такого Попова, Антон понимает, насколько сильно в нем нуждается. В его улыбке, в его смехе и просто добром взгляде. Они молча стоят на парковке, немного приводя дыхание в норму, после чего Шастун медленно подходит к другу, который теперь в голове выглядит, как зашуганный, оставшийся один во всем мире зверёк, и спокойно проговаривает: — Слушай внимательно. Мы сейчас поедем домой, к тебе или ко мне — не важно. — Его глаза бегают по всему лицу мужчины. — Арс, — тело прошибает током, — я помогу. Все будет в порядке. Арсений больше не вырывается. Он просто обессилено кивает, чувствуя подступающий к горлу ком, и садится в машину.***
Попов терпел долго. Долго скрывал, долго мучился и пытался справиться сам. Но сейчас, находясь в квартире Антона, где почему-то нет никаких вещей Иры, где немного не убрано, но так уютно и приятно, он понимает, насколько сильно устал. Заебался. Окончательно. Он медленно раздевается, оставляет куртку на вешалке, и застывает посреди зала, не понимая, что он тут делает. Шастун внезапно оказывается совсем рядом. Он подходит сзади, останавливаясь на расстоянии одного шага, несколько секунд смотрит на напряженную, немного сгорбленную спину Попова и легонько подталкивает того к спальне. Когда они оказываются у него в комнате, Антон изо всех сил держится, чтобы не затрястись от волнения, но садится на кровать с ногами и хлопает по ним, призывая брюнета наконец-то сесть. Арсений удивленно смотрит в зелёные глаза, не веря в происходящее, но перестаёт себя сдерживать, когда чужая рука тянет его на себя. Он понимает, что вся выстроенная им оболочка треснула, когда почти падает на колени к Антону. Сильные руки прижимают его к себе так, словно он в любой момент может исчезнуть, гладят лопатки и немного покачивают. Арсений не знает, в какой момент это случается, но он начинает плакать. Сначала бесшумно и почти незаметно, но спустя некоторое время его трясёт крупной дрожью, в груди не хватает воздуха, а плач становится похож на вой. Антон держит Попова крепко, упираясь губами и носом в чёрную макушку. Он чувствует, как и по его щекам текут горячие слёзы, но это сейчас совершенно не важно. Важно то, что Арсений, который никогда в жизни не покажет даже самую маленькую слабость, сейчас хватается за него, за Шастуна, как за последнюю надежду. — Тише, тише, мой хороший, я рядом, — надломленным голосом шепчет парень, пока сердце сжимается от каждого жалостного вздоха и всхлипа, — все хорошо, Арс, это пройдёт. Попов вжимается в Антона изо всех сил. Голова уже болит от непрекращающихся слез, глаза тоже, но на душе в кои-то веки становится чуть спокойнее. Арсений понимает, что наконец-то чувствует себя защищённым. Вот так, сидя в объятиях Шаста, ощущая себя рядом с ним маленьким и ничтожным, он понимает, что не боится. Никто не знает, сколько проходит времени, но брюнет немного успокаивается, и слёзы больше не текут из его глаз. Он выплакал всю душу, так что сейчас сидел обессиленный и опустошенный. Почему-то его даже не накрывало чувство стыда. Антон, ощущая, как расслабляется в его руках мужчина, легонько отодвигается и смотрит в опухшие глаза. — Нужно отдохнуть, Арс, нужно поспать. — Он проводит рукой по чёрным мягким волосам, немного приглаживая. — Обсудим все завтра, когда будет немного полегче, давай? Попов неотрывно смотрит на парня, по лицу которого заметно, что он тоже плакал. Его руки все ещё прижимают так близко и уверенно, что внутри что-то щёлкает. Брюнет плюет на все. На страх, на работу, на дружбу, на любое плохое развитие сюжета. — Арс? Мужчина резко, чтобы не передумать, подаётся вперёд, впечатываясь своими солеными губами в чужие. Он зажмуривается так сильно, что почти начинает видеть звездочки, но губы Антона внезапно раскрываются и отвечают на поцелуй. Руки его перемещаются на ещё немного влажные щёки, а сам он чуть приподнимается, чтобы быть к Арсению ещё ближе. Попов чувствует даже с закрытыми глазами, как у него кружится голова. Он отчаянно целует Шастуна, пытаясь понять, что это реальность, а не очередной сон. Поцелуй выходит голодным, болезненным, но не физически, а морально. Они сидят, не в силах оторваться друг от друга. Иногда замедляются, вкладывая всю нежность, иногда целуются жадно, вкладывая всю накопившуюся боль. Глаза снова начинает щипать от переизбытка эмоций, но сейчас уже так откровенно все равно. Когда наконец приходится остановиться, они сидят, прислонившись лбами и громко дыша. — Я люблю тебя, Антон, — надрывающимся шепотом говорит Арсений, пока его сердце выпрыгивает из груди, — я так сильно тебя люблю… Шастун тяжело сглатывает и поднимает голову брюнета за подбородок, чтобы посмотреть в глаза. Тот опасливо их раскрывает. — Я тоже тебя люблю, Арсений. — немного дрожащим голосом говорит шатен. — Мы со всем справимся, ты только верь мне, хорошо? — Он хватает мужчину за руку и тянет ее к своей груди. — Чувствуешь? Сердце Антона колотится, как ненормальное, и Попов мог бы запереживать, если бы его собственное не вело себя точно так же. В голове до сих пор не укладывается происходящее, но сейчас, сидя в объятиях любимого человека, чувствуя удары в груди и до сих пор ощущая вкус чужих губ на своих, Арсений впервые за долгое время искренне улыбается. — Чувствую.