Вслушайся в мой голос

      — Син Цю, ты меня вообще слушаешь? Я не буду перечитывать всё заново, — Чун Юнь недовольно вздохнул и чуть дёргает коленями, привлекая внимание парня, лежащего на них. — Давай, просыпайся, ты же сам просил, чтобы я прочитал эту глупую новеллу вслух.       Син Цю в ответ лишь зажмуривает глаза сильнее, отчего его ресницы дрожат, а нос смешно морщится. Парень невольно улыбается, наблюдая за другом, и протягивает руку, поправляя его тёмно-синие волосы.       — Я слушаю, честное слово. Просто прикрыл глаза на пару минут, — он приоткрывает один глаз и смотрит на Чун Юня, прежде чем продолжить, — и сам ты глупый.       Чунь Юнь тихо посмеивается.       — Да, и на чём же я остановился?       Пальцы медленно перебирают волосы Син Цю. Чунь Юнь невольно заглядывается, наблюдая, как ветер колышет мягкие пряди, как теряются солнечные блики в них.       Так красиво, что дух перехватывает.       Тот молчит довольно долго, раздумывая над ответом. Ровно 43 вдоха, которые Чунь Юнь, зачем-то, считал, внимательно наблюдая за его полуприкрытыми губами. Через время Син Цю открывает глаза, недовольно жмурясь от яркого солнечного света, и приподнимается с колен, в надежде разглядеть иероглифы в книге.       Экзорцист, всё так же тихо посмеиваясь, закрывает рукопись прямо перед носом, не позволяя и на секунду заглянуть туда.       — Ладно, твоя взяла, я и слова не запомнил, — Син Цю вновь откидывается на колени и поворачивает голову в сторону, скрываясь от вездесущих лучей солнца. — Я не виноват, что мне нравится твой голос. Ты бы мог просто читать одну и ту же фразу постоянно, я бы не заметил даже.       Щёки Чунь Юня внезапно ярко вспыхивают. Он закрывает лицо рукой и отворачивается, надеясь, что Син Цю не заметит его бурную реакцию. Но вместо этого друг продолжал ёрзать на его коленях, пытаясь вновь принять удобное положение и скрыться от яркого солнца.       Чунь Юнь дышит глубоко и медленно, пытается потушить вспыхнувший пожар внутри. Становится невыносимо.       Погода в Ли Юэ и впрямь жаркая сегодня.       Чунь Юнь бросает короткий взгляд на Син Цю, после чего снимает свою накидку и накрывает его голые колени, чтобы бледные ноги молодого господина, как обычно, не обгорели (даже если ему и понравилось, он не готов вновь касаться их, втирая какую-то мазь из хижины БуБу, пока Син Цю хнычет где-то сверху). Экзорцист вновь раскрывает книгу, не особо задумываясь над тем, где он остановился в прошлый раз. Другую руку он аккуратно кладёт на глаза Син Цю, скрывая его от летних лучей.       Тихо. Вокруг лишь звуки колышущейся на ветру листвы да негромкий хриплый голос Чунь Юня, переходящий почти на шёпот.       — Син Цю? Ты меня слышишь? Не закрывай глаза! — слёзы застилают взор, а ком в горле превратил его голос лишь в какие-то незвучные хрипы. Рана его на руке продолжает кровоточить, несмотря на быструю перевязку, не говоря уже о других его мелких царапинах на теле, которые остались без внимания. Тело не слушается, болит, но он все равно хватает Син Цю, собирая остатки своих сил, и бежит в сторону гавани. Ноги совершенно не слушаются, он поскальзывается почти на каждом шагу на размокшей траве, а рука пульсирует от боли.       Он продолжает упорно идти, совершает каждый шаг через силу, совсем не различая дороги, то ли из-за дождя, то ли из-за слёз.       Его голос не замолкает ни на секунду, лишь бы Син Цю слушал, лишь бы не засыпал вечным сном, но уже и не надеется получить хоть что-то в ответ.       — Я слушаю, честное слово. Просто… просто прикрыл глаза на пару минут, — его голос почти не слышим, дыхание с каждым словом становится всё тише и медленнее. Чунь Юнь бросает короткий взгляд на свою ношу, мысленно ужасаясь: из груди Син Цю торчит клинок, а пятно крови на одежде с каждой секундой становится все больше.       Чунь Юнь паникует: за ними продолжается погоня, дорога впереди и вовсе размыта, а сил становится все меньше и меньше. Син Цю на его руках издаёт хриплые, булькающие звуки, а хватка на шее парня становится ощутимо слабее.       Следующий его шаг сопровождается громким свистом и тихим вскриком боли — стрела угодила прямо в ногу. Он падает в ту же секунду, ни на миг не отпуская Син Цю из своих рук. Тот издаёт громкий стон боли и закашливается, сплёвывая кровь.       У Чунь Юня больше нет сил сражаться. Рана на руке открылась сильнее, кровь хлынула из неё с новой силой. Он не может пошевелить своей ногой, пульсирующая боль, что эхом отдаётся в его голове, напоминает о попавшей туда стреле. Син Цю лежит на нём, не двигается, практически бездыханный. Лишь дрожащие ресницы говорят о том, что он всё ещё жив.       Экзорцист собирает последние остатки сил, со свистом вбирая воздух в лёгкие.       — Не замолкай, прошу, — из горла издаётся тихий стон боли, — мне тоже… мне тоже нравится твой голос.       Он закрывает глаза, замечая приближающихся вооруженных монстров. Он готов к новой вспышке боли, слыша, как шаги становятся все ближе, но вместо этого лишь чувствует, как уютная тяжесть на груди пропадает и вместо ожидаемого чужого дыхания, он слышит лишь ужасающее звучание разрывающейся плоти и громкое рычание.       Чунь Юнь распахивает глаза, слёзы стекают по его щекам с новой силой, из горла вырываются рыдания.       — Я же говорил, что слушаю, — Син Цю улыбается кровавой улыбкой, по его лицо стекают кровь и слёзы вперемешку с каплями дождя, а из груди виднеется уже второй клинок. Его рука протянута в сторону монстра, держась за меч, что, наконец, пронзил эту мерзкую тварь. Он хрипит, наваливается всем телом, и клинок, торчащий из монстра, рвёт его плоть сильнее, заходя глубже, в самое сердце.       Клинок в груди Син Цю точно так же с ужасающей легкостью входит дальше. Парень падает, на Чунь Юня, обессиленный. На его лице застывшая улыбка, глаза, из которых стекали струйки крови, в этот раз открыты. Взгляд пустой, без прежнего блеска, направленный в никуда.       Из груди Чунь Юня вырывается истерический хриплый хохот вперемешку с рыданиями. Из последних сил парень откидывает ногой монстра в сторону. Он протягивает руки к Син Цю, обнимает бездыханное тело и прикрывает его глаза, скрывая взгляд от этого мира в этот раз уже навсегда.       Он тяжело вздыхает, позволяет себе расслабиться и упасть в тёмный омут.       Тихо. Ни дыхания, ни смеха, ни тихого шёпота. Жизнь вокруг вся замерла. Лишь тихий звук падающих капель дождя и шелест мокрой листвы нарушал эту мёртвую тишину.