Перепишем историю?

      Эрдмут завел новую привычку, весьма радовавшую его старое сердце. Каждое утро он встречал за чашечкой кофе на веранде, что располагалась рядом со столовой. Это стало своего рода ритуалом. Он вставал рано, спускался на первый этаж, даже не для того чтобы размять ноги или полюбоваться природой, он делал это чтобы понаблюдать за двумя подростками, которые невольно стали для него весьма дороги. Он смотрел на эту парочку и сам удивлялся той нежности, которую испытывает, находясь рядом. Кроме нежности он иногда испытывал тоску и грусть, стоило мелькнуть в его сознании мятежной мысли, что на месте этих юных волшебников действительно могли бы быть его дети или, что вернее, внуки. Он частенько поймав себя на таких фантазиях отфыркивался, обзывая себя старым дураком. Но отрицать не мог - ему безумно нравилась эта размеренная жизнь, легкий флер интриг и эта почти что... семья? Да, он хотел быть частью этого всего.       Подумай он, что подобное случится в его жизни, что пятьдесят лет, что год назад, тут же счел бы себя сумасшедшим. В расцвете своих сил и карьеры, стремясь добиться тех безумных целей, семья казалась ему чем-то лишним, несвоевременным. Быть может когда-то после... еще рано... - думал он тогда. Год назад, он считал, что уже слишком поздно. Он потерял все, и силу, и власть, и свободу, и даже веру в свои прежние убеждения.       Первые лет десять после ареста он еще держался на иллюзиях. К нему регулярно приходили на допросы, что создавало хоть какую-то видимость продолжающейся борьбы. Он еще не потерял надежду, что его сторонники, те кто уцелел, придут за ним. Но шли годы, визитеров становилось все меньше и меньше, пока однажды его не стал навещать лишь один тюремщик, приносящий еду. Тогда он впервые в своей жизни остался наедине с самим собой. И пожалуй это было единственным действенным наказанием, которое могло бы на него повлиять.       Тогда он осознал что не оставался один надолго никогда. Рядом всегда кто-то был и эти люди практически всегда в достаточной степени поддавались его обаянию и ораторскому таланту, чтобы сдаться и не иметь возможности убедить молодого Грин-де-Вальда в том что он заблуждается. Он мог заговорить и убедить почти любого и это в весьма большой степени было причиной того что его убеждения все сильнее укоренялись. А тут, так уж получилось, говорить было не с кем, некому было доказывать правоту, некому, только самому себе. А сомнений становилось все больше...       И все же прав был тот кто сказал что одиночество - это способ которым судьба пытается привести человека к самому себе. Он заболел. Он надоел сам себе, устал от себя... практически себя возненавидел. Все начиналось с яростного, почти озлобленного обдумывания того в чем он ошибся, каким людям не следовало доверять, кто подвел его? Чем глубже и дальше заходили эти думы, тем чаще он вспоминал давние наставления отца и пыльные страницы ветхих книг - они давали ответы... на все. Со своим юношеским максимализмом и верой в свою правоту он отмахнулся от многих сложившихся за века законов и обычаев. Примерно к тридцатому году заключения он с ужасом осознал что его можно назвать... грязнокровкой. В самом худшем понимании этого слова.       Некоторые его взгляды пошатнулись еще до ареста. Например отношение к немагам. Он считал их... животными. Иногда полезными, но не достойными внимания животными, которые попросту не могут иметь такой власти, чтобы волшебники, безусловно высшие по степени развития создания Земли, прятались как крысы в норах. Вторая мировая, начатая с его легкой руки, обещала быть короткой, год-два, максимум. Неожиданно она растянулась на шесть! Тогда у него не было времени остановиться и подумать, слишком много дел, но теперь у него был весь остаток жизни, чтобы вспомнить все что видел и невольно начать уважать их.       Не стоит говорить, что пятьдесят лет в одиночной камере перевернули почти все его взгляды на мир.       А потом к нему заглянул его ангел. Сначала он посчитал ее плодом помутившегося рассудка, потом отбросил эту мысль и обрадовался. Впервые за несколько десятилетий ему было с кем поговорить. У него не было ни единой причины лгать или приукрашивать - он уже потерял все что мог и в тот день его посетила надежда, что за этими холодными стенами будет по меньшей мере один человек, который будет знать, что Геллерт Грин-де-Вальд, пусть поздно, но расскаялся. Потому он охотно начал исповедоваться этой, как оказалось, девочке. И видимо был достаточно убедителен в своем рассказе, чтобы посетившая его невидимка предложила "Покаяние".       Нет, он знал о такой возможности, знал, но думал что пока не готов. Как в далеком детстве, разбив вазу, он, охваченный стыдом и виной за содеянное, малодушно хотел оттянуть встречу с Матерью Магией. Он не боялся наказания, был готов принять любое, невыносимее всего для него было Ее осуждение. Теперь, когда он благодаря хорошей памяти вспомнил, что она действительно Мать всех наделенных магическими способностями. С каких пор ты стал трусом Гел? - спросил он себя тогда и начал воззвание к Магии.       Ее отповедь длилась, казалось, целую вечность. Сердце так отчаянно билось, что он слышал его стук, но все равно Ее слова он слышал так же четко, словно они звучали в его мыслях. И наравне с бескрайним раскаянием он чувствовал всепоглощающее облегчение. Переросшее в изумление, когда до него дошел смысл Ее решения. Он будет жить и у него будут дети, однажды его внуки смогут возродить Род, который он погубил. Часть его ошибок, пускай всего лишь часть, он еще способен исправить.       Проснувшись он сперва решил, что это был всего лишь сон, прекрасный, несбыточный сон. Но через веки его отвыкшие глаза тревожил свет. В то утро его жизнь изменилась. В молодости он отдал бы многое, чтобы встретить Певереллов, а теперь одна из их потомков сама пришла к нему и взяла под свою опеку. Неслыханно.       Эта юная, пожалуй слишком, девушка изменила его жизнь. Первые дни он провел в шоковом состоянии, с трудом понимая что происходит и цепляясь за любую вещь что даст опору его разуму, а когда успокоился - уже жил в доме Певереллов. Требование не покидать дом и сотрудничать были даже смешными. Не хотел он уходить, а вредить своей спасительнице не посмел бы. Это не изменилось даже когда он узнал, что приглядывать за ним Рене будет до самой его смерти. Эрдмута это вполне устраивало.       Он не навязывался, хоть был неимоверно рад компании. Он делился всем, что знал, чувствуя себя, наконец, полезным, нужным. Он взялся обучать этого великовозрастного юношу. В первое время делал это лишь желая облегчить жизнь Рене, помочь ей, а потом разглядел в Гарнете потенциал и в некоторой степени, он видел в нем самого себя. Он был примерно того же возраста, когда был заключен в тюрьму и столь же глубоко заблуждался слишком во многом.       Иногда Эрдмут ловил себя на мысли, что образ Рене никак не может сложиться в единую картину в его разуме. Были некоторые... несостыковки. Иногда, крайне редко, созданный ею образ противоречил ее действиям. Он не мог знать наверняка как она ведет себя по отношению к другим людям, но прямо перед ним было два довольно ярких примера - он сам и Гарнет. В обоих вариантах Рене держала некоторую дистанцию, позволяла себе довольно жесткие высказывания, хоть и не претворяла их в жизнь.       К Эрдмуту в первое время она относилась весьма ровно, настороженно - это да, но он всерьез мог чувствовать себя именно гостем в ее доме, а постепенно девушка становилась все мягче, внимательнее к его потребностям, что привело к прогулкам вне поместья, обширной литературе помогавшей ему освоиться в жизни и длинным разговорам на отвлеченные темы. Иногда Эрдмут замечал что его собеседнице становится грустно в его компании, но сожалеет она не о нем, а о самой себе и грусть эту его интуиция, весьма развитая, упорно называла светлой.       С Гарнетом картина была похожей. Она держала дистанцию, как позднее понял Эрдмут, лишь на словах, она могла ругаться, могла даже угрожать, но как таковых действий не предпринимала и действительно заботилась о своем родственнике. Он иногда задавался вопросом, смог бы он сам так относиться к человеку убившему его родителей и давал себе однозначный ответ - нет, не смог бы. А она могла и делала. Рене с таким участием помогала этому заплутавшему юнцу, что Эрдмут мог лишь удивляться. Девушка однозначно привязалась к навязанному Высшими брату и была намерена сделать все возможное чтобы тот справился с возложенными на него задачами.       Но понять почему так, Эрдмут не мог. Не мог пока Рене не рассказала о своей второй жизни. Многое тогда встало на свои места и девушка стала видеться ему абсолютно другой. Дело было именно в ее первой жизни, он аккуратно порасспрашивал Рене чуть позднее, хоть говорила она о прошлом неохотно. Многие странности ее характера и поведения объяснялись тем каким человеком она была "до" и тем какой она стала "после", порой эти два столь похожих и разных человека вступали в конфликт между собой.       Рене выросла в любящей семье, ее любили и она любила. Ее родители принимали ее такой какой она была, со всеми ее странностями и проблемами, они не отворачивались от нее в какие бы ситуации она ни вляпалась. Как у многих Родов есть пафосные девизы вроде "Чистота крови навек", их девизом можно было назвать "Семья важнее всего" (Почему-то именно такой формулировкой Эрдмут хотел назвать это). И Рене пронесла это убеждение сквозь годы проведенные уже "здесь". Дарсли бесспорно тоже были ее кровной родней и она о них позаботилась, лучшее что она могла для них сделать - это уйти, потому что ментальные закладки срабатывали именно из-за Рене. Тот же Сириус, что она сделала стоило этому псу появиться на пороге ее дома? Она нашла адвокатов и готовилась к пересмотру дела, хоть сам ее родич еще даже не предстал перед ней в истинном обличии и ни о чем не просил.       По мнению Геллерта по отношению к нему она тоже чувствовала что-то схожее. С тем как она порой на него смотрела, как спокойно относилась к слухам о их родстве, он довольно быстро пришел к мысли, что она не имеет ничего против такого расклада и сама видит в нем кого-то вроде дедушки. Дедушки, которого как оказалось она никогда не знала. Оба ее деда в "том времени" умерли до ее рождения.       Для Рене семья не была пустым звуком, даже если сама она об этом не особенно-то задумывалась. К Гарнету она тоже относилась как к семье, она узнала об их родстве за пять лет до встречи и успела эту мысль усвоить, а когда волею Магии он стал ее братом, девушка постепенно научилась воспринимать его именно в этом качестве. Отрицала как могла из-за их давней истории, но слова и действия - вещи абсолютно разные. Эрдмут мог поклясться, что по своему она брата даже любила. Уж к весне так точно. И Гарнет, в детстве и юности лишенный семейного тепла, невольно тянулся к ней в ответ. А Эрдмут одновременно боялся и ждал того дня, когда эти двое наконец разрушат последнюю стену разделяющую их.       В начале мая этот день настал.       На утреннюю пробежку Гарнет вышел один. Одного взгляда на подростка было достаточно чтобы понять что он обеспокоен и подавлен. К завтраку, что с начала весны проходил на веранде, Рене не спустилась, а ее брат не спешил делиться новостями, да и в целом не был расположен к беседе. Эрдмут хоть и отметил для себя все это, особого значения не придал, Рене иногда могла пропасть на пару часов, а то и дней, никого не предупредив. Забеспокоился он, когда за обедом разговор с Гарнетом стал больше походить на прощание. Юноша был еще мрачнее нежели утром. За ужином, что Эрдмут проводил один, он поинтересовался у эльфа дома ли хозяйка и узнал что она ушла прошлой ночью и пока что не вернулась.       Не вернулась и на утро и к следующей ночи. Гарнет уже весь извелся, отменил занятия с наставниками, потому что ни на чем не мог сосредоточиться, то и дело спускался в тренировочный зал и спускал пар упражняясь. На третье утро, Эрдмут, не желающий наблюдать за слоняющемся тенью мальчишкой, что по всей видимости не спал с момента разговора с сестрой, подговорил эльфов дать Гарнету вместе с чаем зелье сна без сновидений. Проспал парень до следующего утра, а встретив на веранде Эрдмуда просто фонил негодованием и недовольством. Форахлас усмехнулся и напросился на пешую прогулку по обычному для подростков маршруту пробежки и неторопливо расспрашивал о произошедшем. Гарнет рассказал Рене о событиях осени 81-го и отдал ей свои воспоминания о "той" ночи. Просмотрев их девушка попросила оставить ее одну, а вскоре покинула дом и ее нет уже трое суток. Парень боялся, искренне боялся, что Рене его не простит, что она больше не вернется.       Эрдмут не мог ничего обещать и толком успокоить, но вполне мог отвлечь. Ненавязчиво подвел юношу к идее заняться чем-то полезным, пока сестра приходит в себя, предложил усложнить их маршрут, создать на нем полосу препятствий. Они провозились до самого вечера придумывая различные турники, ямы и барьеры, которые Гарнет весьма профессионально создавал с помощью магии. Завтрак, обед и ужин они провели на природе, устроив уютные пикники. Занятый делом парень с каждым часом отвлекался все меньше, но все равно с тоской поглядывал в направлении дома. По своим спальням они разошлись уставшими и легли спать, хоть Гарнету и потребовалось вновь зелье, но на этот раз он принял его сам.       Утром четвертого дня Эрдмут спустился во двор в свободной, удобной одежде выразив желание размяться. Хоть он и начал набирать массу, мышц все еще практически не было, да и выносливость была нулевой, потому Гарнет наматывал круги вокруг неспешно бегущего мужчины, будучи крайне обеспокоенным его состоянием сконцентрировал все внимание на нем. В конечном итоге они конечно же не смогли преодолеть весь маршрут. Мужчина пристроился на поваленном дереве, пока юноша тестировал возведенные накануне препятствия. Потом Гарнет проводил спутника до веранды, помог устроиться в кресле и они вместе позавтракали. А потом Форахлас ехидно спросил не забыл ли младшенький о своих обязанностях перед Родом. А тот действительно все эти дни безвылазно сидел дома, игнорируя обряды и ритуалы что должен проводить регулярно в Хогвартсе и в своем втором доме в пригороде Лондона. Как бы Гарнет ни хотел дождаться сестру дома, у него действительно были обязанности.       Следующие три дня прошли по одинаковому сценарию. Утром мужчины вместе тренировались, завтракали. Эрдмут присутствовал на занятиях Гарнета с наставниками, найдя их весьма занимательными и полезными - "стряхнуть пыль со старых знаний". Занятия стали превращаться в бурные дискуссии и увлекали всех участников. После обеда Форахлас садился за переводы, а Певерелл изучал университетскую программу. После ужина, который они теперь предпочитали проводить вместе, мужчины устраивали себе часик прогулки на воздухе, а потом Гарнет уходил по делам, стараясь успеть вернуться пораньше и поспать.       В ту неделю они сблизились еще сильнее, что было бы невозможно если бы не предыдущие месяцы их общения. Они уже давно нашли общий язык и получали удовольствие от каждой встречи. Гарнет глубоко уважал своего старшего товарища, хотя восхищение немного поуменьшилось и сменило направление. Эрдмут, проведший на свободе почти столько же лет сколько Гарнет в целом прожил, все же получил куда более обширное образование, имел значительно больший опыт и возможность оценить все это под разными углами - потому гораздо мудрее. И потому как то естественно получалось что старший заботился о младшем, направлял его, помогал, а тот без особого сопротивления и с благодарностью это принимал, отвечая таким же участием и заботой.       От Рене не было никаких вестей, домой она не заглядывала даже чтобы переодеться, в банке ее тоже не видели, а с остальными ее знакомыми Гарнет связываться пока не смел. Еще не дошел до той точки, когда был бы готов идти искать ее и пока что просто ждал дома, больше не позволяя себе так сильно раскисать и добросовестно делая все что должен. Ему хотелось, чтобы вернувшись Рене знала, что ее ждали, что в этом ее не подвели. А Эрдмут помогал юноше всем чем мог и всеми способами стремился облегчить ожидание.       В утро восьмого дня, когда Эрдмут уже привычно сидел в тенечке пытаясь отдышаться после недолгой пробежки, а Гарнет изображая зайчонка прыгал с одного бревна на другое на высоте полутора метров, рядом с мужчиной раздался негромкий голос.       - Неплохо получилось, мне нравится. Долго делали? - Эрдмут обернулся, а девушка уже садилась рядом с ним. Она выглядела уставшей. Синеватые круги под глазами, более остро очерченные скулы, на щеке ярко выделялась свежая тонкая царапина. Он не помнил чтобы видел ее такой. Да и ее любовь к черному в одежде в этот момент служила девушке не лучшим образом делая ее бледность просто болезненной.       - За день. - Опомнился Эрдмут и ответил на вопрос. - Основу за день, остальное добавляем понемногу.       - Молодцы. Завтра опробую что вы тут накрутили. - Улыбнулась девушка, едва заметно поморщившись - рана на щеке тянула кожу. Гарнет заметил ее и весьма ловко спрыгнул на землю, несколько нерешительно приблизившись к говорящим. - Ну что братец, предпочитаешь сразу устроить разбор того почему ты идиот или отложим до вечера?       - Братец? Все еще? - Переспросил парень, больше всего сейчас соответствуя возрасту своего тела.       - А куда ты от меня денешься? Ты обречен быть моим братом до конца дней твоих! - Торжественно произнесла Рене, чуть тише, но тверже добавив: - Смирись.       Гарнет сперва робко улыбнулся, медленно улыбка стала шире и он сел на землю напротив сестры, спросив:       - И почему я идиот?       - Потому что не подверг сомнению собственные воспоминания. - Ответила Рене, опустив голову на плечо Эрдмута и тот остро ощутил что все хорошо, у них все хорошо.       - Но никто не мог на них воздействовать. Заменить воспоминания бесплотному духу нельзя, а свою жизнь гомункулом я помню четко. - Тут же начал рассуждать Гарнет, пытаясь вспомнить все моменты когда был достаточно уязвим для менталистов.       - Тут мы можем гадать долго, вариантов несколько. Вообще замена могла произойти когда ты куковал в теле Квирелла и на протяжении почти года жил под наблюдением Дамблдора. И мы не знаем точно как и по чьей инициативе тебя нашли летом 94-го... Не столь важно когда произошла замена, важно что она была и я это доказала.       - Каким образом? Менталист должен работать с самим пациентом. - Недоумевал юноша.       - А ты мастер во всех отраслях этой науки и можешь точно сказать кто, что и как должен делать? Вот я захватила лишь кусочек окклюменции, потому предпочла задать свои вопросы специалистам. Я бы извинилась перед тобой что передала твои воспоминания третьим лицам, но мне не стыдно.       - В Британии такие есть? Я в 70-х с трудом нашел пятерых узких специалистов, а завербовать их было еще труднее.       - Удивишься брат мой, но есть. Вот только официально их не существует. Все лучшие специалисты в запрещенных или почти запрещенных в нашей стране науках либо имеют за спиной Род, способный их защитить, либо работают в Отделе Тайн, который полностью автономен и не отчитывается ни перед кем. Это мне поведал Дварох еще лет 10 назад, когда объяснял чему меня способен научить мой наставник по окклюменции. Так что перебесившись и сбросив лишние эмоции я связалась с невыразимцами.       - И они вот так просто согласились на встречу? - Почувствовав легкий укол зависти спросил Эрдмут, которого и на порог германского Отдела не пустили. Рене фыркнула.       - Нет конечно. Но у меня был один должник и этот долг я с него стребовала. Август Руквуд провел переговоры и договорился о тайной конфиденциальной встрече для меня с Главой Отдела. Не знаю чего это ему стоило, но мы с руководителем подписали контракт о неразглашении и непричинении вреда еще до самой встречи.       - Август, он же предатель, доносил информацию о своем Отделе, за что и был посажен в Азкабан. Как он умудрился провести переговоры?       - Ты думаешь что он приносил тебе действительно секретную информацию? Ровно так же как он доносил тебе, он доносил и им. Стоило ему бежать из Азкабана и оклематься он явился к своему начальству, его пожурили немного, лишь за то что попался, и приняли обратно. Отдел Тайн не подчиняется никому, по-тихому ведет исследования, разработки и тадададам - пропела девушка - шпионаж. Руквуд все еще является его сотрудником и видимо имеет там достаточное влияние, чтобы договориться о встрече своего начальства с нужным человеком на необходимых условиях. Встреча прошла в самом Отделе, но сомневаюсь что мне было показано хоть что-то действительно секретное, уж комната с поломанными маховиками времени меня не впечатлила, правда песочек из них я бы поизучала. Переговоры затянулись почти на всю ночь, но результатом я довольна. У них есть в наличии не просто Мастер, а Магистр, работающий в первую очередь над установлением подлинности воспоминаний. Твои он изучал на протяжении четырех дней и был в восторге от подкинутой головоломки. Ты сам-то их просматривал прежде чем мне отдать?       - Через омут нет, события не из приятных. - Поморщился парень. - Но я же говорил, я тогда уже так двинулся рассудком что воспринимал окружающий мир искаженно, мои воспоминания тех лет в большинстве своем либо смазаны, либо имеют пробелы. Пробелы естественного происхождения - я был нестабилен.       - Да, это подтвердили. А еще в том воспоминании найдены наложенные и затертые фрагменты. Найдя их Отдел поднял свои личные архивы той ночи, их специалисты тоже обследовали дом. Так вот. Первое. Официально Джеймс Поттер, прекрасно знавший что его семью ищут, ходил дома без палочки. Братец, как часто ты расстаешься с палочкой?       - Только на тренировках, она даже ночью в зоне доступности, только руку протянуть.       - Вооот. Его палочка найдена в спальне и на ней исключительно бытовые заклинания. В то же время в твоем воспоминании его жесты такие словно палочка есть в руках, но ее не видно. В комнате где его нашли даже спустя сутки остался шлейф нескольких десятков заклинаний. Парадокс, да, ведь ты убил его всего одним проклятием. Этот фрагмент восстановили и выяснилось, что Джеймс пытался оказать сопротивление, а ты предлагал ему отойти в сторону, отступить. Убивать последнего мужчину из Поттеров ты видимо не планировал. Вот только Джеймс был упрямым оленем, а ты не отличался терпением. Далее. Лили. Так же по отчетам она была без палочки и могла лишь закрыть кроватку собственным телом, что она и сделала в твоем воспоминании, тут не стали подтирать из твоей памяти попытку оттолкнуть девчонку. После выправления воспоминания установлено что ее ты не атаковал. Действительно оттолкнул и приложил обездвиживающим, чтобы не мешалась. А вот дальше самое интересное. Какое бы заклинание ты не направил на ребенка оно не было убивающим. Оно попросту не имело цвета и ты создал его невербально. Зеленая вспышка была вызвана не им, а заклинанием кого-то другого, кто атаковал тебя. Это была ловушка и ты в нее вляпался. Кто это был не видно, но на протяжении всего воспоминания за тобой по пятам следовала небольшая тень. Такие оставляют мантии-невидимки, если находятся не в руках истинного владельца.       - Я использовал Гоменум ревелио, едва войдя в дом, никого постороннего в доме не было. - Пришибленно пробормотал Гарнет, еще впечатленный рассказом и уже изрядно сомневаясь в том что помнит.       - Использовал. - Кивнула Рене, проехавшись раной куртке Эрдмута и слегка отстранившись, он же приобнял девушку за плечи устраивая поудобнее. - Существует однако мантия, невосприимчивая к этому заклинанию. Сейчас она принадлежит мне, но я абсолютно точно знаю что в тот период времени она была у Дамблдора. Итого мы точно знаем, что ты пришел в тот вечер не убивать. Возможно хотел посмотреть на ребенка которого тебе пророчили во враги. Ты убил Джеймса, да, но меня и мою маму ты не тронул. Твоя память изменена, чтобы выяснить о чем ты думал придется провести работу с менталистом, но в этом плане мы с тобой похожи и я уверена что ты не согласишься, я бы не согласилась. Мне кажется нам следует прекратить зацикливаться на том кем ты был тогда. Предлагаю оставить прошлые обиды в прошлом и строить совместное будущее. Ты больше не Лорд Во́лан-де-Мо́рт, ты Гарнет Певерелл, мой брат. Мы семья. Согласен? - Спросила Рене, слегка отстранившись от плеча Эрдмута и протянув Гарнету ладонь для рукопожатия, которое он принял. Их руки охватило легкое голубое свечение, в котором вскоре стали различимы белые нити расширившиеся до лент, они оплели запястья подростков, а третья к немалому удивлению Эрдмута устремилась к его руке, которой он продолжал придерживать девушку за плечо. Повеяло теплым ветерком, в нем послышался легкий шепот "Благословляю". Свечение начало тускнеть, ленты сужаться и вскоре на их месте были браслеты. Три браслета в единой стилистике и как мог отметить любой из присутствующих - они соответствовали семейным символам Певереллов. В центре выделялся рисунок Даров Смерти, собранный из мельчайших цветов розмарина, браслет был витой и лишь присмотревшись можно было понять что сплетенные иголки составляют собой руны.       Рене как-то слишком устало прислонилась спиной к груди Эрдмута и рассматривала свой браслет. Потом переключила внимание на браслет мужчины в руках которого сидела.       - Платина. - Пробормотала она, сверяя обе вещи. - Familia super omnes - Семья превыше всего. Это как понимать?       - Как новый девиз. Надо проверить в Кодексе, там он должен смениться тоже. Я читал о подобном. - Предположил Гарнет, который тоже добрался до надписи на латыни.       - Но какого... - Эрдмут вздохнул, поняв что готов материться и остановил себя. - Почему и у меня?       - Дедушкой будете? - Как то слишком легко спросила Рене, что в очередной раз убедило мужчину в мысли - она уже его таковым считает. Гарнет поднял на него любопытный взгляд. Оба, они оба... Магия не могла так сильно ошибиться - подумал Эрдмут, покрепче обнял девчонку, видя довольную улыбку юноши и поднял вторую руку приглашая того присоединиться. Певерелл мотнул головой отказываясь, но так же продолжил улыбаться. Они посидели молча несколько минут, каждый размышляя о чем-то своем, после чего Гарнет спросил:       - И что дальше?       - Не знаю как вы, а я хочу поесть и поспать. - Проворчала девушка в плечо Эрдмута и лишь тогда он заметил что она уже успела извернуться в кольце его рук и кажется именно поспать и собиралась. - Потом надо посмотреть Кодекс и пройти проверку крови, узнаем что эти браслеты изменили. А потом мы с вами будем строить план заговора. - Девушка весьма заразительно зевнула на последнем слове и вновь закопалась носом в ткань куртки мужчины.       - Что ты задумала? - Спросил Эрдмут вдыхая запах волос девочки, пахло лесом и кровью.       - Чтобы понять что же произошло в 81-м году необходимо допросить Дамблдора. Как же хорошо, что Фламель дал добро сдать его властям, он проследит чтоб его не казнили сразу. Примерный план вы знаете. Опоить, лишить сил, вывести за пределы школы и сдать в Аврорат. В промежутке между этими действиями и допросим. Но прямо сейчас думать о подробностях я не очень хочу. Так как насчет завтрака?       Пятнадцать минут спустя Эрдмут умиротворенно сидел в любимом кресле на веранде, слушал общающихся внуков и прятал улыбку за кружкой кофе. На сердце было очень легко.       Вскоре новоявленная семья разойдется. Гарнет будет учиться с наставниками, Эрдмут увлеченно закопается в перевод книги и таки закончит основную работу, останутся лишь правки, а Рене отоспится, впервые за целую неделю спокойно. Уже ближе к вечеру они все вместе посетят банк, где узнают что Эрдмут стал им названным дедом. Не кровным, но признанным. Причем Магия приняла его смену имени и проверка определила его именно как Эрдмута Форахласа, а не Геллерта Грин-де-Вальда. Девиз Певереллов действительно изменился, но о том как он повлияет на Род станет ясно лишь спустя несколько столетий, когда о сплоченности этой семьи в народе начнут слагать красивые истории изрядно приправленные небылицами. В течении нескольких дней будут вестись активные обсуждения планов, но это все будет потом.