Заметая следы. Запах корицы и карамели.

Дверь пронзительно лязгнула, отрезая от красочного, тёплого мира, в котором обитал Чан. Диковинный трепет в сердце сменился глухой тишью. Боль, что до этого скрывалась где-то в самой глубине души, выползла, нещадно царапая кожу, невыносимо пронизая запястья. До этого она не мучала настолько сильно. Он словно мёртв был до встречи Кристофера. Сейчас, когда он может чуть ли не спиной его почувствовать, услышать запах гипнотизирующий, жизненные силы возвращаются, напоминая, что вообще значит чувствовать. Не только равнодушие и собственную бесполезность, но и что-то невообразимо светлое. Бескрайняя ночь спустилась на город, погасли огни, что из соседних окон светили, замолкли птицы и животные, затихла сама природа будто в ожидании чего-то сверхъестественного. Это что-то должно стать или самым ярким событием, или настолько тёмным, что потушит слабый огонёк надежды, зажегшийся совершенно спонтанно. Джин убрался в квартире, пытаясь оживить гробовую атмосферу, воссоздать мир Чана, и сейчас безуспешно пытался сосредоточиться на иностранном языке, мысленно пребывая в соседней квартире. Послышался брякающий звук брелока и ключей, шаркающие шаги матери. Подул пробирающий до дрожи сквозняк, рассеивая шаткое спокойствие. Журчание воды в ванной, кипятящийся чайник, недовольное бурчание, звяканье посуды, греющая ужин микроволновка. Сердце замерло, когда дверь в его комнату открылась, голова незаметно вжалась в плечи, но он все же поднял глаза маму. Нахмурившись, она злобно смотрела на сына, вызывая лишь чувство страха. -Привет… - несмело начал беседу Хенджин. -Ты исправил оценки? Подготовил уроки? - немного помолчав и сложив руки на груди, спросила женщина. -Нет… да, я почти закончил… -Айщ! Почему к моему приходу ты ничего не сделал? К этому моменту ты уже должен уже делать дополнительное задание, а ты даже с обязательным не справился! А что мы сейчас имеем? И конь не валялся, бессовестное ты создание! Совсем границы дозволенного потерял. Я тебя кормлю, одеваю, в комнате отдельной живёшь… взамен я прошу только хорошие оценки. А ты и этого сделать не можешь! Сволочь высокомерная! Ещё и позоришь меня перед соседями! Выставляешь меня плохой матерью! А скажи, разве дело во мне?! Во мне, а?! Я тебя спрашиваю! - женщина схватила Джина за волосы, чересчур больно, чересчур жестоко. Белки глаз покраснели, бешено смотря на его лицо. Страшно до жути стало, до оледенения, до мандража. До голоса осипшего и языка заплетающегося. -Н-нет… н-нет… - заикаясь и боясь ответить неправильно, пробормотал Джин. -А кто тогда виноват?! А?! Кто виноват?! - встряхнув руку, кулак которой сжимал затылок, продолжала кричать она. -Я… я виноват, мам, прости… мам, пожалуйста, прости. Я не знаю… - зашептал он, надеясь о прощении. -Ты ничего никогда не знаешь, отродье, - он отшвырнула сына от себя и, шумно дыша, напоследок прошипела, - глаза б мои тебя никогда не видели, - и захлопнула дверь за собой. Так ведь быть не может, правда? Он же так старается, из кожи вон лезет, пытаясь показать, что достоин хотя бы улыбки. В голове мелькнула дикая идея позвонить отцу. Вдруг в этот раз он возьмёт трубку? Гудок за гудком, что с каждой секундой больше походит на вой. Никто не подходит. Как всегда, что и следовало ожидать. Но все равно больно. С воспоминаниями об отце память нарисовала картинки о первой школе. От них в мороз бросило, страх тот, что, думалось, давно умер, восстал из пепла. Оскорбления, обвинения вспышками мелькали, подсобка та тёмная предстала, грозовая ночь, запертая дверь, окошко узкое под самым потолком, холод, одиночество, ужас, который ему пришлось испытать. Закусив тыльную часть ладони, Джин зажмурился. До пятен радужных перед глазами, лишь бы отрезветь, лишь бы не впасть в прострацию, из которой выйдет с кровью на руках. Взгляд Чана, что полон нежности непонятной и заботы согревающей, встал в памяти. Обещание, что дал ему в ушах звенит. Хенджин засунул молниеносно пенал с канцелярским ножом на дно рюкзака. Только бы не сорваться, только бы не почувствовать высвобождение от реальности. Джин, думай о завтрашнем дне, о прогулке, что с Крисом предстоит. Вспоминай его объятия. Жизненно необходимо в них оказаться захотелось. Но у него есть только одеяло тонкое, что совсем не греет. Он может лишь представлять, что находится с ним рядом, что Чан лежит рядом, успокаивая. Дождик забарабанил по окну, а в ушах голос его, что вибрацией в низу живота отдаётся. Какое-то непонятное чувство радости затрепетало внутри, когда он увидел воробушка. Тот очаровательно перекатывался с пятки на носок, держа руки за спиной. Невнятно благодарил, вручил яблоки, а ему тогда показалось, что вечность можно смотреть на то, как разгорается надежда в глазах Хенджина. Улыбка глупая на лице нарисовалась. Вкус яблок, впитавший запах карамели, до сих пор на языке чувствуется. -Эй, ты меня вообще слушаешь? - Джун толкнул его в плечо. -Да-да, - кивнул Чан, совершенно не вникая в суть монолога друга последние минут пятнадцать. Минджун заваливал весь вечер и утро сообщениями, звонками с извинениями и просьбами встретиться. У Кристофера не оставалось другого варианта кроме как согласиться - в ином случае их и без того шаткое общение разрушится, а терять человека, с которым десять лет дружишь, с которым встречался, наверняка больно. Но в последнее время Джун стал другим: грубым по отношению к остальным, нарциссичным и будто бы капризным ребёнком. Даже не заметил, что Чан заболел, в отличие от Хенджина. И запах духов его вишневых раздражает все больше. Чан по глупости своей раньше считал его истинным, а потом увидел флакон в форме ягоды у него дома. Пришло в тот день, зимний, холодный и пасмурный, осознание, что он просто дорожит этим человеком, а не любит. Сейчас, когда появился Джин, он может сравнить те чувства и больше убедиться в том, что вовсе не любовь то была. Он не испытывал радость при виде Минджуна, не приносила удовольствия его улыбка, не екало в груди при поцелуях. -Может, сходишь ко врачу все-таки? - заходя в лифт, спросил Джун. -Не к чему, я уже поправился, - пожал плечами Чан. -Я не про это… про плечо твоё. Тебе ведь сказали показаться… -Позже, - в который раз ответил так Кристофер. -Айщ! Упертый баран, я же для тебя как лучше хочу, а ты вечно отказываешься. Бан не нашёлся с ответом, а, двери лифта, к счастью, открылись. -Чан, нам надо поговорить, - Крис напрягся: ещё ни одно такое предложение не заканчивалось хорошо. Соседская дверь скрипнула, оповещая о выходе кого-то из её жителей, и как бы ему не хотелось взглянуть на Джина (а это, несомненно, был он), пришлось смотреть в глаза Минджуну. Не хотелось ссориться с ним третий раз за три дня. -Я понимаю, что наши… наше общение в последнее время стало хуже, что у тебя нет времени и что мы уже пытались, но давай дадим нашим отношениям второй шанс? - Чан замер, а в голове со скоростью света начали проноситься мысли о том, как вежливо и не руша дружбу отказать Джуну. -Чан, я люблю тебя. Я твой соулмейт, пожалуйста, не отказывай мне. Лифт вместе с Хенджином уехал. В груди стало пусто. Он же не мог слышать их разговор и не так понять? Как стыдно, стыдно и неправильно, что это все происходит. Бан думал, они уже давно все обсудили, что Мин все понял. -Джун, я нашёл своего настоящего соулмейта. Прости, - тяжело выдохнув произнёс он. Молчание зловещее повисло. -Это тот мальчишка из магазина? - поджав губы, спросил Минджун. -Да… и это не значит, что начав встречаться с Хенджином, я забуду про тебя, - пытался сгладить углы старший. -Вы уже встречаетесь? Надо же… что ж, я за вас рад, - процедил Джун и ушёл, не дав Чану договорить.