Follow me

По тихой и умиротворённой лесной опушке раздаётся тихий топот босых ног, обладатель которых старательно обходил разные корни деревьев, пробивавшиеся сквозь влажную почву маленькие ростки, тянувшиеся к редким лучам солнца, едва пробивавшимся сквозь густой подлесок, и твёрдые каменные породы, наступать на которые было больнее всего. Этот неторопливый лёгкий топот аккомпанировал шороху вездесущей растительности от слабого ветерка и пению разнообразных птиц, которых мальчик знал наизусть, но всё равно пытался не вдаваться лишний раз в подробности и наслаждаться кипевшей, хотя и казавшейся статичной жизнью нетронутого и девственного леса. Однако эту гармонию нарушают сразу же следовавшие за тихим топотом шаги, твёрдо ударявшиеся об каменную породу с каким-то непривычным гулким звоном, хотя и довольно коротким. На деле, эти шаги принадлежали небольшому, но очень неловкому роботу, который привык бродить по рельефным почвам бескрайнего подземелья, однако сейчас был почти так же слеп, как и новорожденный котёнок, из-за чего постоянно спотыкался с тем же звоном удара нешироких металлических стоп об камни или корни деревьев и едва слышным из-за идиллического пения природы ворчанием. Именно по этой причине вместе с красивым пением птиц, шелестом везде растущей листвы, тихими ворчаниями и торопливыми шагами двух персон раздавались и весёлые ребяческие смешки, которые принадлежали мальчику, ведущему своего любимого робота прямо за руку, правда, именно из-за своей торопливости став причиной большинства запинок и ругательств геолога. Но в какой-то момент шахтёр, споткнувшийся об очередной выступавший камень и прошипевший что-то вроде «субоптимальная эффективность!», самостоятельно выскальзывает из тёплой ладони, останавливаясь посреди лесной опушки, вынуждая ведущего его хамелеона обернуться. — Господи! Леон, я устал, — Карл громко вздыхает с улыбкой, выражавшей некую саркастичность и насмешку, направленную скорее к самому себе. Он смотрит на упомянутого, который встретил его заявление недоумённо и озадаченно, прожигающего робота растерянным взглядом, из-за чего геолог смело выпаливает свою невинную шутку, издалека похожую на упрёк, — обрати внимание, у тебя настолько высокий уровень активности и подвижности, что при твоём руководстве устаёт даже робот! — Да ладно тебе, Карл, — Леон практически мгновенно цокает, закатывает глаза и искренне улыбается, не от крайне остроумной шутки своего друга, но от того, как отчаянно тот захотел обратно. Хоть в едва колких словах геолога заметить это было до боли трудно, ящер в любом случае слишком хорошо его знал, как и подход к Карлу в таком случае. И он вновь прибегает к этому подходу, подходя к остановившейся фигуре робота-шахтёра и хватая его за холодную металлическую руку, пытаясь переплести пальцы. Это вышло у него не сразу, из-за чего мальчик подаётся поближе к металлическому лицу, пытаясь поластиться с игривой интонацией, — ну не притворя-яйся. Мы почти дошли! — как только Леон почувствовал, что механические пальцы неловко сжимают его ладонь, он поднимает взгляд, смотрит на едва нервно улыбающееся личико Карла, снова отворачивается и делает робкий шаг вперёд, в ту сторону, в которую вёл геолога всё это время, — Ты точно не пожалеешь! — Ну давай просто не идти так быстро… — чуть ли не отчаянно просит Карл, пока его с тем же ребяческим смешком не утягивают за собой, из-за чего шахтёр нечаянно спотыкается снова. — Не-а. Робот вздыхает, и они продолжают идти по казавшейся вечной лесной опушке, не сбавляя темпа и снова не разговаривая, ограничиваясь лишь загадочными смешками, о контексте которых знали, наверное, только они вдвоём. Конечно, Карл был немного зол, но практически статичный пейзаж, украшаемый уникальными пеньками, кустами с разными цветами и, самое главное, камнями, немного успокаивал пылкий нрав геолога, хотя, конечно, и не так сильно, как тёплая человеческая ладонь его самого дорогого друга, сжимавшая его собственную так уверенно и так надёжно, лишь этим жестом намереваясь показать невинную красоту чистой и девственной природы, провести по всему дикому и нелюдимому, но всё равно дружелюбному к ним лесу, в котором Леон разбирался лучше всех. Пока листва немного редела и дневной, чуть приближающийся к вечернему свет начал озарять и отражаться от зелёной толстовки мальчика, которую тот не хотел снимать даже в такую жарень, и неснимаемой жёлтой шахтёрской каски робота, располагать солнечных зайчиков на их соединённых ладонях, их улыбчивых и таких счастливых лицах и их одежде, ослеплять их, а тропа становилась всё более легко проходимой, Карл, опустив взгляд, с мечтательной улыбкой понял, что очень дорожит попытками Леона показать ему что-то особенное и важное для мальчика, очень дорожит самим Леоном и очень любит его. Не то, чтобы это было новостью для него… В один момент мальчик делает резкий поворот направо — и следовавшее за ним металлическое тело было вынуждено вновь вырваться из хватки ящера и остановиться, лишь бы не упасть. Под восторженное «ну же, мы уже на месте!» Карл смотрит туда, куда так активно вёл его хамелеон. Среди могучих дубов виднелась неширокая прореха, за которой не было никаких зарослей и преград — за ней виднелось лишь немного листвы, голубое чистое небо и сочетающаяся с ней голубая блестящая водная гладь. Наблюдая за тем, как активно бьются волны в казавшемся бесконечном водоёме, возникнувшем буквально из ниоткуда, робот застывает с открытым ртом, ошеломлённый таким капризом природы, в итоге которого посреди вечного и приятно-зелёного леса расстелилась огромная голубая река, ласкавшая взор своей девственной чистотой. Это очень красиво. — Карл, — мальчик в зелёной толстовке оборачивается на изумлённого геолога, вновь обхватывая выскользнувшую металлическую ладонь, приподнимая её. Он со слабой усмешкой сначала сверлит взглядом ослабшую руку, после чего смотрит на своего роботизированного компаньона, смотрит прямо в его жёлтые глаза, встречая очарованный взгляд каким-то игривым блеском в собственных глазах, который был заметен лишь из-за того, что Леон по какой-то причине недостаточно сильно накинул на себя капюшон. Робот смотрит в глаза своего друга, изучает его улыбчивое и такое счастливое от этого похода лицо и сам расплывается в улыбке, из-за чего сразу теряется и пытается немного опустить голову, лишь бы скрыть непроизвольный всплеск позитивных эмоций. Но хамелеон даже не позволяет сделать это, переводит всё внимание на себя, немного дёргая шахтёра за руку, — пошли за мной. И Карл даже не замечает, как вместе со своим другом преодолевает созданную естественными способом брешь между толстыми и ветхими деревьями, сразу же ступая на довольно ровный и слегка растоптанный грунт, сразу же ведший к крутому каменистому берегу, лишь немного приукрашенный бледным, смешанным с высохшей грязью песком и камышами, росшими лишь в конкретных местах. Огибая на узкой тропинке деревья, раскинувшие свои зелёные ветви так самодовольно, так, как огибал их Леон, и уже практически ни обо что не спотыкаясь, геолог лишь смотрел вперёд, на заветную цель, всецело осознавая, что это именно то, ради чего мальчик вывел его из людного места и тащил за собой целый час. И это того стоило. Не проходит и нескольких минут, как они выходят на неприхотливый берег — точнее, на один из каменных выступов, ниже которого следовало ещё несколько, но засыпанных грунтом и песком. Леон, последний раз взглянув на робота, наконец-то сам отпускает его и делает шаг в сторону, становясь на другую каменную плиту своими босыми ногами, кажется, вовсе не ощущая от этого дискомфорта. — Я хожу сюда, когда мне скучно, — немного смущённо, однако всё равно на самую малость по-хозяйски проговаривает мальчик, сначала прожигая взглядом место, на котором стоял, после чего усаживается на выступ, свесив загорелые стройные ноги вниз. Но он до сих пор даже не взглянул на красоту дикой природы, он продолжал смотреть на чудо современных технологий и своего лучшего друга по совместительству, как бы лишь одним своим заинтересованным взглядом приглашая Карла сесть рядом — и он слушается хамелеона, делая робкий шаг в его сторону и, немного замявшись, садится чуть ли не впритык, после чего точно так же свешивает ноги, видимо, осознав, что это довольно безопасно. Друзья ещё достаточно долгое время смотрели друг на друга в абсолютной тишине, лишь разнообразное пение птиц и шум ветра смели её нарушать; но, всё-таки, под напором взгляда робота Леон сдаётся первым, положив свою ладонь чертовски рядом с холодной металлической ладонью как будто по случайности, опуская голову и отводя взгляд со слабой улыбкой, будто стыдился чего-то и говорил свой самый страшный секрет в один и тот же момент, — мы общаемся уже так долго, я думал… хотел тебе показать. — Я понимаю, — раздаётся немного задумчивый шепелявый голосок, и геолог наконец-то приступает к самому главному, чего ожидал от себя, как только придёт в место, которое Леон так рвался показать вживую — его изучению; и, действительно, оказавшись здесь, он осознал, что мальчик оправдал его ожидания — это место настолько очаровательно своей нетронутостью и изолированностью, что хотелось цепляться взглядом за каждую мелкую деталь, фиксировать её в своей изредка ошибающейся памяти и, самое главное, наслаждаться компанией своего любимого друга. Карл был ему без всякого стеснения благодарен — это он понимал точно, поэтому сразу же открывает рот в попытке проговорить такие важные для него слова, — спасибо тебе, здесь очень красиво. Тишина. Лишь пение птиц, шелест листвы, тихий шум ударяющихся об мокрые грозные каменные породы речных волн — робот был бы рад без всякой иронии рассматривать только каменные породы, пытаясь сделать гипотезу о их происхождении и о том, насколько давно они вообще вынуждены находиться здесь и быть ласкаемыми пресной водой. Но, на собственное же удивление, сейчас это занятие геологу кажется не таким уж и интересным, как, например, слушать звуки природы, смотреть на верхушки ёлок на другом берегу реки, смотреть на редких мимо проплывающих по водной глади уток, на голубое небо, едва украшенное огромными объёмными облаками, откидывавшими свою тень где-то совсем далеко, намекавшее на жаркий полдень, который всё равно не настиг бы их двоих в этом прохладном лесу, на укрывавшую их листву где-то сверху, на камни под своими ногами, на то, как рядышком лежит металлическая ладонь с загорелой ладонью мальчика, чуть ли не соприкасаясь пальцами, на сидевшего рядом Леона. Слушать его ровное дыхание, которое Карл в городской суете не слышал никогда, такое успокаивающее, обнимающее и укрывающее от всех бед. Почему он благодарен? Почему здесь красиво? Карлу казалось, что он не обладал чувством эстетики, у него не было никакого опыта в этом и попросту умений, он не мог отличить «красивое» от «некрасивого» как минимум потому, что у него никогда не было в этом необходимости. Но оказавшись здесь, он впервые произнёс слово «красиво», действительно подразумевая то, что здесь красиво, очень приятно, настолько, что хотелось сидеть здесь до бесконечности в спокойной и ласкающей тишине, далеко от городской суеты, лишь бы с ним, с Леоном… В голове Карла что-то щёлкнуло. Да, это именно из-за Леона, именно из-за того, что его ладонь прикасалась механической ладони кончиками пальцев, из-за того, что его тело так близко к геологу, что он так спокойно дышит, улыбается и, кажется, даже не смотрит никуда, просто сидит практически вплотную. Робот смотрит на него, его зелёную кофту-хамелеона, его приятную, очаровательную и очень красивую улыбку, глаза, едва прикрытые капюшоном и, чувствуя какое-то трепетание в собственной груди, быстро решается на то, что лишь глазком видел в некоторых фильмах, просмотр которых скрывал даже от своего лучшего друга. Он быстро моргает, поджав губы, после чего кладёт голову на мягкое от толстовки плечо, немного ластится и трётся, пытаясь устроиться поудобнее, и, действительно почувствовав это, почувствовав, что тело мальчика поддаётся и даже никак остро не реагирует, скрещивает руки на груди и прикрывает глаза. Может, он и правда не обладает чувством красоты и не чувствует какого-либо эстетического удовлетворения от нахождения в этом месте, но это очень приятно. Приятно, как и осознание того, что Леон, негромко хмыкнув, располагает тёплую ладонь на металлическом плече, тем самым поглаживая шахтёра и прижимая его податливое обмякшее тело к себе. Приятнее ли окружавшая их природа, чем губы мальчика, прикоснувшиеся к твёрдой каске так неожиданно и быстро, оставляя там короткий поцелуй? Приятнее ли она, чем ощущение взаимности, о которой Карл ранее даже не подозревал и никогда не смел задумываться? Наверное. Не Карлу судить. — А всё-таки я немного проголодался, пока мы сюда шли, — внезапно шепчет ящер откуда-то сверху, не удосуживаясь даже отстранить робота от своего тела, лишь вынуждая того чуть приоткрыть глазки и вновь пройтись взглядом по окружающей их красоте, в окружении которой произошло что-то сюрреалистичное, чему геолог до сих пор не давал отчёт. Впрочем, ему и не дают над этим пока что задуматься, лишь ладонь, аккуратно поглаживавшая металлическую руку, тревожила сознание и вынуждала всё внутри так приятно теплеть от светлых и безобидных чувств, — давай вернёмся обратно в город? — Через пять минуток, — практически на автомате шёпотом отвечает геолог, скрещивая ноги и ещё немного сильнее прижимаясь к любимому телу хамелеона, зарываясь в его толстовку лицом и плечом. Раздаётся тихое мычание, после которого речь робота становится более бодрой, однако взглянуть на своего теперь больше, чем друга, он так и не решился, — ты же помнишь, как возвращаться? А то, зная тебя… Карл свою речь не завершает — не только потому, что, по его обнадёживающим ожиданиям, Леон должен знать, что именно до него хотел донести робот-шахтёр, но и потому, что его перебивают раздающимся со стороны мальчика тем же таким приятным звонким ребяческим смехом, от которого на лице расплывается счастливая улыбка. — Не помню.