Люби меня люби

январь 2017

На улице третий час ночи, они вдвоём на уютной студии в одном из московских переулков, дописывают уже третий вариант припева про пакет Яровой. Засыпанный снегом город встречает приятной тишиной. Что-то совсем не клеится, и Сергей устал, они вышли чисто подышать, Артём захватил колу из холодильника, они сидят на скамейке перед входом. Хорев бросает курить, а у Сергея в кармане пачка мальборо, но он о ней Артёму не говорит. Он теперь много ему не говорит. Артём смотрит прямо вперед, во дворе ни одной кошки, в соседнем доме горит только одно окно — полуночники. Прям как они. Только веселее. Артём глотает из горла, но Сергею не передает, ставит рядом с собой. Маленькие детали, Сергей думает, говорят так много. Лучше бы они тоже молчали. — Мне кажется, нам нужно прекратить. Сергей понимает каждое слово в предложении, но не понимает, что они значат все вместе. — Что? — Я думаю, что нам стоит прекратить… — Артём делает паузу, подбирает слова, и Сергею от этого как-то особенно больно, — это. Нас. Отношения. Сергей чувствует как кровь приливает к щекам и ушам, как будто его окатили кипятком. В ушах, кажется, начинается звон, он сглатывает, но лучше не становится. Он смотрит на Артёма, ровный греческий профиль подсвечен фонарем, и тени ложатся идеально, и он такой красивый сейчас, Карамушкин бы его сфотографировал. Теперь это больше не его. Артём теперь больше не его. Сергей знал, что что-то не так. С ними часто что-то не так, когда они пишут альбом, — много притирок, много творчества, много столкновений, и не всегда драки заканчиваются сексом. Но в этот раз это не так было другим. Теперь ему кажется, всё к этому шло. Артём, наконец, переводит на него взгляд. Сергей искренне хочет его ударить, толкнуть, хоть что-то, чтобы Артём понял. Хорев смотрит на него виновато, но что теперь с него взять. — Сергей… Серёжина очередь отворачиваться. Он ненавидит себя, Артёма и эмоциональность. В ушах все еще звенит. Карамушкин тянется за сигаретами, прикуривает и кладёт пачку между ними, но Артём не двигается. — У тебя кто-то есть? — Сергей выдыхает дым, следит за его клубами. В его голове тысяча вопросов, но ни на один он не хочет знать ответ. — Нет. Я бы никогда. На улице такая тишина, что Сергей слышит, как тлеет в руках сигарета. Единственное окно в доме напротив гаснет, они остались совсем одни. Карамушкин думает, надо будет утром написать хозяйке, что они съезжают. Надо будет найти новую квартиру и платить за неё самому. Надо упаковать вещи, разобрать их. Кому достанется их приставка? Книги тоже как-то надо будет делить. Подарки фанатов можно просто увезти на базу. Артём рядом снова отпивает колу из бутылки, она, наверно, нагрелась, сигареты не трогает. Сергей не глядя достает еще одну. В другой раз Артём бы ему высказал, скорее всего, зачем травишься, голос же бережешь, понахватался у меня, ещё и с капсулой, совсем мажор. Другого раза теперь, наверно, тоже не будет. — Я поживу у Полежая, — Артём прокашливается. Сергей глумится, так тебе и надо, страдай, — я уже договорился. Всё уже знал, всё уже за двоих решил. — Оперативно. И Полежай ему тоже ни слова не сказал. Предатель. Сергею хочется зажмуриться и открыть глаза не сейчас. После концерта тогда в Йоте, а лучше прошлым летом, в Нариманове, когда приехали туда к родителям и месяц только ели, гуляли и спали, даже не трахались, потому что стены в том доме картон, а шокировать Хоревых-старших не хотелось. Ему тогда было хорошо, а сейчас, кажется, голова кружится и тошнит. Старость, никотин или панатака? Делайте ваши ставки, господа. Трахались. Получается все у них было последнее. Каким был последний секс? Сергей не может даже вспомнить, у них как-то всё не очень последние пару месяцев, наверно, это было где-то в туре, в отельном номере, ну хоть не в тесной гримерке, будет, что вспомнить. Каким был последний поцелуй? Артём перестал целовать его утром, значит, это было не сегодня и даже, наверное, не вчера, и Сергей не может так быстро вспомнить. Это обидно. — Сергей, просто я… — Я не хочу знать, ладно? Прекратить так прекратить. Хорошо. За пределами двора слышно очередного стритрейсера, шумящего глушителем. Сергей смотрит на свою руку с сигаретой, кажется, она немного дрожит. Артём рядом двигается, может, садится поудобнее, а может готовится уйти. Карамушкин не может заставить себя обернуться. — Я хочу остаться друзьями, — Артём говорит тихо и сдавленно, водит ногой в не завязанном ботинке по снегу, — Я не хочу тебя терять. Я люблю тебя, просто больше не так. Они оба хотят, чтобы этот разговор закончился побыстрее. Только у Артёма вот всё схвачено, а Сергею кажется, что картинка перед глазами начнет осыпаться пикселями, как в неудачной симуляции, плохом сне. Жизнь никогда его так не любила. — Прости. — Группа прежде всего, — они эту фразу повторяли как мантру на каждом интервью, на каждой тусовке. Отличный способ проверить. Артём никуда не уходит. Сидит рядом, не поворачивается тоже. Чувствует себя виноватым, это Сергей точно знает. Но он действительно не виноват. Просто очень честный. Сергей его за это тоже очень любит. Сможет ли перестать? Карамушкин закуривает следующую — его тошнит от никотина, но нужно хоть чем-то занять руки. Он открывает телефон, идея кажется так себе, но это лучшее, на что он сейчас способен. — Я, наверное, съезжу к маме на пару недель, — Сергей уже заходит на сайт, смотрит билеты в Астрахань. Хорошо, когда есть куда отступать, — сможешь спокойно собраться. — Хорошо. Сергей продолжает оформлять билет, автозаполнение радостно спрашивает, не стоит ли оформить билет на вашего обычного попутчика Хорева А.Е.? Сколько ещё таких осколков им придётся собрать? — Остальным скажешь сам. Неважно как, но я не хочу никаких лишних шуток. — Хорошо. Сергей тушит окурок о скамейку, очень неправильно, но сегодня можно. Встает, колени немного затекли, но ничего серьёзного. Карамушкин встает напротив Артёма, они, наконец, смотрят друг на друга, Сергей давит в себе злость и обиду. Хорев тоже встает, они теперь на одном уровне. — Можно…, — Артём слегка хрипит, — Можно я обниму тебя? Сейчас? — Нет. Карамушкин делает шаг назад и обходит Артёма по широкой дуге. Смотрит себе под ноги, дёргает тяжелую дверь на себя. — Сергей. Карамушкин останавливается. На Артёма все так же не смотрит. — Самолет в Астрахань через четыре часа. Я поехал домой за вещами. Ключи оставлю в почтовом ящике. Он зачем-то продолжает стоять в дверном проеме, слышно, как завывает сквозняк. — Сергей. — Друзьями. Я постараюсь, Артём.