касания.

стэн часами может вот так играть с забавными ушками шапки кайла. утыкается носом в согретый чужой бледной кожей мех. маленькие хрупкие снежинки медленно тают от слабого тепла школьных батарей, превращаются в зернистую слякоть. марш задаётся вопросом, а почему обладатель столь чудно́го головного убора не разу не перевязывал тесёмки под подбородком, — у гортани — неужели, хочет уши отморозить? они у брофловски, кстати, молочные. ушные раковины диковинно вытянуты, делая его сходство с каким-нибудь эльфом, нелюдимым лесным созданием, настолько огромным, что это даже мило. за ними кожа такая белая, что варварским контрастом выделяет рыжие багряно-пламенные кудри. эта зона несомненно эрогенная, такая интимная и неприкосновенная для других, что разделить приятные моменты и эйфорию наслаждения, когда расчёска легонько царапает её или пальцы небрежно заправляют выпавшие пряди, кайл может только наедине с самим собой. откровенно уязвимым и гневно наслаждённым. но стоит стэну дразня, выдохнуть, как длинные, почти резные кончики и мочки ушей заливает бурлящая и горячая кровь. рыжий судорожно втягивает воздух через ноздри со свистом, находясь на грани срыва. лицо тоже теплеет, обильно заливаясь сигнальной краской. такой застенчивый и беспомощно задыхающийся, вздёргивает носик вверх, ведь нечего кому-то — пусть даже лучшему другу — упиваться его стыдливой слабостью. но стоит брюнету примкнуть ближе, зарыться лицом в еле уловимый аромат медово-ромашкого шампуня и стирального порошка, то нижняя губа начинает предательски дрожать. безнадёжно краснея, кайл в ступоре смотрит на свои руки, что лежат на коленях. смотрит, будто там — между пальцев — затерялось что-то непременно важное. стэн невесомо ведёт носом по скуле друга, доходит до уголка обветренных, клубничных и тонких губ, заставляя парня шумно сглатывать и сбивчиво дышать. возвращается обратно, ласково вжимается в воспалённую растёртую линию, что тянется от изумрудного глаза. говорят, это из-за слёз или бессонных ночей. а вообще, какая разница? и то и другое, в равной степени мучительно для его солнца. марш хмурится, между его бровями пролегает смутная складочка беспокойства. он надавливает большим пальцем на подбородок, сжимая его и разворачивая веснушчатое лицо на себя. такая нега на нём, так брофловски млеет от этих мимолётных касаний, что даже осенняя зябкость его не пугает. — чувак, — хриплым и достаточно громким, чтобы на них обернулись коротающие свой досуг крестиками-ноликами клайд и токен полушёпотом зовёт брюнет. кайл пару минут ещё весит в невероятно далёкой от душного класса вселенной нежности. буро-рыжие ресницы мелко подрагивают. — что? — он наконец разлепляет тяжёлые веки, выглядя совершенно счастливым пленником умиротворения и малахольной несдержанности, что выглядит очень инкриминирующе в общей массе скучающих и подернутых мраком лиц одноклассников. — ты…часто плачешь? — потупив взгляд, брюнет честит себя всеми возможными ругательствами, ведь чувствует, что выдал несуразный алогизм. ну вот, он всё испортил и сейчас прилежный и вышколенный тихоня кайл сядет за тетрадь, водя своей перьевой девчачьей ручкой по бумаге. пользуясь румяным смятением на алебастровых щеках, стэн припадает к мочке уха. он покусывает её, обводит кончиком языка, натягивая тоненькую нить слюны. извиняется, даря субтильной коже чувственный поцелуй. рыжий охает, остаток разума теряя в трепетной и нерасторопной страсти. мурашки пробегают по затылку и озноб накрывает всё тело, конечности немеют и штаны распирает нешуточный дискомфорт. — иди сюда. — выдыхает брофловски, притягивая лучшего друга ближе, хотя казалось, они прижались друг к другу максимально плотно, слыша неровную дробь детских сердец. кайл впечатывается неумелым поцелуем чуть ниже носа, обслюнявливая верхнюю губу, но этим десертом чистой похоти и девственной неопытности маршу не дают наесться. резко и трескуче, словно говорит в матюгальник, биологичка надменно напирает: — последняя парта, тетради с конспектами поднесёте оба к концу урока. — её брови презрительно взмывают к линии поредевших и жидких волос, как бы подчёркивая слово «оба». она безмолвно сообщает им, что не является фанаткой однополой подростковой любви. рыжий опускает по-наркомански расширенные черные зрачки на циферблат наручных часов, которые ему подарил отец — 09:27. золотистое покрытие красиво бликует в свете флуоресцентных ламп и проходит ровно одна минута, прежде чем он поднимает взгляд в лицо напротив, кусая поджатые от напряжения, побелевшие губы. проходит ещё одна и друзья в унисон прыскают тихим лающим смехом. кайл изо всех сил старается заглушить своё хихиканье влажной от пота ладошкой, но это не помогает и тогда, он зарывается пылающим лицом в широкий, просторный рукав полосатой кофты марша. тот, тыкается в пушистую макушку огненных кудрей, фыркая ещё громче, — до сводящей горло икоты — от столь прелестного и премилого личика парня. несколько одноклассников перешёптываются, но это робкий и боязливый ропот, так как преподаватель сверлит каждого едким взглядом карих и горьких, как шоколад без сахара глаз. венди сердито хмыкает, откидывая блестящие и безукоризненно прямые волосы через плечо. а двое влюбленных придурков всё хохочут, ведь их тетради чисты, будто головы в моменты искренних исступлений. но, возможно, кайл поставил сегодняшнее число. ***