Мы живем благодаря нашим воспоминаниям

Первая мысль Абрама о краске для светлых волос, которую его мать поставила перед ним — это Эндрю. Его второй вопрос, — Мы уходим? Они пробыли в Сарове, небольшом городке в России, всего два дня. Его мать только коротко кивает, вываливая остальное необходимое содержимое из сумки на столешницу, прежде чем отправиться в ванную. Абрам на мгновение позволяет себе задуматься. Прошел целый год с тех пор, как он расстался с Эндрю, но он не может избавиться от печали, которая наполняет его грудь каждый раз, когда он думает о мальчике. Тоска, которую он испытывает, когда мечтает о жизни, которая могла бы быть у них, если бы они сбежали вместе. Он качает головой, отбрасывая эти мысли в сторону. Он берет блондекс для волос и бегло просматривает инструкцию, прежде чем смешать его в маленькой миске. Вскоре после этого входит его мать, коротко кивая в знак одобрения его готовности. Она следует за ним в ванную, грубо втирая отбеливатель в его волосы. Тянула, отталкивала и запутывала его волосы в своих пальцах. Это причиняет боль и заставляет его глаза слегка слезиться. Он плотно закрывает их, желая, чтобы жжение прошло. Когда ему становится трудно открыть их снова, он задается вопросом, когда он вообще спал в последний раз? Слишком давно. Он скучает по сну. Он скучает по сну с тех пор, как был совсем маленьким. Когда он мог просто раствориться в мягкой подушке своей кровати, и он был бы в безопасности. Боже, он так по этому скучает. Его мать поворачивается на стуле, давая понять, что теперь его очередь красить ей волосы. Он кивает в знак благодарности, а затем начинает перебирать пальцами пряди. Ее волосы сухие и ломкие. Мертвые от долгих лет в бегах, от всех этих красителей и отбеливателей. Абрам нежен в своих движениях, все мягкие поглаживания и твердые массирования. Он не хочет причинять боль своей матери, несмотря на все, что она с ним сделала, несмотря на то, что всего несколько мгновений назад ее собственные мозолистые пальцы дергали и дергали его за волосы. — Скажи мне, где ближайший тайник. — говорит она и Абрам привык к этому. Привык к тому, что она случайным образом проверяет его на предмет чего-то, чтобы убедиться, что его разум в рабочем состоянии. Он открывает рот, чтобы ответить, но не произносит ни слова. Может быть, это потому, что он просто так устал, может быть, это потому, что у него все еще болит после последнего «урока», или, может быть, его разум все еще сосредоточен на блондексе, обжигающем кожу головы и ноздри. Что бы это ни было, Мэри сочтет это непростительным. Жизнь в бегах означает, что нет времени на оправдания, нет времени быть «слишком уставшим», нет времени колебаться. Поэтому он ожидает, что будет дальше, и готовится к удару. × × × Его мать резко поворачивается, цепляется за его свежевыкрашенные волосы и сильно дергает. Его голова едва не ударяется о стойку в ванной и вместо этого сильно ударяется о колено матери. Теперь она прижимает его к себе, оседлав и не давая ему вырваться из ее хватки. Она дергает сильнее, с силой вырывая клочья его волос, но его мать отказывается уступать. Она поправляет хватку, дергая сильнее. Он чувствует знакомое покалывание в коже головы, жжение приливающей крови. Тяжелый удар по его лицу. — Скажи мне, Абрам, скажи мне! — кричит Мэри и грубая хватка за волосы, пальцы царапают кожу головы. — Где это? Используй, блять, свой язык! Кулаки бьют его по ребрам, треск, а затем стреляющая боль. — Ты погубишь нас обоих, Абрам! Запомни! Вес с него снят, но он спихнут на пол, сворачиваясь калачиком. Последний удар по ребрам для пущей убедительности, а затем начинает течь вода. — Уходи, чтобы я могла принять душ. Приведи себя в порядок! Абрам выходит из ванной, едва в состоянии стоять прямо, когда три его ребра сломаны, а кожа головы кровоточит от безжалостных когтей его матери. Он уверен, что кусочки его кожи и волос навсегда остались под кончиками ее пальцев. Может быть, ее руки испачканы его кровью, Абрам бы не удивился. По крайней мере, это не ножи. По крайней мере, она делает это, чтобы защитить его. По крайней мере. По крайней мере. По крайней мере. × × × Абрам решает подождать свою мать в гостиной после обработки своих ран, просто смазав ребра льдом и приложив мягкую ткань к голове, чтобы остановить кровотечение. Он обнаруживает, что его мысли возвращаются к одному из его любимых занятий - мечтаниям наяву. Отвлекающий маневр, сказала ему мать. Но в его мире это не имеет значения. В его мире нет никого, кто наступал бы ему на пятки при каждом его шаге, нет матери, которая причиняла бы ему боль словами и острыми ногтями. В его сне это просто Абрам и Эндрю, снова вместе, чтобы сражаться против всего мира. Он воображает, что Эндрю и он — старые друзья, что они познакомились на дереве, но у них было больше, чем несколько месяцев, чтобы укрепить связь. Они сбежали от жизни, в которой застряли, добираясь автостопом куда-нибудь в теплое и солнечное место. Может быть, в Мексике. Он воображает, что они купили бы квартиру с красивыми высокими потолками, большими окнами и балконом, на котором они могли бы отдыхать. Он представляет себе комнаты, полные плакатов, фотографий и воспоминаний, которыми он может покрыть стены, заявив, что они принадлежат ему. Соленый океанский воздух, кошки на больших кошачьих башнях и загорелая кожа. Улыбки и смех, которые скорее обычны, чем редки, счастье, которое длится и никогда по-настоящему не проходит. Абрам представляет себе жизнь без угроз, жизнь в тепле и безопасности. Жизнь с Эндрю. Иногда, прежде чем он может остановить это, он представляет, каково это — оказаться в объятиях Эндрю. Каково это — чувствовать, когда тебя обнимают, ласкают и целуют. Если бы только они додумались сбежать в Калифорнию. Эндрю. Высокий мужчина перед ним лучезарно улыбается. Раздражающе последовательный звуковой сигнал, от которого у Эндрю разболелась голова. Он оглядывает палату, отмечая ярко-белые стены, белые простыни, больничный халат. Он замечает бинты вокруг его рук, вокруг туловища. — Где Аарон? — говорит он, у него пересохло в горле. Мужчина протягивает ему чашку с водой, улыбка исчезает лишь на мгновение. У него кожа слишком темного оттенка, чтобы быть загаром, вьющиеся каштановые локоны в беспорядке падают на лоб, и яркие карие глаза. — Он просто пошел за кофе, он скоро вернется. — Говорит он, забирая чашку у Эндрю и снова наполняя ее, прежде чем продолжить. — Я Ники, твой двоюродный брат. Я был в Германии. — Эндрю кивает, вспоминая туманную историю Лютера о его сыне, который отклонился от пути господа. Крест на шее Ники говорит об обратном, но Лютер ошибается во многих вещах. — Нам нужно помочь Аарону. — говорит Эндрю, принимая сидячее положение, не обращая внимания на протестующие вопли своих ребер. — Тильда подсадила его на наркотики, и он хочет стать врачом. Он не может быть врачом, если будет зависим. — Ники застыл на месте, явно сбитый с толку внезапной сменой темы разговора. Эндрю продолжает, несмотря на отсутствие ответа, описывая свой план. К концу Ники побледнел и выглядит так, как будто его сейчас стошнит. Эндрю быстро понимает, что он не знал ни о жестоком обращении с Тильдой, ни о ее наркотической зависимости. — Хорошо. — тихо говорит Он. Улыбка возвращается, как только Аарон возвращается в комнату, но уже не такая яркая. Эндрю позволяет себе глубже устроиться в постели, вспоминая, что повлекла за собой предыдущая ночь, в то время как взгляд Аарона, выражающий желание кричать, плакать и смеяться одновременно, становится слишком сильным. × × × Все началось с того, что он попросил Аарона занять его место на тесте, который ему не хотелось сдавать. Затем, как только они поменялись местами, он спровоцировал Тильду. Эндрю предупреждал ее снова, снова, и снова, чтобы она перестала его бить — чтобы помочь Аарону, чтобы у него было будущее, помимо наркотиков, захудалых домов и детей, которые его ненавидят. Она никогда не слушала, она просто продолжала причинять боль, причинять боль и причинять боль, пока у Эндрю не осталось выбора в этом вопросе. Они сели в машину, а вокруг бушевала буря, яростно сотрясая стекла при каждом раскате грома. Как только Эндрю потянул за руль, и их машина понеслась к определенному столкновению, Эндрю позволил себе задаться вопросом, хотя бы на мгновение, почувствовал ли Абрам такое же облегчение, как и он. Если бы, когда он оглянулся и увидел мертвое тело Дрейка, он почувствовал такое же тошнотворное, скручивающее чувство свободы в животе, как у Эндрю, когда он смотрел на Тильду. Тильда, которая никогда не пристегивалась ремнем безопасности, Тильда, в организме которой были алкоголь и наркотики, Тильда, которая наполовину вылетела через лобовое стекло, окровавленная и пустая. × × × Он задается вопросом, была бы их жизнь лучше, если бы они сбежали вместе. Возможно, он не встретил бы Аарона или, в свою очередь, Ники, но у него был бы его Абрам. Если бы только они додумались сбежать в Калифорнию. Абрам. У Абрама был лучший друг. У него был лучший друг задолго до того, как он встретил Эндрю, до того, как его мать сбежала посреди ночи. Его звали Кевин Дэй, сын одной из основателей экси — Кейли Дэй. Хотя они познакомились благодаря работе его отца, Кевин никогда по-настоящему многого не знал, кроме того, что Натан Веснински опасен. Он очень мало знал о том факте, что его семья тоже очень, очень опасна. По крайней мере, до тех пор, пока однажды на тренировке отец Абрама не разорвал человека на куски у них на глазах — но Абрам об этом не думает. Кевин Дэй был добрым мальчиком, высоким и долговязым. Он не знал, кто его отец, и любил свою мать больше всего на свете. Как только Кевин и Абрам встретились, они в некотором смысле очень сблизились. Они сблизились из-за нелепых вещей, из-за того, как сильно они оба любят экси, из-за того, что их семьи немного (определенно) сомнительны, и что их мамы - самые сильные люди, которые когда-либо существовали. Они были настолько близки, что, когда Кевин начал путешествовать по миру со своей матерью, он посылал Абраму открытки с маленькими записочками на обороте. Хотя Абраму так и не удалось сохранить их (он порвал бы их прежде, чем его отец смог бы использовать их против него), он помнит их с совершенной ясностью. Он помнит каждую маленькую заметку, все истории, все места, картинки и нарисованные от руки смайлики. Он помнит, как каждый раз, когда он получал их, он чувствовал себя немного менее одиноким. Вот что приходит к тому, что он решает поискать его в библиотеке. Ему только что исполнилось 16, он живет в Барселоне в дерьмовом мотеле еще как минимум пару недель, и ему становится скучно. Итак, он вводит «Кевин Дэй» в поисковую систему, и его почти разрывает на части то, что он находит. Статьи за статьями о вундеркинде экси и его брате Рико Морияма. У них гребаные татуировки на скулах, номер один и номер два. Но что действительно выводит Абрама из себя, так это новейшие статьи. "Сын Экси получил травму, изменившую его жизнь, в результате несчастного случая на лыжах". Абрам чертовски хорошо знает, что Кевин не катается на лыжах, он просто в ужасе от этого. Однако он помнит садистский взгляд Рико, всепоглощающую ревность, которая чаще всего заканчивалась тем, что Кевин получал синяки и швы. Это не было случайностью, и Абраму хочется плакать, кричать и сжечь мир дотла ради своего старого друга. Он быстро встает, очищает историю компьютера и направляется прямо в магазин подарков на углу. Он направляется к магазину открыток и покупает одну, затем марку, прежде чем передумает. Он не уверен, что написать, но он знает, что Кевин выбрался из Гнезда, живет в PSU* с тренером Ваймаком, и этого почти достаточно, чтобы помочь ему расслабиться. Он возвращается к компьютеру, достаточно легко находит прямой адрес и начинает писать все, что приходит в голову. Когда он закончил, то обнаружил, что достает из кармана потрепанную фотографию. Единственная, которую он сохранил из открыток, и приклеивает ее рядом со своей запиской. Он заканчивает, подписывая "N". Как будто вселенная говорит ему, что это ужасная идея, Абрам попадает в несколько очень ужасных ситуаций, как только он опускает открытку в почтовый ящик. Сначала он видит свою мать, несущуюся к нему на полной скорости. Затем его тащат вместе с ней. Он не сомневается в этом, не оглядывается назад, только бежит. Они добираются до мотеля и быстро хватают свои вещи, его мать надевает ему на грудь кевларовый жилет, и он быстро надевает его. Он сразу понимает, что это значит. Они нашли их, люди его отца. Затем они снова бегут, и Абрам держит в руке свой пистолет, готовый выстрелить в любой момент. Его мать толкает его к машине, и он быстро врывается внутрь, за считанные секунды подключая к ней горячую проводку. Затем они отправляются в погоню на скоростной машине. И он за рулем. Тяжесть их жизней на его плечах, тяжесть пистолета в его руке. Мэри зависит от него. Мэри рассчитывает на него, чтобы убедиться, что они выживут. И все, о чем Абрам может думать, - это открытка по почте и пустой контур фотографии в кармане. Он на мгновение задумывается, что бы сделал Кевин в этой ситуации, что бы сделал Эндрю. Он достаточно легко понимает, что они ни хрена не знают, что делать. × × × Гладкая, черная машина останавливается у его окна, и его мать кричит ему, чтобы он ехал, ехал, ехал. Его сердце колотится в груди, выстрелы из собственного пистолета его матери разрываются у его головы, громко звеня в ушах. Он крутит руль, чтобы выехать на крутой съезд, когда слышит выстрел, чувствует, как разбивается стекло и разваливается кожа. Он без сомнения знает, что пуля попала ему в плечо, что она не задела кевларовый жилет. Но у него нет времени сосредоточиться на боли, нет времени чувствовать горячее жжение и мучительную боль, наполняющую его тело. Ему остается только держать руки на руле, давить на педаль газа и надеяться, что он не истечет кровью до того, как они убегут. Абрам ведет машину уже три часа, когда его мать наконец велит ему остановиться, чтобы они могли поменяться машинами. Ему холодно, он дрожит и сильно потеет. Его рубашка пропитана кровью, правая рука безвольно повисла вдоль тела, когда его мать начинает открывать замок. Он чувствует слабость в ногах, и его рвет на берег, прежде чем запрыгнуть на пассажирское сиденье. Его мать уже достала аптечку первой помощи, проинструктировав его извлечь пулю и зашить рану. Нет времени на алкоголь, нет времени заглушать боль, нет времени умолять ее просто сделать это для него. — Ты был настолько глуп, что получил пулю! — шипит она, сильно ударяя его по голове сбоку. — Вспомни боль, вспомни, как сильно ты страдаешь, извлекая пулю из собственного плеча. Может быть, тогда ты поумнеешь. — заканчивает она, сильно дергая его за волосы. Он стряхивает пятна, которые теперь затуманивают его зрение, и достает свой швейцарский армейский нож, чтобы расширить рану и вытащить пулю. Он прикусывает нижнюю губу до крови, чтобы отвлечься от жжения, крови и ужасной пульсации. Он предпочитает сосредоточиться на своем все еще звенящем ушах, а не на пальцах, нащупывающих местоположение пули. Он говорит себе снова, снова и снова, что он в порядке, в порядке, в порядке. Но его руки дрожат, когда он снова собирает себя воедино. Он сразу понимает, почему никогда не утаскивал Эндрю с собой. Никогда не просил его собрать вещи и начать с ним новую жизнь. Если бы он это сделал, то, возможно, это был бы блондин, сшивающий себя заново, страдающий за счет эгоизма Абрама. «Всегда и навсегда» — такая же большая ложь, как и обещание. Абрам никогда не планировал жить вечно, он не планирует доживать до 18 лет. Но он все еще ловил себя на том, что хочет, хочет вечно, хочет Эндрю. Кевин Лисья нора совсем не похожа на гнездо. Здесь тепло, ярко, красочно, и люди не перегрызают друг другу глотки. Ну, большую часть времени. Но Кевин все еще не может избавиться от этой боли в груди каждый раз, когда он выходит на корт. Он не может избавиться от голоса в глубине души, который продолжает говорить ему, что ты никому не нужен, ты никому не нужен, ты всегда будешь вторым. И если этот голос окажется смесью его собственного и голоса Рико, никто не должен знать. Кевин чаще всего оказывается на стороне Эндрю. Он знает, что единственная причина, по которой Эндрю терпит его — это их сделка, и Кевин настолько напуган тем, что он откажется от нее, что ставит перед собой задачу всегда находить путь в разум Эндрю. Он понимает, что лекарство Эндрю означает, что практически невозможно почувствовать что-либо, кроме ложной мании, и поэтому он быстро теряет интерес. Кевин рассказывает об экси и о том, что если бы Эндрю просто попытался, он мог бы добиться успеха. Он знает, что эти темы раздражают его, знает, что они заставляют его ненавидеть Кевина под наркотическим туманом, но это то, что нужно Кевину. Ему нужно, чтобы Эндрю продолжал возвращаться к Кевину, хотя бы для того, чтобы что-то почувствовать. И он это делает, он продолжает возвращаться, продолжает защищать его. Кевин думал, что это заставит его почувствовать себя лучше, заставит его немного легче освоиться в Пальметто, но боль все еще не прошла. Он вряд ли сможет играть в экси. Единственное, что осталось у него от матери, и он не может этого сделать. И не только это, но и то, что у него больше нет своего брата. Рико — садистский придурок, он причиняет больше вреда, чем пользы, и Кевин не может избавиться от кровавой улыбки, которая была на его лице, когда он сжимал руку Кевина. И все же есть эта тоска. Он скучает по своему брату, он скучает по гнезду, он скучает по тому, чтобы быть вторым лучшим, потому что, по крайней мере, тогда у него были люди, которые обращали на него внимание. Люди, которые хотели его. И как раз в тот момент, когда он вот — вот свалится в пропасть, когда пальцы, цепляющиеся за край обрыва изо всех сил, начинают соскальзывать, Эндрю протягивает ему почту. Он не ожидает многого, он просматривает свои обычные школьные письма и налоги, прежде чем увидит это. Открытка. Сначала он думает, что это не для него, и готов бросить его обратно на почту, чтобы отправить нужному человеку, потому что оно из Барселоны, а Кевин никого не знает в Барселоне, но потом он видит фотографию на обороте. Два молодых парня с ракетками экси в руках, лучезарно улыбающиеся перед большим домом. Один из них высокий, долговязый, мускулистый, с черным пятном на щеке, где цифра "2" была стерта и заменена цифрой "1". И мальчик пониже ростом, с ярко-рыжими волосами и леденящими душу голубыми глазами, с черным пятном на одном пальце. Натаниэль. Дыхание Кевина на мгновение прерывается, воспоминания нахлынули все сразу. Они познакомились до смерти его матери, и они были близки, они были братьями. Но не в том болезненном, наполненном ревностью смысле, который он знал о Рико. Честное, грубое братство. Они рассказывали друг другу все, часами болтали ни о чем. Они крепко держали друг друга, даже когда Кевин был на другом конце света. Слезы катятся по его щекам, пока он продолжает читать, и все, о чем он может думать, это то, что он жив, он жив, он жив. Это больше, чем он когда-либо ожидал, то, что он не знал, что ему нужно, пока это не оказалось прямо перед ним. Поощрение продолжать идти вперед, поддержка из-за океана. Он ловит себя на том, что перечитывает слова снова и снова, пока они не начинают исчезать, а затем вешает их на стену, прямо рядом с кроватью. Слова предназначены только для него. « Кев, Прошло много времени, не так ли? Многое изменилось с тех пор, как я видел тебя в последний раз. Но это ничего не меняет в моем, о, таком скромном мнении. Ты все еще мой брат. Я слышал, что случилось с твоей рукой, инцидент с «катанием на лыжах». Не позволяй этому остановить тебя. Ты далеко не второй по силе, даже со своей правой рукой ты все еще можешь аут-плейс Рико ебет морду на корте. Нет ничего, что ты не мог бы сделать, помнишь? Нас воспитывали самые сильные женщины на свете, и твоя мать была лучшей из лучших. В тебе есть все ее лучшие черты, вся ее смелость и напористость. У тебя есть так много возможностей куда-то пойти в этом гребаном мире, так что тренируйся. Потренируйся правой рукой, докажи, что все ошибаются. Потому что ты всегда будешь номером 1 в моих книгах. - Н. " Это первая из немногих открыток. Каждый раз, когда Натаниэль оказывается в каком-нибудь новом месте, по почте приходит открытка. Кевин не сомневается, что описанная ему экзотическая жизнь фальсифицирована до невероятности, но, тем не менее, это утешает. Его избранный брат все еще жив и где-то там, сражается всеми известными ему способами. Этого достаточно, чтобы Кевин встал посреди ночи, силой усадил Эндрю в машину и до изнеможения работал на корте. Голос все еще здесь, докучает ему. Но теперь он понимает, что это всего лишь Рико, и становится намного тише.