Обсессия

      Это была болезненная привязанность, которую нельзя было изменить.       Аллен словно и правда видел эту тянущуюся нить, соединяющую его с Учителем. Непременно красная — по-другому и быть не могло. Тонкая, но настолько прочная, что ни одна катастрофа — даже конец света — не могла бы её порвать.       Уолкер мог сколько угодно плеваться, кричать на экзорциста, но всё равно послушно шёл зарабатывать деньги. Почему?       Кросс спас ему жизнь. Вытащил из самой гнилой ямы, поставил на ноги и заботился. Заботился по-своему: кидал в самые опасные ситуации, и ждал непременно наилучший результат. Но всегда стоял чуть в стороне и наблюдал.       Выросший на улицах, Аллен понимал, что никто ему ничего не должен. И Учитель тоже — тот мог в любой момент оставить его и пойти дальше. Поэтому Уолкер, набрав побольше воздуха в лёгкие, шёл вперёд. С ним была цель. Которую, к слову, дал ему именно генерал.       И чтобы Уолкер не говорил о своём Мастере, в глубине души он был благодарен.       Со временем к этому чувству присоединилось уважение. Какого бы пьяницу и бабника не строил из себя Кросс, юноша понимал, что мужчина — не дурак. И этот его взгляд. Знающий слишком много, словно Учитель давно понял суть этого мира. Иногда Аллен следил за ним, смотря туда же, но ничего не видел. Иногда это был восход; в другой раз — лишь людная улица или букет цветов. Парень смотрел и смотрел, но не мог понять.       А экзорцист лишь усмехался и качал головой. Уолкеру это не нравилось. Возможно, эта черта его характера появилась именно из-за Кросса. Аллен ненавидел незнание и стремился получить ответы на свои вопросы.       За время путешествий юноша видел многих. Загнанных в угол политиков, у которых, казалось бы, всё есть; и проституток, которые походили на пророков. И седоволосый думал. Много, уж время было: о Мане, Акума, Творце и мире. Или о другом Мире — том, ради которого Аллен двигается дальше. И однажды, снова закрывая глаза, Уолкер увидел Учителя.       И именно тогда юноша понял, что что-то пошло не так.       Мысли о экзорцисте занимали Уолкера и раньше. Были они, правда, другого характера: как выплатить долги? Вытащить Кросса из того казино, или вовсе не стоит туда соваться? И каким-то образом, совсем незаметно для самого Аллена, в эти размышления вклинивались другие. Смущающие, заставляющие махать головой в попытках их прогнать, а сердце на мгновенье сбиться.       Каково держать Учителя за руку? Как ощущаются чужие губы? Если Уолкер будет долго вглядываться в эти бордовые глаза, увидит ли он первые лучи утреннего солнца? О чём думает мужчина? Что занимает большую часть его мыслей?       Будет ли уместно сделать попытку показать свои чувства?       И Аллен вдохнул поглубже, разглядывая себя в зеркале. Бледный, с ужасным шрамом и рукой. Все люди смотрели на него с едва скрытым отвращением, как на диковинную зверушку. А Кросс закатывал глаза на очередные попытки Уолкера прикрыть седые волосы, и говорил прекратить маяться дурью.       Усмехнувшись, юноша почувствовал, как на уголках глаз появились капельки слёз. Наверное, это один из самых глупых и очевидных итогов их взаимоотношений? Мужчина стал единственным по-настоящему близким для Аллена человеком после Маны. Путешествовал, тренировал и был рядом.       — Учитель… — прошептал Уолкер, касаясь края зеркала. — Похоже, я и правда, глупый ученик.       Зеркало разбилось так легко, что парень не приложил и малую долю усилий. И нить натянулась.       Кросс не был глупым — он был умнейшим из всего человечества, Аллен был уверен. Юноша, конечно, не был знаком со всеми четырьмя миллиардами людьми на Земле, но мнение одного тоже учитывается, верно?       И потому не было удивительным, что спустя пару месяцев путешествий после «инцидента с зеркалом», как про себя называл это Уолкер (осознание влюбленности звучало как-то слишком, не находите?), генерал уточнил:       — Чего ты смотришь на меня, как на ходящий труп? — Аллен так широко раскрыл глаза, что даже, кажется, перестал дышать на секунду. — И не придуривайся. Это настолько очевидно, что даже посторонние замечают. Где твоё умение держать лицо?       Было раннее утро. Солнце только-только начинало проникать в гостиничную комнату, освещая диван, на котором сидел генерал. Закинув одну руку на спинку, Кросс распивал вино так, словно это был чай. Сверкнув одним своим глазом, мужчина не отводил взгляда от замершего Уолкера.       Юноша стоял у шкафа, держа в руках только высушенные рубашки, не зная, куда себя деть. Почему нельзя провалиться сквозь землю? Такая хорошая способность бы была! И сбежать можно от любой нежелательной беседы.       У Кросса нюх на ложь. Понял это Аллен ещё в первый год путешествий с ним, осознав дурость всех попыток скрыть деньги от мужчины, и мотивы собственных действий. Как сказала одна бельгийка, с которой им с Учителем удалось пожить: как Уолкер понимает, что задумали маленькие дети, так и взрослые легко понимают подростков. Вот только парня понимал только Кросс. Тот видел его в самых разных состояниях, и всегда был рядом. Как Аллен мог сейчас, спустя годы совместных путешествий, улавливать настроение генерала, как и тот мог сделать то же самое. Слишком прижились, привязались.       И трудно представляли, что будет, если в какой-то момент исчезнут из жизни друг друга.       Уолкер пожал плечами, прижимая к себе рубашки, как спасательный круг. Как там говорят? Принятия проблемы — первый шаг к неё решению?       — Я вас люблю.       Стоило этим словам вылететь, так юноша осознал, насколько неустойчиво его положение. В какой-то момент всё эмоции исчезли. Сжались в одну точку, заставляя на секунду промелькнуть мысль «А вдруг то, что я сейчас сказал, ложь?». И то же самое произошло и с миром. Аллен замер, как натянутая струна, понимая — если он сделает хоть одно движение, то что-то рухнет. Прямо как, то зеркало. Он разобьется на мелкие частицы, и всё схлопнется.       Кросс, уже подносящий бокал к лицу, так и замер. Уолкер видел, как покачнулось вино в сосуде, едва не выливаясь. Без своей привычной сигареты мужчина выглядел, как картина. Нарисованная маслом неопытным художником, способным только на крупные мазки, не вдающимся в мелкие детали. Но оттого чувственней был образ.       Генерал смотрел его тем самым взглядом. Зрачок бегал, рассматривая Аллена по-новому, но с тем, словно видел в первый раз. Юноша сглотнул, стараясь унять дрожь в руках. Сейчас Уолкеру было всё равно на мир, на Акума — всё будто зависело только от Кросса.       В руках мужчины оказалась та власть, о которой многие сочиняют и пишут. И почему-то юноша хотел, чтобы с ним поступили честно. Боль ему переживать не впервой, а вот ложь… самое ужасное оружие.       — Это было ожидаемо, — наконец произнёс Кросс, отпивая немного вина и отводя взгляд.       Аллена словно ударили по голове чем-то тяжелым.       — Чего? — сипло уточнил юноша, чувствуя, как земля уходит из-под ног.       — Эй, не падать!       Уолкер схватился на шкаф, как за соломинку. Только постиранные рубашки выпали из рук, а парень чувствовал себя полностью дезориентированным. В висках стучала кровь, а живот скручивало. Каждый вздох давался с трудом — Аллен словно пробежал марафон.       Чужие руки, опустившиеся на плечи, стали неожиданностью. Резко подняв голову, юноша тут же шикнул от боли в макушке, хватаясь за неё. Совсем рядом раздалось такое же фырканье, а недовольный голос уточнил:       — Бить-то зачем? Я разве отказал?       Аллен уже аккуратнее поднял голову, держа руку на макушке. Сверху на него смотрел нахмуренный Кросс, потирающий подбородок. Юноша сглотнул.       — Отказал в чём? — аккуратно поинтересовался Уолкер, не спеша распрямляясь.       Мужчина перед ним хмыкнул, и сложив руки на груди, смотрел так самоуверенно и нагло, что юноша едва снова не задохнулся — только уже от возмущения.       — В чувствах, — генерал неопределенно махнул рукой, отводя взгляд куда-то в сторону. Аллен почти с благоговением смотрел на чужое лицо, на котором распространялся почти незаметный румянец. Сейчас Уолкер почти не прыгал от радости за своё хорошее зрение. — Я лишь сказал, что мой ученик — предсказуемый идиот.       — Учитель… — чуть ли не прорычал юноша, хватая генерала за грудки, наклоняя к себе. Вся робость исчезла, оставив лишь пузырящееся, непонятное чувство, заставляющее действовать необдуманно.       — Вот и Аллен Уолкер, который мне так нравится, — со смешком ответил Кросс, и не думая вырваться из чужого захвата. Он лишь наклонился ближе, почти шепча на ухо: — И которому я и хочу ответить взаимностью.       — А? — выдал юноша, теряясь в ощущениях. Физических: мужское тело так рядом, с дыханием прямо над ухом, и руками, оказавшимися на талии; и эмоциональных: что сейчас произошло? Что за фейерверк прямо у него в голове? Почему хотелось прыгать, кричать на весь мир о том, что сейчас произошло?       Почему на глазах слёзы?       — Ну и что это?       Кросс распрямился, глядя на Аллена с такой улыбкой, теплотой, что провалиться под землю хотелось уже по другой причине. Чужие руки — в перчатках — обхватили щёки, проводя по ним так аккуратно, что юноша ощутил себя самым хрупким на свете. А слёзы так и продолжали лить. Уолкер усмехнулся, поджимая губы.       — Слёзы, — ответил Аллен, хлюпая носом. Кросс закатил глаза, проводя большим пальцем прямо под глазом.       — Я вижу, балда.       И сейчас нить натянулась снова, в последний раз. Юноша прикрыл глаза, наслаждаясь ощущением своего возлюбленного рядом. Его всё ещё распирало от чувств, бурлящих прямо под кожей.       — Учитель, вы будете рядом? — словно перед падением уточнил Аллен, твёрдо смотря на мужчину, чьи глаза пылали, как огонь. У Уолкер пришло на ум другое сравнение — цветы смерти, ликорис — распускающихся после долгих дождей.       — До самого нашего исчезновения, — немедля ответил Кросс, не отводя рук от чужого лица. И смотрел так серьезно, что юноша не сомневался — он готов дать в руки этого человека не только своё сердце.       — Спасибо.       Уолкер аккуратно накрыл чужие руки, слабо улыбаясь. Даже если его ждёт несчастливый финал, он готов пойти на него вместе с Учителем. И интуиция шептала — ради него сделают тоже самое. Это уверенность давала Аллену силы стоять на ногах.